Чечня
По статистике каждый пятый милиционер республики побывал в Северо-Кавказском регионе. Многие из них реально участвовали в войне. Кому как повезло. Есть и такие, которые причисляют себя к ветеранам, но отношения к ним имеют мало. Особенно много таких среди больших руководителей.
В каждую командировку вместе с отрядом в вагон садится ответственный руководитель МВД. В его обязанности входит следить за порядком по пути следования. Высадив отряд на границе с Чечней, он тут же возвращается обратно. Приказом ему «закрывают» один-два дня «боевых» он уже по закону является участником боевых действий с выдачей удостоверения и положенных льгот. Особо наглые и блатные даже умудряются получать награды за проявленные мужество и героизм. Один из командиров ОМОНа, в личной беседе со мной как-то поделился, что случайно увидел список сотрудников МВД – ветеранов войны и был поражен. Оказывается, чуть ли не все наши руководители участвовали в контртеррористической операции на Северном Кавказе. Офицер ОМОНа, за плечами которого более десяти командировок в горячие точки, так и не мог вспомнить видел ли он кого из таких ветеранов на войне.
Некоторым старшим офицерам Министерства все же иногда не удавалось отвертеться, но теплое место можно найти и на войне.
Есть такое замечательное место в Чечне – Ханкала. Когда-то это было небольшое чеченское селение в десятке километров от Грозного. Сейчас это большой город военных. Здесь находится штаб объединенной группировки войск на Северном Кавказе. Город делится на районы, в которых находятся различные силовые ведомства и рода войск. МВД, ФСБ, ГРУ, УФСИН Минюста, Федеральные войска, авиация, Внутренние и Пограничные войска. У каждого свое начальство, свои штабы, тылы, связь и инструкции. Взаимодействие между ними еще то, но об этом после. Вся Ханкала окружена укрепрайонами, минными полями. Здесь находятся одновременно десятки тысяч вооруженных людей. Боевикам плюнуть страшно в сторону Ханкалы, потому, что если в ответ плюнут все штабные и тыловые, то все бандформирования просто захлебнулись бы.
Вот в таком замечательном месте и можно провести 3 или 6 месяцев командировки и вернуться с новой звездой на погонах и наградными листами.
Помню, был у нас такой в Ханкале зам. Начальника группировки по тылу. Полковник. Из Ханкалы не вылезал всю командировку. Ходил по группировке и ругал всех за грязные бердцы и несоблюдение формы одежды. И пришлось ему все-таки съездить в Грозный, новую форму ребятам отвезти, ну заодно и воду, еду и боеприпасы. Едем в составе колонны, подъезжаем к мертвому городу. Надо сказать, что там стрельба в то время была обычным делом. Полковник, услышав стрельбу, приказал всем занять круговую оборону и отражать нападение. Мы посмеялись про себя конечно, но оборону заняли и постреляли в воздух от души. Хорошо хоть свои не накрыли. Не смешно было, когда в конце командировки приехал зам министра и на всеобщем построении прочел приказ о награждении полковника боевым именным оружием. В приказе говорилось, что в пути следования колонны, возглавляемой полковником, она подверглась нападению со стороны превосходящих сил боевиков. Полковник организовал круговую оборону, а затем, рискуя жизнью действуя личным примером, увлек бойцов в контратаку и частично уничтожил, частично рассеял бандитское незаконное формирование.
У нас в Грозном в ходу была перефразированная шутка времен Великой отечественной войны – «Когда война в Чечне кончится, то с каждого спросят, то ли ты мужественно сражался в Ханкале, то ли отсиживался как трус в Аргунском ущелье».
Всем известно, что тысячи сотрудников по всей стране постоянно судятся с теми, кто их посылал на чеченскую войну, со своими министерствами. Государство в лице чиновников в погонах всячески старается сэкономить на участниках боевых действий. В Чечне каждый день грозит сотруднику силовых органов стать последним и, поэтому на местах в боевых журналах закрываются все дни. По приезду выясняется, что деньги выплачиваются лишь за два-три дня нахождения в зоне вооруженного конфликта. Суды выигрываются, однако проблем у милиционеров прибавляется. Судившийся с МВД сотрудник автоматически заносится в «черный список», ему перекрывается служебный рост, все недочеты рассматриваются под увеличительным стеклом, при любой удобной ситуации его уволят. Пенсионерам МВД, судившимся с Системой, не оплачиваются расходы по оплате санаторно-курортной путевки, как остальным сотрудникам.
Бывают казусы, которые просто не укладываются в голове.
Сводный отряд милиции был направлен в служебную командировку в местечко под названием Герзель. Это административная граница Дагестана и Чечни. Место довольно спокойное, насколько спокойным может быть Северный Кавказ. Нескольких милиционеров-водителей приписали к мобильным отрядам СОБРа и ОМОНа. Кто был в Афганистане и Чечне, тот знает, насколько опасна эта профессия на войне. Ребята мотались по всей Чечне, побывали везде, где было горячо. Когда вернулись домой, то оказалось, что они не являются участниками боевых действий, «боевых» денег не получили, соответственно в последствии не были признаны ветеранами боевых действий и не получили положенных льгот. Дело в том, что в Герзеле руководство отряда не вносило в журнал количество боевых дней, заработанных водителями, так как не знало, сколько и за что им закрывать. Руководство мобильных отрядов не вносило водителей-милиционеров, так как им и не положено вести учет на прикомандированных. В итоге ребята вроде, как и не воевали, более того и неизвестно где находились несколько месяцев.
Ребята делали запросы в МВД, но ответ однозначный. Ветераном боевых действий может быть признан сотрудник, непосредственно принимавший участие в боевых действиях, что подтверждается наличием в журнале учета «закрытых» «боевых» дней. Они не участники. Штабной или министерский начальник, прокатившийся до границы с Чечней и «закрывший» себе хотя бы один день уже ветеран, а они нет.
В Ханкале каждые полчаса взлетают и садятся вертолеты. Грузовые «Коровы», изящные боевые «Крокодилы». Я впервые летал на вертушке именно в Чечне. Порой этот вид транспорта использовался, как такси.
Когда я и Володя Трофимов, начальник розыска УИНа, были по делам в Ханкале и уже собрались обратно, командование скомандовало «стоп колеса». Все передвижения по дорогам Чечни в этом случае прекращались. Мы пошли договариваться с «летунами». Без вопросов два летчика согласились нас подкинуть до Грозного. Пока летели, экипаж МИ-8, что-то напутал и высадил нас, черт знает где. Когда мы им объяснили, что нам надо в Грозный, летчик совершенно спокойно согласился сделать еще один крюк и подбросить нас куда нужно. Топливо не жалелось. Как-то летуны привезли нам наше начальство из Москвы. Мы предложили летчикам отобедать, но они отказались и сказали, что привыкли обедать у себя. Сели в вертушку, слетали в Ханкалу, поели там и вернулись за нашими боссами через час.
На аэродроме всегда полно отпускников и дембелей. Функции таможенников исполняли опера УИНа. Тюремные и зоновские оперативники шмонали солдат на предмет нахождения у них запрещенных к вывозу из Чечни предметов. Оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, наркотики и прочую дребедень изымали килограммами. Многие, кто понимал, что рисковать не стоит, сбрасывали все это до осмотра. Сбрасывали в сортир на аэродроме. Опера шутили, что если, когда-нибудь все это рванет, то вся Ханкала будет в дерьме.
Из-за недостатка срочников и профессиональных военных в Чечне все перепутано. Многие силовики занимаются не своими функциональными обязанностями. Федеральные войска выполняют полицейские функции, ФСБ сопровождают машины с деньгами, МВД охраняет административные границы, тюремный спецназ Минюста сторожит правительство Чечни и штурмует мятежные селения.
В первый раз я оказался в Ханкале в 2000 году. Вторая война только началась и шла полным ходом. Из Грозного выбили основные силы боевиков. Часть их обманом была выведена на минное поле в окрестностях города и погибла от мин и артобстрела. Часть полегла, когда прорывалась в Аргунском ущелье через легендарную 6 роту псковских десантников.
Вторая кампания в Чечне сильно отличалась от Ельцинского наведения конституционного порядка. Это отмечали все, и федералы и боевики и местное население. По своим обязанностям, я, как оперативник должен был входить в контакт с различными слоями местного населения и добывать не только сведения о скрывшихся боевиках и готовящихся терактах, но и собирать и анализировать отношение населения к происходящим событиям.
Общее мнение местных это то, что федеральные войска стали жалеть своих солдат и больше использовать авиацию и артиллерию, реализуя разведданные от оперативно-агентурных источников и разведовательно-поисковых групп ГРУ. Выход боевиков из Грозного в феврале 2000 года – характерный пример.
Когда Басаеву и Хаттабу стало ясно, что из осажденного города пора уходить они стали искать выходы на старших офицеров федеральных войск, чтобы обеспечить без препятственный проход в горы. И такой «продажный» офицер нашелся! За 100 тысяч долларов США полковник Российской армии указал свободный коридор выхода из пылающего Грозного. Купились боевики по двум причинам. Первая,- такое уже было, чего скрывать, и продажных офицеров и прапорщиков хватало, и на компромисс шли, чтобы спасти своих людей и по приказу политического руководства боевиков не добивали, а давали уйти. А вторая причина, видимо в том, что выхода особого у них уже не было, пришлось рискнуть.
Несколько тысяч бородачей вышли из города и вдруг, как по команде кругом стали рваться мины, начался обстрел. Думаю, бардак все же у нас присутствовал, так как две тысячи боевиков все же прорвались в горы. Неполная 6 рота унесла с собой на небо еще около шестисот бандитов. Эти десантники настоящие герои. У них была возможность остаться в живых, но они избрали путь служения своей Родине до конца и светлая им память!
Многие спросят, почему это все началось и кому нужна эта война?
Причин много. Чечня, получившая в 1991 году от Ельцина полную свободу выбора и массу оружия и боеприпасов, не могла не взорваться войной. Это не тот народ, который будет совершать революцию в белых перчатках и с цветами в руках, а затем мирно жить, перепродавая на Запад метал из России.
На Кавказе есть поговорка: «Украли коня – ищи его в Чечне». Нохчи воевали из поколения в поколение. Воевали с соседями, с Россией и между собой. Желание воевать у многих представителей этого народа уже в крови на генном уровне. Народ формировался из местных горных племен, беглых казаков и каторжников из соседних областей, в том числе и из России. Наверное, поэтому среди чеченцев много мужчин и женщин почти славянской наружности.
Чеченцы, с которыми я был в хороших, дружеских отношениях рассказывали, как началась полная анархия и вакханалия в 1991 году. Русских убивали из-за квартир, имущества, неосторожного слова. Женщин подцепляли на крюк и сбрасывали из окон собственных квартир. Многим офицерам, которые вывозили на свой страх и риск вооружение своих частей, больше никогда не довелось найти своих жен и детей, оставленных в Чечне, как казалось тогда ненадолго.
Город Грозный – русский город. Его основали и построили русские. И до 90 гг. проживали в основном русскоязычные жители. Мой одноклассник Виктор Русанов в 1982 году уехал с семьей из столицы Чечни, так как его дед решил, что на севере жить безопасней. Витя рассказал, что в классе с ним училось всего несколько чеченцев и ингушей, больше половины составляли славяне, остальные – евреи, армяне и осетины. Город был культурным центром Северного Кавказа, очень красивым, утопающим в зелени, с множеством фонтанов. Чеченцы, которые проживали на равнинной части республики и в городах сильно отличались от горных, религиозных чеченцев.
Большинство лояльных России местных жителей, воевавших на стороне федеральных сил это «равнинные» и городские чеченцы. Шелковской, Наурский и Надтеречный районы республики составляло собой смешанное население. В казачьих станицах мирно уживались представители десятка национальностей. Сейчас там почти не осталось русских и как мне кажется, вряд ли когда-нибудь они будут там жить снова.
В 2001 году в Грозном около стоящегося комплекса правительственных зданий я познакомился с несколькими чеченскими милиционерами. Они были из Шелковского района. Один из них, Ваха, рассказывал, что и в первую и вторую войну в их селения так и не пришла дудаевская и позже масхадовская власть. Не то, чтобы они так уж были за Россию, но местные русские жили там, в относительной безопасности. Ваххабиты никогда не доверяли этим чеченцам. Ваха рассказал, как в 1994 году, когда федеральные войска стали входить на территорию республики, в Грозном стали раздавать оружие для борьбы с неверными. Он вместе с отцом тоже решил получить на халяву автоматы и боеприпасы, но оружие выдавалось только после проверки прописки в паспорте. Когда боевики увидели, что они с отцом из Шелковского района, то пришлось спешно уносить ноги.
В Чечне все местное население делится на так называемые тейпы – родовые кланы. Основных, самых многочисленных и уважаемых около десяти. Есть у них и тейп про который все остальные нохчи любят подшучивать и рассказывать анекдоты. Это тейп Бену или Беной. Уж не знаю, почему и откуда это повелось, но, когда я, уже зная про отношение чеченцев к бенойцам, спрашивал, что это за тейп такой, они все начинали улыбаться. Сегодня этот тейп самый главный тейп в Чечне. Кадыровы, как раз к нему и относятся. Кстати у чеченцев есть национальный герой периода войны с Россией в 19 веке . Не помню имя. Без руки, ноги и ослепший на один глаз он приказал привязать себя к коню и поскакал навстречу к врагу. Так вот он тоже из тейпа Беной.
Добившийся власти чеченец никогда не будет окружать себя представителями других родов, просто доверия нет, да и родственники не поймут. Кстати у вайнахов никогда не было единоличных правителей, принцип управления был феодально-клановым. Чеченцы не признают власти над собой. Они признают над собой только силу, силу они уважают. Человек без силы и оружия для них не человек. Многие местные жители высказывались, что президентом Чечни должен быть уважаемый человек, лучше военный, незапятнавший себя уничтожением мирных жителей, и конечно не чеченец. Кстати в настоящей Чечне очень уважают Путина и очень желали бы его пожизненного президентства в Российской Федерации.
Мои знакомые чеченцы, семейная пара – Малика и Шарип, рассказывали, что родились и выросли в Калмыкии и про свою принадлежность к тому или иному тейпу, будучи детьми даже не подозревали. Только по переезду в Аргун они узнали, что относятся к определенному роду с его историей и традициями.
Я думаю, усиление клановости, возрождение тейпов в их современном виде, произошло как раз в начале девяностых, когда в Чечне стали править многочисленные вооруженные банды во главе с отмороженными полевыми командирами. Централизованной власти не стало, и люди потянулись к родственникам, в условиях опасности стали сплачиваться вокруг своих родов.
В начале первой военной компании буквально весь чеченский народ стал на защиту своей независимости. Надо сказать, что введение федеральных войск спасло Дудаева, как президента Чеченской республики, так как он практически потерял свою власть над родной Ичкерией. Кругом, как феодальные князья правили полевые командиры, каждый со своей маленькой армией и многочисленными бригадными генералами. Все больше в Республику стали приходить арабы со своей чуждой вайнахам идеологией.
Вполне возможно, что если бы московские политики не поторопились с введением войск, то ситуация в Чечне была бы через год, два гораздо благоприятней для возвращения мятежной республики в Российскую Федерацию и наведения в ней конституционного порядка.
Мое мнение - первую войну не стоило начинать, но и не стоило так позорно заканчивать. Хасавюртовский мир это прямое предательство и позорная страница в истории нашей страны.
После заключения мира в 1996 году чеченцы решили, что теперь они заживут счастливо и богато, как им и обещали их имамы и генералы. Однако скоро стало ясно, что жить чеченцы без России не могут. По всей республике начались выяснения отношений, кто с кем и как воевал, кто кому что должен и кому что принадлежит. В Чечню в огромном количестве хлынули арабы со своей крайне радикальной религиозной идеологией – ваххабизмом. Простым гражданам стало жить совсем туго. Дома разрушены войной, работы нет, естественно пенсии и пособия никто не платит, деньги от нефти оседают в карманах главарей бандформирований. Школы по закрывали. Девочкам вообще запретили чему-либо учиться. Многие праздники, в том числе и Новый год, оказались под запретом. Но чеченцы не такие дремучие и дикие как их иногда изображают. Люди, которые жили при Советской власти, в составе одной большой страны осознали, что дальше жить в условиях анархии и власти бандформирований нельзя. В разговорах со мной многие местные жители, в том числе и совсем молодые говорили, что чеченцам самостоятельно жить нельзя, мы, мол, перережем друг друга.
О периоде общественной жизни в Чечне между первой и второй войнами сами чеченцы рассказывали порой с юмором. Бригадир строительных рабочих Идрис поведал, как по местному телевидению устраивались целые шоу с участием известных полевых командиров и идеологов ичкерийской независимости. Они с экрана телевизора высмеивали друг друга за то, кем были до независимости и кто, как воевал. Кстати, многим будет интересно узнать, что в советское время будущий вице-президент Чеченской республики Ичкерия Яндарбиев, например, целыми днями шлялся по пивным и за халявную кружку пива декларировал свои стихи, в том числе под заказ. Басаев являлся агентом ГРУ, министр пропаганды и идеологии ваххабизма Удугов попался на краже продуктов в магазине, по идее ваххабиты должны были бы ему руку за воровство отрезать, а не ставить на такой ответственный пост. Салман Радуев был видным комсомольским вожаком и за отличную работу по коммунистическому воспитанию чечено-ингушской молодежи был премирован путевкой в Болгарию.
В республике повсюду насаждались крайне радикально-религиозные порядки. За всем следили так называемые органы шариатской безопасности,
призванные отвечать не только за борьбу с русскими шпионами, но и за мусульманскую нравственность в среде народа.
Владелец кафе в Ленинском районе Грозного чеченец Лема рассказал анекдот на эту тему:
«Приходит муж домой, а жена, готовя ему, ужин и говорит:
- Ваха, женщины на рынке говорят, что ты русский шпион!
- Да ты, что сдурела, женщина! Я ненавижу русских, я воевал против них!
- Да я то, что, верю. Это женщины на рынке говорят.
Приходит муж на следующий день. Садится кушать, а жена ему:
- Женщины на рынке говорят, что тобой интересуются из шариатской безопасности, и что ты продался русским спецслужбам.
- Да с чего они взяли?! Я ненавижу русских свиней! Я командиром на войне был, многое, что для родной Ичкерии сделал!
- Не знаю, не знаю, женщины на рынке говорят ты шпион и тебя скоро арестуют.
Проходит день, за Вахой приходят из шариатской безопасности, арестовывают и бросают в яму.
Сидит Ваха в тюрьме и горюет. Приходит жена на свиданку, выкладывает передачу и пытается его покормить:
- Ваха, поешь. Вот шашлык, лаваш, зелень, овощи…
- Да какое, к шайтану, поешь?! Ты мне лучше расскажи, что там про меня женщины на рынке говорят?»
К 1999 году и в Чечне и в России стало отчетливо ясно, что вторая война неизбежна. В Чечне бродила огромная армия вооруженных людей, никто нигде не работал и не хотел работать. Постоянно похищали людей. В республике существовал невольничий рынок, где можно было купить себе раба – пленного солдата Российской армии или просто русского. Можно было заказать себе женщину или девушку. Называешь параметры – рост, вес, объем талии, цвет волос, национальность и через некоторое время девчонку похищают, где-нибудь в российской глубинке и привозят на базар. Плати и забирай! Хаттабу и Басаеву нужны были деньги, которые могли бы дать радикальные группировки в мусульманском мире. Но деньги просто так не дают, их надо отрабатывать. Воевать с неверными. Расшатать ситуацию на всем Кавказе. Часть денег, конечно, зарабатывалась на высокопоставленных заложниках. Схема, придуманная Березовским, была проста. Злые чечены похищают какого-нибудь политика, иностранца или журналиста. Российские власти ничего сделать не могут. Березовский платит за него миллион другой баксов и становится героем. Все довольны. Боевики при деньгах. Березовский в фаворе, а его политические противники в Кремле в заднице.
В самой Чечне наметились серьезные разногласия между руководителями республики. Масхадов, как в свое время Дудаев все больше становился чисто номинальным президентом. Верховный муфтий Ичкерии Ахмад-Ходжи Кадыров был против засилья чуждой чеченцам идеологии ваххабизма, которой придерживались Басаев и Хаттаб. В Чечню хлынули в огромном количестве арабы и прочие авантюристы со всего мира. Основную власть сосредоточилась в руках полевых командиров, как раз контролируемых арабскими шейхами, так как основные финансовые средства шли через них.
Кадыров открыто выступил против вахабизма и за это он был объявлен национал-предателем. Верховный муфтий укрылся во втором по величине городе Чечни – Гудермесе, где его поддержали полевые командиры – братья Ямадаевы. Басаев, Хаттаб и Масхадов направили против них полк «Волки Ислама», но взять им город не удалось. Гудермес был не единственным местом, свободным от ваххабитов. Однако огромными деньгами, заработанными на крышевании торговли, нефтянке, продаже заложников и пожертвований от арабских мусульманских организаций, обладали лишь Басаев и Хаттаб. В их бандах собирались не только наемники и авантюристы со всего мира, но простые чеченцы, которым надо было кормить свои семьи.
Просто так деньги давать никто не будет, их надо отрабатывать. Хаттаб и Басаев решили идти в Дагестан, где ваххабизм проник в сознание множества людей. Приграничные районы, села Чабанмахи и Карамахи к этому времени практически отделились от Дагестана. Здесь правила шариатская власть, представители республиканской власти в районы просто не пускались. Масхадов, Радуев и Кадыров были категорически против вторжения, так как понимали, что это даст повод России к новой войне, да и настроит народы Кавказа против Чечни. Так оно и вышло. Если в первую войну дагестанцы всячески помогали воевавшим за независимость чеченцам, прятали и лечили раненных у себя в селениях, многие воевали на стороне мятежной республики, то теперь все изменилось. Дагестанцы дружно взялись за оружие против захватчиков и мужественно сражались бок о бок с федеральными войсками за свою Родину. В глазах мирового сообщества Россия стала не империей а страной отражающей нападение со стороны международного терроризма.
Относительно в короткий срок несколько тысяч боевиков были разбиты и частично окружены в одном из ущелий.
Спецназовцы, с которыми мне пришлось служить в Грозном, рассказывали, как своими глазами видели огромные колонны боевиков выходящих из окружения в Чечню. Проход им открыли по приказу свыше, по приказу же было запрещено их добивать. Сама операция по уничтожению боевиков была названа подковой. С точки зрения политики все понятно. Если бы все бандформирования, вторгнувшиеся на территорию Дагестана были бы уничтожены, то возникает вопрос – на каком основании России нужно вводить войска в Чечню? Входить в Чечню со стороны Дагестана стратегически совершенно безрассудно. Войска медленно, но верно стали входить по привычке, с севера. О том, что это другая война поняли все. Даже средства массовой информации перестали обливать грязью своих солдат.
И опять на Новый год штурм Грозного. На этот раз у чеченцев не было такого единодушия по поводу борьбы с Россией. Огромная часть чеченцев не стали брать в руки оружие, некоторые полевые командиры со своими отрядами уклонялись от прямых столкновений с федеральными войсками.
Жители Грозного, пережившие не один штурм за последние 10 лет, рассказывали, что штурм 1999 года сильно отличался от штурма 1995 года. Старый чеченец Махмуд рассказал мне, как из подвала видел своими глазами, как солдаты-срочники в 95 году штурмовали 9-этажный дом. Командиры поднимали их в атаку, они бежали и кричали: «Ура», их расстреливали из пулеметов и забрасывали гранатами с верхних этажей. Солдаты падали мертвыми и ранеными и через некоторое время все повторялось. Улицы были усеяны трупами солдат, кругом горела боевая техника. Чеченцы воевали за свой родной город, а солдаты порой не понимали, где находятся и что им делать. Известен случай, как в Грозном заблудился целый полк - около тысячи солдат Внутренних войск бродили по улицам, не понимая, где они находятся.
По другому стали воевать в 1999-2000 годах. Боевые группы бойцов подходили к дому и если из дома раздавались выстрелы, группа отходила. Затем подъезжал танк и начинал стрелять по дому, пока он не обрушался или вообще на дом сбрасывалась авиационная бомба. Группа шла дальше. Вслед шли СОБРы, ОМОНы и Внутренние войска зачищая уцелевшие подвалы и помещения. Людей стали беречь.
В этот момент такой уважаемый человек, как Ахмад-Хаджи Кадыров, духовный лидер Ичкерии, вдохновитель борьбы с неверными, благословивший поход Басаева на Буденновск, вышел на переговоры с федеральной властью. Результатом переговоров стали сдача второго по величине города в Чечне Гудермеса, переход на сторону России значительной части вооруженных чеченцев, что в конечном итоге позволило сберечь жизни сотен, а может быть и тысяч российских солдат. Это не было предательством. Это был осознанный выбор человека глубоко знающего жизнь и жизнь своих соплеменников. Кадыров давно понял, что путь к провозглашению независимости в Чечне губителен для его народа. И уж тем более это не было трусостью. Став во главе республики, этот мужественный человек рисковал своей жизнью и жизнью своих родных и близких гораздо больше, чем, если бы воевал против России. Он взвалил на себя огромную ношу и прославил свое имя и имя своего рода в истории страны.
Каюсь, охраняя Дом правительства в 2000-2001 году, мне часто в голову приходили мысли о том, что Кадыров это человек, который слишком любит власть и хитрый политик, который рано или поздно предаст Россию. Постепенно внутри меня росло уважение к этому человеку. Вместе с этим, ненависть и недоверие, которое жило внутри меня по отношению к чеченскому народу стало меняться в сторону сочувствия и уважения за мужество, которое они проявляли во время войны, независимо от того, на чьей стороне они воевали.
Находясь на Кавказе по неволе, во многом приходится придерживаться традиций и правил поведения, принятых в мусульманском обществе. Появляться даже частично обнаженным не принято, ругаться не принято, не принято разговаривать с незнакомыми женщинами, зато принято брать мелкие взятки.
Карельские милиционеры, заслуженно считаются одними из самых неподкупных. Но брать по червонцу с машины, проезжающей через их блок пост они просто обязаны. Мелкие поборы и взятки в традициях Кавказа. Здесь так было принято даже при Советской власти. Первый отряд отказался брать деньги с водителей-чеченцев. Через пару дней у милиционеров сводного отряда наступили тяжелые дни. По позициям блок поста и расположения отряда начались регулярные обстрелы. Обстреливали карелов все кому не лень, боевики само собой, но так же пули летели со стороны местных гаишников, чеченских военных и дагестанских милиционеров. Стреляли со стороны всех, кому было невыгодно, чтобы карелы не брали денег, а водители двигались только через их блокпост. В избежания потерь было принято решение больше не выпендриваться и брать злосчастные червонцы с каждой машины. Обстрелы тут же прекратились. Восток дело тонкое.
Когда я оказался в первый раз в Ханкале, еще не было благоустроенных модулей, бань и штабных корпусов. Стояли одни палатки. Спать было невозможно, так как федералы из гаубиц обстреливали Аргунское ущелье. В полной кромешной темноте вспышки разрывов снарядов где-то далеко на юге представляли собой красивое, но и зловещее представление.
Вновь прибывших оперативников собрали в штабной палатке. Молодой, но усталый полковник, срок командировки, которого уже закончился, доводил до каждого офицера обстановку. Называл пару фамилий и давал указания и рекомендации в зависимости от района будущей дислокации.
Со мной из Петрозаводска был Гриша Вертинский, которому было всего 22 года. В армии он не служил, и все происходящее вызывало у него неподдельный интерес. До нас очередь дошла в последнюю очередь. Полковник посмотрел на Гришу и хмуро спросил:
- Кто такой?
- Вертинский.
- Певец?
- Почему певец? Опер,- обиделся Гриша.
- Представляться надо как положено, - беззлобно произнес полковник.
- Вертинский и Пуолокайнен. Вам не повезло. Вы едете в Грозный. Полная ж.па. Ваша задача сидеть в ней и не высовываться никуда. Остаться в живых до окончания командировки.
С такими пожеланиями мы сели в автобус набитый спецназовцами из Челябинска и Перми и в составе колонны из двух БТРов, трех грузовых УРАЛов и водовозки двинулись в Грозный. Всем кто был в Чечне знакомо это чувство, когда двигаешься в колонне и постоянно ждешь подрыва и нападения. Ожидание смертельной опасности то пропадает, то охватывает тебя целиком. Мелькнула мысль, что если попадем в засаду, то живым из автобуса просто никто не успеет выйти.
Город ошеломил меня. Такие города я видел лишь на кадрах военной хроники времен Второй мировой войны. Сталинград осенью 1942 года, Берлин в мае 1945. В городе не было ни одного целого здания. Более двух третей разрушены полностью, остальные полуразрушены, исщерплены сотнями отметин от пуль и снарядов и полностью не пригодных для жилья. Время от времени слышны разрывы гранат и автоматическая стрельба. На особо опасных участках мы все выходили из машин и двигались пешком с оружием наизготовку. Снайпера и пулеметчики занимали удобные места и шарили прицелами по окрестным домам.
Наконец то нас привезли в СИЗО города Грозного. К моему удивлению здание почти не пострадало. Мощные огромной высоты кирпичные стены, укрепленные вышки, больше похожие на доты. Нашей задачей было охранять самих себя. Хотя оперативную работу мы с Гришей нашли и здесь. В СИЗО приходили женщины и мужчины устраиваться на работу. У чеченок в возрасте от 40 до 50 вопрос был один – не женат ли я, кто по званию и сколько зарабатываю. Они все норовили выдать за холостого офицера какую-нибудь знакомую вдову. Я соглашался, мне приводили пугливую девчонку или зрелую женщину и в течение нескольких минут удавалось по-расспрашивать о настроениях среди населения. Затем я говорил, что хочу посмотреть на другие кандидатуры и все повторялось, однако вскоре меня раскусили и визиты прекратились.
Через неделю нас перебросили на окраину Грозного, в Заводской район, возле химзавода. В бывшем здании ШИЗО исправительной колонии № 4 располагались двадцать спецназовцев из города Микунь Республики Коми. Нам с Гришей обрадовались, как родным. Во-первых, у них катастрофически не хватало людей, чтобы перекрывать посты боевого охранения, а еще ведь в задачу ставилась ежедневная инженерно-саперная разведка федеральной трассы. Во-вторых, мы были тоже с Севера, как и они. Средний возраст отряда разительно отличался от других спецназов. Если в Челябинском, Пермском или Карельском отделах спецназа ребятам было 25-28 лет, то половине микуньцев было далеко за 30.
В первый же день мы пошли с сапером отряда устанавливать свои и снимать чужие растяжки и мины. Прозвище у сапера было «Пумба». Бойцы спецназа наотрез отказались с ним идти, и пошли мы с Гришей. В заброшенном здании напротив нашей дислокации необходимо было все заминировать на случай нападения боевиков. «Пумба» разложил свой чемоданчик, достал гранаты, запалы, взрывчатку, мину и стал, что-то выпиливать. Я решил на всякий случай по интересоваться, где он учился этому опасному ремеслу.
- Слушай, «Пумба», а ты где учился мины ставить?
- Ха! Есть специальные девятимесячные курсы саперов. Я пошел на ускоренные, сокращенные полугодовые. Правда, отучился всего две недели, так как нужно было срочно ехать в командировку, саперов то нет, - ответил «Пумба», держа в руках штуковину, способную снести все здание, в котором мы находились. На всякий случай я попросил быть его осторожней и не отвлекаться на разговоры, но он болтал безумолку, рассказывая Грише, принцип действия того или иного взрывчатого устройства.
По возвращении с командировки начальник СИЗО шутил, что если тюрьма, где Гриша работал, взорвется, то у него не будет сомнений в том, кто это мог сделать.
Ночью я и Гриша заступили в дежурство на блок пост. Сидим в темноте. Ночь южная, темная, глаза хоть выколи. В прибор ночного видения смотреть долго невозможно – глаза начинают болеть. Иногда запускаем ракеты, но больше полагаемся на слух. Время от времени на крышу блок поста падают каштаны и скатываются вниз. Вначале я принимал их за гранаты и уже начинал считать секунды до взрыва, потом успокоился. Время от времени, где-то на территории разрушенных заводов ухают взрывы. Командир отряда Палыч сказал, что это подрываются чехи-сборщики цветлома.
Заводы здесь кругом на многие километры. До ближайших блокпостов 1-2 км, но случись чего, они на помощь не придут – народу мало. Единственная помощь если что это федералы с комендатуры Заводского района, но до них очень далеко.
Грише все хотелось пострелять. Ему все было интересно, парень молодой, в армии не служил. Честно говоря, и я, несмотря на то, что срочную служил в спецназе – некоторые образцы вооружения в Чечне увидел впервые.
Вдруг вокруг блокпоста все зашевелилось. Гриша вопросительно посмотрел на меня. Я со своей стороны услышал, как в 50 метрах от блокпоста в стене, за дверью кто-то шебаршит. Решив не рисковать, я открыл огонь из автомата по двери, а Гриша из пулемета по всему остальному.
Утром меня спросили, куда я стрелял. Когда пояснил, все стали смеяться. Оказывается, за дверью проема нет, ее ребята сами стоя поставили, чтобы высохла, перед тем, как в печь отправиться.
Другой раз курьез произошел с другим бойцом отряда. Днем я сидел в блокпосту один и мне стало холодно. Тогда я нашел кусок стекла и поставил в амбразуру, чтобы холодный ветер с гор не задувал. Сменил меня боец, когда уже совсем стемнело. Чтобы незамерзнуть он по ходу, принял хорошую дозу горячительного. Сел на кресло перед пулеметом Калашникова и закурил сигарету, а сам носом клюет, видно сморило. Не успел я до расположения дойти, как вдруг раздался истошный крик и пошла непрерывная стрельба из ПК. Все всполошились, кто, в чем был, с оружием к блокпосту побежали. Прибегаем, а парень не жив, не мертв. Потом разобрались в чем дело. Оказывается, боец все-таки заснул, и сигарета обожгла ему пальцы и он, затянувшись последней затяжкой, посмотрел на амбразуру, а там морда, чья то, ну и стал лупить длинными очередями. Про стекло я ему ведь не сказал, ну в темноте от света сигареты его лицо и отразилось.
Первый бой он всегда запоминается. Я лежал на койке, когда где-то неподалеку раздался взрыв и сразу, как по команде со всех сторон по нашим позициям стали стрелять боевики. Согласно боевого расчета я, в чем был, прихватив лишь автомат и разгрузку с магазинами, прибежал на двух этажный блок пост. Обложили нас здорово. Головы не поднять. От часового узнал, что на трассе в 200 метрах от нас чехи подорвали БТР с федералами. Оставшиеся в живых отстреливаются, а чтобы мы не вышли на подмогу, то и нас со всех сторон окучивают.
Через минуту на посту было порядком народу. Володя Григорьев, самый старый боец отряда прибежал из сортира и стрелял из ПК прямо в кальсонах, не успев убрать свое хозяйство. Прямо из гульфика свесилось его мужское достоинство и подрагивало в такт коротким очередям из пулемета. Я взглянул в амбразуру и, предположительно определив, откуда ведут огонь духи, стал лупить туда очередями. Прибежал Леха, самый молодой паренек отряда. Он недавно дембельнулся из армии, участвовал в штурме Грозного и вот теперь опять вернулся обратно, но уже снайпером спецназа Минюста. Леха был шебутной, неугомонный, говорил быстро, также быстро и передвигался. Роста он был невысокого и до высокого отверстия амбразуры не доставал. Он бегал по блоку и истошно крича, требовал патроны калибра 5,45. У нас с Володей были только 7,62. В один из моментов он повернулся к Григорьеву и, увидев его причиндалы, на несколько секунд онемел от неожиданности, но затем снова стал громко ругаться. Наконец то он подтащил ящик из-под патронов и, встав на него, выглянул в окошко. В этот момент по блоку дали очередью из автомата, Леха слетел с ящика и опять стал ругаться и требовать патроны.
За 20 минут боя я выпустил девять магазинов патронов. Ствол раскалился докрасна. На девятом рожке затвор остался в заднем положении и пришлось толкнуть его самостоятельно, чтобы дослать патрон в патронник.
Бой прекратился, когда ребята стали вести огонь из АГС-17 (автоматический гранатомет с емкостью магазина 29 гранат). Через пару минут закричали в рацию:
- Тиман, Тиман! Это Спартак! По своим бьете, у нас группа на помощь федералам пошла!
«Спартак» это был позывной милицейского блок поста в паре километров от нас. После того, как все кончилось, мы связались со «Спартаком» и оказалось, что на связь они не выходили и группу свою никуда выслать не могли, так как им тоже не давали головы поднять. Духи сканировали радиосвязь и обладали не только нашими позывными, но ребятами чисто говорящими по-русски. Видно мы кого-то из них зацепили, так как на следующий день на нас просто пошли в атаку. С разваленных высоток боевики бегали в полный рост и от живота поливали огнем из автоматов и подствольников. Мы держались полтора часа, пока с комендатуры не подоспели федералы с зенитной установкой. Хорошая штука. Долбит так, что мало не покажется. Вообще на этой войне автомата мало. Серьезно воевать, так воевать с пулеметом, гранатометами и прочей боевой техникой. Про пистолет молчу. Из него можно только застрелиться если что.
Федералами командовал капитан, который, узнав, что я с Петрозаводска сказал, что с ним бок о бок воюет девушка-медсестра из моего родного города. По-моему звали ее Наташа. К сожалению так и не удалось с ней повидаться.
Свободное время коротали за чтением всего, что было привезено с собой и крутили видео. Фильмы и видеоклипы смотрели по десять-пятнадцать раз подряд. Фильм «ДМБ» я, наверное, наизусть знаю. Из телевизионных программ с очень большой рябью показывал лишь второй российский канал. Помню как раз про подводный атомоход «Курск» все время передавали. Как-то все далеко это от нас было.
Когда становилось в невмоготу то садились на БТР и ехали через весь Грозный и далее в Ханкалу, чтобы, отсидев часовую очередь позвонить домой. Слышимость была еще та. Звук доходил до адресата лишь через несколько секунд. Затем мчались обратно. В Чечне вообще все гоняют, чем быстрее едешь, тем больше шансов проскочить фугас или что в тебя не попадут из гранатомета.
Около СИЗО на улице Старосунженской нас, по всей видимости, уже ждали. Хорошо ребята из разведки засекли нездоровое шевеление. Мы решили тормознуть за 50-100 метров и прочесать дворовые территории. Как только мы остановились и начали спрыгивать на землю, нервы у чеха, наверное, не выдержали, и раздался мощный взрыв. Ощущение было такое, как будто огромный великан в боксерской перчатке ударил меня по всему телу. Упав, я, лежа на спине, почему-то совершенно спокойно наблюдал, как летит над головой черепица, куски щебня, стекла и прочая дребедень.
Наш БТР все равно взорвали. В конце ноября 2000 года к нам приехали спецназовцы из Челябинска – Альберт, Руслан и Игорь Голубков. Обратно мы должны были ехать вместе с ними до группировки, чтобы сдать отчет в оперативный отдел. Вечером мы отмечали день рождения одному из командиров и с утра ехать в Ханкалу, ну совсем было в облом. Ребята поехали одни. В центре Грозного их нагло обогнал микроавтобус, что делать категорически запрещалось, огонь сразу велся на поражение. Спецназ ринулся на БТР в погоню. На площади Дудаева, бывшей Ленина, раздался взрыв. Игорь погиб на месте, а Альберт и Руслан были очень тяжело ранены. БТР, подорванный на радиоуправляемом фугасе, отбуксировали в Ханкалу, где он своим видом напоминал, что находимся на войне.
Через некоторое время в переделку попали и мы.
В задачу отряда входила ежедневная инженерная разведка. Восемь-десять бойцов проверяли на предмет заминирования два километра трассы, по которой постоянно двигались наши войска. В одно такое утро, когда я отдыхал после ночного дежурства, начался бой. Нас опять со всех сторон стали обстреливать. Командир Палыч крикнул, что наша разведка попала в засаду, а нам не дают выйти на помощь. Собственно и выходить то было некому. Часть людей уехало в Ханкалу, часть было в боевом охранении. Из отдыхающей смены был лишь я и несколько спецназовцев, но выйти из ворот и бежать с полкилометра, по простреливаемой территории было равно самоубийству. Командир спецназа чуть не плача вдруг обратился ко мне и стал говорить, что надо бежать выручать ребят иначе им хана.
В эту минуту у меня в голове промелькнула мысль, что это последние минуты моей жизни. Я понял, что бежать надо и мне стало не по себе. Ноги стали ватные, а в груди все как-то сжалось. Я думаю, в жизни каждого мужчины наступает такой момент, когда ему надо определяться, кто он. Дерьмо или человек? Можно было найти массу причин, чтобы не бежать. И бесполезно и ровно самоубийству и то, что я лишь прикомандированный и даже не спецназовец… Только как после всего этого жить потом? Себя то не обманешь. Внутренний голос тебе не забудет напомнить, кем ты являешься на самом деле. Короче дверь мне спецназовцы открыли и я побежал. Все как во сне или в западном боевике. Пули свистят со всех сторон и не одна не попадает, а ты бежишь и ждешь, что вот- вот в тебя вопьется смерть. Короче добежали и ребят отбили. Пока стреляли даже не знали, что в десяти метрах от нас в кустах по нашему блокпосту стреляет боевик. Он тоже не знал. Знал бы, полоснул бы в нас из автомата и лежали бы мы все четверо у стены колонии. Каким то чудом все остались в живых. Рикошетом задело парня из Микуньского спецназа.
Вернувшись на базу, я закурил и почти сразу меня стало рвать. Думаю ночное дежурство без сна, затем нервное напряжение боя подняли давление и адреналин в крови. Палыч по образованию был врачом и сказал, что все в порядке вещей. Через пять минут все стали смеяться. Каждый стал со смехом вспоминать те или иные минуты боя. Удивителен человеческий организм и наше сознание! Несколько минут назад могли умереть и вот уже все ржут как лошади.
В один из осенних дней на нашей растяжке подорвался русский мужик. С осколком в ноге он убегал так, что мы его еле догнали. При себе у него было лукошко и набор инструментов. Нужда погнала его снимать растяжки, собирать гранаты и продавать их боевикам. Так и ходил с корзинкой за гранатами, как у нас ходят по грибы. Убивать его, конечно, не стали, допросили и отвезли в госпиталь при комендатуре Заводского района Грозного. Вообще за все командировки в Грозном я не встречал ни одной русской души среди жителей.
Вернулись домой в середине декабря. Когда я увидел снег, то чуть не заплакал. Вот уж никогда не думал, что буду так радоваться сугробам и морозу.
Чеченский синдром. Пост военный синдром. У каждого свои проявления. Все зависит от человека, от пережитого на войне. Один мой друг, вернувшись, домой с Чечни, любил ходить по магазинам и рассматривать витрины с товарами. Другой перестал ходить на базары и рынки.
Я стал ловить себя на мысли, что, гуляя по улицам Петрозаводска - выбирал дорогу, где, по моему мнению, трудно было бы устроить засаду. Косился на окна многоэтажек – не видно ли снайперов. Когда подходил к ларьку, то постоянно оборачивался назад, не понимая, почему меня никто не прикрывает. Под самый Новый год от взрыва петарды я чуть не рухнул в сугроб. В гостях я сразу подходил к окну и прикидывал хороший ли здесь сектор обстрела. Все что раньше казалось очень важным, стало пустым и никчемным и наоборот, какие то незначительные пустяки и вещи вызывали восторг и умиление.
На службе мне выделили путевку в санаторий «Марциальные Воды». 10 дней я ел, проходил процедуры и спал. Врач не нашел у меня каких либо заболеваний и поставил в карточке больного диагноз – «Чеченский пост военный синдром». Я лежал и думал, что как замечательно, что я вернулся живым и здоровым и что никогда в жизни не поеду на войну. Через месяц я поймал себя на мысли, что мне не интересно все, что происходит вокруг и стало тянуть обратно на Кавказ. Ровно через четыре месяца после возвращения я вернулся в Грозный.
На этот раз мне предстояло обеспечивать оперативное прикрытие комплекса правительственных зданий в городе Грозном. Дом правительства был построен и происходила его внутренняя отделка. Никто не верил, что Кадыров станет заседать с правительством в неспокойном Грозном, а не как прежде в относительно спокойном и контролируемом Гудермесе. Однако вскоре правительство переехало. Каждый день на площадку перед нами садились и взлетали вертолеты. Приезжали крупные московские чиновники и политики, военноначальники и зарубежные гости. Охрану членов правительства поручили спецназу Минюста. Внешний круг охраны обеспечивали МВД и военнослужащие Министерства обороны. В Дом правительства вбухали огромнейшие деньги, просто немысленные. Чеченцы-строители шутили, что скоро все это придется взорвать, чтобы списать деньги. Через несколько месяцев Дом правительства был взорван, но конечно не для того, чтобы скрыть расходы.
Оперов нас было трое. Я – финн, Вова Трофимов – карел и Олег Лакиза из Архангельска – эстонец. Начальник группировки на совещаниях любил кричать: «Вы же все русские люди, кроме этого «опериного гнезда!»
Жили мы в комфортных условиях. На каждый отряд было по железнодорожному вагону. На каждый вагон по две проводницы – следить за имуществом МПС. Менялись они каждые 15 дней. Кстати их министерство платило им гораздо больше, чем нам. Все женщины были из Краснодарского края. Молодые девчонки выпили весь спирт у Архангельского отряда и делали набеги к военным. У нас были женщины по старше. Начальник группировки пытался за ними приударить и дал нам с Олегом деньги, чтобы мы через своих чеченцев купили коньяк и прочий джентльменский набор. Полковник вручил все добро женщинам, но они его «отшили» сославшись на невмоготу. Под немоготой подразумевались мы с Олегом. Ночью пробираясь к проводницам, как в тыл к боевикам два капитана с удовольствием уничтожали полковничьи подарки. Так повторялось раза два-три, пока начальник группировки не заподозрил подвох и не отослал нас на «зачистку» подальше от Грозного.
Часто видел Ахмада Кадырова. Как-то раз к нему приезжал кто-то из министров Российского правительства и был дан банкет. Я стоял с автоматом у столовой Дома правительства, когда Руслан – один из его командиров охраны – сообщил, что Ахмад-хаджи приглашает меня и Володю Трофимова за стол отобедать. В столовой, подобной московскому ресторану, сидеть в камуфляже обвешанным оружием было как-то непривычно, но еда была очень вкусная. Кстати с Русланом мы всегда здоровались при встрече. Он в отличие от других бородачей-кадыровцев был приветлив и дружелюбен. Сейчас Руслан большой человек в Чечне – генерал, министр внутренних дел республики.
Курьезов и на войне хватает. Приехал из Сибири опер, молодой, только после средней школы МВД и сразу попал на Кавказ. В первый день после обустройства, спецназ и оперативники сели. Отметили начало командировки. К оперку – Игорьку все отнеслись снисходительно – молод, зелен. После второго стакана его отнесли спать. Просыпается молодой лейтенант и чувствует, что ему срочно надо в сортир, сильно надо, по-серъезному. Вышел, осмотрелся, светать только стало. Как он прошел мимо боевого охранения никто, потом понять не мог. Игорек долго бродил среди развалин, пока не нашел подвал в разрушенном здании. Залез, снял штаны, автомат рядом. Сделал дело. Одел штаны. Только собрался выходить, как в подвал вдруг прыгает моджахед. Матерый, с автоматом и бородой. Расстояние друг от друга метров 15-20. Одновременно стали лупить друг в друга из автоматов. Три секунды и по рожку выпущено. Дымок рассеялся, а оба стоят живехонькие. Бывает же так! Тогда ошалевший опер достает нож. Моджахед в ответ достает кинжал раза в два больше и уже собирается кинуться резать русского, как Игорек бросает ножик и начинает кричать удивленному боевику: «Стой! Стой! Подождите, пожалуйста. Сейчас…» - и достает пистолет Макарова. Моджахед от обиды заревел, как зверь, сел на пол и в отчаянии схватил голову руками. Игорек нашел рядом полиэтеленовый пакет и кинул ему, приказав надеть на голову. Боевик что-то прокричал на тарабарском языке и отрицательно замотал головой, а затем встал и пошел как медведь-шатун на опера. Игорек попробовал выстрелить – не выходит – забыл с предохранителя снять и патрон в патронник дослать. Пока опер приготовил пистолет к бою, араб уже добежал до него, но споткнулся об арматуру и упал мордой в пыльный бетонный пол. Игорек со страху саданул его по голове рукояткой оружия, да при этом еще непроизвольно пальнул под ухом у боевика. Этого было достаточно, чтобы подавить волю моджахеда к борьбе за свою и чужую независимость. Когда опер вывел рослого араба из подвала, к ним уже бежали спецназовцы. Картина была еще та. Маленький и субтильный оперок и почти двухметровый бородач-ваххабит с грязным пакетом на голове. Оставшиеся три месяца командировке Игорек со всеми пил на брудершафт и как лягушка-путешественница из мультика, рассказывал снова и снова: «Как сейчас помню. Захожу в подвал, а он на меня, а я на него…»
Трагичных случайностей на войне не избежать. Около Дома правительства я встретил земляка, молодого офицера по имени Иван. Он служил в комендатуре Ленинского района Грозного и ждал суда. Он мне рассказал свою историю.
Был у него в подчинении солдат. Хороший солдат. Решил Ваня ему отпуск пробить, да начальство стало против. Тогда Иван слетал в Ханкалу и по своим связям пробил таки отпускное свидетельство солдату-срочнику. Однако в комендатуре начальство заартачилось – народу не хватает, а солдат то толковый. Сошлись на том, что поедет он домой отдыхать через несколько дней. Через пару дней сидя в своей комнате, Иван решил пистолет почистить. Время пол-третьего ночи. Забыл, что патрон в патроннике и допустил случайный выстрел. Пуля прошила фанерную стену и почти на излете попала солдату-отпускнику прямо в шею. Парень погиб на месте. Судьба… В половине третьего ночи пойти в туалет и попасть под шальную пулю от своего командира!
В Петрозаводске, через пару лет, я встретил Ивана в троллейбусе. Он не сразу вспомнил меня. Потом рассказал, что приговором военного суда получил четыре с половиной года условно, но в армии его оставили…
В ту командировку не везло Вологодскому отряду. Они стояли в бывшей колонии №4, на окраине Грозного, где в первую командировку довелось побывать и мне. Во время патрулирования дороги пуля боевика попала в люк БТРа и, срикошетив, ранила несколько человек. Спустя пару месяцев, на растяжке подорвался подполковник Ананьев, в период моей срочной службы он был капитаном, командиром роты в нашем полку. Ранило сильно. Мы с ребятами бегом тащили его на носилках к вертушке, направлявшейся в Ханкалу.
Отдельная история о контрактниках. Есть, конечно, настоящие псы войны и профессионалы своего дела, но огромная масса, с которой пришлось столкнуться, не внушала уважения. Алкоголики, не нашедшие себя на гражданке молодые парни и мужики, пускались во все тяжкие прибыв в Грозный. Двоих напившихся «контрабасов» нам с Володей Трофимовым пришлось силой выводить из шашлычной недалеко от комендатуры. На утро мы узнали, что одного из них застрелили. Ночью эти двое решили выйти из расположения за водкой. Тот, который шел вторым, споткнулся, наступив себе на тапок(!) и упав на землю не смог подняться. Так и заснул на дороге. Его чеченцы из комендантской роты к себе оттащили от греха. А другой вышел за КПП, но через пятьдесят метров был застрелен в голову неизвестным.
Когда оставшийся в живых контрактник вошел в крутой запой, ночью его сослуживцы натянули ему на голову мешок и в УАЗике полчаса покатали по вертолетной площадке. После этого попинали по бокам и с чеченским акцентом стали требовать выдать военную тайну. Так этот гад все что знал, рассказал. Еще и в отряд к бандитам просился. Побили его сильно, да потом отправили домой на досрочный дембель. Комендант Грозного полковник Филатов жаловался нам, что приходиться отправлять обратно чуть ли не треть прибывшего личного состава из солдат-контрактников.