« - А на улице-то – совсем весна! – мечтательно протянул Фламмель. Он, как обычно, развалился после завтрака в любимом кресле-качалке у камина. Сегодня он распахнул в гостиной одно из окон, и свежие дуновения разгуливали по всей комнате.
Я сидела за столом и созерцала осадок кофейной гущи на дне своей чашки. Картинка что-то напоминала, но я никак не могла сосредоточиться, чтобы постичь её суть. Какая-то то ли сетка, то ли паутина… И аморфное пятно по центру, похожее на жирную муху… Муха в паутине, что ли? Чушь. Правду говорят, что все гадания – пустое суеверие…
- Да, весна, - ответила я механически.
- По-моему, прекрасное время, - заметил Фламмель. – Всё пробуждается к жизни. Воздух просто упоителен!... Кстати, ты совсем не бываешь на свежем воздухе. Почему бы тебе не прогуляться?
Я тяжело вздохнула, отставила так и не разгаданную чашку и честно рассказала колдуну о своих страхах. Стесняться мне было уже нечего: мои честь и достоинство и так давно пропали, изодранные в клочья позорным падением. (Кстати, каламбурчик: бывают, оказывается, не только падшие ангелы, но и падшие демоны. Надо бы записать для коллекции).
Фламмель сначала не понял:
- Ты опасаешься столкнуться с кем-то, кто знал покойницу? То есть, прости, конечно, ты же понимаешь, что я имею в виду прежнюю личность, занимавшую это тело. Ведь, по факту, она действительно покойница.
- Да нет же! Плевать я хотела на них. Как-нибудь бы отбрехалась… Нет. Я просто – боюсь. Как только я подхожу к дверям на улицу и берусь за ручку, чтобы открыть и выйти, во мне вырастает Страх. Такого со мной никогда раньше не было. Он меня буквально парализует! Я даже дышать перестаю!
- А чего же ты боишься?
- Не знаю… Когда я боюсь, то сама не понимаю – чего. Знаю только, что если возвращаюсь обратно вглубь дома, то страх исчезает, и всё становится нормально… Как думаешь, не обошлось без колдовства? Какое-то проклятие? Порча? Сглаз?
- Да какое там колдовство, - Фламмель нахмурился. – Обычное нервное расстройство. В острой фазе. Что же с тобой делать-то, а?
- Может, пристрелить? – мрачно пошутила я.
- Бесполезно, - серьёзно возразил он.
И тут меня осенило:
- Ну, конечно! Сжечь!
- Что сжечь?
- Меня! Только качественно. Чтобы вся плоть превратилась в пепел. Пепел – это ведь и есть «полное разложение», верно? И тогда у меня появится шанс освободиться. Только… Это, должно быть, поначалу очень больно. Значит… надо сначала - пристрелить, а потом – сжечь. Что скажешь?
- Да тьфу на тебя! – Фламмель в ужасе замахал руками и, кажется, чуть было не перекрестился.
Он не поленился выбраться из кресла и принялся расхаживать по комнате. Я уже знала, что так ему легче думается.
- А может, оно и не надо? – попробовала слабо вякнуть я. – Ну, посижу дома… тихонечко…
- Что - не надо?
- На улицу – не надо.
- Как это: не надо?! – возмутился Фламмель. – Очень даже надо! Обязательно надо! Именно туда.
- Я… тебе мешаю?
- Ты не понимаешь! – он резко остановился напротив меня.
- Я тебе мешаю, - горько констатировала я. – Я всем мешаю. От меня одни неприятности.
- Нет, ну как ты можешь… Да что ты такое городишь! – Фламмель входил в раж. – Ты посмотри на себя. Ты своё выражение лица давно видела?!
Я неопределённо пожала плечами. К горлу подступил комок. В носу предательски хлюпнуло.
- На дворе – середина апреля, - вещал Фламмель. – В природе вскипает жизнь. Солнце просто бешеное. Марс вступил в конъюнкцию с Венерой. Луна в тригоне к Юпитеру. А ты мозолишь мне глаза с таким лицом, будто присутствуешь на собственных похоронах!
- Так я ведь и есть… того… в некотором роде, покойница.
Фламмель внезапно подскочил и отвесил мне основательный шелбан в лоб. От неожиданности я ахнула.
- Покойница?! – рявкнул он.
Я вспомнила, что по весне у психически нездоровых людей, как правило, обостряются их заболевания. Вдруг показалось, что и у Фламмеля с головой не всё в порядке.
- Никола, я не стОю того, чтобы ты так волновался.
- Если бы я щёлкнул по голове покойника, ему было бы всё равно. Тебе было больно?
- Почти нет… Немножко… Немножко было.
- Значит, ты ещё немножко жива.
Мы оба замерли, уставившись друг на друга.
- А что же делать? – прошептала я.
- Сейчас придумаю, - Фламмель пару раз пробежал от дивана к окну и обратно.
- Так, - остановился он. – Есть. Знаю.
Я воззрилась на него, искренне ожидая чуда. Фламмель сиял.
- Сиди там, где сидишь, - велел он.
Я сидела.
- Теперь сделай глубокий вдох. Задержи дыхание. Выдохни. Расслабься. Прикрой глаза. Почувствуй свои пальцы – пальцы рук и ног… и выше, дальше, всё тело…
Я ощутила напряжение в кончиках пальцев. Они как бы пульсировали. А затем отчего-то заныл ушибленный копчик. Сквозь опущенные ресницы расплывчато маячила каминная полка с пёстрыми безделушками.
- А сейчас вспомни самый счастливый момент в своей жизни, - продолжал Фламмель откуда-то издалека. – Он может быть всего один, но, скорее всего, их будет несколько… Восстанови его в памяти во всех деталях - в красках, звуках, чувствах…
«Самый счастливый, - вяло подумала я. – Интересно, который? Их же полно… Вот, предположим, тот момент, когда Бахамут сообщил, что даёт мне отпуск… После стольких лет моего самоотверженного труда… Было приятно, да. Тем более, что похвалили за достижения. Ха-ха!... И чем же этот отпуск для меня обернулся?!»…
- Нет! – возопил Фламмель. – Не то!
«Интересно, он и мысли мои читает?... Сама уже понимаю, что не то. Столько лет, верой и правдой, честно исполняла свой долг… И стоило допустить одну малюсенькую оплошность… Сразу оказалось, что все мои заслуги не имеют никакого значения в сравнении с единственным дурацким промахом…».
- О хорошем, - грозно процедил Фламмель. – Думай о хорошем и радостном моменте в своей жизни.
«А вот когда премию за прошлый квартал дали… Тоже неплохо было. Сразу – такой бонус! Только она куда-то так быстро рассосалась… Вроде и не приобрела ничего путного, а премии – как не бывало…».
- Нет, - покачал головой Фламмель. – Снова: нет.
«Да сама знаю… Что толку о доходах думать, когда расходов всё равно больше… Лучше уж о каких-то непреходящих ценностях. Таких, например, как дружба. Впрочем, друзей у демонов не бывает… Бывают приятели и коллеги по работе… С ними вместе хорошо отмечать праздники. Вот, например, на прошлый День Демона очень даже неплохо повеселились. В Вальпургиеву ночь. Профессиональный праздник. Если у демонов и бывает в жизни что-то святое, так именно это событие. Собрались всем отделом на природе. Погуляли по лесу. Поорали песни вокруг костра. Плясали на поляне. Потом нажрались все, как свиньи… Дальше не помню… Как-то дома оказалась… Славно время провели. Потом неделю все в себя приходили…».
- Не верю! – патетически воскликнул Фламмель.
- Да чему ж тут не верить? – удивилась я. – Что неделю в себя приходили? Так ты знаешь, как нажрались-то!
- Кто нажрался? – опешил Фламмель. – Чем нажрался? При чём тут, вообще, это?
- А ты разве не читаешь мои мысли? – ещё больше удивилась я.
- А почему я должен читать твои мысли? Я вообще никогда не читаю ничьи мысли. Людям это не свойственно.
- Тогда зачем ты сказал: не верю?
- Потому что я не верю, что вещи, о которых ты сейчас думала, тебя хоть каплю радовали. Ты то морщишься, то кривишься, то готова зарыдать.
- А, так ты следил за моей мимикой, - догадалась я. А я и позабыла, что у людей все их переживания сразу же отражаются на лице.
- И за мимикой, и за дыханием, и за цветом кожи, и за движениями глаз. И ещё за массой внешних признаков. И ни один из них…
- Стоп, - перебил он сам себя. – Есть идея. Мы пойдём другим путём: от обратного. Давай-ка, все-таки, исходить из того, что моменты счастья в твоей жизни встречались. Как ты выглядела в такие моменты? Смею предположить, что ты улыбалась. Давай попробуй улыбнуться, а воспоминания придут дальше уже сами.
Я честно попробовала растянуть губы в гримасу радости. Вышло резиново. Почему-то пришло на память застолье по поводу назначения меня на должность старшего мытаря. Пришлось произносить торжественную речь…
- Ты неправильно делаешь, - заметил Фламмель. – Улыбаться надо не одним ртом, а всем лицом. Улыбка – это работа всех мимических мышц. Ну-ка, давай по-настоящему. Немного прищурь глаза, разгладь лоб, расслабь щёки… Рот можешь приоткрыть… Зубы не сжимай ни в коем случае… губы сделай мягкие!...
И тут… у меня получилось! Лицо расплылось, плечи расслабились… А в ушах зазвучали далёкие отзвуки григорианского хора. Расфокусированный взгляд, отрешившись от окружающей обстановки, выхватил из памяти картинку: молодой мужчина в необычных, просторных, собирающихся в складки фиолетово-белых одеждах; мои колени, укрытые голубым подолом; высокое стрельчатое окно, украшенное витражом. И ЕГО глаза, внимательные и сочувствующие, совсем близко от моего лица. Серо-голубые глаза, цвета осеннего неба, затянутого дымкой…
- Хорошо, очень хорошо, - тихонько проговорил Фламмель. Он незаметно оказался совсем близко от меня. – Сейчас попробуй сделать образ, который ты видишь, ещё ближе, ярче, красочнее. Вдохни запахи, которые ему сопутствуют… (На меня пахнуло тяжеловатой пряной смесью ладана и миро)… Отчётливее услышь все звуки, которые с ним связаны…
Я уже почти физически ощущала себя там, в помещении церковки, где воздух вибрирует от произносимого нараспев: «Пошли свет твой и истину твою, да ведут они меня и приведут на святую гору твою и в обители твои…».
…Когда палец Фламмеля лёг мне на макушку и надавил мягко, потом – сильнее, я даже не разозлилась: настолько не хотелось отрываться от блаженных грёз. Палец вовсе не мешал, а даже как бы наоборот: гармонировал с моим приподнятым душевным настроем. Тем более что секунд через десять Фламмель сам же его и убрал. Прошёл ещё целый миг.
- Кто пролил кофе?! – резко гаркнул колдун.
Я дёрнулась и растерянно заморгала.
- Ты что! – накинулась я на него. Впервые за последние две недели мне было так хорошо, так легко и безмятежно, что не хотелось возвращаться в реальность. И вдруг он своим безапелляционным окриком вдребезги разбил мои прекрасные воспоминания.
- Извини, мне показалось, - пожал плечами Фламмель. – Какое-то пятно на полу…
Я подскочила к тому месту, где он, якобы, обнаружил следы от разлитого кофе. Никакого пятна не было и в помине.
- Да ты издеваешься! – взвилась я. – Тут чисто! Я сама вчера всё перемыла!
- Ты? Перемыла???
- Да, я. Ты же не способен убраться в собственном доме.
- Ай, молодца, - прицокнул языком колдун. Выглядел он вполне довольным. – Садись на место. Продолжим.
- Чего продолжим?
- Ритуал.
Мы повторили всю процедуру ещё два раза. Я воображала, улыбалась, как майская роза, Фламмель жал мне на макушку пальцем, а через мгновение после того, как палец исчезал, задавал мне какой-нибудь дурацкий вопрос, требующий немедленного ответа и напрочь выбивающий из колеи. Сначала он спросил, куда я дела его справочник по некромантии, который лежал на третьей сверху полке между каталогом ядовитых растений и астрологическими таблицами. Я заметалась, хватаясь за голову, потому что вообще не помнила, чтобы рылась когда-то на этой полке. Тогда Фламмель небрежно отмахнулся, заявив, что найдёт сам, если понадобится.
В следующий раз его вопрос касался даты, когда я появилась в его доме в первый раз, и мне пришлось изрядно напрячь память. Дату я так и не вспомнила, но Фламмеля она перестала волновать ровно через полминуты.
Смысл всех его действий был мне абсолютно не понятен. Поэтому я только безропотно подчинялась, получая особое извращённое удовольствие от состояния полной покорности чужой воле. Фламмель же манипулировал мной вдохновенно, с каким-то радостным азартом.
- Так, - скомандовал он после того, как я не смогла ответить на вопрос насчёт даты. – Теперь сделаем так. Пересядь-ка отсюда вон на тот стул. Нет, давай лучше сюда, в кресло. Да, в кресло.
Я послушно повалилась в кресло-качалку. Именно повалилась, ибо чинно усесться в него было технически невозможно. Сидение находилось слишком низко над полом, да ещё под таким углом, что на каком-то этапе присаживания ноги подкашивались, центр тяжести смещался, и попа сама плюхалась на отведённое ей место.
- Хорошо, - распоряжался Фламмель. – Вдох. Выдох. Задержи дыхание. Почувствуй пальцы, колени, локти… Живот, спина, шея, голова…Теперь представь, что ты собираешься выйти из дома. Вот прямо сейчас, на улицу.
Я почувствовала, как голова втягивается в плечи, а напряжение разбегается от затылка по всей спине.
- Не пойду, - заявила я.
- Не болтай. Сиди и воображай. Натуралистично, во всех деталях. Вот ты спускаешься по лестнице. Попадаешь в прихожую. Приближаешься к уличной двери.
Я вцепилась в подлокотники кресла. Ладони вспотели. Я уже буквально видела перед собой эту треклятую дверь, обитую изнутри старой вытертой кожей, с массивной круглой ручкой и парой добротных засовов… Сколько я помнила, Фламмель никогда не запирался сразу на оба, а только на один, верхний.
- Ты собираешься выйти, - продолжал Фламмель. – Сдвигаешь засов. Берёшься за ручку.
Моя правая рука со скрюченными пальцами и впрямь потянулась куда-то вперёд, трясясь, как осиновый лист на ветру. Она как будто действительно намеревалась ухватить некий материальный предмет. Например, дверную ручку.
Я была абсолютно беззащитна! Даже засов больше не сдерживал то нечто, что уничтожит меня немедленно, стоит лишь перешагнуть порог. Неведомое оскалилось, изготовясь к прыжку на долгожданную жертву. Моя гибель была неизбежна.
- Ты уже держишь ручку. Толкай дверь, - твердил Фламмель. – Медленно толкай дверь.
Вся правая рука у мен ходила ходуном от дикого напряжения. Инстинкт самосохранения боролся с потребностью выполнить приказ. Проклятый чародей слал меня на верную гибель – и гибель ужасную, настолько ужасную, что её даже невозможно вообразить. Я не могу! Я не пойду!! Я боюсь!!!
Дыхание замерло в груди. Сердце дрогнуло и встало. Я умру прямо здесь, у двери, так и не сделав следующий шаг.
…И мягкое прикосновение пальца к макушке. Сначала слабое, потом ощутимо сильнее. Всего лишь чужой палец, прижатый к моей голове.
Но произошло что-то невероятное. В уши грянули отзвуки григорианского хора. Там, за дверью, меня ждала встреча с зовущим взглядом цвета осеннего неба, подёрнутого дымкой!
Сердце сжалось до боли и забилось сумбурно, беспорядочно, то давая сбои, то суетливо набирая обороты. Из груди вырвался судорожный вздох. К щекам прилил жар. Крупная дрожь перешла с руки на всё тело. Я пыталась отдышаться, но никак не могла, не хватало воздуха.
- Стоять! – выкрикнул Фламмель.
Я вскочила с кресла и вытянулась во фрунт задолго до того, как сообразила, что вообще делаю.
- Ты как? – спросил Никола уже вполне участливо.
- Ой, - выдохнула я. Зуб на зуб до сих пор не попадал.
- Тогда объясни мне, голуба, почему ты вчера вечером сказала, будто планет вокруг нашего Солнца не девять, а одиннадцать?
Я онемела, в очередной уже раз. Дрожь, впрочем, сразу же прошла. Некоторое время я добросовестно пересчитывала планеты по пальцам. Количество почему-то всё время выходило разное. Где-то на пятый раз я вспомнила, что вчера вечером разговора на эту тему у нас вообще не было. Я даже не удивилась.
Мне больше некогда было тратить время на всякую ерунду. Мне нужно было срочно идти. Меня ждала весна.
- Стоять, - приказал Фламмель, заметив моё движение на выход. – Куда?
- Гулять.
- Рано.
- Но ты же сам говорил…
- Нужно закрепить результат.
Я послушно потопала к креслу.
Во второй раз процедура прошла существенно мягче. Я опять воображала дверь и снова её боялась, но физиологические реакции уже держали себя в рамках приличий. К тому же, все мои переживания сконцентрировались именно на двери. Я понимала, что за дверью нет ровным счётом ничего плохого, но вот она сама словно бы выросла, уплотнилась и даже грозно нависла надо мной, не желая выпускать в новую счастливую жизнь. Когда знакомый палец привычно придавил мою бедовую головушку, дверь разом съёжилась, признав, что её карта полностью бита.
В третий раз, в том же самом воображаемом поединке, я смогла даже приоткрыть воображаемую дверь, ощутив лишь лёгкое волнение.
- Сойдёт, - решил Фламмель. Он выглядел счастливым, но уставшим. – Это дело нужно отметить.
- Может быть, теперь ты, наконец, объяснишь, что ты такое со мной вытворял? – вопрошала я, пока он искал рюмки. – Если бы я пронаблюдала всё со стороны, а не в качестве участника, я бы решила, что это гастроли скоморохов на ярмарке! Что за театр абсурда?!
- Это, сударыня, такая магия, - весело пояснил Никола. – Будем считать, что я слегка поколдовал. Ты же всё время записываешь меня в колдуны. Вот я и оправдываю это звание.
- Какая, к чёрту, магия? Я знаю магию, она другая. А то, что ты делал, ни в какие рамки не лезет.
- Это новая магия. Естественная. Основанная на естественных проявлениях человеческой жизнедеятельности. Я когда-нибудь о ней книжку напишу. Только более чем уверен: современники не поймут. А до потомков не дойдёт. В смысле, книга не дойдёт – сгинет в веках. Так всегда случается с хорошими начинаниями. И люди ещё сотни лет будут твердить бессмысленную абракадабру, пытаясь этими так называемыми заклинаниями изнасиловать окружающий мир, чтобы выжать из него хоть немного чуда… А между тем…
Фламмель не стал договаривать, что «между тем». Вместо этого он бережно снял с полки склянку тёмного стекла. Она имела восьмигранное сечение в своей широкой части, узкое горлышко, а объёму вмещала от силы пол-литра.
- Вот, ещё одна магия, - загадочно сообщил Фламмель, выставляя сию посудину на стол. – И тоже самая что ни на есть естественная. Даже природная.
Он с усилием вытянул пробку и разлил нам по рюмашкам грамм по тридцать коричневато-золотистой жидкости.
- А это что ещё за яд? – воскликнула я. – Зелье?
- Я называю его: эликсир Фламмеля, - мечтательно сообщал Никола, томно закатив глазки.
- И что оно делает? – с подозрением поинтересовалась я.
- О-о-о… Оно делает всё! Вот послушай.
Ощутить сильнее радость,
Заглушить любую боль,
Пережить любую гадость
Вам поможет алкоголь!...
Фламмель смолк, очень довольный собой.
Я уже не знала, чему больше дивиться: переживаниям сегодняшнего утра, содержимому рюмки или внезапно проявленным поэтическим дарованиям маститого демонолога.
- Так ты налил мне что-то спиртное? – на всякий случай попыталась уточнить я.
- Формально это виноградное вино двойной перегонки. И тройной очистки. Технологию, конечно, изобрёл не я… Но я – усовершенствовал. Однако, в действительности это – гораздо больше, чем просто перебродивший виноградный сок. Это – та самая знаменитая алхимическая квинтэссенция винограда. Суть винограда. Дух винограда. Дух солнца, воды и земли, сливающихся в плоде. Это полёт души. Это лезвие мысли. Это биение чувства…
Я скептически принюхалась к колышущемуся в стаканчике биению чувства. Пахло сладеньким, с фруктово-шоколадными нотками.
- Главное: сразу не глотать, - учил Фламмель. – Подержи во рту.
И сам подал пример. Я повторила его действия.
В первый момент жидкость чуть обожгла рот изнутри. А затем принялась таять, оставляя мягкое сладковатое послевкусие.
- Ну, как? – нетерпеливо спросил Фламмель, когда снова обрёл дар речи. – Не правда ли, божественно?
Последний эпитет показался мне забавным. Почему-то представился Фламмель, предстающий перед своим Господом после смерти с бутылью эликсира и произносящий что-то наподобие: «Здравствуй, Бог! Это же я пришёл! Так почему нам не напиться?...».
- Что-то не распробовала, - произнесла я вслух. – Не пойму ничего. Давай-ка ещё.
Он попытался было налить, как в прошлый раз, но я возмутилась:
- Не жмоться! Лей полный.
Заполненный доверху стаканчик содержал в себе уже никак не меньше семидесяти грамм. В этот раз я не стала долго бултыхать порцию во ту, а попросту проглотила. Приятное тепло прокатилось по пищеводу, провалилось в желудок и радостной песней помчалось по кровотоку во все органы и края моего многострадального организма.
Теперь уже точно никакая дверь не смогла бы меня остановить.
- Никола! Ты настоящий колдун! – проговорила я с чувством.
И, очертя голову, ринулась навстречу своей судьбе. То есть, прочь из дома, в уличный водоворот.
- Эй! – раздался мне вслед голос Фламмеля. – Если что… Я сказал соседям, что ты моя сестра! Двоюродная! Из провинции! Приехала погостить! Понятно?
- Ага, - отозвалась я с порога».