Записки инженера. Часть 4

Евгений Каплун
                1.ИСПЫТАНИЯ. ЭХО  САРЫ-ШАГАНА
               
       
                "Я сам расскажу о времени и о себе..."
                Маяковский.

  Большинство праздников у нас в отделе отмечались на рабочих местах. Иногда "действие" происходило наскоро, в обеденный перерыв, но чаще "посиделки" затягивались до конца рабочего дня, а то и до глубокого вечера. Если отмечались дни рождения, то чествования проходили "келейно", составом отдела. Впрочем, зачастую, "героя" торжества приходили поздравлять сотрудники соседних подразделений. Советские праздники и Новый год отмечали с особым размахом. Толпой ходили поздравлять другие отделы, будучи уже навеселе, иногда с бутылкой в руках. Начальство смотрело на эти "безобразия" сквозь пальцы. Начальство было умное. Учитывая, что злостных пьяниц среди сотрудников не имелось, оно понимало, что "праздники" сближают коллективы, помогают снять мелкие конфликты, противоречия, ближе узнать друг друга. Тем более, что действие происходило на глазах у начальства, как бы под контролем.  И даже  много лет спустя, когда Горбачёв решил бороться с пьянством административными методами, в стенах нашего института мало что изменилось.               
       Сама подготовка к праздникам сплачивала коллектив. Девчонки дома пекли торты-пирожки, приносили всё накануне на работу. Ребята заботились о выпивке и отвечали за покупку "тяжестей": овощей, хлеба, фруктов, воды. На рабочих столах сотрудницы резали хлеб, колбасы, овощи, готовили салаты. Ребята открывали шпроты, печень трески и другие консервы. В общем, помогали, чем могли, в основном - остротами. 
За столом  веселились от души. Обсуждали работу, пели вполголоса песни. Особой популярностью пользовались песни Зацепина из фильма "Весна на Заречной улице". Фильм вышел довольно давно, в 1956 году, а песни продолжали петь. Пели и другие песни. Грустно затягивали: "... Огней так много золотых  на улицах Саратова. Парней так много холостых, а я люблю женатого..."
Именно на этих пирушках я понял, что Зоя не такая уж молчаливая и серьёзная, как мне показалось вначале. Она была заводилой. Её не устраивали длинные, не очень осмысленные застольные разговоры, то оживленные, то вялотекущие. Она превращала каждый праздник в спектакль, по крайней мере, его начало, пока все были ещё трезвыми. Взяв за основу тему отмечаемого праздника или большого производственного события, произошедшего накануне, она разрабатывала сценарий. Писала диалоги в стихах, назначала действующих лиц, которые выучивали стихи и участвовали в представлении (попробуй, откажись!). Интермедия длилась часто в течение всей "осмысленной" части застолья. Иногда зрители сбегались со всей лаборатории.
Почти каждое застолье заканчивалось пением незнакомой мне ранее песни. Мелодия  песни, впрочем, была мне известна - песня американских корреспондентов ("Шеф нам отдал приказ лететь в Кейптаун...") Её мы пели ещё в школе и в армии. А вот слова  песни, которую часто пели в нашем отделе, были совсем другими:   
"Занесла нас судьба
                На край планеты,
                Уронила с крыла
                На юге где-то,
                Я проклял всё,               
                Журчит арак   
                В моём стакане,
                Что же делать ещё
                В Сары-Шагане!   

                Я приехал сюда
                Забить монету,
                Но проходят года,
                Монеты нету.
                И каждый день 
                Грызет тоска
                От скуки серой.
                Ох, и злая судьба
                У инженера!

                Но настанет пора,
                Совсем другая.
                Улыбнется судьба
                Я это знаю!
                От счастья пьян,
                Я подойду к аэроплану, 
                Помахаю рукой
                Сары-Шагану!"
 
Запевал обычно Преображенский, подхватывали Тарханов, Орлова, Маслова, а то и сам Батков, который на праздники по старой привычке приходил в наш отдел: раньше он был его начальником, до защиты Тархановым диссертации.
Как-то я спросил у Кости, что это такое - "Сары-Шаган" и где "оно" находится. Костя подошел к висевшей на стене старой карте СССР и ткнул пальцем в точку с названием Приозерск на берегу озера Балхаш и сказал: "Недалеко от Приозерска, всего в нескольких часах езды находится казахский поселок Сары-Шаган. Рядом с поселком расположены площадки, где испытываются ракеты класса "Земля-Воздух". Там конструкторы Лавочкин и Бабакин испытывали перспективную ракетную систему "Даль". КБ Грушина на соседней площадке отрабатывало свою знаменитую " семьдесятпятку", с помощью которой нашими войсками ПВО был  сбит самолет Пауэрса. Мы  очень долго сидели на полигоне в командировках, и моделировали на аналоговых вычислительных машинах процесс наведения ракеты "Даль", анализировали закон управления ракетой".
Позже я узнал, что ракетная система "Даль" так и не была принята на вооружение, хотя обладала боевыми характеристиками, намного опередившими "своё время". Система проектировалась, как многоканальная, и могла наводить сразу несколько ракет на различные цели. Лавочкин впервые попытался использовать в своей системе при решении боевых задач не механические счетно-решающие приборы (СРП), и не аналоговые вычислительные машины, а цифровую вычислительную технику, что резко расширяло возможности системы. Однако в то время в цифровых  машинах использовали лампы, и машины  обладали очень низкой надежностью из-за неконтактных явлений, перегрева ламп и так далее. Низкая надежность и подвела. Как и в последующие времена, сказался разрыв между полетом фантазии инженерной мысли наших замечательных конструкторов и возможностями элементной базы  страны, её технологическими потенциалом. Надёжная полупроводниковая техника тогда только делала свои первые шаги. Возможно, систему и довели бы "до ума", однако, вскоре умер Генеральный конструктор Лавочкин, который пользовался непререкаемым авторитетом у правительства. Эта смерть сыграла свою роковую роль. Систему закрыли, хотя на всех последующих военных парадах огромную, "далевскую" ракету ещё долго возили по Красной Площади, скорее всего, для устрашения американцев.       
Как я уже писал, наш институт занимался анализом контуров управления системы  "Даль", выдавал рекомендации по коррекции контуров управления с точки зрения уменьшения промаха ракеты. 
Со слов немногочисленных участников этой эпопеи, мне удалось восстановить некоторые фрагменты жизни на полигоне в ту далёкую неповторимую эпоху.
Испытания системы "Даль" проводились на тридцать пятой площадке. Территория тщательно охранялась солдатами. Войти и выйти с площадки, можно было только через контрольно-пропускной пункт (КПП) после дотошной проверки и по документу, разрешающему выход.
  Иногда экспедиция отряжала несколько человек на "газике" или грузовике в соседний казахский поселок Сары-Шаган за водкой и свежей рыбой. При возвращении на площадку, водку необходимо было искусно прятать, так как в случае обнаружения "груза" при досмотре, солдаты на глазах у страдающей публики бутылки разбивали. Такие случаи иногда имели место из-за халатности посланцев, однако чаще всего они успешно справлялись с заданием. Водку закупали на два-три застолья. Но хватало всегда на полраза. Поскольку жизнь никого не учит, даже с учетом коррекции величины закупки, на следующий раз опять водки не хватало.
Правда, Костя говорил, что дело не в том, что жизнь не учит, просто каждый раз все решали, что отныне пить будут поменьше. Но как-то не получалось. "Все опять повторялось сначала", как в известной песне!
Жили в бараках, сооруженных из досок, обшитых дранкой и кое-как снаружи оштукатуренных. Пищу готовили дежурные, назначавшиеся в порядке очереди. Они в день дежурства на работу не ходили, а занимались более ответственным делом. Особых навыков от "поваров" не требовалось.  Продукты закупались в единственной на площадке солдатской лавке.  Выбор товаров там был  "не очень шикарный": крупы, горох, хлеб, тушёнка, колбасный фарш, чай, шоколадные конфеты с южным названием "Кавказские", которые, очевидно, были предназначены для проверки зубов на крепость. Вот и всё. Приблизительно такой же выбор товаров был в нашей солдатской лавке в Черняховске. Но я там покупал чаще всего батон белого хлеба, сгущенное молоко и пряники.
Когда однообразная пища надоедала, как я уже писал, руководство  отряжало гонцов в Сары-Шаган. Об одной из своих поездок в Сары мне рассказала Зоя. В поселок они отправились вдвоём со Славкой Сальницким. Машина подъехала к крайнему казахскому дому. Это была глинобитная мазанка чуть выше человеческого роста. Около двери стояла старуха-казашка в грязных шароварах и со слезящимися глазами. Сальницкий вежливо, почти галантно, спросил: "Бабушка, вы не подскажете, где здесь можно купить свежей рыбы?" Старуха окинула его цепким взглядом, молодецки сплюнула сквозь гнилые зубы, и поманила  за собой в хижину. Зоя и Славка вошли в дверь. Пол  находился ниже уровня земли, поэтому в помещении можно стоять во весь рост, однако, потолок все равно давил, нависал над головой. На полу сидело много грязного народа разного пола и возраста, что-то сосредоточенно делало. На вошедших пришельцев никто не обратил внимания. В центре комнаты стояла высокая железная кровать, застеленная белым тюлевым покрывалом, с подушками в белых наволочках, все довольно чистое. Очевидно, на ней никто никогда не спал. Скорее всего, она являлась символом цивилизации в  этом забытом богом поселке. Быстро сторговавшись и купив рыбу, Зоя и Славка с облегчением выскочили на свежий воздух.          
"Здесь где-то есть шашлычная, - сказал Сальницкий,- ребята рассказывали. Давай шашлычков попробуем! А то - все каша, да каша!" "Давай", - ответила Зоя. Пошли искать шашлычную. Быстро нашли небольшую конуру, сколоченную из гнилых серых досок. Дверь оказалась открытой, за дверью стояло  грязное железное ведро, наверное, мусорное. Заказали две порции шашлыков. Баранина была отменной, все-таки - Казахстан, где баранов больше, чем людей. Овцы - основа степного скотоводства.
Казах нанизал большие куски бараньего мяса на шампур, положил шампуры на две кривые проволоки, укрепленные над очагом. Вскоре вкусно запахло жареным мясом. Затем казах схватил шампуры с шашлыками, побежал к двери и окунул их в "помойное" ведро, стоящее за дверью. В нём у него, как оказалось, хранился соус. Зоя брезгливо поморщилась и попросила ещё раз прожарить свою порцию, сославшись на то, что очень любит пережаренное мясо.
Конечно, шашлык дело хорошее, и свежая рыба тоже была прекрасным приобретением. Однако сам  Сары-Шаган производил  более удручающее впечатление, чем испытательная площадка. Но инженеры того романтического времени, детство которых совпало с голодным послевоенным периодом, были счастливы работой, своим здоровьем и молодостью и грандиозностью решаемых задач.   
Работали много и с упоением. После работы играли в шахматы, футбол. Тарханов очень хорошо играл и в шахматы, и был заядлым футболистом. Кажется, даже имел разряды по этим видам спорта. В футбол гоняли в степи, смешанными командами из-за малого количества мужчин. Тарханов злился, когда партнеры били мимо ворот после его великолепных (по его мнению) пасов. Очень огорчался, когда его команда проигрывала. Баткову всегда было весело, он не столько играл, сколько хохотал до упада. Он бегал по полю в ярко зелёных штанах от лыжного костюма.
На совете Главных конструкторов, когда Батков брал слово, все замолкали и внимательно,  настороженно его слушали, особенно Главный конструктор системы Бабакин. Батков говорил тихим, неуверенным голосом, сбивчиво и не очень понятно.
В те времена кибернетика, наука об управлении, только что перестала быть "лженаукой", для отечественных КБ вопросы устойчивости контуров управления, проблемы оптимизации точности были тогда новыми, слабо разработанными. В НИИ-2 этими задачами уже  занимались: проводили моделирование, аналитические исследования, появлялись научно-технические школы. Промышленность очень ценила мнение НИИ-2.
Впоследствии Бабакин возглавил создание советских космических станций, успешно запущенных к Венере, Марсу. Он стал академиком, Героем социалистического труда, Лауреатом Государственной премий. Его именем названа улица в городе Химки.
Ракетная система "Даль" предназначалась для перехвата  воздушных целей, причем, одновременно, как я уже отмечал, могла поражать сразу  несколько целей.
Зоя рассказывала, что была свидетелем  перехвата цели, только  при испытании другой ракеты, конструкции Грушина, системы "1000". Цель запустили на полигоне Капустин Яр, расположенном на Нижней Волге. Перехватили же её на большой высоте над окрестностями озера Балхаш. Полет ракеты, и её взрыв можно было наблюдать с площадки. Ядерный взрыв произошел на большой высоте. Когда Зоя и Преображенский вышли из бункера (после команды "Отбой"), небо над головой светилось волшебным зелёным сиянием. Впечатление - просто незабываемое! Колдовство. Перехват прошел успешно.
Вечером все собрались в бараке. Немного выпили за успех коллег. Костя очень любил песню Визбора "Серёга Санин". Спели про "сырую палатку", про то, что "...другого парня в мире не найти..."  Пели туристские песни, песни Окуджавы, о том, как "Из окон корочкой несёт поджаристой, за занавесками - мельканье рук..." Всем было весело и почему-то одновремённо немного грустно.
Слушая рассказы о работе на далеком полигоне, я завидовал участникам командировок. Увлекала романтика полигона, ощущение необходимости и важности работы. Бытовые трудности  не пугали, я прошёл армию. Хотелось новых острых впечатлений!
Я пытался представить себе, в каких условиях создаётся ракетное оружие Америки. Оборудованные полигоны, светлые домики, вокруг - ухоженные газоны, цветы. Обслуживание - в ресторанах с меню на все вкусы. Развлекательные центры, бассейны. Может быть, во времена войны у них при испытаниях оружия, и были бытовые трудности, по американским понятиям. Но в шестидесятых годах трудности ушли в прошлое. Если американцам рассказать про Сары-Шаган, они просто не поверят. А если бы их поставили в такие условия работы, то Америка не построила бы ни одной ракеты! Впрочем, американцам нас не понять, и нам их - тоже.
На работе я продолжал заниматься исследованием влияния вращения ракеты "Оса" на устойчивость контура её наведения. Из ЦАГИ приехал учёный аэродинамик по фамилии Святодух. Он уточнил формулы расчета сил, влияющих на вращение крыла ракеты, построенной по схеме "утка". Эти силы возникали в результате воздействия на крыло так называемого "косого обдува", потока воздуха, срывающегося с расположенных впереди крыла рулей, при отклонении рулей ракеты в процессе управления. 
Оказалось, что на устойчивость может повлиять только большая постоянная составляющая скорости вращения ракеты вокруг продольной оси, чего в управляемом полёте быть не могло из-за случайного отклонения рулей при наведении ракеты. Наши рекомендации были приняты промышленностью к сведению. Хотя моя роль в этих работах была незначительна, по моему мнению, диплом находился у меня в кармане.
Однажды Тарханов вызвал меня к  Баткову. Батков сообщил, что нам предстоит поездка на полигон, где проводятся лётные испытания ракеты "Оса". Полигон располагался в Казахстане, недалеко от города Гурьева. Добираться до места придётся сначала на поезде до станции Эмба, а потом на автобусе до военного городка.
Ещё Батков сказал, что нашему институту просто необходимо присутствие своих представителей на испытаниях. Очень важен с политической точки зрения сам факт присутствия. Необходимо наладить связи с испытательной бригадой промышленности и военными, ознакомиться с обстановкой, бытовыми условиями и, по возможности, набрать из реальных пусков информацию для уточнения модели наведения, которая создавалась в НИИ-2.  На этот полигон представители НИИ-2 отправлялись впервые.      
   
          
           2. ЛЕГЕНДЫ ГОРЯЧЕЙ КАЗАХСКОЙ СТЕПИ. ЭМБА-2               
 

Когда мы с Тархановым вышли из кабинета Баткова, Игорь сказал, что мне оформят командировочные документы на инженера, хотя я  по должности являлся техником. Он объяснил это тем, что представители промышленности могут подумать, что НИИ-2 посылает на полигон "а бы кого", лишь бы отпихнуться и поставить "галочку".
"Так мы же с тобой собираемся ехать вдвоём", - сказал я. "Вдвоём-то вдвоём, только я там пробуду несколько дней, введу тебя в курс дела, а дальше ты останешься один. Так что, не проговорись, что ты техник!" - ответил Тарханов.   
Тарханов сообщил, что после его отъезда, мне предстоит работать под руководством сотрудника НИИ-20, молодого кандидата наук Марата Финогенова. Он занимался вопросами компенсации  "вредных" перекрестных связей каналов управления, возникающих из-за "скручивания" систем координат ракеты и пункта управления. Задача была в какой-то степени близка той, которой занимался я, правда, физика возникновения этих перекрёстных связей - совсем другая. С проблемой "скручивания" я был немного знаком.
И вот мы находимся в вагоне поезда. В вагоне грязно. Сквозь немытые, полупрозрачные стекла окон льется тусклый свет. Старые шерстяные одеяла издают какой-то неприятный запах жженой ваты. На серых простынях кое-где  заметны редкие следы утюга.
Вместе с нами в купе расположились два геолога. Они ехали большой компанией, "ядро" которой целиком занимало соседнее купе. Тарханов достал обязательную бутылку, вареную картошку, соленые огурцы и круг варено-копчёной колбасы. Геологи выставили свою выпивку и закуску.  Всё было подготовлено к "обмытию" дорожного знакомства. Я оказался не готов к такому повороту событий. В командировку я ехал впервые и не имел должного опыта, да и традиции нашей семьи были другими. Кое-какую еду (теперь я усвоил, что это вовсе не еда, а закуска) я, конечно, захватил. За бутылкой сбегал в ресторан.         
Геологи расчехлили гитару. Пришли ребята из соседнего купе. Выпили, спели песни Визбора, Городницкого, песню геологов Пахмутовой: "...А путь твой далёк и долог, и нельзя повернуть назад, держись геолог, крепись геолог..." Когда все напелись, завязалась ленивая беседа. В основном, переговаривались геологи, отвечали на редкие мои вопросы. Тарханов ушел в соседнее купе играть в преферанс.
Из беседы я выяснил, что геологи много работали в Казахстане, Таджикистане и Киргизии. Они рассказали, что отношения с местным населением складываются весьма непросто. Казахи, таджики к русскому населению относятся настороженно, если не с затаённой враждой. По селениям геологи обычно ездили небольшими группами. В одиночку передвигаться считалось опасным.
"Они считают нас колонизаторами", - говорили геологи. Меня эти слова удивили. В армии я не чувствовал ни скрытого, ни явного антагонизма "межу народами Великого СССР" (евреи не в счёт). Впрочем, в армии казахи находились "на чужой территории", да к тому же, в значительном меньшинстве в море славян. Ситуация там была совсем другая. Судя по информации из газет и телевизора, в стране процветает Дружба народов. Советская власть "образовывала" республики окраин, развивала промышленность, а не только выкачивала из них сырье и использовала дешёвую рабочую силу, как Англия или Франция в своих колониях. Ну какие мы поработители? Я вспомнил про свою любимую книжку "Джура", прочитанную в детстве. Это была увлекательная приключенческая повесть Георгия Тушкана про борьбу с басмачами в Киргизии. В повести простой народ, такие люди, как Джура, поддерживал советскую власть, помогали в борьбе с басмачами. Иначе бы бандитов не победили. Позже я узнал, что возглавивший борьбу с басмачами герой Гражданской войны Буденный, не побоялся раздать оружие простым декханам. и только благодаря этому рискованному шага разгромил банды басмачей. Советская власть способствовала развитию среднеазиатских республик. Для меня это была аксиома.            
Темнело. Ритмично стучали колёса поезда, спотыкаясь о стыки рельсов. За окном пробегали пейзажи средней России. Бесконечные поля, перелески, деревянные избы, вокзалы из красного кирпича, маленькие серенькие городки. Я лежу на верхней полке, смотрю в окно и размышляю об огромности нашей страны. Размеры страны, наверняка, сказываются на психологии народа. Вот только каков этот отпечаток?       
Многие публицисты и беллетристы считают, что необъятные просторы страны и её богатство существенно повлияло на характер народа: широкая душа, расточительность, пренебрежение мелочами и деталями, привычка к раздолью... Даже знаменитое русское "авось" связано с огромностью территории и богатством: в такой стране при любом стечении обстоятельств не пропадешь, если сам того не захочешь!
Может быть это и так, а может быть, и нет. Крепостные столетиями были привязаны к своему клочку земли, хотя этот клочок подлежал периодическому переделу внутри общины. При Сталине у колхозников паспорта отобрали, т.е. опять привязали к земле. Только небольшая, активная часть крепостного населения, нарушая закон, бросив своих хозяев, сбежала на окраины государства, образовав сословие казаков, т.е. реально реализовали в своих интересах эту огромность страны и расширили её. Казаки осели на Дону, Днепре, Волге, Кубани, Яике, Енисее. Именно они явились теми землепроходцами, которые раздвинули границы Империи до невероятных размеров, стараясь уйти подальше от "ЦЕНТРА", от Москвы и длинной руки царя. Возглавляли бегство крепостных крестьян  сильные личности: Ермак, Хабаров, Поярков, Дежнев...  Правда, эта необузданная казацкая вольница чуть не погубила Россию в "смутное время" эпохи Лжедмитриев. Но то - совсем другая история!
И сегодня многие обитатели деревень дальше ближайшего райцентра никуда не выезжали. Они прекрасно знают окрестный лес, грибные и ягодные места, но только в окрестностях своей деревни. Где уж тут влияние великих просторов на характер народа!
Долгие поездки в поезде под мерный стук колёс всегда настраивали меня на философский лад. Я вспомнил своё путешествие из Сталинграда в Москву в 1945 году, тогда мне тоже лезли в голову всякие абстрактные мысли. А вот поездки на Рижское Взморье в пионерский лагерь происходили в большой компании сверстников, тогда было не до размышлений: в вагоне стоял дым коромыслом.
Утром, бросив взгляд в окно, я увидел, что ландшафт изменился. Вокруг, сколько хватало глаз, лежала бесконечная серо-желтая степь. Я смотрел в окно и думал, что СССР - огромная страна, наследница исторической империи Рюриковичей - Романовых. Все исторические колониальные империи давно распались. Колонии восстали и отделились от метрополий. Начало процесса положили США, завоевавшие независимость в борьбе с Англией. В течение небольшого исторического периода, после Второй Мировой распались все основные колониальные державы: Англия, Франция, Португалия, Бельгия, потеряв свои колонии. Еще раньше, после Первой Мировой войны, распались Австро-Венгерская и Османская империя. В отличие от Английской и Французской империй, обладавших заморскими территориями, эти империи имели компактную территорию, но это их не уберегло от распада под влиянием военного поражения и этнической разношерстности населения.
От некогда огромных империй сохранились небольшие островки с коренным населением. Я подумал, что сложные межнациональные отношения между республиками СССР (о чем говорили геологи) являются плохим симптомом. Небольшой толчок - ухудшение экономического положения, или просто возникновение нестабильности, и все сразу развалится!
 Но Отечественную войну мы ведь выиграли, не развалились. Как тяжело далась нам эта война, сколько крови было пролито, какая разруха поразила страну! Выстояли! Нет, СССР никогда не развалится! Тут влияет не только идеология и железная рука партии. Тут - экономика. Таллинский и Рижские порты строила вся страна. Авиационные заводы строили и в Грузии, и в Узбекистане. Кроме того, нашу Прибалтику в Европе никто не ждёт с их сыром и молоком. Разве Дании, Голландии, Франции нужны конкуренты?
 В СССР огромные рынки сбыта. Экономика всех республик намертво связана плановым хозяйством: производство машин в одной республике - сборка в другой. Общая энергосистема, нефте-газопроводы. Мы не делали из республик сырьевые придатки. СССР крепок и един. Придя к такому выводу, я спокойно уснул.   

                3. ГОРОДОК  В СТЕПИ       

   

На станции Эмба состав стоял минуты две. Мы знали о короткой стоянке и, простившись с геологами, заранее собрали вещи и вынесли их на площадку. Я тащил рюкзак, который по армейской привычке и на смех туристам, звал вещмешком. Тарханов волочил  чемодан. Зачем ему понадобился такой большой чемодан, мне было не понятно. Станция представляла собой старое деревянное строение, хотя мы совсем недавно проезжали станции с приличными кирпичными вокзалами. На вокзале кроме кассы, нескольких деревянных стульев и буфета, ничего не было. В буфете продавали бутерброды с засохшим сыром и подозрительной колбасой.
Рядом с вокзалом располагалась площадка, где останавливался транспорт. Недалеко находились несколько глиняных хижин, кажется, без окон. У дверей, прямо на нагретой солнцем земле играли голопузые детишки. Вскоре на площадке остановился газик. Из него вышли три человека и присоединились к нам. Судя по их разговорам, они тоже ждали автобус до военного городка.
Подъехал новенький зеленый небольшой автобус. За рулем сидел молодой солдат. Мы залезли в автобус, он тронулся, проехал пыльные улицы поселка и выкатился на асфальтовое шоссе. Светило жаркое солнце. На небе - ни облачка. Вокруг голая ровная выжженная степь с клочками рыжей сухой травы. Минут через сорок  на горизонте, как из-под земли стали вырастать силуэты построек, хорошо различимых на фоне прозрачного голубого неба. Постройки медленно росли и вскоре превратились в пятиэтажные, жилые дома. Как потом я узнал, это были ДОСы - дома офицерского состава.
Перед въездом в поселок находился контрольно-пропускной пункт (КПП) со шлагбаумом. Солдатик проверил наши паспорта и командировочные документы. Автобус въехал в городок. Все улицы были покрыты бетоном. Росли хилые деревца, травы не наблюдалось. Почва глинистая, растрескавшаяся от жары. Автобус подъехал к пятиэтажному дому хрущевской постройки, это - гарнизонная гостиница. Напротив, через улицу - другая гостиница, принадлежащая свердловчанам - фирме Люльева. Они здесь испытывали свои ракеты. На этой же улице располагалась двухэтажная столовая и штаб войсковой части: белое четырехэтажное здание. Рядом со штабом - вычислительный центр.
Мы с Тархановым поселились в гарнизонной гостинице в двухместном номере на третьем или четвёртом этаже, точно не помню. Я отметил, что служащими гостиницы работали женщины с европейскими лицами. Даже среди уборщиц, местных жителей не было. Тарханов задвинул свой чемодан в шкаф и подошёл к окну. На пустыре, расположенном сразу за гостиницей, группа молодых людей гоняла ногами мяч. Тарханов оживился: "Знакомые все лица! Все из НИИ-20. А вот и Марат бегает! Давай сходим в магазин, купим чего-нибудь пожрать и пару бутылок", - сказал Тарханов. - "Марат, правда, альпинист и совсем не пьет, но остальные ребята из теоретического отдела Осипова и радисты Шишова -  вполне нормальные люди. Могут выпить сколько угодно. Их тоже пригласим, только вот бутылок, пожалуй, надо взять не две, а пять", - продолжил Игорь.       
Мы наскоро разобрали вещи, расставили в тумбочках принадлежности, развесили в шкафу одежду,  вышли из номера в коридор и стали спускаться по лестнице. На втором этаже  встретили поднимающегося навстречу парня в майке и спортивных штанах. Он двигался по ступенькам очень тяжело, согнувшись пополам держась за живот. Мы с Тархановым прошли мимо. Тарханов толкнул меня локтём. "Это Марат", - сказал он. Мы в нерешительности остановились. Вроде бы, чего приставать к человеку, когда у него "схватило" живот. Доберётся до туалета сам и приведёт себя в порядок. Потом, как по команде, разом повернулись, бросились вверх по лестнице вдогонку за Маратом. Подхватили его под руки и довели до номера. Марат  успел сказать, что у него сильно болит грудь.
Мы положили его на кровать. "Беги в санчасть. Где она находится, спросишь внизу у дежурной!", - крикнул Игорь. Я кубарем скатился по лестнице, нашёл медсанчасть, она располагалась совсем недалеко. За столом сидел старший лейтенант. Я, заикаясь, сообщил ему, что нашему сотруднику очень плохо, нужна срочная помощь: "Он тут недалеко, в гостинице". Лейтенант ответил, что скорая помощь отъехала. "Вот приедет, я сразу её пришлю", - добавил он. "Зачем ждать "скорую", тут добежать - совсем не далеко!" - сказал я, и стал его уговаривать, что дело очень серьёзное, и хорошо бы он сам подошёл. "Врач уехал вместе со "скорой", а я не могу отойти - дежурю", - ответил офицер. Я постоял в растерянности около него, помялся и побежал назад.
Когда я прибежал в номер, Марат  был без сознания. Рядом стоял Игорь и ещё какие-то люди. Когда минут через пятнадцать, приехали врачи с какими-то чемоданчиками, Марат уже умер. На его руке  в оглушительной тишине на всю комнату громко тикали часы, которые в начале дня он завел своей рукой, не подозревая, что заводит часы в последний раз. Мне пришла в голову глупая мысль, что вот часы, движимые его энергией, тикают, пока ещё "живут", а его самого уже нет. Смерть так близко я видел впервые. Как все просто - был человек, и не стало!
Ко мне подошёл расстроенный старший лейтенант, которого я не смог убедить поспешить на помощь. Он говорил что-то в своё оправдание. Я не слышал. Врач в белом халате сказал, что смерть произошла, очевидно, из-за отёка легких, вызванного закупоркой аорты. Наверное, из-за тромба. "Впрочем, вскрытие уточнит причину", - добавил врач. Мне стало страшно: вот так и живём, чего-то хотим, переживаем! А что случится с нами через час, нам не известно. Тромб! И всему конец!
Кто-то из присутствующих сказал, что если диагноз подтвердит наличие закупорки аорты, то спасение было бы возможным только в случае проведения операции в первые пятнадцать минут после начала закупорки, т. е. у Марата не было шансов на продолжение жизни. Скорее всего, именно это мне хотел объяснить старший лейтенант. Я подумал, что старший лейтенант не поспешил на помощь, так как имел свой "большой опыт". Он, скорее всего, подумал, что кто-то из инженеров в очередной раз допился "до чертиков". Страшно всё это!
Испытания ракетного комплекса "Оса" шли пока неудачно. Испытания только начались, были проведены всего пять пусков. После старта ракету "вышвыривало" из "луча". С этой проблемой разобрались очень быстро: оказалось, что в контуре перепутаны знаки, вместо отрицательной обратной связи, "образовалась" положительная. Исправили. Ракета, наконец, "полетела". Но неустойчиво.
Разборы полетов происходили в здании штаба, в большой пустой комнате,  похожей на школьный класс. Стены  окрашены до половины высоты оливковой масляной краской, выше - выбелены известью.  В центре комнаты стояли несколько составленных вместе столов. На них раскладывались осциллограммы с записями параметров работы РЛС, и плёнки с  записями телеметрической информации о работе бортовых систем ракеты. Вокруг столов, склонившись, стояли и сидели инженеры. Они что-то измеряли на графиках, рисовали на них огрызками карандашей отметки, цифры, черточки. Записывали цифры и соображения в блокноты, на клочках бумаги. Решения принимали тут же, сидя на подоконнике.
Приехали представители КБ Генерального Конструктора Грушина. Представители этой фирмы на месте испытаний, конечно, присутствовали, они занимались организацией испытаний, обслуживанием техники и обработкой информации, но теперь приехали теоретики: начальник отдела Иофинов и его заместитель Гришук.         
Они разложили пленки прямо на полу (места на столах уже не хватало),  ползали по полу вокруг осциллограмм. Иофинов снимал пиджак, зачем только он одевал его в такую жару? Оставался в ковбойке, засучивал рукава. У него была густая чёрная шевелюра, роговые очки. Кажется, к тому времени он был уже доктор наук. Тут же на полу возникали технические совещания с участием инженеров НИИ-20. После анализа результатов пуска отдельно каждой фирмой, представители промышленности собирались вместе и вырабатывали общую точку зрения на результаты работы: возможные причины отказа, предполагаемые доработки. Затем происходило совещание с представителями заказчика - военной частью бригады. Совещание проводилось в другой комнате, еще более напоминавшую классную комнату или студенческую аудиторию, так как она была заставлена длинными столами и деревянными стульями, на которых во время совещаний сидели члены испытательной бригады.
Вёл совещание ведущий инженер по испытаниям от военных. Заслушивались доклады представителей фирм, участвующих в испытаниях, где формулировались их мнения на результаты работы. Зачастую, представителям промышленности на предварительных обсуждениях не удавалось придти к общему мнению, тогда разгорались баталии в присутствии и с участием военных. НИИ-20 представлял начальник отдела Осипов. Светловолосый, с белой, нежной кожей лица и розовым румянцем на щеках, он казался мне похожим на Александра Первого, и своим внешним видом резко  контрастировал с  выжженными на южном солнце "ракетными  волками" с фирмы Грушина, да и своими радистами. На совещаниях иногда разгорались жестокие сражения между радистами и ракетчиками, каждая фирма пыталась свалить причины неудачи на смежников, ссылаясь на графики, и другие объективные данные обработки информации и анализа. Однако данных регистрации для однозначного ответа обычно не хватало. Тогда оппоненты строили самые экзотические гипотезы. В этих случаях основным аргументом являлась "громкая глотка". Тарханов помалкивал. Он часто из почтового отделения "Эмба-5" звонил Баткову и эзоповским языком пытался что-то ему объяснить. Батков, как правило, ничего понять не мог. Тарханов набрал информацию и решил ехать в Москву, оставив меня одного.
Вскоре я понял, что радисты, вопреки "местническим" интересам своей фирмы, не всегда выступают единым фронтом. В НИИ-20 был отдел, который занимался разработкой "ответчика". Этот прибор устанавливался на ракете и в течение всего полёта посылал ответные сигналы о положении ракеты на "землю". Только с учётом этих сигналов могли вырабатываться команды управления на ракету. Однако прибор был установлен на борту ракеты неудачно, слишком близко к двигателю ракеты, и при работе двигателя, поток раскалённых газов экранировал сигналы с "ответчика". Разработчики "ответчика" на всех совещаниях ругали "своих" радистов, которые не могли  принять "хорошие сигналы  с ответчика". На обсуждениях стоял "дым коромыслом".  В конце концов, разобрались, установили "ответчик " на ракете в другом месте и дефект был устранён. Но это произошло спустя три-четыре месяца, а пока все ползали по полу и смотрели ленточки с записями неустойчивых сигналов "ответчика" и управления ракетой.
Большие пустые комнаты с голыми стенами, старые потертые стулья с железными ножками, ученические доски на стене, сетки на окнах, чтобы не улетели секретные документы в открытые окна - вот условия, в которых создавалась советская ракетная техника, заставившая трепетать весь мир! Экономия на быте инженеров была просто грошовая по сравнению со стоимостью продукции, которую они производили. Дело не в экономии. Я даже не знаю в чем это дело? Ведь не может быть такого, чтобы руководство таким способом выражало своё презрение или просто безразличие к непосредственным производителям и разработчикам техники. А люди почему-то терпели и считали, что так и надо! У руководителей имелись домики с хорошей мебелью, барами-холодильниками, прикреплёнными машинами. Но, в общем-то, и у них тоже всё  выглядело достаточно убого. Может быть, это просто традиция, идущая от идеологии самоограничения первых пятилеток? Не то что бы денег нет, просто считалось, что "народу этого не надо!"
Гришук неплохо бренчал на гитаре, и вместе с Иофиновым, они любили на вечерних сборищах горланить песню Визбора:
                "Зато мы делаем ракеты
                И перекрыли Енисей.
                И даже в области балета
                Мы впереди планеты всей..."
Иногда Гришук, пощипывая струны, мурлыкал себе под нос про то, как "порвали парус". Я смотрел, как бы со стороны, на этих героических, с моей точки зрения, людей и вспоминал рассказы наших сотрудников про Сары-Шаган. Кстати, Гришук был кандидатом наук.
Вскоре у меня закончились командировочные деньги. Я позвонил в Москву и получил разрешение на отъезд. 
Собрав свой нехитрый скарб в, ставший тощим рюкзак, "попрощавшись" с сотрудниками на последние деньги (на обратный билет деньги были отложены заранее), отметил командировочное удостоверение и отбыл на том же автобусе, на котором сюда приехал, на станцию. В рюкзаке, тщательно замаскированные среди вещей, лежали копии графиков последних пусков.
 Вот и станция. Я выскочил из автобуса и побежал к кассе. Через десять минут автобус пойдёт обратно, а мне за это время нужно было узнать, имеются ли в кассе билеты на проходящий поезд. Если имеются, то всё в порядке, а если нет, то нужно успеть на автобус и ехать в городок на ночлег. Возникла неожиданная сложность, которая заключалась в том, что сведения о свободных местах  ещё не передали с предыдущей станции. В этой неопределённости пришлось рисковать. Можно остаться, но тогда, в случае отсутствия билетов, приходилось бы ночевать на станции. Если уехать, то завтра ситуация могла повториться. Я рискнул остаться. Свободные места оказались в наличии, но только в общий вагон. Я вздохнул с облегчением. Забравшись на верхнюю полку, наконец, почувствовал себя спокойно. Теперь можно было расслабиться до самой Москвы.    
         

                3. ФИЛОСОФИЯ ПОД СТУК КОЛЕС
               

Поездки в поезде меня всегда настраивали на абстрактные размышления, особенно если путешествовал в одиночестве. К этому располагало большое количество свободного времени и ритмичное  постукивание колёс о стыки рельсов. Свободное время позволяет погрузиться в себя, осмыслить события, разобраться в ощущениях. Только вот где теперь взять свободное время. Жизнь невероятно ускорила свой темп. Изматывающая работа, телевиденье, радио, газеты. Сегодня папуас где-нибудь в Новой Гвинее под пальмой чихнёт, а в Европе через секунду об этом все знают и желают ему здоровья. Сегодня мир опутан паутиной мобильной связи, спутниковыми системами, "интернетом". Околдованную индустрией  шоу молодежь невозможно оторвать от интеллектуальной наркомании компьютерных игр. У молодежи нет времени читать такие толстые книги, как "Война и мир", "Сага о Форсайтах", даже романы Диккенса и Вальтера Скотта. Размышлять, обдумывать жизнь теперь стало некогда. Все силы уходят на усвоение лавины информации и на отдых от всего этого в форме примитивных развлечений, позволяющих разгрузить мозг и снять стресс. Идёт скольжение по поверхности.  Жизнь становится "примитивно-клиповой", а люди - заводными игрушками. Иногда нужно просто посидеть, посмотреть в потолок, подумать...
Но никто не заставляет насильно окунаться в этот оглушительный водоворот. Можно спокойно жить в деревне, слушать шум леса, щебет птиц, барабанную дробь дождя по железной крыше веранды. Можно жить и работать на природе, есть такие специальности и такой образ жизни!
Я просто мучаюсь у телевизора. Одновременно идут несколько интересных программ. Хочется посмотреть и то, и другое. Дистанционный пульт позволяет мгновенно переключать программы и возвращаться обратно. Адское изобретение. В результате я не смотрю передачи, а ознакомляюсь с их фабулами.
 Реклама на телевидении -  просто беда. Когда появляется реклама, я сразу ухожу на другую программу, пока идёт реклама, я нахожусь там, потом забываю, где и что я смотрел и к какой программе я хочу возвращаться... Сумасшедший дом, модель нашей сегодняшней жизни. А теперь ещё возникли дополнительные сложности: реклама на всех программах, кроме программы "культура" транслируется одновременно и "уйти" некуда. Смотрю, изнываю!
Впрочем, я немного отвлёкся... Итак, я смотрю в окно, за окном - Россия.
Так все же, Россия - Европа или не Европа? Судя по воспоминаниям о посёлке Эмба и,  глядя на пробегающие за окном картины, конечно, Азия. А вот, когда будем подъезжать к Москве, то там за окном раскинется, конечно, Европа. Казахстан, Узбекистан, Киргизия - это, безусловно, Азия. А вот что такое собственно Россия с её Зауральем, Приморьем, Кавказом? Ведь, скорее всего, разговор идёт именно о ней! На всей этой огромной территории существует общая культура, образ жизни, религия, уклад быта, этика и бог знает что ещё. Несмотря на наличие на этой земле аборигенов, имеющих свои корни, обычаи, иногда, язык, по-моему, это всё и есть Россия, которая за сотни лет организовала жизнь  народов, живущих на землях, некогда входивших в состав Российской Империи. 
Европа тоже очень разная. Например, Испания по своему климату, традиционному пейзажу, этническому составу населения, образу жизни, архитектуре совсем непохожа на Швецию, Финляндию, Англию. До эпохи массовой эмиграции мусульман в Европу, эти страны были мононациональными. Между многими европейскими  странами в чём-то существует разница гораздо больше, чем между некоторыми регионами России: новгородской, псковской областями и Приморьем. Так на какую Европу хотят быть похожи наши западники? Как бы не оказаться на задворках Европы, её сырьевым придатком.
Впрочем, во всех европейских странах существуют некоторые общие свойства: единые для всех стран Европы христианские ценности, высокая материальная культура, верховенство закона. Общей является привычка к высокоорганизованному труду, и, как следствие, высокий уровень жизни и быта. А в России, похоже, и общая культура, и культура быта  мало кого интересует.
 К проблеме соблюдения закона у нас относятся с большим подозрением. Естественно, Россия живет не по римскому праву или по кодексу Наполеона, а по российскому праву - "телефонному": приказал по телефону начальник, значит, надо сделать! Начальником когда-то был воевода, потом генерал-губернатор, затем секретарь обкома. Сегодня начальник это - губернатор, мэр. А уж когда прикажет царь, император, генеральный секретарь или президент, то какой чудак вспомнит про закон!
У нас совсем другие, столетиями сложившиеся понятия. Зачем нам стремиться в Европу? Другие мы люди, только  поломаем там ноги! Россия самодостаточна, отдельная Ойкумена... Есть Азия с Китаем, Индией, Японией. Есть  мусульманский мир с арабскими странами, Турцией, Индонезией. Есть Европа с США, Канадой, Австралией. Есть Латинская Америка, и есть Россия с Украиной и Белоруссией.  У неё имеется огромная территория, несметные природные и людские ресурсы, славная история. Конечно, нужно перенимать по мере своих возможностей, все "лучшее" у Европы, Японии и других стран, уважать чужие взгляды и дружить с другими "Мирами", но помнить, что мы -  совсем другие!   Чей порядок лучше или хуже, решит будущее, выживет лучший! Так в истории уже было, и не один раз.  Я был абсолютно уверен что, несмотря на большие недостатки, строй без частной собственности и с плановой экономикой, наш строй, более эффективный и выдержит испытание историей.   
Вот такие мысли приходили мне в голову, пока я валялся на жесткой полке общего вагона. Возможно, некоторые аргументы и формулировки я взял из знания сегодняшней жизни, конечно, тогда я не мог знать о мусульманском "нашествии" на Европу. Но я помню, что как раз в то время я много читал о спорах между Герценом,  Грановским, с одной стороны и Хомяковым, Аксаковым с другой стороны...
Потом я вспомнил про суматошную  беготню за билетами на станции. Размышления нашли себе другое русло. На всех вокзалах имелись специальные воинские кассы, где очереди были гораздо меньше. Почему сотрудники всех наших ракетных КБ, НИИ, работающие на армию, должны мыкаться в очередях, тратить время и силы? У перекупщиков купить билеты нельзя - бухгалтерия не оплатит.
 Мы ведь тоже "государевы" люди. С другой стороны, все эти несметные толпы командировочных-хозяйственников, снабженцев, юристов, геологов - являлись тоже "государственными" людьми, только работавшие в "мирных" учреждениях, заводах, колхозах. Если всем командировочным предоставить отдельную кассу, то образуются огромные очереди из льготников. Очевидно, руководители фирм должны сами договариваться с кассами и бронировать билеты. И Гришук, и Иофинов тоже покупали билеты в обычных кассах. От НИИ-20 обычно отъезжало на полигон сразу человек 20-30, смена экспедиции.  Они посылали в кассы одного сотрудника, он, отстояв огромную очередь в рабочее время, покупал билеты на всех. Кто-то мне рассказал, что, увидев большой "хвост" в кассе, он подошёл к воинской кассе, где стояли два-три офицера. Когда подошла очередь, он предъявил командировочное удостоверение в воинскую часть, куда его послали в командировку. Молодая симпатичная кассирша,  в нарушение всех установок, продала ему билеты. У нас так построена жизнь, что часто нарушения закона являются очень кстати... Не Европа!
За окном проплывала однообразная серо-рыжая степь. В мозгу сами собой складывались строчки: 
                "...А версты умирают,               
                Бросаясь под колёса..."
Я попытался воссоздать и мысленно описать пейзажи Казахской степи. Получилось невыразительно: краски блеклые, однообразная равнина, сожжённая солнцем, растрескавшаяся глина. Писать не о чем.   Но тут же вспомнил рассказ Бунина "Под крылом птицы". Там он описывал сухую безжизненную пустыню и скалистые горы недалеко от Мёртвого моря в Палестине. В той пустыне, казалось бы, тоже писать было не о чём. Но  Бунин нашёл такие слова, такие краски, что, прочитав рассказ, я почувствовал себя так, будто объелся шоколадом, таким густым и вкусным было описание природы.
Наступила ночь... Утром я увидел в окне уже знакомые среднерусские пейзажи. Вот я и дома!
 В институте всё было по-прежнему, как будто я  вовсе и не уезжал. Дома - тоже. Отец работал, мама лежала в больнице.
Приближалось время защиты дипломного проекта. Основную теоретическую часть я взял из своих отчётов. С главной частью всё было в порядке, однако, в состав диплома, как обязательная часть, входила разработка конструкции и связанные с ней технологический и экономический разделы. Опытный Тарханов сказал, что поскольку защита будет проходить в нашем институте, то весь интерес и все вопросы будут сосредоточены вокруг теоретической части. На всё остальное даже не обратят внимание. Лишь бы диплом и плакаты утвердил руководитель. Но плакаты с соответствующими названиями и какими-то чертежами должны обязательно висеть на стенах в зале во время защиты. По совету "старших товарищей" я пошёл в техническую библиотеку и взял из архива несколько дипломных проектов из предыдущих выпусков МАИ. В одном из дипломов был представлен расчёт рулевых машинок автопилота для какой-то ракеты. Я с облегчением понял, что это как раз то, что мне надо: у меня в дипломе тоже проводился анализ работы автопилота, а в его составе были рулевые машинки. Так что расчёт конструкции и экономических показателей мне вполне подходили, если не учитывать,  того, что ракета и автопилот в теоретической части диплома у меня были совсем другие.
Я перенёс эти расчёты без всяких изменений и зазрения совести в свою объяснительную записку (текст диплома). Как мне потом сказали, так поступали почти все дипломники. По моему предположению некоторые разделы диплома многие поколения студентов, защищавшихся в НИИ-2, из года в год переписывали из диплома в диплом. Так жизнь сама корректирует некоторые формальные положения. Очевидно, где-нибудь на приборных или авиационных заводах раздел конструкции в дипломе был основным, и дипломники, работающие или проходящие практику на этих заводах, включали в диплом  конструкторские разработки, в которых они участвовали. У нас работа была совсем другая.
Я с трепетом стоял перед советом, ожидая вопросов по конструкции. А вдруг кто-нибудь из этих седовласых мужей поймёт, что рулевые машинки, представленные на моих чертежах, не имеют никакого отношения к ракете "Оса"? Меня уличат в обмане и выгонят с защиты!
 Когда нас, студентов, во время практики водили по сборочным цехам фирмы Антипова, я видел сборку маленького, компактного автопилота "Осы". Он совсем не был похож на тот, который красовался на моих чертежах.
Защита прошла без неожиданностей. На мои плакаты с конструкцией никто из совета даже не взглянул. Хотя отметки сразу не сказали, я понял, что защитился успешно. Сразу после защиты, когда волнение улеглось, возникло чувство какого-то внутреннего опустошения и безразличия. Совсем не было радости и удовлетворения от мгновенно исчезнувших тяжелых физических забот и морального напряжения. Правда, волнения во время защиты дипломного проекта, не шли ни в какое сравнение с нервным напряжением при поступлении в ВУЗ. Я всё-таки был уверен в положительном исходе защиты. Случаев провала в НИИ-2 не припоминали, а на вступительных экзаменах решалась моя судьба.
Кажется, я совсем неспособный, и у меня расшатанная нервная система. Слава богу, что учёба для меня закончилась, теперь впереди только работа и никаких экзаменов! От этой сладкой мысли я  блаженно зажмурился, на душе посветлело. Я тогда даже в кошмарном сне не мог представить, что через некоторое время я добровольно обреку себя на экзекуцию: сдачу экзаменов в аспирантуру (естественно, неудачно), сдачу кандидатского минимума и последовавшую через несколько лет защиту диссертации.
Свернув в трубку плакаты, я вернулся в отдел, где меня ждали сотрудники. Несколько человек присутствовали на защите и уже сообщили, что я "смотрелся вполне прилично". Оценки всем сообщили позже после совещания совета. Мне поставили "отлично". Итак, наконец, я - инженер! Принимая поздравления от сотрудников, я как-то совсем забыл, что в традициях нашего отдела предусматривалось обязательное небольшое застолье, "в ознаменование" события. Сегодня я оказался к этому не готов. Кроме того, я был новый человек в отделе и чувствовал себя ещё очень неуверенно.
  Рабочий день подошёл к концу. Я забросил ставшие ненужными плакаты поверх книжной полки, висевшей над моим столом, и засобирался домой. Сотрудники с любопытством и недоумением смотрели на меня: неужели, я уйду, не отметив такое событие? Я ушёл.
Защита состоялась в 1966 году. Мне тогда было двадцать девять лет. Если бы в моей жизни всё происходило, как у других нормальных людей, то я получил бы диплом шесть лет назад. Отставание от сверстников - очевидно, а вот хорошо это или плохо, сказать невозможно. Я склонен считать: всё, что ни произошло, всё к лучшему! так жить легче. Сколько лет каждому отмерено в жизни, не знает никто! Что такое шесть лет! Мне ведь уютно в отделе: и работа интересная, и люди хорошие. Это - главное!   
После защиты меня перевели в инженеры с окладом в 120 рублей. Больше ничего не изменилось, умнее я не стал, работу продолжал прежнюю. Жизнь размерено шла своим чередом. В обеденный перерыв сотрудники на "старой" территории играли в волейбол. Вокруг собирались болельщики. В обед можно было посидеть под яблонями в саду, расположенном на территории института. Сегодня сад снесли и на его месте построили административное здание. Некоторые любители аналогий сравнивали наш сад с "вишнёвым", чеховским.
В обеденный перерыв в отделах лаборатории разгорались шахматные баталии. На заводе Яковлева в обед  слесари тоже, расположившись на верстаках, любили сыграть партию, другую "навылет", с бутербродом в руках и в окружении болельщиков. Здесь же играли с часами, на время: пять минут.
  Вокруг собирались "толпы", зрители подсказывали игрокам, ругались между собой, каждый предлагал  своё продолжение. Игроки внимательно прислушивались к подсказкам, обобщали информацию и делали очередной ход. В случае неудачи, обвиняли в своем проигрыше навязчивых подсказчиков. Стоял шум, гам, все соревновались в остроумии.  Так проходил обеденный перерыв. Обычно я бегал на обед домой, поскольку жил совсем близко, в Чапаевском переулке. Однако когда мама была в больнице, я ходил в институтский буфет. Помню забавный случай. Я стоял в длинной очереди к буфетной стойке. Очередь продвигалась медленно, наконец, впереди меня осталось всего три человека. Я стал прикидывать, что купить на обед.  Собственно говоря, это был не обед, а, скорее, полдник. На подносах я заметил бутерброды с сыром, шпротами и красной рыбой. Бутербродов с сыром было много, а с рыбкой и шпротами осталось всего несколько штук. Учитывая, что впереди меня стояло всего три человека, я запланировал купить один бутерброд с рыбой и два со шпротами. Ко мне подошла молодая, симпатичная девушка, программистка из соседнего отдела. Я её, конечно, пропустил в очередь впереди себя. Почему не сделать мелкое одолжение приятной девушке? Вскоре к ней подошла подружка из её отдела, которую я почти не знал. "Ленка, здравствуй, нам повезло, ты стоишь так близко!" - раздался радостный голос сзади, и целая стайка девчонок встала впереди мало известной мне подружки. Впереди меня оказалось человек пятнадцать. Они весело щебетали, хлопотливо  укладывали в сумочки булки изюмом и маком, бутерброды -  запасы на всю лабораторию. Когда, наконец, подошла моя очередь, на подносе  не осталось ни одного бутерброда. Я вял себе пирожок с капустой и тарелку с кабачковой икрой и колечками репчатого лука, чай с пирожным-картошкой. Тоже неплохо!   
По праздникам комсомольская организация устраивала спортивные соревнования: эстафеты по территории института, лыжные гонки в Покровско-Стрешневском парке. Однажды главный спортсмен нашей лаборатории Валя Божуков уговорил меня поучаствовать в лыжных соревнованиях. Каждая лаборатория выставляла по шесть или семь (точно не помню) основных участников. Только их время шло в зачёт команд. Время остальных участников в зачёт не шло, но массовость учитывалась отдельным показателем. Командам, которые не смогли выставить нужное количество "зачётных" участников, приплюсовывалось самое худшее время, показанное участником соревнований. И плюсовалось столько раз, сколько недоставало участников в команде. Наша команда выставила гораздо больше участников, чем требовалось для зачёта. У других лабораторий подобрались очень сильные команды, в которые входили члены сборной команды института. У нас таким заслуженным лыжником был только Божуков. Однако сильные команды других лабораторий оказались все не доукомплектованы. Несмотря на это, они были  уверены в победе, настолько высокие результаты имели все их участники.
Дали старт. У меня с дыханием всегда были нелады, я и в армии плохо бегал кроссы, а лыжник был совсем никудышний. Я сразу отстал. Пошёл не по той лыжне и заблудился. Валька Божуков и Зоя меня отыскали и возвратили на лыжню. Сойти с дистанции Божуков не разрешил. Я с большим трудом дотащился до финиша. Меня удивил тот ажиотаж и нетерпение, с которым меня все ожидали на финише, почти, как чемпиона, как тщательно фиксировали мой результат. Время оказалось огромным, когда его приплюсовали ко временам команд-чемпионов, они сразу откатились назад, пропустив на первое место нашу команду. Возник скандал. Вальку обвинили в том, что он специально организовал подвох, уговорив меня не спешить на дистанции. Но он сумел всех убедить, что это мой обычный результат. "Ну не силён человек в лыжном спорте!" После этого случая организаторы изменили подход и систему оценки  распределения призовых мест...
Научной элитой в институте считались аспиранты. Когда я только пришёл в институт, я с завистью отнёсся к их привилегии иметь один свободный день в неделю для работы в библиотеке. Где они находились в этот день, естественно, никто не проверял. "Вот это - лафа!" - думал я. Вообще-то я не очень тяготился ограничениями режимного предприятия, даже на заводе, где выйти с территории было очень не просто. Однако сам факт наличия такой возможности грел душу, радовал. Позже стало понятно, что "лафа" не так уж велика: при необходимости руководство, если не злоупотреблять, всегда отпускало с работы  (предполагалось, что это время потом сотрудники отработают), подписывая "увольнительные" - разрешения на выход через наши режимные проходные.   
Усвоил для себя я ещё одну истину: работая в нашем институте, надо попытаться обязательно защитить диссертацию. Для подготовки диссертации есть все возможности: текущая работа носит исследовательский характер с привлечением аппарата теории автоматического управления и прикладной математики, имеются квалифицированные руководители, есть своя аспирантура и Учёный совет. Я решил, что те, кто работает в нашем институте, и не пытаются защититься - или бездельники, или совсем уж неспособные люди. Но это касалось только "среднестатистического" инженера. У нас были талантливые и работоспособные личности, считающие защиту диссертации бессмысленной тратой нервной и физической энергии, которая не оправдывается  ни с точки зрения прибавки к зарплате, ни с точки зрения удовлетворения тщеславия.
Такие люди, как Шарсков, Преображенский, Филатов и многие другие не пытались писать диссертации, считая это вовсе необязательным  делом.
В то время в лаборатории бурно развивалось направление синтеза контуров управления с применением теории дифференциальных игр. Игровой подход позволял строить оптимальное управление не на заданное поведение противника, а на его наилучшее (с его точки зрения) поведение. Конечно, выигрыш в этом случае был меньше, чем при заданном поведении противника, но зато он был гарантированным. Расчету контура управления ракетой при наведении на оптимально маневрирующую цель была посвящена диссертация одного из наших инженеров Артура Шараборова. В этой области работали аспиранты Александров, Севастьянов и сам Батков. На эту тему появилось много переводной литературы, например, книга Айзекса по теории игр, перевод с английского. Эту книжку я приобрёл и пытался штудировать.
С Женей Севастьяновым, которого в лаборатории почему-то все звали "дядей Пашей", я очень подружился, до самой его смерти от инфаркта  (тогда ему не было ещё и пятидесяти лет) мы дружили семьями. С его женой Раей я учился в МАИ в одной группе и работал в одном отделе у Тарханова. Она меня с Женей и познакомила.
Женя, оканчивая МИФИ, работал над дипломом в НИИ-2. Его руководителем был назначен Левитин. Левитину очень понравился умный, талантливый и работоспособный студент. Он много сделал, чтобы Севастьянов после защиты диплома остался в НИИ-2. Однако Женю вместе с другим дипломником Гусаковым распределили совсем в иное учреждение. Отработав там некоторое время, они все же перешли в НИИ-2.
В лаборатории активно действовал научно-технический совет (НТС). На совете заслушивались и обсуждались доклады авторов научных отчётов, предзащиты диссертаций сотрудников. Если кто-нибудь из сотрудников сторонних организаций просил от НИИ-2 отзыв на диссертацию (для представления работы к защите необходимо было собрать достаточно много отзывов), то его вызывали на НТС, и он докладывал, отвечал на вопросы. Научная жизнь кипела. На НТС приглашались не только члены НТС, специалисты по обсуждаемому вопросу. Каждый желающий мог присутствовать на заседаниях.  Я часто со своим стулом приходил в комнату заседаний, это был кабинет Кузьминского, и тихо сидел в уголке, слушал умных людей. Я с трудом понимал, о чём шла речь.
 Дискуссии происходили нешуточные. Участники в большом возбуждении рисовали мелом на доске схемы, писали формулы, вырывали друг у друга из рук мел. Споры разгорались обычно между "самонаведенцами" Левитина и "теленаведенцами" Баткова. Левитин занимался вопросами управления ракет с "головками" самонаведения, а Батков - ракетами, которые наводились с пункта управления, путем передачи команд через эфир по линиям телеуправления. На этих системах по-разному строилось управление, помехозащита, использовалась разная аппаратура. Споры велись по поводу того, какие системы лучше. Промышленность создавала как системы с самонаведением - "Куб", так и системы с телеуправлением - "Круг", "Оса". У каждого способа управления были свои преимущества и уязвимые стороны. Так что было о чём спорить!   
Уровень подготовки аспирантов в те времена был очень высок.  Сдача экзаменов по иностранному языку носила все-таки формальный характер. Хорошо выучивали язык только те, кто этого хотел, а успешно сдавали экзамены почти все.
 Защитить диссертацию было трудно. И не только потому, что требовалось решить новую интересную задачу. Написать и оформить работу, собрать отзывы, выступить с докладами и на предзащитах требовало большой затраты физических и моральных сил. Защита на нашем совете была особенно трудна, некоторые сотрудники предпочитали защищаться в МАИ.
Некоторые кандидаты штурмовали вершины науки с помощью усидчивости. Другие обладали большой пробивной способностью. Имелись кандидаты "от науки", защитившие диссертации на высоком математическом уровне, с использованием элементов фундаментальных наук применительно к решениям прикладных задач, со страницами, испещрёнными интегралами и решениями дифференциальных уравнений. Впрочем, были и кандидаты-инженеры, сделавшие конкретную работу, полезную для промышленности и  притянувшие к диссертации "за уши" сложные формулы, мало имеющие отношение к теме, но необходимые для защиты на учёном совете. Я знал и таких аспирантов, которые после защиты и получения прибавки к зарплате, так ничего путного на работе и не сделали. 
Однако, по моим наблюдениям, общий научный уровень всех этих людей был очень высок по сравнению с теми, кто сегодня "идёт в науку", по крайней мере, в ГОСНИИАСе. То ли требования сегодня в аспирантуре очень низкие, то ли умная молодежь не идет в науку с её грошовыми зарплатами и непонятной перспективой.   
Жизнь шла своим чередом.  Я строил ЛАХи (логарифмические амплитудно-частотные характеристики) контура системы "Оса", с учётом автопилота, без учета автопилота, стал почти "чемпионом мира" по построению ЛАХов, как сказал однажды Преображенский.    
 
       

   4. ЗЕНИТНЫЕ РАКЕТЫ УХОДЯТ В ГОЛУБОЕ НЕБО

      
Вскоре мне вновь пришлось отправляться на Эмбу. Если первое посещение являлось разведкой, то теперь Батков отправлял небольшой коллектив с конкретными задачами. Мне была поставлена задача оценки запаздывания в пересчёте команд управления из системы координат наземной станции, в ракетную систему по результатам лётных испытаний. Батков сказал, что ничто в мире не происходит мгновенно. Если пересчет происходит "быстро", то связи каналов и потери устойчивости контура не произойдёт, а если "медленно", то при большой скорости вращения корпуса ракеты возможно понижение запасов устойчивости контура, что может привести к увеличению промаха. Очевидно, несмотря на все наши теоретические изыскания и доказательства невозможности  возникновения перекрёстных связей, эта проблема Баткова беспокоила. Полученные результаты предполагалось использовать при доработке математической модели наведения ракеты "Оса". Модель предназначалась для оценки эффективности ракетной системы.
Эмба встретила нас полыхающим жарким воздухом, голубоватым, выгоревшим до белизны небом... Та же захолустная станция, тот же зеленый автобус и асфальтовое шоссе. 
Наша небольшая группа, человека три-четыре, точно не помню, поселилась в той же гостинице, где жили мы с Тархановым в первую поездку. Как и в прошлую командировку, обедать ходили в гарнизонную столовую. Еда была такая же отвратительная, как у нас в столовой НИИ-2 и в КБ Яковлева. Я подозревал, что такое однообразие качества общепита распространялось на всю страну. Может быть, за исключением обкомовских и министерских столовых. Исходные продукты поставлялись в массовые столовые одинакового качества. Да и воровали везде одинаково, где чуть меньше, где чуть больше, соблюдя некий предел безопасности. Очевидно, по всей стране работники общепита лепились из одного теста. Но деваться нам было некуда: в гостинице пользование электроплитками строго запрещалось. Зато ужинали всухомятку все вместе, не столько кушали, сколько закусывали.
Продуктовые, да и промтоварные магазины были очень хорошие: импорт, разнообразие продуктов. В общем, военторг заботился о таких закрытых военных городках! Я запомнил, как мы баловали себя сладчайшим болгарским виноградом, я такой ел только в Бургасе.  Однажды в овощной магазин завезли мандарины, огромные, чуть приплюснутые с ярко оранжевой, легко отделявшейся от плода кожурой. Я вспомнил Чунцын. А вот знаменитых алма-атинских яблок "Апорт" и казахских дынь почему-то не было. Хотя, понятно, почему: городок закрытый, местное население отсутствует, рынка нет, а у военторга - разнарядка на другие продукты. Когда мы покупали  какие-то фрукты и потом коллективно их поедали, я заметил, что все получали удовольствие по-разному. Я, например, предпочитал заканчивать "обжорство" тогда, когда хотелось ещё чуть-чуть поесть. Откладывал удовольствие на следующий день. Другие предпочитали наедаться "от пуза", так, что бы  в "глотку не лезло", до отвращения, до тошноты. Потом на эту еду они полгода смотреть не могли. Я предпочитал растягивать удовольствие. Многие меня не понимали, считали, что я себя мелочно ограничиваю из экономии. А я не понимал их... 
Техническим руководителем экспедиции грушинцев был высокий полный мужчина по фамилии Лисицын, светловолосый, с небольшой лысиной. Он отвечал за готовность ракет, обработку  информации, связь с военными, за многое другое. По вечерам он часто приходил к нам в гости с большим портфелем. Там у него, как он сам говорил, хранилась диссертация. Он открывал портфель и говорил: "Сегодня я принёс для обсуждения на симпозиуме три главы", - и вытаскивал три бутылки водки. Иногда он приносил четыре главы, и симпозиум проходил очень трудно, было много дискуссий. С утра  немыслимо болела голова.         
Вскоре я увидел "живую" ракету "Оса" не в виде уравнений автопилота,  аэродинамики и кинематики, написанных на бумаге, а настоящую, боевую. Она лежала на специальной тележке в кирпичном, капитальном ангаре-боксе. Рядом в том же ангаре стоял бронетранспортер, на котором была смонтирована  пусковая установка "Осы", вмещавшая сразу несколько ракет, расположенных в ряд, и антенны  РЛС. Ангар, где хранилась техника, находился на площадке километрах в пяти-шести от городка. Вокруг транспортёра возились механики и инженеры.
 В это время проводилась юстировка механической и электрической осей РЛС. Очевидно, желая доставить мне удовольствие, знакомые ребята из НИИ-20 попросили меня им помочь. Я забрался на бронетранспортер. Мне дали в руки какой-то прибор с нониусом и сказали, что делать. Я совмещал ноль отсчёта на нониусе с риской на антенне, измерял отклонение от другой риски, кажется, на зеркале антенны, и громко называл цифры. Ребята что-то где-то подкручивали. Процедура длилась довольно долго, у меня даже устали руки. В конце концов, ошибку юстировки "вогнали" в допуск.
Сам полигон, где проводились пуски, находился в двадцати-тридцати километрах от городка. Там я впервые увидел пуски ракет системы "Круг" и "Оса". Вдалеке, в степи стояло несколько танкеток на гусеничном ходу, с установленными на них двумя ракетами с прямоточными двигателями. Эти установки с ракетами давно возили на парадах, они красовались на календарях, открытках. Но, оказывается, в комплект установки входил ещё один транспортёр с огромной круглой антенной РЛС, который никто нигде не возил. Его-то я здесь увидел впервые. Пуски ракеты "Круг" меня впечатлили.       
   Пуски проводились в условиях пассивных помех. Пролетели самолёты и в воздухе  повисли серебряные бумажки, похожие на обертки шоколада и ленты из алюминия. Это дипольные отражатели -  источник пассивной помехи. Огромная антенна, стоящая на одной из танкеток, развернулась в направлении цели, получив целеуказание от станции дальнего обнаружения, не помню, где крутилась антенна этой станции. То ли на этом же транспортёре или на другом. Затем, в направлении цели  повернулась пусковая установка с ракетами. Многочисленные зрители, прищурившись, смотрели в направлении, куда повернулась антенна РЛС и ракеты. Потом стали показывать пальцами в сторону цели, уверяя друг друга, как будто что-то видят.  Я ничего не видел. С ревом стартовала ракета, задымив транспортер. Отстрелив через несколько мгновение стартовые ускорители, ракета ушла в небо. Где-то высоко и далеко, в голубых бездонных просторах,   повисло белое облачко.   Прошло сообщение: цель поражена.
Пуски "Осы" сначала проводили по электронной цели. Эксперимент заключался в том, что в вычислитель системы подавались сигналы о цели не с РЛС, а рассчитанные на аналоговой модели. А вот ракету в полете РЛС сопровождала в штатном режиме. Оценку промаха в такой работе получить, конечно, было невозможно, но для оценки функционирования системы и проверки траектории движения ракеты, этот эксперимент вполне годился.
 Я наблюдал и пуски "Осы". Пуски "Круга" смотрелись эффектнее: ракета больше, да ещё и ускорителями салютовала.  На мой взгляд, преимущество "Осы" заключалось в том, что система была смонтирована на одном транспортёре, и ракет на пусковой установке находилось больше, чем у "Круга", кроме того, она могла поражать низколетящие цели. Но дальность поражения цели у "Осы" была меньше, чем у "Круга".  В нашем отделе, кстати, моделированием "Круга" тоже занимались.               
Вечером мы гуляли по бетонной дороге, окружающей городок. Даже уходили в степь. Грушинцы из старожилов, говорили, что в сезон дождей этой роскоши себе позволить  нельзя: шаг влево или шаг вправо с бетонки - и тонешь по колено в липкой грязи.  Преображенский мне сказал, что по сравнению с тридцать второй площадкой и Сары-Шаганом, городок - просто курорт. В магазинах - все, что угодно: водка, консервы, апельсиновый сок, колбаса. Рядом - столовая, кинотеатр. Вместо бараков имелась вполне приличная гостиница.  В общем, высший уровень комфорта!
Впрочем, Костя сообщил, что, несмотря на сносные условия существования в гарнизоне, он сочувствует офицерам и гражданским служащим, которые вынуждены долго жить в закрытом городке. Десяток лет видеть одни и те же лица, десять-пятнадцать домов, единственный кинотеатр, это ужасно! Вокруг на сотни километров - сухая степь. На единственной дороге стоит шлагбаум.   
Я отвечал ему: "Ты в Москве часто посещаешь театры, Третьяковку? Да и в гости,  небось, ходишь к одним и тем же друзьям. Основной маршрут: на работу и с работы! Даже в магазины забегаешь в одни и те же. Лица везде те же, надоевшие. А толпы незнакомых, вечно куда-то бегущих людей, только мешают жить, особенно в часы "пик" в переходах метро. Я понимаю, для "карманников" или "домушников", чем больше людей и квартир, тем лучше!
 Костя не сдавался: "Здесь все живут как в лучах рентгеновского аппарата. С кем-то словом перебросишься - через час весь городок знает. В замкнутом пространстве существует свой особый климат, особенно в небольших гарнизонах: сплетни, пьянство, карты, хотя эти прелести существуют везде, но здесь это особенно видно и принимает уродливые формы.  В большом городе всегда можно найти при желании отдушину, а здесь - далеко не убежишь,  жизнь взаперти и всё "бзики" наружу.
   Я ответил: "Поскольку я в гарнизоне не жил, сказать ничего не могу. Но вот в деревне тоже живёт мало людей, все друг о друге всё знают, тоже - далеко не убежишь. Пьянство, конечно, есть, но где его нет! Однако, из литературы известно, что там моральный климат чище, чем в городе".
"Так там народ трудится с утра до ночи, им не до карт. Там люди простые, без образования, у них совсем запросы другие, к тому же, вокруг природа, она облагораживает. Да и в лес вдвоём убежать можно, никто не увидит, а если из-за лени кто-то решит на сеновале укрыться, то потом может горько пожалеть. Впрочем,  даже одиночество в лесу среди деревьев переносится легче, чем одиночество в толпе. Деревенские жители привыкли к образу жизни на ограниченной территории, а городские - нет. Но в гарнизоне живут городские люди, привычные к городской суматохе, а не к лесной тиши" - пошутил Преображенский. "Кроме того, в деревне редко появляются пришлые люди, а если появляются, то иногда происходит то, что показано в кинофильме "Дело было в Пенькове". А в гарнизоне толпа командировочных, проходной двор", - добавил Костя.
Так я его и не переубедил.
Одиночество в толпе? Это действительно, феномен! Находящийся рядом незнакомый человек воспринимается, как неодушевлённый предмет: дерево, камень.
Вспоминая сегодня и записывая мой разговор с Костей, произошедший более тридцати лет назад, я вспомнил свое мимолетное сегодняшнее наблюдение. Я вечером возвращался из города Жуковского, где работал вместе с ребятами из КБ Сухого, участвуя в испытаниях самолёта СУ-30 МКИ. В маршрутное такси - "Газель" подсела молоденькая миловидная девушка. Опустилась на сидение рядом со мной, вынула из сумочки "мобильник", набрала номер и защебетала: "Витя, ты меня сегодня не жди, я еду в Москву по делам. Да, я звоню прямо с дороги. Ну, всё, целую". Она достала помаду, подкрасила губы и снова позвонила, не обращая на меня никакого внимания: " Миша, здравствуй, я сегодня буду в Москве, может быть, встретимся. Не можешь?  Я тебя очень прошу, выкроишь время? Ну, спасибо, так мы встретимся, как обычно?"
Она не повернулась в мою сторону, даже не сделала попытки говорить тихо, в кулачёк. Я для неё просто не существовал: она знала, что больше меня никогда не увидит, к чему конспирация?  Она чувствовала, что сидит в "Газели" в одиночестве... Город!
В нашей группе инженеров, приехавших на Эмбу, была и Зоя Орлова. Накануне она отладила математическую программу обработки данных результатов реальных пусков для ЭВМ "Урал-3". Именно эта машина была установлена в вычислительном центре при штабе. Зое поручили  работать со мной по теме анализа связи каналов в контуре управления ракетой. Я должен был снять с осциллограмм команды управления на участках, где имелась большая скорость вращения ракеты. Строго "привязать" их по времени. С плёнок телеметрии снять команды после их пересчёта по крену на борту ракеты, также с той же телеметрии сколоть текущие значения крена.  Набор всех этих величин Зоя должна была "набить" на бумажную ленту для ввода в машину. Программа обработки  вычисляла запаздывание пересчёта по крену, т.е. величину потери устойчивости. С точки зрения сегодняшнего состояния техники, работа была просто "негритянская": нужно было вручную сколоть с осциллограмм и плёнок огромное количество цифр. Вручную набить всё это на ленты. Ввести ленты в машину оказалось трудной задачей. Барабан с намотанной лентой, при вводе информации в машину, вращался с большой скоростью и рвал ленту. Приходилось набивать снова. Машина долго считала, мигая лампочками, часто останавливалась на полдороги. Офицеры отдела ЭВМ меняли лампы и во время счёта ходили вдоль стоек машины, поколачивая резиновыми молотками по корпусам стоек - боролись с неконтактными явлениями.
 Сегодня с применением персональных компьютеров, флешь карт и принтеров, и программ обработки, процедура расчёта заняла бы минут двадцать-тридцать. Тогда мы мучались около месяца. Мне в то время наша технология расчета казалась верхом совершенства, основанного на последних достижениях науки и техники. Так оно и было!
 Ещё несколько лет назад все расчёты проводились бы вручную на арифмометрах  в расчётной группе, самом большом и главном подразделении любого НИИ. Не так давно даже интегрирование траекторий полётов ракёт происходило вручную. С появлением ЭВМ расчетные группы постепенно "вымерли". Не сразу, руководство долго не могло от них отказаться, даже в НИИ-2, при наличии мощного парка ЭВМ, некоторые расчеты: расшифровка "ленточек" проводилась в поредевших расчётных группах. Сегодняшние выпускники в НИИ и КБ даже не знают, что такое расчётная группа.
  Очевидного результата мы не получили: наверное, величина запаздывания была незначительная, и  "тонула" в ошибках съема информации и "привязки" во времени. Я сначала огорчился, потом решил, что отрицательный результат - это тоже результат, если бы запаздывание было значительным, то оно бы в расчётах обязательно проявилось. В то время ракета ещё "летала" неуверенно и нельзя было отметать ни одной гипотезы.
 С Зоей работать оказалось не просто. Будучи сама очень способным специалистом высокой квалификации,  она требовала того же без снисхождения и от других. После каждой, даже самой незначительной ошибки, после разговора с Зоей, я чувствовал себя круглым идиотом. Потом я понял, что она никого оскорблять не собиралась, просто у неё была такая манера говорить, как бритвой резать.   
Начальником отдела ЭВМ вычислительного центра работал капитан Александров. Это был высокий, подтянутый, щеголеватый офицер. Всегда одетый с иголочки, отутюженный, он носил до блеска начищенные сапоги и специально пошитые модные галифе. Когда он отвечал на наши вопросы и выслушивал жалобы на задержки работ из-за частых остановок машины, то смотрел с каким-то ироническим прищуром весёлых глаз. Своим внешним обликом он напоминал мне белогвардейского офицера, какими я их представлял  себе по советским кинофильмам. Только стека не доставало. Он был тогда ещё совсем молодым, но уже занимал должность подполковника. Скоро ему должны были присвоить звание майора.
Другим офицером, с которым нам приходилось часто общаться, был начальник отдела программистов, не запомнил его фамилии.  Тоже совсем  молодой человек и  полная противоположность Александрову: среднего роста, начинающий полнеть, форма сидела на нём так, как будто он надел её в первый раз. На круглом лице светились сквозь стёкла очков добрые близорукие глаза. В отличие от Александрова, программист носил ботинки и форменные брюки. Он был в звании подполковника. Зоя говорила, что он очень грамотный и умный, хотя я видел, что ей больше нравится Александров.
После работы деться было просто некуда: кино, застолье, прогулки в сухую степь. Поэтому после работы, в гостинице производственная деятельность не прекращалась. Строили графики, обсуждали спорные вопросы. Наши работы в вычислительном центре не имели прямого отношения к пускам ракет. И хотя мы принимали активное участие в анализе пусков, все же мы воспринимались не  как участники, а скорее, как наблюдатели событий. Сотрудники КБ относились к нам уважительно-иронически: "Наука! У неё свои проблемы. Но всё-таки хорошо, что наука присутствует при реальных пусках". Грушинцы в шутку говорили: "Чаще приезжайте и привозите по больше красивых девчонок".      
С Александровым и с офицерами, отвечающими за секретность, вечно велись дискуссии о том, что секретно, а что - нет. Наши ленточки с тучей цифр: команды управления, крен, высота, скорость, мы считали не секретными. По нашему мнению, что-нибудь о ракете и комплексе вооружения по ним узнать было просто невозможно. Даже по графикам скорости и координатам движения ракеты, по нашему мнению, без указаний, что это за параметры (расшифровок), разобраться, что это такое, было немыслимо.
 "Секретчики" утверждали, что хороший специалист легко разберётся во всем: узнает маневренные возможности, вычислит дальность действия ракеты. Поэтому нужно всё засекретить. Сотрудники КБ отвечали, что в этом случае работать будет трудно и медленно, и вообще, степень секретности определяет исполнитель. "Дай вам волю, вы  бы всё рассекретили", - сердились наши оппоненты.
"А слово "Оса", тоже секретное?" - однажды спросила "секретчиков" Морозова, девчонка из НИИ-20, небольшого расточка, черноволосая, живая, как ртуть. "Конечно", - не задумываясь, отвечали  "секретчики".
 "А если меня, вдруг, укусит в нос оса, и я громко крикну при иностранцах: "Ой, оса!" - то меня посадят?" - продолжила с серьёзным видом разговор Морозова.  Ответ был такой: "Само по себе, слово "Оса" не секретно, оно секретно только тогда, когда означает ракетную систему". "Как в разговоре отличить, что я имела в виду, ракету или насекомое", - продолжала издеваться Морозова...
На Эмбе в знойной степи с грохотом, одна за другой, в небо уходили ракеты. Шло жаркое лето 1966 года от рождества Христова...  Мир был прекрасен, а жизнь полна чудес!.. Осенью я женился на Зое Орловой.
       
       
               
             

    5. "УДАРИМ МОЛОДОЙ СОВЕТСКОЙ СЕМЬЁЙ ПО
                ШЕСТОМУ АМЕРИКАНСКОМУ ФЛОТУ!"


 
Я плохо запомнил последовательность событий в ноябре - все слилось в единый, большой праздник. Двенадцатого ноября состоялась свадьба, двадцать третьего ноября - мой день рождения. Один праздник плавно перешёл в другой. "Остаться в живых" было очень трудно, но я всё же остался.
Свадьба состоялась в ресторане "Прага". Институт предоставил автобус. В автобус набился весь наш отдел. Все нарядные, с подарками, цветами, поздравительными плакатами. Я запомнил надпись на одном из них, кажется, текст этот придумал Боря Федунов: "Ударим молодой советской семьёй по шестому американскому флоту". Подъехали к ЗАГСу, расположенному между Стадионом Юных Пионеров и Боткинской больницей. Зоя была в светлом кремовом платье с вышивкой светлого бисера, белых перчатках и с белой веточкой искусственных цветов в волосах. Эта тоненькая ветхая веточка до сих пор хранится в коробке из-под конфет вместе с фотографиями со свадьбы. На одной фотокарточке запечатлён момент записи, скрепления брака в книге актов. За спиной стоят наши друзья и сотрудники. "Иных уж  нет, а те далече", давно уволились и потерялись в водовороте жизни. А вот другая пожелтевшая карточка, где  мы целуемся под звон бокалов. Это было тридцать восемь лет назад, в 1966 году!
Вечером мы с Зоей на такси подъехали к ресторану. Таксист лихо довез нас, пожелал счастья и сказал: "Пригласите меня на свадьбу, я весёлый, а кроме того, есть старое поверье, что присутствие на свадьбе ямщика, который привез молодых на свадьбу, приносит счастье." Я почему-то отказал, то ли  усомнился в поверье, то ли мест за столом не хватало, то ли просто из-за неуверенности в том, как гости воспримут незнакомого человека. А зря, теперь бы я так не поступил. До сих пор огорчаюсь. И не потому, что этот случай принёс нам неудачу (хотя удачи никогда не бывает много), просто я почему-то отчётливо запомнил этот мелкий, но неприятный факт.
Из моих знакомых на свадьбу я пригласил Бориса Бирюкова, моего товарища по армии, танкиста. Мы с ним долго поддерживали связь, потом всё же потерялись. Тогда он кончал строительный институт. Наконец, его халупу в парке снесли, и он с родителями получил квартиру в новостройке, кирпичном доме, во Втором Песчаном переулке.
 Будучи одним из "виновников торжества", находясь в центре внимания за столом, я чувствовал себя очень неуютно, готов был провалиться сквозь землю. Это теперь я привык и освоился, обрёл солидную уверенность за столом, после многочисленных застолий, где я был "героем дня": на банкете после защиты моей диссертации, на "обмытии" медали, на шумных празднествах по случаю моего пятидесятилетнего и шестидесятилетнего юбилеев. А тогда я готов был исчезнуть под столом.
 Когда Батков произносил поздравительный тост, я спрятался за букет,  он, поискав меня взглядом и не найдя, обращался к одной Зое. После нескольких рюмок и традиционных криков: "горько!" начались танцы под магнитофон, огромного размера и веса, который притащил с собой сотрудник нашего отдела Володя Антипин. Тут мне ещё раз пришлось вспомнить о том, как часто в жизни происходят случайности! Оказывается, совершенно случайно, в один с нами день и час, в соседнем зале ресторана работники НИИ-20 отмечали защиту диссертации одного из своих сотрудников. Многие лица присутствующих на торжестве  были нам знакомы, а тут ещё оказалось, что защитившийся сотрудник "случайно" оказался мужем лучшей Зоиной подруги по университету - Иры Смаржевской.
Обе компании находились уже порядком "навеселе". Двери в залы распахнулись, публика перемешалась. Танцы стали общими. В конце нашего зала стихийно возник научно-технический совет, который вел Батков, выступали по очереди замы Главного конструктора: Осипов  и Яблоков, Тарханов и другие. Разгорелись жаркие дискуссии на технические темы.
 За столами продолжали пить и закусывать, в центре зала танцевали. В углу зала обсуждали результаты последнего пуска, и договаривались о сроках следующей командировки.
 Вот так проходила моя  свадьба. Оглядываясь назад, я думаю, что эта свадьба, оказалась как бы своего рода пророчеством, предсказанием того, как пройдёт вся моя  последующая жизнь и работа! 
Жить я переехал к Зое в двухкомнатную квартиру в "хрущёвке" на Фестивальной улице, у метро "Речной вокзал". Кто бы мог подумать, что в 1966 году мне придётся опять жить в коммунальной квартире! Дело в том, что Зоя, и её подруга Лариса, работавшая тоже в НИИ-2, купили на двоих кооперативную квартиру. У Ларисы была семья - муж и ребёнок, она занимала большую комнату, Зоя - меньшую, метров 12-15.
В комнате стоял сервант, платяной шкаф, стол, узкая, на одного человека, тахта оранжевого цвета, которая чуть-чуть раздвигалась в длину, но не в ширину. Все предметы - светлого полированного дерева - составляли часть румынского гарнитура. Комната представлялась мне просторной, мебель - модной, тахта - широкой.      
Началась наша совместная жизнь, она оказалось совсем не простой штукой! Конечно, у каждого существуют свои привычки, своя предыстория, определяемая традициями и условиями жизни каждой семьи.  Уже давно сформированы свои понятия о том, как надо жить и вести хозяйство. Совсем "чужой" человек вдруг становится в одночасье "своим". Поэтому обязательно происходит столкновение не только привычек, интеллектов, но и характеров. Если привычки можно изменить, то характер - невозможно. Вообще, семейная жизнь без скандалов не бывает. Если столкновений вообще нет, то значит, люди просто не замечают и безразличны друг к другу.
 Иногда мне кажется, что бог послал людям любовь специально для того, чтобы за время её существования в молодой семье (а любовь обязательно проходит, как проходит всё на этом свете),  молодые супруги близко, в узком пространстве семьи, хорошо присмотрелись друг к другу,  укоротили свои, иногда непомерные, взаимные требования. Смирились с привычками друг друга, в случае понимания того, что по-другому близкий человек просто жить не сможет. Вопрос очень тонкий: то ли человек действительно жить по-другому не может, тогда необходимо приспособиться. Ну а если партнёр систематически каждый раз поступает, как ему  больше нравится или удобнее, а другие  - " пусть приспосабливаются?" Тут уже проявляется отношение к другому человеку, тогда необходимо твёрдо решить для себя, сможете вы жить дальше или нет, если - нет, то расходиться нужно как можно раньше. Хотя разобраться в этом, пока горит любовь, почти невозможно, любовь сглаживает все, противоречия кажутся несущественными  мелочами жизни. А потом, когда любовь ослабевает, то бывает слишком поздно принимать тяжёлые решения. Да и любовь длится у всех по-разному, у кого-то - полжизни, у кого-то - несколько месяцев. Здесь опять правит бал его "величество случай", как повезёт в жизни!
Впрочем, для сглаживания этой проблемы люди придумали универсальное лекарство: сохраняя семью, супруги предоставляют друг другу широкую свободу чувств и желаний и действий. Кого-то это устраивает, кого-то - нет!
Зоя оказалась "глубокой" совой.  Она ложилась часа в два-три ночи, что-то читая, или занимаясь по хозяйству. Просыпалась и вставала она в мучениях, близких по своей тяжести к мучениям, которые, очевидно, испытывает женщина при рождении ребёнка! Она в лунатическом состоянии ходила по комнате, натыкаясь на стулья, стол, стены. И это происходило каждый день! Сначала я не уставал удивляться, пытался помочь советом, предлагал ей пораньше ложиться спать, потом понял, что всё это бесполезно. Вспомнил, что товарищ Сталин тоже был совой, работал до трех часов ночи. Он вставал в двенадцать, и правительство и вся страна вынуждены были приспосабливаться к его распорядку дня. А Зое в те жесткие времена опаздывать на работу было нельзя. Порядки на режимном предприятии поддерживались строгие, хотя и более либеральные, чем в КБ Яковлева. Пока мы с Зоей ехали на работу, она, находясь в отвратительном настроении, приставала ко мне с различными претензиями: то я к ней плохо отношусь, то у меня друзей настоящих нет, то я, якобы, досаждаю ей мелкими придирками по поводу порядка и чистоты в комнате. Я терпел, понимая, что это "пилит" меня не Зоя, а  возмущённый своим ранним пробуждением, её несчастный организм. Я ей сочувствовал: всю жизнь человек вынужден мучиться!            
Вскоре я нашёл для себя выход из некомфортного для меня положения: я стал ездить на работу на полчаса раньше, сославшись на рабочую необходимость. Сразу стало жить гораздо легче.
 Зоя обычно приходила в себя часов в двенадцать, после чашки крепкого чая. Об этом её свойстве знало руководство института и смежники (тогда она  уже была начальником лаборатории и руководила важной работой, требовавшей постоянного контакта с руководством, представителями КБ). Если кто-то из смежников, включая главных конструкторов, звонил ей слишком рано поутру, то мог нарваться на резкий ответ. Я думаю, что уход Зои на пенсию ещё в полном расцвете сил, был связан с её желанием, наконец, как следует выспаться.   
Зое шёл тридцать четвёртый год, время уходило, и она торопилась с  ребёнком. Вскоре она забеременела. В нашем отделе было много молодых женщин. Тарханов безошибочно определял, кто следующий уходит в декрет и требуется срочно перераспределять работы: как только какая-либо сотрудница на праздничных застольях переставала употреблять спиртное, для него все становилось ясным.   
Жизнь шла своим чередом: мы с Зоей много  работали, устраивали быт, ругались, мирились и снова ругались, зачастую, по пустякам: не сходились, например, во взглядах на творчество Достоевского или Шекспира. Я считал, что Гамлет - это образ нового свободного человека, вестника надвигающегося буржуазного общества, борца против феодальных порядков в датской духовной тюрьме. Зоя утверждала, что я "дубовый" марксист, а Шекспир просто показал человеческие отношения!
 Зоя была очень категорична в суждениях, легко вспыхивала, повышала голос, но быстро "отходила". Я ещё, бывало, нахожусь в обиде, продолжаю молчать и дуться, а она уже, как ни в чём не бывало, невозмутимым голосом обращается по какому-то текущему вопросу, без предварительного "замирения", выяснения отношений и сглаживания конфликта. Долгого конфликтного молчания она органически не выдерживала.
Женившись, я окунулся в совершенно другую жизнь. Дома я привык к спокойной размеренной жизни. В гости ходили редко, хотя с точки зрения отца, мама была предельно общительной, имела кучу знакомых, любила, по словам отца, "ушмыгнуть" в гости. Отец был домосед. Гостей принимали  только по большим советским праздникам и дням рождения, шумных, многолюдных сборищ избегали. Иногда мама брала меня в  гости с собой. Мы приходили к знакомым, пили чай с тортом. Час-два мама беседовала с подругами и уходила домой.
 Теперь же всё происходило совсем по-другому: у Зои была целая орава знакомых и подруг. Каждый поход в гости - это многочасовое застолье с выпивкой и долгими изнурительными разговорами до трех часов ночи. Попытки увести её из гостей пораньше, успеха не имели.
 В квартире у нас тоже всё время вились подружки. В принципе, я против всего этого не возражал, даже было интересно, хотя активным участником веселья никогда не был, я наблюдал ситуацию, как бы со стороны, изучая её. Однако, я испытывал физические неудобства, засыпая к двенадцати часам в гостях. Я мучался, когда меня в три часа расталкивали, полусонного сажали в такси и отвозили домой. Или, когда к нам в квартиру после очередного праздника в час ночи вваливалась подвыпившая компания инженеров и кандидатов наук и продолжала шумное веселье. Тогда  я убирался спать на кухню. И это были не исключения, а норма жизни. Но мы были молодые и здоровые, Зое это нравилось. Поскольку веселье сопровождалось умеренной выпивкой,  и не являлось "черным пьянством", я  не сильно возражал, только было физически тяжело веселиться по ночам, а вот Зоя, как вы помните, была совой! И к двум-трём часам ночи только входила во вкус "гулянки"...         
Вскоре работа потребовала нашего присутствия на полигоне. Внешне Зоя пока ещё совсем не изменилась, была такой же худенькой. Мы поехали вдвоём, то есть, втроём. Так что, сын Лёшка ещё до рождения побывал на ракетном полигоне! И является "испытателем с большим производственным стажем".
Мы поселились в той же гостинице, только теперь в одном номере. Раньше, когда мы готовили коллективный ужин, популярной частью закуски были плавленые сырки. Я, да и Зоя, их очень любили. Выбор в магазине был большой: "Волна", "Дружба", "Коралл", сырки с луком, с грибами. Когда я вечером принёс так любимые нами сырки с грибами, Зоя поморщилась и сказала, что её сейчас стошнит от этой гадости. "Не хочешь, не ешь", - ответил я, - "Мне больше достанется". "Нет, и ты тоже не ешь, а то мне противно будет", - сказала Зоя и выкинула сырки в мусорное ведро. Я с сожалением проводил их печальным взглядом. Не поймёшь этих беременных женщин!
Это была последняя поездка Зои на Эмбу. В свою следующую  поездку я привез ей на память настенное украшение - керамическую пластину с изображением двух фламинго. Пластинка до сих пор висит на стене нашей кухни.
В эту поездку мы часто пели под гитару песню Визбора "Ты у меня одна, словно в степи сосна..." Там были такие слова: "... или качать всю ночь у колыбели дочь".  Этот куплет я всегда пел в своей собственной транскрипции: "... или качать всю ночь у колыбели сына". Я очень хотел сына, и моё "упорство" было вознаграждено - в августе 1967 году у нас родился сын. Но это событие произойдёт ещё почти через два месяца, а пока что я сидел на полигоне и смотрел плёнки, потея от жары.
 В начале июня пришли сообщения о военных действиях в Палестине. Я не знал, как к этому относиться. В печати появлялись сообщения о вероломном нападении Израиля на мирный Египет и о военных действиях, которые шли с переменным успехом. Для меня Израиль, конечно, был агрессором, как в 1956 году, когда доблестный народ Египта отразил Англо-франко-израильскую агрессию. Тогда, в 1956 году я находился в армии. Я, совместно с несколькими молодыми солдатами написал заявление с просьбой послать нас добровольцами в Египет на помощь братскому египетскому народу. Нас отругали за коллективное заявление, сообщив, что в армии это не положено: заявление нужно писать только от своего имени, и, вообще, "вы молодые не обученные. Если будет необходимо, то добровольцами пошлют, кого нужно и когда нужно".
 Тогда ещё Порт-Саид был провозглашён побратимом Сталинграда, оба города выдержали тяжелую осаду, но не сдались. Теперь Израиль опять мутит воду, но он получит "своё", как в 56 году! Кажется, тогда за стойкость и героизм Насер с Амером были награждены званиями Героев Советского Союза.
 Потом по радио и  в газетах появилась скупая информация о разгроме Израилем не только египетской, но иорданской и сирийских армий. Стало ясно, что на Ближнем востоке появилась новая держава с мощной, боеспособной армией. Из войн 48 и 56 года это не следовало. В 48 году арабы несерьёзно отнеслись к войне, шапкозакидательски, и проиграли. А в 56 году войну слишком рано, ещё до выяснения  реального соотношения сил, остановили СССР и США. Из разговоров умудрённых опытом офицеров я услышал интересные мысли: "побратимство" Порт-Саида и Сталинграда - это позорный политический фарс. Порт-Саид арабы сдали без боя, а что такое битва за Сталинград знает весь мир. Евреи здорово воюют. И вовсе не потому, что они такие храбрые или умные, хотя этого тоже не отнимешь, просто им деваться некуда, они борются за жизнь. Арабы борются за религиозные амбиции: не хотим жить по законам Израиля, на территории, отданной Израилю ООН, и баста. Правда, все эти вопросы скользили по поверхности моего сознания и мало меня трогали. Я был полностью сосредоточен на лётных испытаниях.   
Испытания "Осы" шли тяжело. Может быть, я был плохо информирован или просто позабыл ход событий, но, по-моему, дело касалось сложностей обеспечения ближней зоны действия ракеты. Вскоре были сняты с должностей директор НИИ-20 Косичкин и Главный конструктор системы "Оса" Шишов. На их места были назначены, соответственно, Ефремов и Дрезе. Систему доработали, в том числе,  изменили конструкцию пусковой установки. Теперь угол пуска ракет по углу места оставался постоянным независимо от положения цели. Идея отработки больших начальных промахов, используя маневренные возможности ракеты, оказалась эффективнее, чем уменьшение начального промаха путём поворота пусковых установок по углу места в направлении цели.
Работа пошла споро, и скоро "Осу" сдали на вооружение.             



               
   
                6. ЖИЗНЬ СТАЛА ВЕСЁЛОЙ!
               
 
     В конце  июля я приехал в Москву. Зоя к этому времени сильно округлилась. Я взял несколько дней от своего отпуска, и мы поехали с ней в деревню. Недалеко от посёлка Запрудня Талдомского района, находилась деревенька Никулки, где жила баба Агаша, давняя знакомая зоиной матери. Там Зоя  в школьные и университетские годы часто отдыхала летом. Вместе со своей сестрой Лидой она бродила по не густому лесу, собирала грибы, ягоды, ходила в совхоз на танцы, работала в огороде. В общем, Зоя поехала на встречу с приятными воспоминаниями детства и юности.
Мы стоим на берегу быстрой не глубокой речки. Вода очень холодная, прозрачная, как хрусталь. Речка называется Дубна. Зоя рассказывает, как баба Агаша выгоняла их с Лидкой с утра на речку умываться, а так хотелось ещё поспать! Я кивал с сочувственной усмешкой.  Зоя задумчиво смотрела на верхушки сосен и голубое небо. По-моему, ей было хорошо. Она с нетерпением ждала своего ребёнка. А мне было тревожно: я где-то прочёл, что в десяти случаях из ста дело кончается трагедией. Я гнал от себя чёрные мысли.
Зоя щурилась, глядя на заходящее солнце, мне казалось, что в этот момент она была счастлива. Скоро появится долгожданный и заранее очень любимый ребенок, рядом - муж, впереди интересная работа и диссертация. Все люди хорошие и все её любят и она всех! А сейчас перед её глазами -  знакомая, милая сердцу речка и голубое небо! Впрочем, сама она вряд ли  осознавала это счастье. Обычно это начинают понимать после утраты счастья. А до того бездумно плывут по реке жизни, не понимая и не ценя происходящее, ругаясь по мелочам, огорчаясь и огорчая по пустякам других, до тех пор, пока река не иссыхает. Но я пишу об этом, как "чистый" теоретик, так как сам всё ещё продолжаю плыть.
   Вскоре у Зои повысилось давление, и её отвезли в роддом. Она и в роддоме пыталась работать, я ей передавал вместе с передачами распечатки ЭВМ. То ли Тарханов просил что-то досчитать, то ли она сама просила материалы, готовила диссертацию.
 Подходил "срок" и Лариса ежедневно звонила в справочную роддома. Наконец, ей сообщили, что роды прошли нормально, и родился мальчик. Я, к большому удивлению Ларисы, побежал за шампанским. Она знала, что в те времена я даже сухое вино пил, только по принуждению и необходимости!
Родился мальчик, как я и предполагал. Это было розовое, морщинистое, громко орущее существо. На удивление, когда моя мама увидела внука, она уверенно, тоном, не допускающим возражений, сказала: "Какой красавец!"            
Ещё накануне Зоя накупила много всяких книг, в том числе книжку доктора Спока. Тогда он был очень модным, пока не подросло поколение американцев, воспитанных по его рецептам (В мире опять сработал метод проб и ошибок!). Приобрела Зоя и популярную в то время книгу "Мать и дитя". Она поступала только по рецептам, там рекомендованным. Началась "весёлая" жизнь! Лёшу  вначале купали только в кипячёной водё. В эмалированном ведре на плите я кипятил воду, потом долго студил её на лестничной клетке, загораживая ведро от проходящих соседей (лифта в доме не было), чтобы они не внесли инфекцию. Каждые несколько минут я окунал в ведро градусник, температура воды должна была быть строго определённой. Вскоре эта долгая процедура нам надоела. Стали купать сына в тёплой воде из-под крана. На здоровье ребёнка это кощунственное действие никак не повлияло.
 Вначале Зоя все пелёнки тщательно проглаживала. На мой вопрос: "Зачем это - все равно через пару часов пелёнка попадёт в таз с водой", - Зоя с умным видом отвечала: "Это делается не для красоты, а для дезинфекции". Через пару недель ей это занятие порядком надоело, гладить пелёнки перестали. Такое очередное грубое нарушение гигиены Алексей тоже пережил удивительно легко.
 Прошло несколько месяцев, и Зоя засобиралась на работу. Её мама, Анна Ивановна, сидеть с ребёнком не могла: она уже сидела со своей внучкой. Зоя на её помощь и не рассчитывала, хотя тихо, намёками, мне жаловалась: "Яночке шёл пятый год, могли бы её и в садик отдать, Лёше сейчас бабушка была нужнеё". Но Зоя понимала, что придётся обойтись без помощи мамы. Выход вскоре нашли. У Зои были две одинокие тёти, они по очереди готовы были утром приходить, весь день сидеть с Лешей, а вечером уходить. Конечно, это было хуже, чем, если бы с ним сидела Анна Ивановна. Все-таки они были приходящие, да и детей у них никогда не было. Но всё само собой образовалось. Тёти безумно любили Лешу и очень нам помогли. Были они старенькие, добрые и очень смешные. Любопытно было наблюдать за ними, как они смотрели телевизор.
 "Лида, смотри-ка, мне всегда нравился этот артист, забыла его фамилию, он ещё играет шофера в старом кинофильме. Ты не помнишь его фамилии? " "Фамилию не помню, Маруся, но его помню и кинофильм помню! Там ещё играет такая артистка, блондинка, очень знаменитая, но фамилию и название фильма я забыла. Как только вспомню её фамилию, или название фильма, сразу вспомню и имя артиста". Вспоминая, они перебирали фильмы, актёров, игравших в них, на уровне внешнего вида актёров и событий, в которых они участвовали, пытаясь вспомнить фамилию игравшего в фильме актёра. Конечно, ничего они не помнили, но с увлечением вспоминали. Кинофильм они уже не смотрели, не до него было, да и видели они его уже многократно.
Мы купили весы, каждый день взвешивали Лёшу, и Зоя строила график роста веса от времени. График сравнивали с графиком, приведённым в книжке "Мать и дитя". После купания Лёша помещался на кухонном столе, застеленным одеялом. Он принимал воздушные ванны, а мы смотрели, поднимает он головку, или ёще не поднимает! Сколько новых волосиков у него появилось на затылке, и потемнели они, или пока - нет.  Кроме того, мы никак не могли понять, какого цвета у него глаза, пока что они были неопределённого цвета. Я утверждал, что глаза будут карие, как у меня, а не серые, как у Зои, так как карий цвет доминантный. Зоя не верила.
Пока мы занимались этими глупостями, Лариса с мужем Мишей и сыном Женечкой ждали, когда освободится кухня, чтобы сесть ужинать. С появлением Лёши стало теснее, особенно в шестиметровой кухне. По моему, коммунальные соседи, хотя и были большими друзьями, стали мешать друг другу. Да и в нашей, как мне казалось, просторной комнате стало теснее: сначала мы поставили детскую кровать, а когда несколько позже, купили манеж, то "жизненное пространство" для передвижения по комнате и вовсе исчезло. Это тоже было несущественно: желание перемещения мы восполняли на улице. Почти каждую субботу или воскресенье мы, уложив Алексея в коляску, шли пешком в гости к моим родителям. Подумаешь, прокатить какие-то пять-семь километров коляску от "Речного вокзала" до "Сокола" и обратно! Одно удовольствие, мы тогда были молодые и сильные.
 Отношения с моими родителями очень быстро стали прохладными. Свекровь, она и есть свекровь. Каждая свекровь уверена, что со снохой ей крупно не повезло: она плохо ухаживает за своим мужем, любимым сынком, всё больше о себе думает. А мама, к тому же, ещё была очень больна.
 Отец, мне кажется, гордился тем, что Зоя уважаемый человек  на работе и готовит диссертацию. Однако он  считал, что она ведёт слишком "рассеянный" образ жизни и мало времени уделяет хозяйству, хотя я удивлялся, откуда у него такое мнение? Он в жизни хозяйство не вёл, если не считать ведением хозяйства то, чем мы с ним занимались в отсутствии мамы во время её болезни. Наверно, мама что-то напела!
Для меня то было очень тяжелое время. Не верьте тем, кто говорит, что все женщины по-житейски умные! Мама мне при любом удобном случае говорила, какая "плохая" Зоя, а Зоя постоянно жаловалась на маму. Когда я молчал, то они, побубнив успокаивались, но стоило мне только ответить, заступиться за кого-нибудь, как начинался настоящий скандал: "Ах, ты на её стороне!" Я понимал, что умнее промолчать,  но, зачастую, не мог выслушивать, спокойно кивая головой, как моя жена ругает мою мать, а мать жену. Поскольку они обе были не правы, я пытался  каждой по очереди это объяснить и оказывался всегда козлом отпущения, главным виновником всех неурядиц.
  С появлением Лёши отец и Зоя стали верными союзниками. Отец очень любил внука, а Зоя за эту любовь ему многое прощала.
Сразу после выхода из роддома, Зоя составила перечень работ и обязанностей. Туда вошли: уборка комнаты, стирка белья, мытьё посуды и т. д. Кроме того, она решила, что ночью к Лёше мы должны вставать по очереди, через день. Я заподозрил, что она сильно переоценила свои возможности. Но эта формулировка оказалась даже очень слабой. Проснувшись на крик ребёнка в "её" день, я пытался безуспешно разбудить Зою. Когда это все же удавалось, она долго и с трудом понимала, что происходит. Перепелёнывала Лёшу в полусознательном состоянии.
Когда я в шутку ей говорил: "Разве ты мать? Мать на крик сына из Африки прибежит!" - она искренне расстраивалась, но сделать с собой, естественно, ничего не могла. Жизнь сама исправила  предложенный Зоей график. Так как всё равно Зоя до двух-трёх часов бодрствовала, эти часы стали временем, за которое  теперь отвечала она. Дальше "дежурил" я, поскольку легко просыпался и засыпал.       
 Ходил я в те времена всегда не выспавшись. "Да, не легко даются эти дети", - думал я - "Говорят, дальше будет ещё трудней!"
Позже я понял, что такова судьба всех родителей, благодарности от детей ждать не следует. Есть благодарность - хорошо, нет - нечего огорчаться! Одна знакомая мне говорила, что когда она упрекнула сына в неблагодарности, он ответил, что не просил его рожать. Требовать от детей сносного к себе отношения, напоминая о трудностях при воспитании, бессмысленно. Паритет в обществе всё равно будет соблюдён: наши дети получат "своё" от наших внуков!   
  Никаких особых чувств по отношению к ребёнку, кроме чувства долга и любопытства, я пока не испытывал. Это матери еще в утробе ощущают и любят своих детей, они в страдании их рожают и после рождения чувствуют себя одним целым с ребёнком. А мужики с древних времён подключаются к воспитанию, когда нужно выучить мальчика стрельбе из лука и умению сидеть в седле. У них возникает не столько любовь, сколько дружба и взаимопонимание на почве передачи жизненного опыта. Если с передачей опыта "плоховато", то и с дружбой - "плоховато".
Образ жизни несколько изменился, в гости мы могли ходить только днем, по выходным. Возвращаться домой приходилось  рано, к уходу тёти. Гости появлялись и у нас дома, но гораздо реже. Собирались в комнате Ларисы. Леша вёл себя спокойно, он спал за закрытыми дверями в нашей комнате и орал только, когда намокал. Зоя  быстро меняла пелёнки и возвращалась к гостям.    
 Хотя Лёша и был парень спокойный, но иногда в его поведении происходили сбои. Он начинал капризничать, даже будучи сухим. То ли у него живот болел, то ли он ощущал какой-либо ещё дискомфорт, ведь сказать- то он пока ничего не мог. Тогда мне приходилось долго с ним сидеть в "мои" часы.
Я его качал  на руках. Когда он замолкал, осторожно укладывал в кроватку, гладил по голове. Только он успокаивался и закрывал глаза, я  тихо пятился к двери, пытаясь улизнуть. Но он каким-то непонятным чувством, с закрытыми глазами, это улавливал и начинал снова плакать. Приходилось снова возвращаться и снова гладить по голове.
Вот теперь у меня появилось сколько угодно времени поразмышлять на какие угодно темы! Раньше я мечтал только в карауле и в поездах, под стук колёс. В полусне мысли мои бродили по самым причудливым лабиринтам сознания.
Итак, Лёша на тридцать лет моложе меня! Через три-четыре года проснётся его мозг, и он начнёт осознавать мир, также как некогда это делал я в свои четыре года. Я описал это пробуждение своего сознания в самом начале  воспоминаний. У него постепенно появятся свои суждения обо мне, о маме Зое, об окружающей жизни. Как поётся в известной песне, "...жизнь опять повторится сначала! " Первыми его воспоминаниями, может быть, будут наша комнатка, окно, частично затененное кроной берёзы, хрущёвская длиннющая "пятиэтажка", стоящая напротив нашего дома, такой же "пятиэтажки".   
 Мне пришла в голову мысль, а что если измерять время не годами, а жизнями людей? Например, можно взять за мерило времени жизнь старого народовольца, в последствии, члена плехановской "Группы освобождения труда" Льва Дейча. Правда, прожил он достаточно долго, но эта была активная жизнь в гуще событий, а не долгое общение с природой в горах Кавказа какого-нибудь долгожителя.   
Дейч родился в 1855 году, в принципе он мог застать современников Пушкина, по крайней мере, мог жить одноврёменно с ними. А уж участникам обороны Малахового кургана, героям  Крымской войны он был просто современником. В 1870-тых годах в качестве народника-бунтаря, разделяя взгляды Бакунина, примкнул к революционному движению. В 1877 году организовал в Чигиринском уезде крестьянский бунт. Ленину тогда шёл седьмой год. Просидев 16 лет на каторге, Дейч бежал в 1901 году за границу. Участвовал в 1903 году в знаменитом втором съезде РСДРП, где впервые появилось слово "большевик". Он видел революцию 17 года. Вместе с Плехановым занимал антиленинскую позицию, понимая Маркса по-своему.
 Он пережил смерть Ленина, разгром партии большевиков-ленинцев в 37 году,  дожил до разгрома немцев под Сталинградом, будучи в здравом уме и сознании. Сколько он перевидал на своём веку, передумал и перечувствовал! Он был моим современником. Таким образом, от времени Пушкина и героев Крымской войны меня отделяла всего одна долгая жизнь этого человека... Хотя мне в год его смерти шёл всего седьмой год, если бы мы случайно смогли встретиться, сколько интересного он мог бы мне рассказать!.. Впрочем, он написал воспоминания о народническом движении, я их с большим интересом прочитал. О советском периоде Дейч не написал ничего, а кто б ему позволил! Он не нёс ответственности за деяния советской власти: на заре её создания Дейч боролся против неё, правда, не с оружием в руках.
Почему Сталин оставил его в покое, для меня осталось загадкой, может быть, в память о "Группе освобождения труда?" Всё-таки её создатели - основатели марксизма в России. К тому же, ко времени воцарения Сталина, Дейч был уже старый, хотя, тов. Сталин такие тонкости в расчёт не принимал, когда утверждал смертные приговоры! 
 Всего каких-нибудь 60-80 жизней отделяет меня от времени, когда мои далёкие предки шли из Египта по дну Красного моря в землю обетованную, ведомые Моисеем и охраняемые Иеговой.
Я начал засыпать, чтобы отогнать сон,  взял в руку маленький томик "Евгения Онегина", перелистал страницы.

   
               
 

                7. ТАНЯ
 

         
  Я любил этот роман. С первых же страниц в голове зазвучала музыка Чайковского из оперы "Евгений Онегин". Я её слушал и в Большом Театре и в постановке театра Немировича-Данченко. Возникла мелодия "Слыхали ль вы?.." Проплыла перед глазами сцена сбора ягод в саду у Лариных: хор крепостных девушек. Когда я при чтении натыкался на знакомые строки ( "Я вам пишу, чего же боле...", "Что день грядущий мне готовит...", "Кто там в малиновом берете с послом испанским говорит...", "Онегин, я скрывать не стану, безумно я люблю Татьяну..." Впрочем, последняя строчка - не стихи из романа, а слова из либретто оперы). В голове плыли знакомые звуки  арий, начинавшихся с этих строф. Виделись красочные картины-декорации из  оперных постановок "Онегина".
Интересно, кого сам Пушкин любил больше, Ольгу или Татьяну? Молодая, порывистая, жизнерадостная красавица Ольга, была дитя природы. Она не предавалась размышлениям об устройстве жизни и свойствах любви. Она просто жила и любила! Она просто любила луга, леса, маму, деревенскую жизнь, отца, свою красоту, Ленского. Дитя природы, она сама -  словно воплощение природы: легкий вечерний ветерок в лесу, такой ласковый и изменчивый. Ведь она искренне любила Ленского, красавца-поэта, соседа, знакомого с раннего детства. Но стоило столичному гостю Онегину, позёвывая, обратить на неё внимание, как у неё закружилась голова. Сразу всё забыто, может быть, это увлечение мимолётно, да она, пожалуй, вовсе и не переставала любить Ленского, просто так получилось.  Её переполняет любовь, и эта любовь всегда готова проявиться, даже по незначительному поводу и не обязательно по отношению к одному и тому же человеку.
Наташа Ростова очень походила на Ольгу. Тоже дитя природы! Казалось, она любит глубокого, умного князя Андрея Болконского, боготворившего её. И вот случайно встречает светского хлыща Курагина, примитивного и недалёкого. Она идет за ним, как телушка на верёвочке! Только случай расстраивает "дело"... Толстой помог...
Совсем другой по характеру нарисована Татьяна. Это не красивый мотылек, порхающий на зелёном лугу жизни, она пытливо изучает эту самую жизнь, правда, пока по книжкам, сентиментальным романам. Интересно, каково её чувство к Онегину? По роману Пушкина, её любовь носит чисто виртуальный характер. До своего письма она почти не разговаривала с ним. Следила за ним издали с книжкой в руках. В какой-то момент он показался ей похожим на героев Байрона. Онегина и свою любовь к нему она  сама  себе придумала. Единственное их общение - письмо и один краткий разговор. И это- всё! Дальше - произошла дуэль с Ленским, отъезд Евгения, мысли Татьяны о нём в его отсутствие. Она случайно читает  книги с его пометками на полях и подчёркиваниями строк ногтем. Из этого тоже  виртуального, заочного разговора, она, возможно, "раскусила"  характер Онегина, но не разлюбила его. А любила ли она, вообще, живого Онегина?
    Пушкин любил многих женщин. Я думаю, что, в основном, это были Ольги. Хотя, возможно, он любил и Татьян тоже. Вниманием  поэта не были обделены ни миловидные служанки, ни светские львицы. Его пылкий темперамент всё время искал применения! Не будем строго судить поэта: если бы он жил праведником, может быть, он не написал бы всего того, что написал! Ведь говорят же, что высокое искусство - всегда от дьявола.
   А вот монолог Татьяны: "... Но я другому отдана, и буду век ему верна...", вряд ли пришёлся бы по вкусу самому поэту. Впрочем, гений, он  и есть гений, независимо от своих личных свойств. Образ Татьяны, выхваченный, очевидно, из самой гущи русской дворянской жизни, глубоко правдив и очень привлекателен.
Я вспомнил, что в школьных учебниках по литературе тезис верности Татьяны всегда многозначительно подчёркивался: такова должна быть мораль и советской женщины. Потом, по тем же учебникам мы изучали "Грозу", пьесу Островского. В ней измена  Катерины своему мужу провозглашается, как положительный акт борьбы женщины за  личную свободу, против мракобесия и затхлой мещанской жизни. (Кстати, Пушкин с долей юмора вывел мужа Татьяны старым, "толстым" генералом, не любимым Татьяной).
В одной и той же книжке одновремённо одобряется и верность долгу, и принесение долга в жертву свободе, раскрепощению личности. Неувязочка! Куда только смотрели товарищи из РОНО!         
А вот Зоя одновремённо была похожа и на Ольгу, и на Татьяну. С одной стороны, она виделась мне, как  любящая жизнь "дитя природы", с другой стороны, много читала, была мечтательна, но мыслила  порой достаточно витиевато,  иногда вела себя весьма прагматически!
  Я, почти засыпая, отложил книжку. "Может быть, Зоя меня тоже себе выдумала", как Татьяна "выдумала" Онегина. С чего бы она выбрала  такого тощего "замухрышку", старшего техника, выглядевшего намного моложе её? Вот опомнится, придет в себя (тем более, что жизнь у нас сейчас пошла сложная: все стали такие раздражительные), и начнутся трудности"...
Я очнулся от дрёмы, посмотрел на Лёшу: он сладко спал. Тихо вышел, закрыв за собой дверь.    
         

             
                8. РЕФОРМЫ В НИИ-2
   

    
Неожиданно из института ушёл его руководитель, доктор технических наук Джапаридзе. Новым начальником был назначен Евгений Александрович Федосов, а его первым заместителем стал Батков. Существенно изменилась тематика института. Исчезла космическая тематика. Резко сократились работы по исследованию и моделированию зенитных ракетных комплексов. Расширилась тематика, связанная с вооружением самолётов. Впрочем, эта тематика для института всегда была традиционной, лаборатория №2, которой руководил Евгений Иванович Чистовский, всегда занималась самолётами-истребителями и перехватчиками.
Кстати, лаборатории теперь, после реорганизации, стали называться отделениями, отделы были переименованы в сектора, появилась новая структурная единица: лаборатория, состоящая из нескольких секторов. Несколько лабораторий образовывали отделение.  Отделение №4, которым продолжал руководить Кузьминский, сохранило ракетную тематику класса "Воздух-воздух". Ракетами класса "Воздух-земля" занималось отделение №5, руководил отделением Сарычев. Ракетная тематика класса "Земля- воздух" "ушла" в отделение №7, руководителем которого был назначен Кухтенко, начальник одного из секторов, который занимался автопилотами, проблемой управления с учётом самонастройки.
Тарханова  назначили начальником лаборатории и вместе с лабораторией перевели во вновь образованное отделение №3, Алексея Георгиевича Зайцева. Это отделение замышлялось, как комплексное. В лабораторию Тарханова входили: сектор самого Тарханова, Евгения Михайловича Баусина и Зинича.   Кроме лаборатории Тарханова, которая должна было заниматься истребительной тематикой, в него входила лаборатория доктора технических наук Богуславского, которая занималась самолётами-штурмовиками. Кроме того, в отделение №3 входили лаборатория Пуцилло, с тематикой:  "системы управления оружием" (СУО) и лаборатория Белоусова, отвечавшего за анализ облика бортовых цифровых машин, тогда только появились первые проекты установки ЭВМ на борт самолетов. Кажется, имелась в отделении ещё лаборатория Колчанова, которая занималась тоже вопросами применения оружия по наземным целям.
По моему, первым советским самолётом, оснащённым БЦВМ, был МИГ-23Б, штурмовик, с БЦВМ "Орбита-15 (позже, "Орбита-20"), и лазерным дальномером "Фон". Комплекс вооружения был создан ленинградским КБ "Электроавтоматика", руководитель - Ефимов. Ещё находясь в лаборатории Кузьминского, Батков и Тарханов занимались ракетой К-33  системы "Заслон", для самолета МИГ-31. Эта система была советским прорывом в авиационной технике, наш "ответ Чемберлену".
 На самолёте устанавливалась БРЛС - "фазированная антенная решётка". С её помощью можно было сопровождать и "видеть" сразу несколько самолётов противника, и даже обстреливать одновремённо несколько целей. Ракета К-33 являлась первой советской ракетой дальнего радиуса действия.
Анализом закона управления именно этой ракеты занимался Батков, Тарханов и Зинич. Совместно с КБ - ответственными исполнителями они исследовали отдельные  тонкие вопросы управления. Задача была очень сложной, и проектирование шло очень тяжело. Отвечало за эту тему расположенное в городе Жуковском КБ радиоэлектроники (КБР). В процессе работы многократно менялось руководство КБР, его обычно снимали за срыв сроков. Все руководители были очень грамотными, а сроки, очевидно, высосаны из пальца, т.е. составлены  без учета реальных возможностей промышленности. Так последовательно  снимались со своих постов руководители КБР: Тихомиров, Фигуровский. Систему успешно, в конце концов, завершил вновь назначенный руководитель КБ Гришин и его "правая рука", главный конструктор системы Федотченко, сменивший Растова.  Гришина тоже сняли, однако, несколько позже, за срыв сроков принятия на вооружение самолётов СУ-27 и МИГ-29 из-за отставания в испытаниях БРЛС и систем вооружения этих самолётов. Однако он остался Главным конструктором локатора самолёта СУ-27, который впоследствии был успешно испытан и сдан на вооружение. 
Лаборатория Богуславского занималась оптико-телевизионной системой управления вооружения для работы по наземным целям. Я видел на плакатах, развешенных в комнатах лаборатории, красивые рисунки, схематично отражающие условия применения системы, которая называлась "Кайра". Система создавалась все тем же КБ "Электроавтоматика" и  КБ "Геофизика", которым руководил Главный конструктор Д.М. Хорол. Тогда я впервые услышал эту фамилию, созвучную названию одной из украинских речек. Алгоритмы управления оружием для системы "Кайра" разрабатывались в лаборатории Богуславского.    
 Свою диссертацию  я  написал на материале системы "Заслон". Некоторые теоретические подходы  были впоследствии реализованы в этой системе:  идея расчёта зоны достижимости ракет в интересах тактической индикации и алгоритмы ранжирования целей по степени опасности. Вопреки тематике диссертации, лётными испытаниями системы "Кайра" мне пришлось впоследствии заниматься несколько лет. 
Институт, который всегда занимался моделированием, математикой, отныне полным ходом работал над подготовкой и  выпуском плакатов. Теперь эта деятельность явилась чуть ли не самой главной работой в институте... На плакатах все мы дружно рисовали  блок-схемы базовых комплексов вооружения (БКВ) для самолетов- истребителей, перехватчиков, штурмовиков: БКВ-1, БКВ-2, и т. д. В состав комплексов входили информационные устройства, вычислительные средства, вооружение, средства радиоэлектронной разведки и т. д.  Самым нужным человеком в институте стал Черняев, художник, отвечавший за выпуск плакатов. Говорили, что Федосов возит эти плакаты в ЦК КПСС и Совет Министров, где докладывает  партийному руководству и правительству, какие комплексы  вооружения самолётов нужны стране.    
Зоя заканчивала диссертацию. Ей очень помогал Женя Севастьянов. Зоя говорила, что в беседах с ним у неё просто переворачивалось представление о некоторых идеях, результатах моделирования и аналитических расчётах. Женя был удивительно талантлив,  заниматься научной работой, проблематикой управления, ему нравилось, он многим помогал. Быстро вникал в суть, в легкой, казалось бы, ни к чему не обязывающей беседе у подоконника, высказывал собеседнику оригинальные идеи, которые можно было почти в готовом виде использовать в работе. Мне он в дальнейшем также очень помог.
Зоя интенсивно работала по вечерам, точнее, по ночам. Иногда, когда у неё возникала новая мысль или просто вопрос, она расталкивала меня, благо, я быстро просыпался. Вообще-то в её работе я мало чем мог ей помочь, я был не математик, скорее инженер. Однако оппонентом я был хорошим: "а баба Яга - против!" На мне Зоя привыкла оттачивать свои взгляды и подходы к решению задач.
 Вскоре она защитилась к большой  моей радости и удовольствию отца. Руководителем её диссертации был Батков... Зое поручили создание большой модели воздушного боя.
После поражения арабов в шестидневной войне, руководство авиационной промышленности искало пути повышения эффективности нашей авиации. Где-то раздобыли характеристики американского самолёта "Фантом" и ракеты "Сайдуиндер". Зое было поручено создать и отладить модель воздушного боя самолёта МИГ-23 против "Фантома". Работа была не простая, но, через несколько месяцев после начала работы, программа "пошла", и  самолёты "полетели". Был написан отчёт по результатам моделирования. Какой был практический выход из этой работы, мне неизвестно.      
Отец продолжал часто ездить за границу. Привозил Лёше игрушки, одежду, подарки Зое. Однажды он повёл нас в закрытую "двухсотую" секцию ГУМа. Сам он часто туда ходил, ГУМ находился недалеко от места его работы. Он делал там смешные покупки. Брал зубную пасту, крем для ботинок, иногда даже туалетную бумагу. Поскольку, по моему мнению, он был единственным покупателем таких товаров в секции, то крем и паста всегда были залежалыми.
 Вход в секцию находился со стороны Красной Площади. Товары были свободно разложены на столах, продавцы отсутствовали. Где-то далеко, в одном из залов сидел администратор. Зою это просто поразило. Я же в Америке привык к самообслуживанию. Мы что-то купили, кажется,  мне -  финский костюм, Зое - нарядное "джерси". Тогда это всё было в дефиците. Купили что-то ещё, все купленное сложили на пустом столе, подошёл администратор. Умело завернул покупки в плотную бумагу и сложил в сумки. Мы расплатились и вышли. "А тут можно купить всё-всё?" - спросила отца Зоя. "Можно купить все, что есть в ГУМе: если чего-то нет в секции, то принесут из торговых залов. А если заказать заранее, то можно купить вообще все", - ответил отец. "Живут же люди!" - подтолкнула локтём меня Зоя. "Сколько всего, даже глаза разбегаются, только вот, где взять деньги," - добавила она. "Не беспокойся, те, кто сюда вхожи, имеют достаточно денег", - сказал отец. "Я  сюда хожу не по номенклатурной должности, скорее нелегально: секция через наше внешнеторговое управление заказывает за границей товары в ограниченном объёме, или даже штучно, для советской "знати", а руковожу  закупками и заключаю сделки с иностранными фирмами я. От меня многое зависит: сроки выполнения закупок, качество товара, цены, и вообще, много чего..." -  закончил беседу отец. Мы вышли на Красную площадь и двинулись по направлению к метро "Площадь Революции". Площадь была безлюдна, вдалеке стояли одинокие милиционеры, и через всю площадь, тоненьким ручейком, протянулась длинная очередь в мавзолей Ленина.  Мне почему-то вспомнилась Красная площадь в сорок восьмом году, с толпами народа. 
Вскоре я перешёл в сектор к Баусину и поступил в группу соискателей при аспирантуре, Баусин был назначен моим руководителем  диссертации. Я начал разрабатывать новый подход к формированию бортовых алгоритмов пуска ракет. Работа продвигалась достаточно успешно. Получив при моделировании положительные результаты, я приступил к работе над созданием алгоритма пуска для ракеты К-33.
В этот момент произошли очередные структурные изменения в институте: руководство организовало отделение лётных испытаний во главе с Баусиным. Евгений Михайлович был моим руководителем и я, естественно, ушел вместе с ним, покинув лабораторию Тарханова.
 Хотя тематика нового отделения не соответствовала профилю моей диссертационной работы, я был уверен, что Баусин даст мне возможность закончить написание работы и защититься. Кроме того, я уже был знаком с тематикой  лётных испытаний, находясь на Эмбе во время испытаний системы "Оса".   
   Этот переход во многом обозначил характер дальнейшей моей работы и даже образа жизни.
      
 
               

 
                9. ОТДЕЛЕНИЕ ЛЁТНЫХ ИСПЫТАНИЙ   



  Баусин защитил диссертацию под руководством Баткова. Вообще Баусин и Тарханов были верными учениками и научными последователями Баткова. Естественно, когда Батков стал заместителем Федосова по науке, он, решая кадровые вопросы, опирался на людей, которых он знал, которым верил и понимал, что они способны проводить правильную (с его точки зрения) техническую политику. Поэтому начальники отделов лаборатории №4, работавшие непосредственно с Батковым, сразу выросли в должностях: Зайцев, Кухтенко, Баусин стали начальниками отделений. Тарханов, Горский - начальниками лабораторий. По-моему, такая ситуация является типичной при расширении любой организации, любого производства или учреждения.
Отделение лётных испытаний, под роковым номером 13, создавалось на базе сектора Баусина. Ведущие инженеры этого сектора, отвечавшие за узловые вопросы тематики, стали начальниками секторов: Бобков, Краснов.   
Баусин являлся человеком науки, достаточно мягким, не имевшим опыта решения организационных вопросов. Одно дело - руководить научным отделением в русле традиционной тематики института, другое дело - отделение лётных испытаний. Руководству отделения №13 необходимо было создать филиал  при институте имени Чкалова, министерства Обороны СССР, главной испытательной базы ВВС. База находилась в Астраханской области. Необходимо было сформировать коллектив из местных жителей, создать транспортное подразделение, организовать помещения для работы и обустроить жильё для приезжавших московских сотрудников. И вообще, необходимо было найти своё место  в работах на полигоне, внедриться  в уже отлаженный и распределённый цикл работ,  давно проводившихся без участия НИИАСа (так теперь назывался НИИ-2), найти своё место "под солнцем" Ахтубинска.
Федосов понимал, что с точки зрения технической стратегии НИИАС должен не только знать, как проходят летные испытания новой техники, к созданию и моделированию которой институт приложил руку (на испытание этой техники он выдал свое заключение), но и  активно участвовать в испытаниях, со своим лицом, идеями и долей ответственности.   
Баусин прекрасно понимал, насколько трудна эта задача. В качестве своего заместителя он видел Михайлова, начальника одного из секторов отделения №2. Он считал, что Михайлов по своим волевым качествам и организационным способностям  идеально подходит на эту должность. По замыслу Баусина и Баткова Михайлов должен был взять на себя не только ответственность  за решение львиной доли организационных вопросов, но и возглавить ведущую лабораторию отделения, бывший сектор Баусина.
Следует отметить, что Тарханов, Михайлов и Баусин были закадычными друзьями ещё со школьной скамьи. Они жили в одном районе Москвы - Черкизово, дружили, играли в футбол.  Вместе  окончили школу с медалями, поступили и окончили МАИ,  попали по распределению в НИИ-2. Михайлов защитил диссертацию едва ли не раньше Баусина и Тарханова.
Однако назначение Михайлова начальником лаборатории встретило активное противодействие со стороны основных ведущих сотрудников бывшего сектора Баусина. Вообще, к Михайлову в моём ближайшем окружении отношение было неоднозначное. Одни его ругали за чёрствость, эгоизм, прямолинейность. Другие уважали за твердость, рациональный ум, обязательность, силу воли. Я в этих обсуждениях не участвовал, с Михайловым  был едва знаком. В секторе Баусина я тоже был новичок, только что перешёл от Тарханова. И не знал, как относиться к противоречивому мнению сотрудников. Кто прав, Баусин или его сектор?
Так или иначе, но Михайлов не был назначен начальником нашей лаборатории. Он возглавил другую лабораторию, наскоро собранную из различных вспомогательных секторов, научно-технические направления  которых, как виделось руководству, должны были помочь в летных испытаниях: сектор Цына, который занимался фотоконтейнерами, регистрирующими сход ракет и бомб с подвесок самолёта; сектор В. Муравлёва - анализ и регистрация вибраций, предусматривался сектор связи и передачи информации. Также организовали сектор мишенной обстановки, во главе с Корахтенко. Корахтенко являлся очень яркой фигурой. Бывший военпред, большой жизнелюб, поклонник женщин, и вообще, очень остроумный человек.   
Нашу лабораторию возглавил сам Баусин. В наше отделение входила ещё одна лаборатория, начальником которой назначили Юрия Иванова. Это была лаборатория информационных систем, которая должна была заниматься анализом работы БРЛС и головок самонаведения (ГСН) в летных испытаниях.  У Иванова и его ребят уже был солидный опыт участия в лётных испытаниях ГСН совместно с некоторыми  фирмами, в том числе и с фирмой знаменитой Гризодубовой. Они чувствовали себя несколько увереннее  нас. Основной сектор в лаборатории Иванова возглавлял Вадим Георгиевич Филатов, который после ухода Иванова руководил коллективом лаборатории.
Жизнь полна зловещих совпадений или, может быть, необъяснимых знаков свыше. Вчера вечером, 18 июля 2004 года, я набросал страницу текста, где попытался описать реорганизацию института и создание отделения №13. Вспоминал события, людей, лица, вспомнил и о давно перешедшем от нас на другую работу Юре Иванове. А сегодня утром мне позвонили  и сообщили о его смерти.
 Он ещё в те давно прошедшие времена  сильно болел: отсутствовало одно лёгкое...      
Мне долго пришлось работать и общаться с Михайловым, вспоминая описанный выше случай с его назначением,  до сих пор не могу понять причину "бунта". Я сегодня хорошо, как мне кажется, знаю Михайлова со всеми его недостатками и положительными качествами. Мы все не ангелы, у каждого есть свои отрицательные черты, "пунктики", трудности характера. В этом смысле, Михайлов - не исключение. Мне кажется, у него  есть некоторая неудобная особенность, раздражающая публику: ведёт себя и высказывается, зачастую, не обращая особенного внимания на общественное мнение. В жизни использует жесткие критерии, причём, иногда достаточно  бескомпромиссно и даже формально. Однако в создании и становлении отделения №13 трудно переоценить его созидающую роль.
Все эти организационные вихри и ветры проносились стороной, меня не касались, не затрагивали. Я спокойно дописывал диссертацию. Обсуждал главы с Женей Севастьяновым, советовался с Баусиным. Он в принципе одобрял идею, удивлялся, почему в моём алгоритме пуска при расчёте траектории, кинематика движения ракеты при упреждающем моделировании не "разваливается" из-за большого шага интегрирования. Он был убеждён, что состояние бортовой (стоящей на борту самолёта)  вычислительной техники не позволит в ближайшее время внедрить идею в жизнь. Кто мог тогда предугадать, какими гигантскими темпами в мире пойдёт развитие вычислительной техники, а наша промышленность, используя зарубежную элементную базу, за неимением собственной,  создаст БЦВМ с большой памятью и достаточным быстродействием!
Общаясь с Женей Севастьяновым, я всегда восхищался его талантом инженера, математика, программиста. Он был очень приятный человек, надежный, эрудированный. Высокий, полный, даже немного рыхлый, с полными губами и немного картавой речью, он был для меня воплощением доброты. Он никогда не пытался что-то выгадать, отказаться от трудной, неочевидной задачи. Он просто любил помогать людям, любил работу. Его уважали и в институте и в промышленности.
 Жизнь устроена как-то несправедливо. Одним от рождения дан талант, красота, а другим  - нет! Сам Женя лично здесь ни причём. Родители, может быть, и хорошо потрудились, только и они тоже ни причём: они не знали, каким родится дитя. Одни от рождения умницы, а другие - дураки. Таинство рождения есть великая загадка. Я вспомнил, как волновался, когда Зоя лежала в роддоме. Ведь и у нормальных родителей рождаются дауны, глухонемые, это событие неуправляемое и непоправимое. А ведь это твой ребёнок, никуда не денешься, крест на всю жизнь!
 Где уж тут может быть равенство! Большевики попробовали, не получилось! Верующие толкуют о равенстве перед Богом. "Только не греши, следуй заповедям!" А как их соблюдать, если Бог дал многим людям  такой сложный характер и такие природные качества нервной системы, которые сплошь и рядом  приводят к нарушению заповедей Библии: вспыльчивость, нестойкость, порочность, любвеобильность.   
Часто нам говорят, что человек свободен. Да, свободен, но только в пределах возможностей, данных ему природой, и в границах уважения к свободе других людей. Может быть, истина где-то посередине: если всё определяет случайность рождения, тогда получается, что не справедливо то гражданское право, которое предписывает судить человека  за проступок, преступление: "Я таким родился, добрые люди", - может сказать любой преступник. "Меня таким создали, причём тут я!" Очевидно, человек волен поступать по своему усмотрению,  в рамках своих способностей и характера. И, самую малость, в соответствии с воспитанием и требованием среды... Впрочем, вернёмся к описанию бурных событий тех дней!   
Вскоре вышла на испытание ракета Х-23, по тематике отделения Сарычева. Бобков и Краснов поехали на полигон по этой теме. В ИТК (в то время наш институт уже назывался Институтом Теоретической Кибернетики) занимались вопросами управления  ракеты Х-23. Бобков несколько раз уезжал в командировку по этой теме, возвращаясь, много рассказывал о работе. Вроде бы система управления ракетой - примитивная: летчик с самолёта МИГ-23 пускает ракету по наземной, визуально видимой цели. Затем, наблюдая цель и ракету в полёте, посылает  на ракету такие команды с помощью специальной аппаратуры "Дельта", чтобы удержать ракету в течение всего времени её полета на линии "глаз-цель". Многое зависело от летчика, он мог запоздать с командами, и тогда ракета не успевала выбрать промах, он мог "суетливыми" командами "раскачать " ракету на траектории. Кроме того, лётчики плохо визуально оценивали дальность до цели, что приводило к промахам. Я особенно не вникал в подробности, пока меня впрямую это не касалось. Запомнил фамилии лётчиков: Топтыгина, который очень "резко" управлял ракетой, и Берсеньева,  он хорошо освоил способ управления, плавно подводил ракету к цели. Умело работал с ракетой Степан Микоян.
Потом я краем уха услышал, что "пошла" Ракета Х-25 в системе "Прожектор". Бобков опять уехал на полигон. После приезда он рассказал, что дела обстоят совсем плохо, ракета летит  в другую сторону. Впрочем, Баусин и Михайлов сами всё знали от Баткова. Надо было кому-то снова ехать на полигон. Бобков был начальником сектора и отвечал за подготовку к испытаниям системы "Заслон",  долго находиться на полигоне по тематике "Прожектора" он не имел возможности.
Баусин вызвал меня и сказал, что необходимо отлучиться на пару недель на полигон, подменить Бобкова. "Ты поедешь вместе с Михайловым", - сказал он.
Так началась моя работа на полигоне по системе "Прожектор", которая, вместо обещанных двух недель затянулась на несколько лет. Затем пошла система "Кайра", "Клен". Работу над диссертацией пришлось отложить до лучших времён...
В Ахтубинск мы отбыли на поезде большой шумной компанией. Меня удивляло, что место нашей командировки между собой все называли Владимировкой. Да и на заводе Яковлева полигон тоже называли Владимировкой. Оказывается, так называется железнодорожная станция в Ахтубинске. Она следует сразу за станцией "Капустин Яр", того самого Капъяра, ракетного полигона, о котором знает вся страна. А вот про Владимировку слышали только узкие специалисты. Несправедливо! Через летные испытания в Ахтубинске прошли почти все  советские реактивные самолёты.
Кто-то из сотрудников нашей лаборатории, узнав, что я отправляюсь в командировку во Владимировку, посоветовал прочесть повесть И. Грековой "На испытаниях", не так давно опубликованную в "толстом" журнале "Новый мир", выходящем под редакцией Твардовского. Также он сообщил, что И. Грекова это вовсе не И. Грекова, а Елена Сергеевна Венцель, автор нашей настольной книги по теории вероятности. Елена Сергеевна сама много  работала на этом полигоне, обрабатывая результаты боевых стрельб. Я нашёл журнал и прочёл повесть. В повести Владимировка названа Лихаревкой. Мне показалось, что жизнь и быт во Владимировке-Лихаревке в чём-то были очень похожи на жизнь в военном городке на Эмбе, а в чём-то - нет. Лихаревка представляла собой пыльную деревню с одной улицей и только ещё строящимся военным городком. Как я понял из текста, солдаты и часть офицеров жили в бараках, старых, неблагоустроенных. Трущобы! Отдельные кирпичные строения: гостиница, штаб, строящийся дворец- Дом Офицеров представляли собой образцы сталинского архитектурного стиля. На Эмбе в городке улицы покрыты бетоном или асфальтом, бараков почти не было, только на окраине. Когда гостиницы были переполнены, нас туда иногда селили. Радости мало! Но, в основном, в городке стояли "хрущёвки".
Читая повесть, я вспомнил так знакомую степную пыль, ощутил страшную жару на улице и духоту в помещениях, вдохнул знакомый запах не съедобных щей в офицерских столовых. Судя по тому, что в гарнизоне к стволу  каждого чахлого деревца прикреплялась табличка с фамилией ответственного за полив офицера, зелени во Владимировке я не ожидал увидеть. На Эмбе  зелёных деревьев и газонов в городке мною не было замечено.
Попав в Ахтубинск, я понял, что с 1952 года, когда там работала Венцель, город неузнаваемо изменился.   
         
      

         
   
                10. АХТУБИНСК

       
   
И вот мы стоим на платформе перед вокзалом, на станции Владимировка. За нами приехал грузовик с крытым кузовом, который назывался КУНГ - кузов универсальный нормальных габаритов. Нас повезли в гостиницу "Стрела-2", где все приехавшие поселились в восьмой квартире на втором этаже гостиницы. Подробнее о нашей жизни в знаменитой восьмой квартире я расскажу ниже. Михайлов поселился отдельно, в другой гостинице - "Стреле-1". У него там был "свой" номер.
Я с любопытством ходил по Ахтубинску и знакомился с окрестностями. Впечатления были самыми радужными. Ожидал увидеть нечто подобное тому, что  видел на Эмбе. А может быть, что-то, напоминающее Сары-Шаган. Ничего подобного! Я находился в "настоящем" открытом южном городке, даже чем-то напоминавшем Вознесенск, только менее зелёном и более сухом. Хотя Ахтубинск и не утопал в зелени, как Вознесенск, однако, деревья украшали все улицы. В пригородах, на участках около деревянных строений росли сады. Вишнёвых и абрикосовых деревьев здесь наблюдалось не меньше, чем в Вознесенске. Вишня и шелковица росла даже в центре города. Сходство дополняло то, что Вознесенск располагался недалеко от Буга, а здесь протекала Мырня -  рукав Ахтубы. В центре города были построены трёхэтажные коттеджи, я такие же видел на "Хорошовке", их строили в пятидесятые годы немцы и по немецким проектам. Очевидно, здесь тоже строили немцы и в те же годы. Хотя, возможно, я и ошибаюсь, ведь Ахтубинск был режимным городом.      
             В центре города стоял помпезный, в псевдоклассическом стиле, с белыми колоннами у парадного подъезда, Дом Офицеров. Наверное, тот самый, строительство которого описано в повести "На испытаниях". Перед Домом Офицеров находилась центральная площадь города, с небольшим парком и памятником Ленину. Памятник совсем небольшой, буквально за несколько лет до развала СССР в парке возвели величественный памятник вождю мирового пролетариата. После развала Союза, когда памятники вождям ушедшей эпохи многие местные власти сносили,  памятник в парке напротив дома офицеров сохранился и стоит до сих пор.
 В городе имелся и свой район новостроек, там высились девятиэтажные дома из "белого" кирпича. Всё, как в любом, уважающем себя районном советским городе, все, как положено! Правда, они, скорее всего, были построены намного позже моей первой встречи с городом.
 Если с магазинами и товарами на Эмбе дело обстояло не плохо, то здесь оказалось все ещё лучше, насколько это было возможно в те подзабытые времена ограниченных потребностей. В городе имелся пляж, спортзал, кафе "Пингвин" и прочие места отдыха и "легального советского разгула". На окраине города находилась местная достопримечательность -  "развалюха", немыслимо грязная пивнушка, известная в народе под названием "Военная мысль". В чувстве юмора местным офицерам не откажешь!   
С водкой в городе всегда было все в полном порядке, даже во времена непримиримых борцов с пьянством Горбачёва - Лигачёва. А вот с пивом  всегда имелись трудности: разливное пиво напоминало тёплую мочу. Меня  это удивляло, почему бы, не обеспечить народ пивом, выгодно, просто, да и престиж власти резко вырастет. Однако в России не всё поддаётся простому осмыслению, включая даже более важные и значимые проблемы.
Собственно, город Ахтубинск фактически включает в себя три населённых пункта: сам Ахтубинск, построенный, как гарнизонный город, где живут военные; Владимировка, посёлок, существовавший ещё до создания Ахтубинска, население которого занималось кустарным промыслом, сельским хозяйством;  и поселок речников-рыбаков - Петропавловка. Неподалёку располагался посёлок Ахтуба. Всё это сегодня - единое целое. Многие сотрудники, работающие на полигоне, живут или в Петропавловке, или во Владимировке.
Теперь несколько слов о восьмой квартире. Гостиница "Стрела-2", в отличие от гостиницы "Стрела-1", где обычно останавливались Михайлов и Баусин, строилась, как жилой дом. Восьмая квартира представляла собой трехкомнатную квартиру с кухней, туалетом, ванной и балконом. Две комнаты были смежными, одна большая, другая поменьше. В большой комнате стоял платяной шкаф, три кровати, стол, кажется, имелись тумбочки. На одной из тумбочек, что располагалась у окна, стоял телевизор. Меньшая комната, с двумя спальными местами, была расположена окнами на Дом торговли, через большие, витринные окна которого, можно было контролировать наличие интересующих товаров. Интерес к "товарам" был достаточно однообразный и устойчивый.
Имелась ещё третья изолированная комната, где располагались  две кровати. Таким образом, в квартире могли одновременно жить семь человек. Иногда в дни "пик" ставили ещё две раскладушки в большой и малой комнате. Поскольку раскладушки ставились только на ночь,  наш быт от этих уплотнений никак не страдал. Жить было довольно весело, однако, имелись все же некоторые неудобства.
Просыпались и вставали все приблизительно в одно и то же время, спешили на работу. Как и во всех коммунальных квартирах, возникали очереди в туалет и ванную. Я приспособился вставать раньше и трудностей не испытывал. Вечером все приходили в разное время в  разном "психофизическом" состоянии. Если с утра у всех желания совпадали: умыться, одеться, подготовить себя к выходу на работу, то под вечер у всех желания весьма расходились. Кто-то хотел спать, кто-то пить водку, некоторые - смотреть телевизор или играть на гитаре. Обычно желающие выпить и закусить удалялись на кухню. А дальше все зависело от  количества выпитого и качества закуски. В случае "перебора" веселье выкатывалось за пределы кухни, тогда приходилось принимать превентивные меры.
Иногда мне доставалась койка в большой комнате напротив телевизора. Тогда под вечер, укладываясь спать, я отодвигался к стенке, укрывался с головой одеялом и пытался уснуть. Несколько человек садилось на одеяло, практически мне на ноги и смотрели телевизор. Хорошо, если ребята сидели, слегка подвыпивши, и в осовелом состоянии мирно дремали. А если были трезвые, то обычно громко обсуждали сюжет телепередачи и мешали мне уснуть. Иногда за столом, что стоял около моей кровати, кто-то, например, Олег Брежнев, на миллиметровке строил графики дальности до цели  телевизионной ракеты, наводящейся на цель,  вычисленные на основе информации с видеозаписи по размеру пропашки вокруг цели. На работе он не успевал.
Публика заметила, что постепенно экран телевизора совсем помутнел, практически, ничего не видно. Многие из присутствующих были опытные электронщики: Филатов, Стариков, ещё кто-то. Они пытались исправить дефект, долго копаясь в телевизоре, открыв заднюю стенку. Потом прекратили ремонт, сославшись на отсутствие времени и обосновав ухудшение изображения ветхостью телевизора.  Однажды вечером, вернувшись с рыбалки и включив телевизор, все увидели чёткое, контрастное изображение. "Кто вызывал мастера!?" - дружно закричали наши "крупные специалисты" - электронщики. - "Ставим стакан! У нас  просто времени не было отремонтировать, там вообще-то, всё просто!" "Да не беспокойтесь, ребята, никакого мастера я не вызывал", - скромно ответил Витя Костин. - " Я просто вымыл экран мокрой тряпкой с мылом".      
Слава Стариков и Володя Поглазов прекрасно играли на гитаре, почти профессионально. Оба отличались хорошими голосами. Поглазов несколько подражал известному исполнителю Никитину. Стариков обладал сильным, очень проникновенным, бархатным баритоном и прекрасно исполнял классические русские романсы. Впрочем, он виртуозно исполнял и  мелодии джаза, Армстронга и других великих джазменов. Обладая не только красивым, богато окрашенным, но и сильным голосом, Стариков прекрасно пел и "забойные" песни, вёл за собой нестройный, но очень громкий хор ретивых, не совсем трезвых исполнителей.
А вот Володя Поглазов не любил  пьяные хоры. Он больше предпочитал исполнять соло в трезвой компании. Такие случаи, в виде исключения, имели место, но очень редко, и ему приходилось терпеть,  не очень противоречить потребностям общества.
Но это всё мои  впечатления из недалёкого будущего. А пока я с любопытством разглядываю восьмую квартиру. Мы только что вошли, едва разделись. Я вытащил свои вещи из сумки и разложил на отведённой мне кровати, чтобы потом где-нибудь их пристроить. Нас приехало человек десять, даже с учетом раскладушек места на всех не хватало. Юра Иванов решил сегодня переночевать на шкафу, а завтра разобраться и устроиться окончательно. Он забросил на шкаф матрац, одеяло, подушку и улёгся спать на глазах изумлённой публики. Впрочем, скоро про него забыли: народ за столом догуливал, отмечая приезд на полигон. Я тоже лёг на свою кровать, отвернулся от сборища, часть из которого сидела на моей кровати, придвинутой к столу. Пользуясь качеством мгновенно "отключаться", я уснул крепким сном.
На следующий день мы небольшой толпой вышли из квартиры, спустились на первый этаж, прошли мимо сидевшей за столом дежурной. Она прицелилась в нас цепким взглядом опытного снайпера, очевидно рассматривая нас, как потенциальных нарушителей порядка. Около дежурной перед выходом стоял на тумбочке в большом горшке комнатный цветок. Я сказал: "Какая забота о красоте! Зелень - это всегда прекрасно!" "Какая там забота о красоте!" - ответили мне опытные люди,
 - "Цветок поставлен таким образом, чтобы перекрыть "мертвую зону" обзора дежурной. "Так что, мимо дежурной никто незамеченным не прошмыгнёт.  Это является основным назначением цветка".
Мы вышли из гостиницы и зашагали какими-то дворами. Слева показалась большая многоэтажная школа, справа - футбольное поле, перейдя улицу, мы попали в парк при Доме Офицеров, с клумбами и макетом МИГа, устремлённого ввысь. Недалеко от дома офицеров, в парке красовалась танцверанда с крытым помостом для оркестра. Такие веранды давно ушли в прошлое, молодёжь нынче "конвульсирует" на дискотеках!      
 А вот и центральная площадь с памятником вождю. В простонародье она называется "круг". Здесь собираются все сотрудники экспедиции института и ждут автобуса, своего, институтского! Автобус везёт народ на работу через 12 контрольный пункт (КП). Место работы находится по другую сторону железной дороги. Я помню, как наш автобус и десятки автобусов и газиков других организаций, десятки минут стояли у закрытого шлагбаума, ожидая, пока одинокий, неспешный тепловоз закончит маневрирование на переезде. Так происходило в течение всех, более чем сорока лет существования базы. Сколько рабочих часов пропало! Сколько средств потеряно! Наверное, гораздо больше, чем стоимость строительства тоннеля или эстакады через железную дорогу.
В автобусе ездить на работу мне скоро надоело: тесно, много народа. Но главное, автобус обладал интересной конструктивной особенностью: выхлопные газы частично поступали в салон, конечно, не с такой интенсивностью, как в немецких "душегубках", но запах гари чувствовался.
На работу и с работы я ходил через степь к двенадцатому КП, минут сорок ходьбы. Иногда собиралась целая группа любителей пеших прогулок. Путь лежал через Владимировку. Можно было заскочить на рынок, купить чего-нибудь. После пересечения железной дороги, тропинки вели к КП, слева оставалось  местное кладбище, справа, несколько далее, открывался "лунный  пейзаж". Это была территория бетонного завода. Сама территория завода и всё близлежащее пространство было завалено "последствиями" активной производственной деятельности завода за ближайшие несколько десятков лет. Вокруг высились нагромождения застывшего бетона, разрушенные бетонные плиты, с торчащими из них прутьями ржавой, погнутой арматуры и просто мусор. Хорошо ещё, что завод был маломощный, и это безобразие простиралось на ограниченном пространстве. Я старался выбрать тропинку подальше от "лунного пейзажа", там, где  лежала не изуродованная степь, где росли кусты полыни, от которых шёл горький, терпкий запах. "Приятно идти: "Полынной Горькой" пахнет", - любил острить Серёжа Татаринов, ведущий инженер из сектора Бобкова.   
В семидесятых годах я ещё застал время, когда в степи около двенадцатого КП обитали суслики. Они столбиками стояли около своих норок. Впрочем, может быть, это были не суслики, а тушканчики. Вскоре они исчезли и, возможно, навсегда.
В дождь я, естественно, старался пешком не ходить из-за непролазной грязи. Хотя здесь грязь была не такая абсолютно непролазная, как на Эмбе. Во время господства "мошки" тоже иногда приходилось идти пешком. Над головой каждого пешехода вилась туча злых насекомых, которые жестоко грызли кожу, оставляя розовые пятна и неприятный зуд. Я "мошку" переносил достаточно легко, наверное - очень толстокожий.       
На обед нас возили в автобусе на "круг". Там находилась столовая, большое двухэтажное здание, расположенное недалеко от Дома Офицеров. На первом этаже располагалась раздевалка, на втором - просторный обеденный зал.  Зал был огромный, с скрипучим паркетным полом, с множеством столиков на четверых. Иногда столы сдвигали, по два или по три, в зависимости от величины компании. Народа толпилось всегда великое множество, почти вся "промышленность" и немало офицеров. Кормили по меркам того времени совсем не плохо. Имея в кармане 2 рубля 60 копеек суточных, мы чувствовали себя почти Морганами. "Командировочные" деньги всех здорово выручали, зарплата у среднего "ведущего" инженера, сколько я помню, было всегда меньше, чем у водителя автобуса.
 Разобрав подносы, отстояв очередь у стойки, мы ставили на поднос тарелку с харчо или рассольником,  тарелку с пловом или поджаркой с пюре и обязательным солёным огурцом.
До приезда большой группы москвичей в конце раздаточной стойки стояла глубокая миска с чёрными крупными греческими маслинами. Каждый брал себе, сколько хотел к гарниру. Очевидно, стоимость маслин входила в стоимость гарнира. Большинство местной публики и командировочные, маслины не любили, и маслины, покинуто лежащие в тарелке, обычно, переходили в собственность работников столовой. Но вот появились москвичи  и стали ложками, без счёта, насыпать в свои тарелки маслины. Через два дня миска с маслинами исчезла. На каждую тарелку  к гарниру стали добавлять по две маслинки.
Окна в зале были огромные, жарким летом огненное солнце расцвечивало хорошо натертый старый паркет золотым пламенем. В центре зала стояла большая пальма. В этом зале, наверное, удобно было устраивать танцы или новогодние вечера. Не так давно  столовую снесли. Остались лишь старые деревья с густой кроной, которые росли по периметру столовой. Их не тронули... Долго ли они ещё простоят?
Иногда, когда руководство отделения, с некоторыми ведущими инженерами, пропускали обеденное время из-за совещаний, то ехали на "газике" в гостиницу "Волга". Там действовала не то столовая, не то второразрядный ресторан. Зал был небольшой с официантками и столами, покрытыми не очень свежими скатертями. Кормили по-разному, когда несколько лучше, чем  на "кругу", когда хуже. Иногда в наличии  имелась жареная картошка, антрекоты, ромштексы. За спиной у буфетчицы стояла целая батарея напитков и стеклянных банок с консервированными овощами и фруктами.
Там можно было увидеть банки с болгарскими абрикосами, венгерскими и болгарскими помидорами, с кожурой и без кожуры, а также жестянки с португальской томатной пастой.
 Рядом, на рынке во Владимировке, все прилавки ломились от прекрасных астраханских помидоров: малинового "Бычьего сердца", мелких, плотных, ярких "Дамских пальчиков", сахарных рассыпчатых "Астраханских", сине-коричневых "Негусов" и массы других сортов - красных, желтых, круглых, продолговатых. Кстати, в Ахтубинске в те времена исправно работал консервный завод. Не буду повторяться, про консервный завод в Вознесенске я уже писал. Только вот зачем везти помидоры из Болгарии  и пасту из Португалии в Астраханскую область? Абсурд! 
В сезон урожая город  завален арбузами, вишней, абрикосами. Ведро "чего-нибудь" стоит столько, сколько в Москве стоит килограмм.  Рыба  на рынке была всегда: судак, гигантский сазан с розовым сладким мясом, лещ.  В последнее время рыбы резко поубавилось. Появился какой-то гибрид карася и сазана, по местному - "душман".
В ларьках продавали алжирское красное вино с антиимпериалистическим названием - "Бен Белла", в честь лидера освободительного движения Алжира и его первого президента. Впрочем, вскоре президента посадили сами же освобождённые алжирцы, кажется, к этому делу приложил руку его большой друг и соратник Бумедьен. По словам истинных знатоков предмета, Страхова и Семенкевича, алжирское вино было гораздо лучше нашего "Солнцедара".
Часто после работы или в выходной день Михайлов приглашал к себе в "Стрелу-1" нескольких сотрудников для обсуждения какого-либо вопроса. Жил он на втором этаже в 225 номере. Собравшиеся дымили, как паровозы. В номере стоял устойчивый запах табака. Михайлов, словно Будда, величественно восседал во главе стола, окутанный клубами дыма и шелестел бумагами. Баусин и Стариков тоже курили, что есть силы. Зачастую, их фигуры были едва различимы в густом табачном воздухе небольшой комнаты. Кстати, в восьмой квартире курильщиков "гоняли".
 Однажды, я поспорил со Стариковым и Ивановым, что они не выдержат и недели без табака. Спор заключили на огромную сумму - пятьдесят рублей с каждого. Я, зная эту компанию, практически, ничем не рисковал. И действительно, Иванов сдался через пару дней. Стариков пытался жульничать - курил в туалете, но вскоре тоже сдался. То ли его там "застукали" свидетели нашего спора (из щели над дверью туалета валил дым), то ли ему показалось  некомфортно курить в туалете в одиночку. Так или иначе, они сдали по пятьдесят рублей. Я добавил на радостях ещё пятьдесят, и мы хорошо, в обществе всех обитателей восьмой квартиры, отметили мою победу в споре.
Как-то, во времена подготовки к испытаниям системы "Заслон", мы, в очередной раз, сидели у Михайлова вместе с представителями фирмы Микояна и обсуждали какие-то вопросы. Среди представителей находился отставной генерал Разно и офицер войсковой части подполковник Отари Кухайлишвили. Михайлов как раз ожидал прилёта очередного самолёта из подмосковного аэродрома Мячиково с оборудованием для нашей экспедиции. Ему позвонил кто-то из руководства экспедиции и сообщил, что самолет прибыл, и вместе с оборудованием, привезли ящик "Жигулёвского" пива. Пиво через полчаса  доставят Михайлову в номер.
 В номере было душно и, как всегда, накурено. "Хорошо бы сейчас выпить бутылочку пивка!" - мечтательно сказал Разно, вытирая пот с лица. "Нет ничего проще", - произнёс  серьёзным, даже немного равнодушным, тоном Михайлов. "Тебе заказать какого пива, "Московского", "Рижского" или "Жигулёвского"?" - спросил он. "Ты что, издеваешься, да тут за сто километров бутылки не сыщешь, одна тёплая моча! - взревел Разно." "Это ваша контора ничего не может, а мы уважаемая фирма, НИИАС, нам всё доступно. Так ты не против "Жигулёвского?" - продолжил Михайлов. "Не против, не против, лишь бы не местная разливная бурда", - поддержал шутку с понимающей улыбкой Разно: " Ну, шутит Михайлов, и пусть себе шутит, каждый имеет право немного повеселиться".
 Михайлов снял трубку и, незаметно надавив пальцем на рычаг, строго произнёс в трубку, обращаясь к мифической личности: распорядился, чтобы ему через полчаса доставили в номер ящик холодного "Жигулёвского" пива. "Только обязательно холодного", - добавил он. Михайлов знал, что пиво за время полёта обязательно в грузовом отсеке самолёта охладится.       
Через двадцать минут в номер к невероятному изумлению Разно принесли ящик холодного "Жигулёвского" пива. С тех пор отставной генерал трепетно за уважал НИИАС, считая нашу организацию всемогущей.
 

 
           11. "ПРОЖЕКТОР" СВЕТИТ В ЧИСТО ПОЛЕ!


      
Летные испытания системы "Прожектор" продвигались тяжело. Точность попадания ракеты в цель не превышала точности неуправляемого ракетного оружия. Причины больших промахов - тайна за семью печатями: то ли "пятно" не лежало на цели: подсветка цели лучом лазера была не точной, то ли головка не "видела" "пятно". А может быть, ракета не отрабатывает сигналы с "головки"?  Положение "пятна" мы определяли, но весьма приблизительно. С помощью кино-фотопулемёта СШ-45 регистрировалась ошибка прицеливания лётчика, т.е. положение оси самолёта относительно линии визирования цели. С помощью СШ-45 фиксировалось отклонение прицельного перекрестия от центра цели. Оптический квантовый генератор (ОКГ) с лазерным излучателем крепился на свободном гироскопе, который должен был сглаживать колебания самолёта, передающиеся на лазер и затрудняющие процесс целеуказания. Блок назывался оптико-гироскопическим блоком (ОГБ). Вся конструкция помещалась в подвесном контейнере.
Мы строили кривую отклонения оси самолёта от направления на цель (по СШ-45), к ней пристраивали кривую отклонения оси лазера от оси самолета, таким сложным способом, якобы, получали отклонение центра лазерного "пятна" от цели.
 Поскольку мне часто приходилось заниматься этими расчетами, то все время приходилось отвечать на вопросы о точности расчетов вычисления "пятна". Я с широкой улыбкой очень откровенного человека каждому усомнившемуся демонстрировал процедуру расчёта. На полуметровый экран проектировал плёнку СШ-45 с кадрами прицеливания. Линейкой замерял расстояние от центра цели до центра перекрестия. Обычно долго обсуждали, какова могла быть ошибка в определении этой величины: цель плохо видна и является протяженной. Риски на линейке неточные, да и центр перекрестия - не математическая точка. Подсчитав все ошибки и, отнеся их к размеру экрана, все убеждались, что ошибка не превышает одной-двух угловых минут. Полученные графики назывались "ФРА" (фоторегистрирующая аппаратура). Отклонение ОГБ от оси самолёта записывалось на шлейфовом осциллографе К-12-22 на широкой бумажной ленте, максимальный размах отклонения ОГБ - 40 угловых минут. Разлиновав ленту на 10 линий, я показывал всем, что ошибиться на большую величину просто невозможно, Итак, ошибка - ещё  2-3минуты. Общая ошибка - не более четырёх минут, т. е., не более одного метра на километр дальности. Эта информация у нас называлась "КЗА" (информация с контрольно-записывающей аппаратуры).
 И все  верили нашим неотразимым доводам, кроме Михайлова, одного из авторов этой методики, Сопина, технического руководителя работ от КБ Сухого, и меня. Была в расчётах ещё одна специфика - неточность привязки этих кривых по времени. Это делалось интуитивно. Вообще-то, отметки времени имелись, но ими пользоваться не следовало!   Ошибка в привязке приводила к появлению высокочастотной составляющей в суммарной кривой положения "пятна". Я "двигал" кривые друг относительно друга до тех пор, пока высокая частота пропадала. Вроде бы всё верно, а все равно что-то сосало под ложечкой, ведь на эти результаты  ориентировались КБ!
Михайлов был назначен руководителем комплексной бригады анализа по "Прожектору". Представители "Геофизики", КБ Сухого и ракетчики с удовольствием отдали ему "пальму первенства": кому хотелось раз в месяц, а то и чаще, докладывать Главнокомандующему ВВС о  "новых успехах" в испытании. Михайлов - не боялся, кроме того, НИИАС являлся нейтральной организацией, арбитром. Я помню, как маститый начальник управления  вооружения института имени Чкалова, Паньшинский, сидя за столом, обхватив голову, тяжело вздыхал: "Что я завтра скажу Главкому?"               
  На Совете Главных Конструкторов  обычно докладывал Михайлов. Он развешивал плакаты. На плакатах был красочно нарисован пикирующий самолёт, траектория ракеты и место падения относительно цели и злосчастного "пятна". На другом плакате были нанесены точки падения ракет во всех прошлых пусках, на фоне окружности, обозначавшей допустимый промах, а также таблица условий каждого пуска: высоты, дальности, тангажи.  Картина оказывалась удручающей.  Михайлов докладывал о результатах очередной работы и возможных причинах неудачи.
Иногда на пару недель Михайлов уезжал в Москву, оставляя меня "следить за порядком". Тут у меня сразу возникали трудности
 Пуски проводились на полигоне Грошево, не так далеко от взлётной полосы.  В хорошую погоду можно было наблюдать заход самолета на цель. Правда, пуск ракеты различить было невозможно. Проводив самолёт в воздух,  вся небольшая группа заинтересованных лиц минут сорок ожидала посадки самолёта, толпясь около взлётной полосы. Всех интересовал доклад лётчика. Обычно "Геофизику" представлял технический руководитель Саша Казамаров. Рядом с ним стояли Гена Гудкин, Лев Гришин. Если пуски проходили до 11 часов, то Саша отсутствовал, он был большой любитель поспать. Разбудить рано его не мог даже  Хорол, не исключая  тех случаев, когда утреннее совещание вёл сам Главком.
 Казамаров был вальяжен, обладал барственными замашками, не признавал ограничений жизни, считал, что сама жизнь должна была под него подстраиваться. Наверное, именно эти качества его подвели, когда, несмотря на большую общую эрудицию, опыт работы на полигоне, техническую грамотность и природный ум, ему, ставшему после смерти Хорола Главным Конструктором, не удалось сохранить КБ, так много сделавшего для советской авиации. Впрочем, в "трудно объяснимые времена всеобщей конверсии и последующей приватизации" и более мощные КБ рухнули.
Стайку ракетчиков возглавлял мрачный Кореньков, Главный конструктор. Его сопровождали: технический руководитель от ракетчиков - Валя Черепнин и начальник сектора Ярмолович, низенький, толстенький, светловолосый, очень живой, подвижный человек. За эту живость и вездесущность его прозвали "блуждающим сперматозоидом".
От КБ Сухого всегда присутствовал Виктор Сопин, руководитель работ по теме "Прожектор", и  Слава Абрамов, инженер отдела №13 КБ Сухого. Много лет спустя, в 2001 году, мне вновь пришлось работать с замом Главного конструктора самолёта СУ-30МКК Сопиным. Самолёт СУ-30МКК фирма Сухого сконструировала по заказу ВВС Китая. Эта работа и работа по созданию СУ-30МКИ для ВВС Индии позволили фирме "выжить" в тяжёлые времена.  От военных на старте переминались с ноги на ногу: молодой энергичный капитан Миша Ульченко, руководитель темы, Толя Дежик,  "прицелист" от 5-ого управления, тоже капитан.
Вот показался самолет - СУ-17, приземлился, прокатился по полосе. Эдуард Колков, основной летчик по теме, спускается по стремянке. Его сразу обступают члены бригады лётных испытаний, организуя "пресс-конференцию". Колков кратко сообщает о результатах пуска. Прежде всего, всех интересуют величины промаха и угла пикирования. На обратном проходе Колков низко пролетает над целью и визуально, насколько  возможно, оценивает промах. Тангаж, скорость, высоту самолёта  в момент пуска Колков записывает в кабине в блокнот. Представители комплексной бригады, записав результаты пуска в блокноты, наскоро пересчитав промах в картинную плоскость, бросалась к телефонам докладывать результаты руководству в Москву. У "Сухих" и "Геофизики" имелась закрытая связь ВЧ. У НИИАСа такой связи не было.
Как до меня поступал Михайлов, не знаю, но я не торопился с докладом руководству о результатах работы и ждал результатов обработки материалов. Вскоре мне из Москвы позвонил по "межгороду" Баусин. Дозвониться было не просто, но он дозвонился,  спросил, почему я не докладываю о результатах работ. Я ответил, что есть три причины: во- первых, информация, полученная на старте от лётчиков очень приблизительная, лучше подождать данных с полигона (о величине промаха) и расшифровки записей самолётных самописцев
Во вторых, дозвониться по телефону очень трудно, требуется масса времени. Лучше я начну строить положение "пятна", больше толку будет. В третьих, у меня нет свободных людей, как у смежников, которым можно было бы поручить передачу данных. И потом, я считаю, что ничего страшного не случится, если руководство узнает о результатах на пару дней позже, зато данные будут точные.
Баусин, после короткой паузы, ответил спокойным голосом: "Ты конечно, прав по всем трём пунктам, но, понимаешь, утром Хорол позвонил Федосову, хотел обсудить результаты, а Федосов оказался не в курсе дела. Федосов позвонил мне, и сделал выговор: "почему "свои" с полигона не докладывают о результатах. Для чего создали отделение лётных испытаний? Не оперативно работаете!" Информацию можно было передать по телетайпу ЛИИ. Что касается неточности оперативной информации, то можно было бы добавить фразу, мол, информация пока предварительная, по докладу лётчика. Дальше будет уточняться. И волки сыты, и овцы целы".
 Он сказал, к кому обратиться в ЛИИ. Я стал ходить  в ЛИИ на телетайп. Там на меня смотрели, как "Ленин на буржуазию". Им лишние люди, занимающие линию, были не нужны.
Дела по испытаниям шли плохо. Хорол чувствовал себя особенно неуютно. И лазерную головку самонаведения (ЛГСН) ракеты и систему подсвета - пресловутое "пятно" разработало его КБ. В любом случае был виноват он. Правда, хитроумный Казамаров придумал оригинальную гипотезу. Он стал утверждать, что при боковом ветре самолёт летит по логарифмической кривой. При такой траектории возникают силы, воздействующие на свободный гироскоп, и "пятно" смещается.   Ракета всегда летит в "пятно", которое лежит в стороне от цели, мы просто строим "пятно" с большими ошибками. В системе Кайра", основной, перспективной системе, лазер управляется совсем по другому, а "Прожектор" - система промежуточная. Всё идёт отлично, подождём, пока  подоспеет "Кайра" и убедимся в том, что ЛГСН нормально работает. А "сегодняшний" ОГБ не может работать иначе: физика! Да другого от него и не требуется, воевать с "Прожектором" никто не собирается, он создан, как технологическая система для отладки ЛГСН.
Мы с Сашей Зораком, очень толковым инженером из бывшего сектора Баусина, готовились к каждому совещанию с "Геофизикой", как к шахматной партии, проигрывая различные варианты дискуссии.
Мы взяли все метеорологические данные с величинами и направлением ветра по нескольким последним пускам. Рассчитали траектории самолёта и возможное смещение  "пятна" из-за ветра. Я сказал Саше, что Казамаров на очередном совещании опять сообщит, что "пятно" "сдувается" ветром. Я ему отвечу, что всё это ерунда. Он начнёт рисовать на доске кучу формул, но просчитать ошибку по реальным цифрам поленится. Тогда ты ему выложишь  результаты наших расчётов.
На совещании всё произошло так, как мы и предполагали. Казамаров снова стал рассказывать о влиянии ветра, мы показали график зависимости движения "пятна"  от времени: пятно лежит, конечно, не на цели, но и ракета летит не в "пятно". Казамаров ответил, что, мол, вы неправильно строите положение "пятна" Тогда Зорак показал ему наши расчёты, по которым "пятно" под воздействием ветра должно было лежать не в районе падения ракеты, а с другой стороны от цели, как раз там, где мы его строили.
Саша Казамаров почесал за ухом и сказал, что метеослужба измеряла "ветра" за час или два до пуска, а какой был ветер на полигоне в момент пуска, не знает никто. На это мы ничего не смогли ответить. Однако и Саша с тех пор приутих.
Работали много, так что не оставалось времени поехать на обед в "Волгу" или  даже на "круг". Ходили обедать в столовую на территории в/ч, все её звали почему-то столовой Паньшинского. Наверное, потому, что она располагалась недалеко от штаба ракетного управления. Кормили там отвратительно, хуже, чем на Эмбе.
Время шло,  количество доработок мелкими шажками накапливалось, переходя в качество. Слава Стариков придумал и на "коленке" сработал, вместе с нашими инженерами и механиками, свою знаменитую "матрицу".  "Матрица" представляла собой набор фотоприёмников, работающих в диапазоне лазерного изучения, которые в определённом порядке размещались вокруг цели и регистрировали  положение "пятна" во время пуска. Наконец, появился инструмент для регистрации "пятна". К достоинствам устройства следует отметить наличие "обратной" матрицы, системы индикации, позволяющей визуально наблюдать положение "пятна" относительно цели в реальном масштабе времени.
Я пытался проверить, насколько наш старый метод построения положения "пятна" отличался от нового, использующего  "матрицу". Ничего не получилось. Где-то совпадения были хорошими, где-то плохими. Определение центра "пятна" по матрице" оказалось тоже не простым делом. Если все фотодиоды засвечивались, то было не понятно, где же находится центр. Если  "пятно" находится на краю "матрицы", то центр также трудно было определить. Но всё-таки, это была бесспорная прямая регистрация лазерного излучения!
 В ИТК на математической модели "проигрывали" работу ЛГСН ракеты Х-25 и выяснили, что у ЛГСН ограничен динамический диапазон. На большой дальности "пятно" было едва заметно, и "глаза" ЛГСН полностью "открыты".  По мере приближения ракеты к цели, энергия от "пятна", воспринимаемая головкой,  возрастает в тысячи раз, и "глаза" головки требуется  "прищурить", чтобы она не "ослепла". Эту работу в ЛГСН осуществляла схема АРУ. Кто-то из инженеров отделения № 5, занимавшихся моделированием, кажется, Батуров, утверждали, что АРУ не справляется с этой задачей, из-за недостаточной динамики схемы (быстроты "прикрывания глаз"), и головка слепнет, приближаясь к цели.
   Хорол не прислушивался к настойчивым советам: "Пристаёт ИТК со всякими глупостями!" Но обстановка на испытаниях все более  накалялась. Надо было что-то предпринимать, и Хорол, наконец, созрел. Быть может, он в своём КБ провел ряд экспериментов, подтвердивших результаты моделирования НИИАС. Схему АРУ доработали, и ракета сразу после доработки полетела в "пятно".
Казамаров ходил победителем. Все инженеры в группе анализа стали большими друзьями. "Чёрные дни" долгих неудач сплотили коллектив испытателей. Теперь Михайлов докладывал улыбающемуся Главкому о  хороших результатах летных испытаний.
У  страны и ВВС появилась перспектива получить новое высокоточное ракетное оружие.
Последние победные пуски проводились таким образом: на некотором расстоянии от цели в окопчике сидели наши инженеры, они фиксировали с помощью "обратной" матрицы положение "пятна" в каждом тренировочном заходе самолёта на цель. Результаты передавали по телефону в группу анализа. В группе анализа кто-нибудь из руководства звонил в пункт управления полётом, передавая информацию об ошибке прицеливания. Пункт управления связывался с лётчиком, который вносил коррекцию в прицеливание, после чего производил пуск.
Я спросил у Миши Ульченко:  "На войне тоже будете "матрицы" вокруг целей раскладывать и звонить по телефону лётчику?" Миша пожал плечами и ответил, что генералам очень хочется попасть в цель, попадание ракеты в "пятно" должного впечатления на них не производит. Положение "пятна" кто-то непонятным образом вычисляет. Всё это условно, обманом попахивает". "Но ведь Главком-то всё понимает, Михайлов ему почти каждую неделю рассказывает по плакатам: где место падения, где "пятно", где цель". "Понимать-то понимает, но попасть в цель всё равно и ему хочется. Вот "Кайра" появится, тогда на войне в цель попадать можно будет легко и просто! Там лазерный луч на цели будет удерживаться автоматически". Я плохо представлял себе, как это - автоматически. Это мне ещё только предстояло узнать. Испытания "Кайры"  предстояли в недалёком будущем.
Как-то раз Сопин сообщил Михайлову, что по последним нескольким десяткам полётов не составлено ни одного протокола: "Начальство скоро оторвёт голову. Протокол - официальный документ по полёту, без них не на что будет списывать потраченные деньги". Михайлов кивнул в мою сторону: "он напишет". Сопин достал толстую амбарную книгу и вручил её мне. "Один протокол, как образец, я напишу сам, а остальные - за тобой" - сказал он. "Так протоколы нужно было писать сразу после полёта, пока вся информация свежая, все помнят, что происходило в полёте, где теперь искать материалы", - взмолился я. "Полётные листы я тебе дам, оттуда  спишешь условия полёта. Результаты: промахи, положение "пятна", дальности, тангажи имеются у Михайлова на плакатах для Главкома, ты же сам их готовил. Основные моменты испытаний ты должен помнить, если что подзабыл, возьмешь из материалов полётов". Он указал на стеллажи, стоявшие, от пола до потолка вдоль стены его кабинета. Они были набиты огромным количеством пленок, расшифровок самолетных КЗА, телеметрии. "Впрочем, эти протоколы - пустая формальность, большая часть полётов незачётная. Результаты зачётных полётов все знают наизусть, все подпишут протоколы "без звука", противоречий по технике нет. Напиши, я просмотрю, и отдадим в печать".            
 
 

            
                12. ТОКИ ФУКО      

 
 Итак,  испытания ракеты Х-25 успешно подходили к логическому завершению. На испытания выходила ракета Х-29, с такой же ЛГСН, но большего веса и с боевой частью гораздо большей разрушительной силы. Поскольку головка была та же самая, что и на ракете Х-25, а ракету спроектировал и изготовил очень опытный коллектив КБ "Вымпел", то все считали, что испытания новой ракеты будут представлять собой чистую формальность. "За пару недель управимся", - сказал Казамаров.
Вот и первый пуск. Самолет взлетел, вышел на цель. Первый заход, второй... Летчик сообщает через эфир, что нет захвата головки. Сопин предполагает, что неисправна кабельная сеть, ругает механиков, плохо подготовивших машину. После тщательной проверки кабельной сети, самолёт поднимается в воздух, и опять неудача - захвата нет. Проверили ТГСН и ракету - наземные проверки показали полную исправность аппаратуры.  Все в бригаде разводили руками, не зная, что думать и как поступать дальше. Кто-то сказал, что, может быть, дело в прозрачности атмосферы. Частицы пыли рассеивают энергию "пятна", и головка его не "видит". Ракета Х-25 испытывалась зимой, а теперь наступила весна и атмосфера совсем другая.
Вызвали специалистов по атмосфере, кандидатов и докторов наук. Ничего путного они посоветовать не смогли. Казамаров выступил с очередной революционной идеей: в полете в фюзеляже самолёта возникают токи Фуко, эти токи влияют на работу ЛГСН путём электромагнитных наводок. Почему эти токи не влияют на ракету Х-25, он вразумительно ответить не смог.  Уже три или четыре месяца самые лучшие специалисты, оптики и электронщики, находились в тупиковой ситуации. Следует отметить, что поскольку, ракета Х-29 была тяжелой, её подвешивали не под крыло, как ракету Х-25, а под фюзеляж, рядом с оптико-гироскопическим блоком (ОГБ), излучающим лазерную энергию. Однажды механики попробовали подвесить ракету под крыло на ближнюю к фюзеляжу подвеску. Сразу появились захваты. "А ларчик просто открывался": расположенный близко к ЛГСН лазерный луч попросту "запирал", засвечивал головку, ослепляя её.
Испытания подходили к концу.
Теперь можно было расслабиться, впрочем, и раньше сплочённой бригаде случалось "расслабляться", но тогда "расслаблялись" с горя, а теперь - с радости! Коллектив решил отпраздновать очередной успех на берегу Волги. Организовали что-то похожее на рыбалку. Михайлов выделил машину. К тому времени у нашей экспедиции образовался солидный парк побывавших в эксплуатации машин, которые перегнали из Москвы, от щедрот НИИАСа: автобус, "рафик", "газик". Своего гаража у экспедиции тогда не было. Машины находились в подворьях шофёров в их полном распоряжении. Как они использовали транспорт в нерабочее время, проверить было невозможно, но другого выхода просто не было. Шоферам (или их жёнам) ещё, к тому же, доплачивали, как сторожам.
На рыбалку я попал, кажется, впервые. Я с любопытством наблюдал за сборами. Михайлов на листе бумаги подробно начертал перечень вещей,  которые нам необходимо было с собой взять: продукты, топор, пилу, посуду, соль, лавровый лист, выпивку, снасти, одежду и т. д. Назначил ответственных. Я точно не помню, но, кажется, рыболовные  снасти "рыбаки" всё же взяли с собой. Хотя если даже взяли, то исключительно для ритуала, поскольку свежей рыбой рыбаки запаслись заранее на базаре. Ехали всего на пол дня и понимали, что рыбы, скорее всего, на уху не удастся поймать, улов будет чисто символический.
Компания выехала на крутой берег. Вокруг росли сучковатые деревья с толстыми стволами причудливой формы и плакучими кронами. Выгрузили из машины вещи и распределили обязанности. Казамаров с Черепниным занялись "столом". Они расстелили брезент, нарезали хлеб, сыр, колбасу, достали котёл, помятый, закопчённый, с ручкой из толстой корявой проволоки. Мы с Хоролом, Сопиным и Абрамовым пошли собирать дрова. Михайлов осуществлял общее руководство подготовкой к застолью.
 Сучьев на берегу валялось великое множество. Мелкие ветки ломали руками и рубили топором, крупные стволы распилили. Скоро загорелся костер, потрескивая сухими ветками и выстреливая красными искрами.  Почистили рыбу. Соорудили рогатки и подвесили котёл, до верху наполненный волжской водой с рыбой, нарезанной крупными кусками. Снасти, кажется, не распаковывали. Внизу, за деревьями, катила спокойные воды могучая Великая русская река. В зеркале реки отражалось голубое безоблачное небо.
Варка ухи - это не приготовление пищи, это священнодействие. Для того чтобы уха получилась настоящей, необходимо обязательно наличие дымка от костра, шелеста вётел на берегу реки. Уху должно заправить лавровым листом, посолить, добавить немного пшённой крупы и чёрного перца в виде горошка. Потом опускают в котёл целую луковицу или две, помидор для цвета. Красный цвет помидора оттеняется зеленью укропа и петрушки. Добавляют морковки и чуть-чуть картошки. При рыбном изобилии, сначала в воде отваривают рыбную мелочь, завёрнутую в марлевый мешочек, который потом выбрасывают. Это - двойная уха, а бывает  тройная и четверная! И всё равно это вкуснейшее варево считалось не ухой, а рыбным супом, если рядом не стояли бутылки холодной водки, которые только что достали из сумки, купающейся в воде у самого берега, но в достаточно глубоком месте.   
Вскоре я почувствовал божественный запах. От котла шёл пар. В котле сквозь янтарный жир просвечивался красным пятном астраханский помидор, плавал укроп, оттеняя белые аппетитные куски  рыбы в темной тонкой кожице со светлыми следами очищенной чешуи.   Водка сама просилась в стаканы. На реке стояла торжественная тишина. Публика возлегла  на брезент, все наполнили миски и стаканы.
Казамаров встал во весь рост, изготовился для тоста. Он стоял в одних трусах, со стаканом в руках, красив, как молодой Аполлон, высокий, с голубыми глазами и светлой волнистой шевелюрой. Говорил он с апломбом, растягивая слова. Сегодня он, конечно, произнося тост, не повторил своего любимого выражения: "Повторяю для непонятливых".
 Хорол был среднего роста, лысый, седой, с прядкой волос посреди лба, зачёсанной к затылку. Взгляд у Давида Моисеевича был острый, колючий. У него была манера иногда подойти к инженеру и завести разговор по поводу  очередной сложной технической проблемы испытаний. Сначала я подумал, что такая демократичность представляет собой некую форму тонкой лести: "проблема сложная, только ты да я можем понять все её тонкости, я понимаю, ты ведь умный малый!"   Скоро я понял, что его  действительно интересует мнение "свежего" человека со своим взглядом, условно, "со стороны".
Михайлов деловито, уверенно, с долей юмора, руководил всем процессом, начиная с разведения костра, до организации тостов и отъезда. Очень скоро застолье перешло в техническое совещание, как я потом понял, во время таких "неформальных" встреч вопросы решались быстрее и проще, чем на советах Главных Конструкторов. Я решил для себя, что я должен чаще присутствовать на таких застольях, чтобы лучше быть в курсе дел, хотя в то время почти совсем не пил, очень тяжело переносил спиртное. "Что же, ради дела придется пожертвовать какой-то частью здоровья", - едко улыбнулся я про себя.
Обычно на всех технических и "неформальных" сборищах присутствовал Вадим Филатов. На этот раз его не было, он находился в Москве.  Филатов являлся очень колоритной фигурой. Во время наших "междусобойчиков" в восьмой квартире, немного захмелев, он затевал долгие дискуссии на тему, кто "важнее для дела", управленцы или радисты - "информационщики". "Без РЛС и ГСН никакого оружия не бывает", - безапелляционно провозглашал он. "А чем вы занимаетесь, я вообще понять не могу", говорил Вадим. "Так это понять не просто, не всякий поймёт", ехидно отвечал Гришка Краснов, начальник сектора обработки информации. Вадим злился. Он считал, что его сектор, где были собраны опытные испытатели-радисты, должен  играть первую скрипку на полигоне. Михайлов ему отвечал, что "комплексники-управленцы" - "главнее", т. к. знают и контура управления, и аэродинамику, и частично, информационные системы. Они  могут всё связать воедино.
Филатов очень ревностно относился к тому факту что, когда на полигон  приезжали Батков, Кирюшин или Кульчак, они сразу обращались к Баусину, Михайлову, Бобкову, а не к Иванову или Филатову. Я считал это естественным: НИИАС - институт исследования систем управления. Батков, Баусин, Михайлов говорят на одном языке, они управленцы, им легче общаться друг с другом. Радисты в институте  - не определяющее направление. В радиолокационных КБ они, естественно, "главные". Генеральные и Главные конструктора на авиационных фирмах тоже всегда - "самолётчики". Впрочем, был единичный пример, когда Генеральным Конструктором КБ "МИГ" назначили прибориста. Но это продолжалось не долго...Коржуева вскоре сняли.
Именно в те времена у нас появилась песня о нашей работе, нашей жизни:
                Так вспомни про Москву и, затаив тоску,
                Поставь на стол стакан, допив до дна.
                А завтра нам опять "пятно" в степи искать,
                И спорить до утра про ФРА и КЗА,      
                И может быть, когда, штурмуя города,
                Ракета всё же цель свою найдёт!
                И вспомним мы тогда прошедшие года,          
                Немного станет жаль, что жизнь ушла вперёд!
Мы часто пели эту песню под гитару на мелодию, которую сочинил Стариков. На гитаре играл Стариков или Поглазов.
Филатов обладал хорошим слухом и всегда обычно подпевал, но он не только подпевал, он всегда дирижировал хором, накрывая своими руками, как крылами, поющую компанию, покачиваясь в ритм песни, показывая мимикой и подвижными кистями рук, когда хору нужно петь громче, а когда совсем тихо. Его любимые песни знала вся восьмая квартира: "Ты гори, гори моя лучина, догорю с тобой и я..." и "Там, вдали, за рекой зажигались огни, в небе ясном заря догорала, сотня юных бойцов из будёновских войск на разведку в поля поскакала..."
Я обычно во время традиционных "веселий" в восьмой квартире громовым голосом кричал во всю глотку свою любимую песню:               
                "Красная Армия, марш, марш вперёд!
                Реввоенсовет нас к борьбе зовёт!.."
 На заре работ по "Прожектору" этой темой занимался Юра Семенкевич. Потом он как-то отошёл от этой работы. Юра являлся весьма своеобразной фигурой в нашем отделении. По-моему, он был  талантливым инженером, изобретательным, умным. Но у него было одно странное свойство: он терпеть не мог ходить на работу в НИИАС. Он старался (и умел это делать) организовать свою работу вне стен института, подальше от начальства, в других городах - в Жуковском, Фаустове, Ахтубинске, когда там не было руководства. Эта борьба за свободу требовала большой смекалки и энергии. По моему мнению, он на эти организационные вопросы тратил гораздо больше сил, чем, если бы он спокойно трудился на своём рабочем месте. Семенкевич вел многолетнюю сложную борьбу с Михайловым, который пытался заставить его работать. Борьбу выиграл Семенкевич, лет через десять Михайлов махнул рукой на  проблему борьбы с Семенкевичем, понял, что Юру не перевоспитаешь.
 Семенкевич был высоким, плотного, даже грузного, телосложения, со значительным выражением карих глаз на круглом, полном лице. Черные, кудрявые, как будто искусственно завитые, волосы обрамляли густой шапкой его крупную голову.
  Он всегда мог найти себе "оруженосца", сначала  роль Санчо Пансы выполнял  Страхов, потом Витя Костин. Когда крупный Семенкевич вышагивал по улице, а сзади, на расстоянии полушага, двигался худой, тоже высокий, но ниже Юрки, Костин, я вспоминал повесть Киплинга "Маугли ": там тигр "Ширхан" и шакал "Табаки" всегда по джунглям ходили неразлучной парой.
На работе стало спокойнее. Мы с Филатовым занялись статистической обработкой материалов испытаний и их обобщением. Выяснилось из анализа взаимного положения "пятна" и промаха, что ракета почти всегда летит в "край " Пятна", т. е. не в энергетический центр, а на контраст. Головка в последний момент, все же, "слепла". Кажется, первым такую закономерность заметил Семенкевич. Это незначительное наблюдение сыграло большую роль в понимании причин долгих неудач при испытаниях оптико-электронных систем самолётов четвёртого поколения: МИГ-29 и СУ-27. 
Эпоха "Прожектора" уходила в прошлое.
После окончания испытаний мы решили отметить окончание испытаний и собраться в Москве. Мы с Зоей к тому времени уже жили в двухкомнатной квартире на Смольной улице. Нашу маленькую комнату мы продали Ларисе. Отец нам добавил денег, и мы купили  такую же квартиру, как у Ларисы, в точно таком же хрущёвском доме. Это были настоящие хоромы: своя кухня, туалет. У нас с Зоей теперь -  отдельная комната, у Леши - своя комната, такая же, как и была у него в старой квартире, только без нас с Зоей.
Отмечать окончание испытаний все решили у нас на квартире. Предполагалось, что придут Хорол и Батков, но они, сославшись на неотложные дела, не пришли.
 Зоя, как я уже писал, очень любила принимать гостей. Она наготовила много всякой всячины. Готовить Зоя, надо сказать, умела отменно: гарниры, салаты, мясо, сациви - пальчики оближешь!
Она сама не любила сладкую выпечку (торты, пирожные, кексы и т. д.), поэтому сладкое она  готовила очень редко. Зато Зоя очень здорово научилась изготовлять фаршированную рыбу, национальное еврейское блюдо. Научила её мама. Мама готовила это блюдо нетрадиционно:  после всех необходимых сложных процедур, прожаривала рыбу на сковородке. Зоя каким-то образом усовершенствовала её рецепт. Получалось замечательно, все наши знакомые, не имевшие раньше ни малейшего понятия о еврейской кухне, были в восторге.
 Однажды Зоя принесла свою знаменитую рыбу на наш очередной праздник в отдел. Батков поковырял вилкой рыбу и сказал: "Зой, ты в какой кулинарии это купила!" Зоя снисходительно, с некоторой долей сочувствия, улыбнулась: "Ну не понимает человек, что тут поделаешь!"   
Отмечали праздник всё в той же компании: Михайлов, Сопин, Казамаров, Черепнин, Абрамов, я и Зоя. В этой компании Зоя была почти своим человеком, хотя "Прожектором" не занималась. Михайлов знал её давно, гораздо дольше, чем знал её я: они сидели в одной комнате во второй лаборатории Чистовского. Остальной компании я прожужжал все уши про свою Зойку, какая она весёлая и умная. Они на неё посмотрели и сразу поняли, что мои рассказы - чистая правда, её восприняли, как старую знакомую. Праздник удался на славу.
 Где-то около часа ночи Черепнин захотел сыграть на гитаре. Гитары у нас не оказалось. Тогда он с Абрамовым поехали на такси в подмосковный Калининград к себе домой  за гитарой. Около двух часов ночи Черепнин при поддержке всей компании стал кричать во всю глотку песни Высоцкого: "...Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!.." В квартиру позвонили, пришли соседи снизу. Они стали намекать, что уже поздно и хотелось бы поспать. Мы восприняли их притязания, как попытку ограничить нашу свободу, и Славка Абрамов их выставил. Соседи оказались настырными и непонятливыми. Часа в три ночи к нам явилась милиция. Навстречу милиции вышел вальяжный, интеллигентный Казамаров, совсем трезвый. Он сколько бы не выпил, внешне всегда выглядел трезвым. Он, медленно растягивая слова, произнёс что-то очень умное. Милиция опешила: по рассказам соседей она ожидала увидеть пьяный дебошь, а тут такие культурные люди! Милиция извинилась и ушла, а мы продолжили веселье.
Я с самого начала, когда пришли соседи, чувствовал себя неуютно. Но когда милиция удалилась, мне стало просто не по себе. С законами в нашей стране было что-то не так. Какая разница, интеллигентные люди нарушают тишину или нет. Есть единый для всех закон о том, что после одиннадцати часов нарушать тишину в доме запрещено. Для того, чтобы попасть в милицию вовсе не обязательно устраивать драку или пьяный дебош, достаточно нарушить закон!. Однако в России законы трактуются весьма своеобразно. Вот когда мы состаримся, и молодежь, живущая выше этажом, всю ночь  на "полную катушку" будет крутить тяжёлый рок, тогда мы, может быть, вспомним про закон о ночной тишине. А сегодня мы пока ещё сами молодые, полные сил, и нам наплевать на несносных соседей, этих старых склочных  человечков.      
    
               
   
          

                13. "КАЙРА" - ПТИЦА ЗОРКАЯ


      
Вспоминая свою работу на Эмбе и сравнивая с бурными днями "Прожектора", я понял, что роль НИИАСа здесь, в Ахтубинске, была  совсем другая, хотя и в этой работе мы ни "железа", ни математики непосредственно не создавали. Почему так получилось, я не знал, но видел, что НИИАС всё больше и больше среди других фирм играет равноправную роль в лётных испытаниях: Михайлов - руководитель бригады анализа, в испытаниях, обработке материалов мы занимаем достойное место. Если на Эмбе я не очень понимал свою роль, она было скорее потребительской: сбор материалов для коррекции модели "Осы" по результатам лётных испытаний. Здесь же я почувствовал нашу необходимость и полезность. Это было крылатое чувство!               
На полигоне появились самолёты МИГ- 23 Б с системой "Кайра". Та самая "Кайра", которой занимался в отделении №3 доктор технических наук Богуславский и его лаборатория. Та самая "Кайра", которая должна была реализовать все технические решения и наработки системы" Прожектор".
Началась многолетняя работа с КБ Микояна. От фирмы Микояна работу возглавлял сначала Главный конструктор Седов, потом Вальденберг. Появились новые люди, новые традиции. Организация работ на микояновской фирме строилась несколько по-иному, чем в ОКБ Сухого. Конкуренция между этими фирмами всё время чувствовалась. Механики, инженеры и, даже техническое руководство старалось всегда приуменьшить успехи соседей и раздуть их неудачи. Раcсказывали байки про неудачную посадку самолёта Ильюшиным, лётчиком фирмы Сухого, или про случайный пуск ракет с МИГа прямо на стоянке. Хотя техническая взаимопомощь всегда присутствовала. Делились горючим, мишенями, местами в самолетах, доставляющих инженеров на полигон.
"Кайра" (если не считать МИГ-23Б с дальномером "Фон") являлась первой советской авиационной системой вооружения, построенной на базе бортовой цифровой машины. Боевые алгоритмы создавались в лаборатории Богуславского, а программировали ленинградцы из организации "Электроавтоматика". Кроме ФРА, КЗА появилась информация из БЦВМ. Информация записывалась на магнитописец К-60 и расшифровывались с помощью универсальных вычислительных машин в девятом управлении, у военных. Микояновцы ездили в девятое управление за результатами расшифровок: распечатками. По этим распечаткам девочки из расчётных групп строили графики параметров движения самолёта, работы контура управления, работы программ БЦВМ. Девочки строили графики в большие альбомы, по каждому полёту отдельно. Строили формально, без понимания физики процессов: зачастую можно было видеть, что график вертикального ускорения самолёта - нарисован со знаком плюс, а высота уменьшается, и т. д.
Протоколы по полётам были куцые, почти такие же, как во времена "Прожектора". Однако в них имелись ссылки на графики в альбомах. Так что, при необходимости, можно было "поднять" альбом и ознакомиться с фактическим материалом, а не копаться в пленках, вручную пересчитывая масштаб, как на "Прожекторе". На практике всё равно приходилось копаться в плёнках, так как  доверия к нарисованным вручную графикам не было. Да и графики строились не все.
В эпоху испытаний "Заслона", МИГ-29 и СУ-27 у нас появился свой вычислительный центр с машинами М-6000, где проводилась первичная и вторичная обработка информации с бортовых магнитных накопителей МЛП-14-3. Затем появились большие рулонные цветные графопостроители французской фирмы "BENSON". Появилась возможность в каждый протокол включать красивые графики параметров полёта, рассчитывать статистические характеристики, проводить и включать в материалы результаты оперативного моделирования. Такой протокол был уже серьезным документом, с материалами, подтверждающими выводы, иллюстрирующие ошибки и отказы систем. Спустя несколько месяцев можно было обратиться к документу и ознакомиться с информацией, а не только с неподтверждёнными выводами и декларациями.
На следующем этапе развития техники все наши вычислительные машины были списаны, золотосодержащие элементы проданы. Теперь в секторах стройными рядами стоят персональные компьютеры производства Сингапура, Тайваня, Малайзии и других "развитых" стран. Используются лазерные и струйные принтеры, сканеры, видеомагнитофоны. Ушли в прошлое магнитные накопители и альбомы. Информация на борту самолёта записывается на флешь-картах и хранится на дисках. Автоматизация процесса анализа результатов полётов и выпуска документов по оценке полёта ушла далеко вперёд. Но эта сказка появится на испытаниях много лет спустя.
А пока наше отделение,  как бы в продолжение работ по "Прожектору", начинало заниматься "Кайрой",  а вот к испытаниям системы "Заслон" готовились основательно. Руководство отделения приступило к созданию собственного вычислительного центра. Установили ЭВМ  М- 6000 для обработки информации с БЦВМ системы "Заслон". Создали алгоритмы вторичной обработки информации. Работы по системе "Заслон" в нашем отделении возглавил Боря Бобков. До прихода в наш институт Боря работал на кафедре в МИФИ. Преподавал. Он прекрасно знал математику, теорию автоматического управления, и вообще, был очень грамотный. Собственно, его перетащил в НИИАС Батков, который был заместителем руководителя кафедры в МИФИ, кафедры Кузина.
Бобков был человек порывистый, энергичный, очень болеющий за порученное дело, о таких говорят: моторный.  Он и сегодня не изменился: ничего не забыл из науки - кибернетики, такой же обязательный до невероятности. Если он что-то обещал, то просто расшибётся в лепёшку, но сделает. Для него это является делом чести. В России  подзабытое слово честь связано с далёким 19 веком: дуэлями, карточными долгами, отношением к женщинам в дворянском обществе. При нашей безалаберности и всеобщей необязательности Бобков иногда выглядит "белой вороной". Такая манера поведения скорее свойственна английским джентльменам викторианской эпохи, чем русским людям.
В общем, то, что наше отделение, по моему, было создано под испытания системы "Заслон", "Прожектор" и Кайра" - это случайно, неожиданно возникшие моменты нашей жизни, но принесшие  существенную пользу для нашего отделения. Мы получили большой опыт лётных испытаний. К началу испытаний системы "Заслон" мы подошли матёрыми испытателями.
Правда, я "Заслоном" почти не занимался, хотя диссертацию  писал именно по этой теме. После выхода на испытания  системы "Заслон", я продолжал работать по системе "Кайра". "Заслоном" занимался Бобков и Филатов. Меня привлекли только однажды, для анализа алгоритма выбора опасной цели, в разработке которого я принимал участие вместе с инженерами из конструкторского бюро радиоэлектроники (КБР), Максимовой и Медведевым. Теперь эта организация называется Научно Исследовательский Институт Приборостроения  (НИИП).  Собственно говоря, идея была предложена в моём отчёте, который потом вошёл в диссертацию, а алгоритм разработан инженерами КБР.
Испытания "Кайры" продвигалась тоже очень тяжело, хотя многие узловые проблемы лазерного наведения были разрешены на испытаниях системы "Прожектор". Оставалось решить проблему удержания "пятна" на цели. Информационной частью системы "Кайры" являлась телевизионная система, предназначенная для обнаружения, распознавания цели и удержании на цели "пятна". Лазерный луч совпадал с осью телевизора. Для удержания телевизора и луча лазера на цели использовался особый алгоритм под названием "коррелятор". Алгоритм запоминал изображение окрестности цели в  момент, когда лётчик, совместив крест (центр экрана телевизора с которым совмещён лазерный луч), нажатием специальной кнопки включал коррелятор. Коррелятор запоминал изображение и удерживал его на цели. Для того, чтобы устойчиво удерживать телевизионную трубку на цели, окрестность цели должна быть достаточно контрастной. Коррелятор изображение "не держал". Изображение "ползло". Приехал Казамаров. Он, как обычно, предложил свой не стандартный выход. Он сказал: "Сейчас зима, снег, конечно, коррелятор держать и не должен. Ему просто не за что "зацепиться". Давайте раскидаем вокруг цели старые покрышки, увеличим контраст, и всё будет в порядке. Кстати, контраст по техническому заданию на систему нам не задан". Его подняли на смех. От пятого управления испытаниями "Кайры" руководил подполковник Май Константинович Жаворонков. Он был вспыльчивым, твёрдым и очень грамотным специалистом, казамаровские экзотические идеи у него не проходили.
Коррелятор так и не "довели" до конца испытаний, цель "сползала" с прицельного перекрестия. Однако летчик с помощью кнюппеля мог парировать этот уход, удерживая перекрестие, и, следовательно, луч лазера, на цели. Ответственными за комплекс вооружения, в целом, были ленинградцы. Они же производили БЦВМ. У них имелся некоторый опыт:  систему вооружения для предыдущего штурмовика МИГ-23Б с лазерным дальномером "Фон" ленинградцы создавали  сами, включая программно-алгоритмическое обеспечение.
Как я уже писал, для "Кайры" алгоритмы создавали и моделировали в лаборатории Богуславского. Начальники секторов этого подразделения и ведущие инженеры часто приезжали в Ахтубинск и селились все в той же восьмой квартире. Помню, я наблюдал такую картину: на кровати у телевизора сидят представитель ленинградцев Куренец и наш начальник сектора Куланов. Куренец пытается убедить Куланова, что точность бомбометания будет выше, если строить алгоритмы так, как это сделано ленинградцами на МИГ-23Б. Куланов отвечает, что формулы эти -  "каменный век", с тех пор появилось масса новых идей, алгоритмы НИИАС гораздо точнее.
 Я понимал, что окончательные решения принимались не на этой кровати, однако там беседу вели основные исполнители, и от их мнения многое зависело. В комнате было накурено, в углу на стуле Иванюшин зашивал рубаху. За столом трое механиков заканчивали традиционную бутылку... На кровати, что у телевизора, два ведущих специалиста договаривались об алгоритмах бомбометания. Вот сейчас они договорятся, и целые поколения советских лётчиков будут проводить прицельное бомбометание именно по этим алгоритмам. К вечеру пришёл Богуславский, хмурый, вымотанный после очередного совещания. Он лег на  свою кровать на одеяло прямо в мятых брюках, не снимая ботинок, и уставился в потолок.
На испытаниях всегда присутствовало много ленинградцев, идеологов, программистов, "прошивальщиц". Дело в том, что в процессе испытаний в программном обеспечении БЦВМ или в алгоритмах выявлялись ошибки, их надо было исправлять. Программы тогда "прошивались" вручную, маленькими паяльниками. Работа тонкая, требующая аккуратности и сноровки. Хорошие "прошивальщицы" зарабатывали больше многих инженеров. Я сам был свидетель, когда из самолета в Москве высаживали больших начальников, если  не хватало места для "прошивальщиц". Помню такой случай. После очередного исправления блока БЦВМ программа на проверочном стенде "не пошла". К "прошивальщице" подбежал технический начальник: "ты что, "напортачила!" Девчонка молча собрала паяльник, олово, дощечку с подставкой под паяльник. "Ищите у себя ошибку, я  прошила всё точно по схеме!" - ответила она и ушла. И ведь действительно нашли в алгоритме ошибку.
Теперь  с развитием вычислительной техники, БЦВМ давно уже не "прошивают". Ошибки исправляют прямо на твёрдых носителях информации, без паяльника, программу можно легко изменить без затраты большого труда. Специальность "прошивальщицы" навсегда исчезла. Гордые своей незаменимостью девчонки "рассосались"  по разным местам, устроились, кто где смог.
Среди программисток  из Ленинграда нам особенно запомнилась Лида Спиридонова. Впрочем, все её звали Марусей, в честь знаменитой её однофамилицы, лидера левых эсеров Марии Спиридоновой. Лидка часто забегала к нам в восьмую квартиру, кокетничала с ребятами из лаборатории Богуславского.         
Система "Кайра" была гораздо сложнее "Прожектора". Если на "Прожекторе" испытывались ракеты, а борт самолёта являлся просто" подыгрывающим" элементом, то на "Кайре" оценивалось множество бортовых боевых режимов: бомбометание, пуск неуправляемых и управляемых ракет, стрельба из пушки, управление самолётом и т. д. Все эти режимы должны быть проверены, точность подтверждена путем применения реального оружия по мишеням. 
Ведущим лётчиком-испытателем системы "Кайра" на самолёте МИГ-23 Б  и К был Бежевец, высокий, представительный, уравновешенный, очень принципиальный чкеловек. После совещания, в небольшой компании, он рассказал нам, как во время арабо-израильского конфликта он на самолёте МИГ-25 летал над Тель-Авивом на очень большой высоте, недосягаемый израильским ПВО. Он летал без оружия, такая задача не ставилась, да и подняться на гарантированную высоту недосягаемости с боевой загрузкой было невозможно. Но должный психологический эффект был достигнут. Израилю продемонстрировали его уязвимость с воздуха! Бежевец достойно выполнил это ответственное задание.   
Я понял, что летные испытания, это сложный не только технический процесс, но и проверка людей на человеческую прочность, грамотность, силу воли, понимание сиюминутной политической ситуации. За спиной у каждого инженера из группы анализа стояли многотысячные рабочие коллективы. В условиях недостаточной информации недостатки определялись с большой долей вероятности. Если во время не сообразить и не "отбиться", то можно было заставить напрасно работать свои коллективы. Поэтому все фирмы пытались доказать, что ошибся смежник. Когда невозможно было доказать смежникам даже очевидную вещь, тогда привлекали военных. Им убедительно рассказывали суть проблемы и они "додавливали" строптивых смежников. Иногда фирмы проводили целый комплекс различных доработок, и недостаток исчезал, причём, какая из доработок помогла, никто точно не представлял себе. Просто всё оставляли, как есть, оформляя документацию на серийное производство. Такая загадочная, непонятная даже для авторов система так и летала, пока её не снимали с вооружения.
Однажды мы, вместе со Стариковым, провели в восьмой квартире невероятный эксперимент - объявили сухой закон. Следить за соблюдением закона вызвался Стариков. Он был физически очень сильный, когда-то занимался боксом, не как я, в пионерском лагере, а по-настоящему, даже выступал, его побаивались. Вместо обычной пьянки, я решил по вечерам прочесть курс лекций по истории КПСС. Начал со второго съезда партии. Живо осветил разногласия по второму пункту устава. Я много читал про Мартова и воспоминания о Ленине. Множество воспоминаний вышли к столетию вождя. Я пытался показать живых людей, а не привычные схемы из истории партии. На стульях тихо сидели и поклёвывали носами трезвые механики Никитин, Шишков и Иванюшин. С интересом слушали Стариков, Татаринов и кто-то из лаборатории Богуславского. Вся публика находилась в шоке от удивительного происходящего события -  сама себе не верила. Как-то раз на лекцию зашли даже Баусин с Михайловым.
 Однажды, на полигон приехал Миша Кульчак, он занимался в пятом отделении моделированием ракет Х-25 и Х-29.  Миша купил бутылку сухого вина, кажется, рислинга, поставил её в кухне на подоконник и пошёл прогуляться. Я заглянул на кухню, увидел недопитую бутылку водки и пару стаканов. "Опять кто-то злостно нарушает закон!" - подумал я и вылил остатки водки в раковину. Заметил бутылку вина на подоконнике и в ярости, откупорив пробку, вылил её туда же. Через час - полтора пришёл Миша и стал искать свою бутылку, не найдя её, он спросил  Старикова, не видел ли тот его бутылку. Стариков со всей серьёзностью, на которую только был способен, ответил: "Каплун вылил, у нас ведь сухой закон". "Да?" -  неуверенно произнёс Миша. "Я не знал". Он с недоумением пожал плечами и ушел к себе на кровать.
Сухой закон продержался очень не долго, лекции три-четыре. Народ не выдерживал, кроме того, текучесть населения не способствовала эксперименту. Не все были такие, как Кульчак. И все потекло по-старому.
Кто-то из приезжих сотрудников нашего института постоянно жаловался, что у него воруют колбасу из холодильника. Ему Бережнов посоветовал измерять колбасу линейкой и вывешивать на бумажке цифру на дверце холодильника. Он так и поступил. Колбаса исчезла вовсе!
Испытания шли своим чередом. Восьмая квартира  жила своей неповторимой жизнью. Образовались колхозы по интересам. Колхоз - Семенкевич, Костин, Страхов, был очень своеобразным. Как-то раз мы решили за столом в разовом порядке с ними объединиться, собрали деньги, послали Семенкевича за выпивкой и закуской. Он принёс пять бутылок водки и одну банку килек в томатном соусе. Когда его спросили, почему он купил так мало закуски, Юра ответил, что не хватило денег.
 У нас организовался довольно постоянный колхоз "Семеро с ложкой". По очереди назначали дежурного, который на всех готовил завтрак. Это было обязательное условие. Обедали, все на работе в разных местах. Ужинали опять вместе. К началу ужина многие не поспевали, но поскольку он длился долго, к концу собирались все.
 Михайлов, Костюк и Баусин жили в другой гостинице - "Стреле-1", у них организовался свой колхоз "Миллионер", со своим бытом и уставом, со своим размером взноса.
 Мест в восьмой квартире стало не хватать. Роль НИИАСа на полигоне постепенно расширялась, присутствие сотрудников увеличивалось. Наши люди заняли двадцатую и двадцать вторую квартиры, в этом же подъезде. Руководство  подумывало о строительстве собственной гостиницы с гаражом.
  Филатов, активно участвующий со своим коллективом в испытаниях "Кайры",  придумал блок расшифровки ошибок прицеливания - БРОП. Если на "Прожекторе" мы мучались с расшифровкой кинолент  СШ-45 (ФРА), то сейчас, высветив кадр с телевизионной прицельной системы на экране телевизора, и совместив марку БРОПа с центром цели, мы сразу получали на ленте распечатанное отклонение  прицельного перекрестия (центр экрана) от центра цели: ошибку прицеливания. Это значительно уменьшило трудоёмкость работ.
Наступила весна. Меня всегда поражала сказочная красота Ахтубинска весной. Цвели абрикосы - "ахтубинская сакура". На почти чёрных ветвях - ни одного листочка, только густые белые, или чуть розоватые, или светло-кремовые цветы. Деревья стояли, будто облитые взбитыми сливками! Много позже появлялись зелёные листики.
 Потом зацветали яблони. Крупные бело-розовые цветы яблонь были обрамлены густой зеленью крон. Всё очень красиво, но того необычного эффекта, как при цветении абрикос, не наблюдалось.  Когда распускалась акация, густой пьянящий запах  плыл над городом. Из степи привозили  ярко красные и желтые тюльпаны. Они были  мелкие, но зато очень яркие, собирали их всегда великое множество.
В процессе испытаний "Кайры" были отработаны и оценены корректируемые авиабомбы (КАБы), как с телевизионным, так и с лазерным наведением. Возникали новые вопросы, полные тонкостей и нюансов. Я не стану подробно касаться всех этих проблем, текст и без того оказался перегружен многочисленными техническими деталями, представляющими интерес, пожалуй, только для узких специалистов. Но кто ещё напишет "про это" в свободном, почти понятном для не специалистов, вольном  изложении?
Как-то раз Стариков и Семенкевич возвращались домой с работы через Владимировку. Юра купил буханку хлеба и нёс ее подмышкой. Мимо местного ресторана они равнодушно пройти не смогли. Встали в очередь, длинную, злую. Рядом случайно оказался Филатов. Оценив обстановку, он решил действовать нестандартно. Со служебного входа он прошёл к администратору ресторана. Сообщил ей, что в городе проездом оказался любимый ученик всемирно известного гитариста Иванова-Крамского, и  он в настоящий момент вместе с доктором математических наук, известным специалистом в области автоматического управления, его другом, стоит в очереди около ресторана. Администратор была польщена таким редким посещением известных лиц. Вместе с Филатовым вышла к очереди и, под неодобрительный гул "страждущих", пропустила Старикова и Семенкевича, который чуть было, не потерял свою буханку, едва не подравшись из-за неё с каким-то подозрительным типом. Вежливая администратор проводила "знаменитостей" к свободному столику около самого оркестра. После исполнения нескольких номеров Старикова пригласили на сцену. Он взял гитару, умело, с шиком,  настроил её. Задал ритм и, крикнув оркестру: "держите квадрат!", - повел мелодию. Оркестр вторил его гитаре. Музыка зазвучала совсем по-другому.
Из зала посыпались заказы. Стариков играл и пел вдохновенно, с удовольствием. Иногда оркестр его поддерживал, но чаще он играл и пел один. Филатов, уже сильно под хмельком, подбегал то к одному столику, то к другому, привычно дирижируя пением сидящих за столом посетителей. Причём, поскольку публика была  теперь уже на "хорошем" веселе, то за разными столиками теперь пели разные песни, но Филатова это не смущало. Он дирижировал любыми мелодиями (Старикова и его оркестр в конце вечера поддерживали только "обитатели"  рядом стоящих столов). В полутьме ресторанного зала  на пяточке около оркестра  публика увлечённо танцевала под гитару и оркестр.
Вечер удался...               
Я  всё чаще вспоминал о заброшенной диссертации. Идеи и статьи в печати у меня имелись, даже внедрение было, правда, не главной, а вспомогательной идеи. А вот серьёзное моделирование отсутствовало! Для этого необходимо было сидеть в Москве, а не в Ахтубинске. Я начал обсуждать главы диссертации с Женей Севастьяновым. Вместе мы перестроили имеющийся материал. Решили, что хватит того, что есть. Я посоветовался с официальным своим руководителем Баусиным. Он махнул рукой - "Закругляйся! Промышленность тебя хорошо знает. Отзывы будут. Да и основная идея, хотя и бредовая, но с перспективой ".
Я приступил к тяжёлой и очень нудной работе: отработке и подготовке текста диссертации к печати, составлению  автореферата, рассылке диссертации и авторефератов. Надо было получить массу отзывов на авторефераты от различных организаций: КБ, учебных институтов, НИИ. Баусин обзвонил своих друзей по работе. В основном, это были самолётные и ракетные КБ, где меня хорошо знали. Руководство этих организаций обычно поручало писать текст отзыва моим знакомым по работе, а те перепоручали эту работу мне, требовали так называемую "рыбу". С небольшими изменениями (исправляли несколько слов или запятых) отзывы приходили в нашу аспирантуру. Впрочем, некоторые организации прислали незапланированные отзывы. Оппоненты написали отзывы сами.  А вот в КБ Микояна меня даже вызвали на доклад, где я рассказывал постановку задачи и решения.
Наконец, все формальности были завершены, и меня поставили на очередь к защите на нашем учёном совете. Ждать пришлось почти полгода.   
Я был занят подготовкой к защите, работой, делами семьи...
В газетах появились сообщения о массовом отъезде евреев из СССР. В прессе их ругали. Некоторые журналисты писали, что ограничения на трудоустройство евреев и  их поступление в ВУЗ теперь нашли своё оправдание, так как люди, получившие бесплатное образование, уезжали за границу, уносили это образование и секреты производства за границу, нанося вред стране. Крепко задумавшись по этому поводу, я обратился к истории отношений на ближнем Востоке.   
            

 

                14. ИСТИНА И ПРАВДЫ
 
               
В 1973 году вспыхнула очередная война на Ближнем Востоке, война "Судного дня". Началась она, вроде бы, удачно для арабов, армии Египта форсировали Суэцкий канал, взломали укрепления  очередного "непреступного " вала, вала Барлева и начали движение вглубь Синайского полуострова. Таких "непреступных" укреплений и раньше на белом свете было построено немало: линия Мажино, линия Маннергейма, Атлантический вал, Перекоп и т. д.
Израиль выстоял. Армии Египта и Сирии вновь были разбиты. Армии Израиля стояли у ворот Каира и Дамаска. Правительствам СССР, США пришлось в очередной раз спасать арабов от разгрома, оказывая политическое давление на руководство Израиля.
Тогда я думал, что на Ближнем Востоке вспыхнул всего лишь очередной небольшой локальный конфликт, через 30 лет я подумал, что это было начало Третьей Мировой Войны.
Я каждый раз наступал на одни и те же грабли. Своё отношение к арабо-израильскому конфликту я определял на основе информации нашей прессы, хотя прекрасно знал, что пресса всегда выполняет заказ властей, и не доверял газетам и радио, однако все равно находился под их гипнозом. Полное отрицание прессы пришло позже. Тогда произошёл "перебор" в другую сторону: если в прессе говорили "А", я  думал, что на самом деле в мире происходит "Б".
Почему же арабы, вооруженные прекрасным советским оружием, и обладая гораздо большим, чем Израиль, населением, раз за разом проигрывают войны? Говорят, что у арабов нет единства. Действительно, нет по многим вопросам, кроме вопроса уничтожения Израиля. Более того, сегодня фронт борьбы против Израиля - это не только общеарабский фронт. Это объединённый исламский фронт, включающий Иран, Малайзию, Индонезию и т. д.
Так в чём же дело? В 1948 году Израиль был очень слаб. Страна существовала всего несколько месяцев. Не было армии, госаппарата, транспорта. Всё это было у арабов. Естественно, не у палестинцев, а у Египта, Сирии, Иордании. Но у населения Израиля накопился бесценный опыт Второй Мировой Войны. Многие русские, польские, немецкие и другие евреи, приехавшие из Европы, воевали против фашистской Германии, служили в армиях союзников или  участвовали в восстаниях и партизанских действиях. Это была большая фора, такого опыта у арабов не имелось.Кроме того, евреи за 2000 лет на мыкались по чужим углам,они готовы были идти на смерть за свой крохотный, но исторически выстраданный клочок земли.У них была мотивация на генетическом уровне.
В 1967 году победу Израиля можно было бы объяснить его вероломством, неожиданностью нападения на Египет, как писала наша пресса. Можно было бы объяснить, если бы это являлась правдой. То, что произошло в начале войны, как вероломство было можно  назвать с большой натяжкой.
 Египет готовился к победоносной войне. Армия была вооружена, отмобилизована и сконцентрирована на границе с Израилем. Затем, по требованию президента Египта Насера войска ООН были выведены из демилитаризованной зоны. Путь к атаке оказался свободным. Войска Египта приготовились к броску. В этот момент ударил Израиль.
Позже из воспоминаний очевидцев и участников событий я узнал некоторые драматические подробности, предшествовавшие  началу войны. Руководство Израиля после вывода войск ООН из "буферной" зоны, связались с де Голлем. Де Голль сообщил, что он полностью солидарен с народом Израиля. "Только не начинайте войну первыми, тогда я и весь цивилизованный мир будет на вашей стороне, иначе вас никто не поймёт. Европа вас осудит и, в первую очередь, я", - приблизительно так сказал президент Франции.
Однако на заседании совета министров Израиля было принято решение принести в жертву престиж страны, дружбу с "Западом" и де Голлем,  ради спасения жизней тысяч израильтян. Израиль ударил первым!
В войне 1973 года, в смысле военного опыта, шансы сторон уравнялись. Ушло из жизни поколение, принимавшее участие во Второй мировой Войне. Воевала молодёжь. Вооружение сторон было самым современным. Танковые сражения, развернувшиеся в пустыне, по своему накалу и количеству техники не уступали курской битве. Арабы опять проиграли, наверное, они просто хуже воюют. Каждый раз они снова не могут поверить в своё поражение и примириться с ним. Каждый раз им кажется, что новое поражение -  просто очередная случайность, вот в следующий раз!.. Ведь евреев - горстка.  Время работает на арабов.
В чем же суть конфликта?
Арабы жили на территории Палестины более 1000 лет. Они не понимают, почему какая-то международная организация отдала часть принадлежащей им земли евреям. Что это за странная организация? "Мы её не знаем, она находится где-то в Америке, до 1946 года ООН вообще не было! По какому праву они так решили. Мы сами в состоянии решать свои проблемы. Нас никто не заставит жить под властью евреев. Где они были 2000 лет. Их не было. Это наша земля! мы имеем на неё право!" Очевидно, приблизительно так считают многие арабы и имеют право так думать. Это их правда!
У евреев - своя правда! "Арабы не признали решение ООН о создании двух государств на территории Палестины и развязали войну 1948 года, они вообще не собираются организовывать никакого палестинского государства. Главная задача - уничтожить Израиль. Это сегодня, проиграв все войны, арабы вспомнили про ООН, её резолюцию и палестинское государство. Вспомнили о границах, которые после всех войн, Израиль скорректировал в свою пользу. Да не нужно им палестинское государство, т. е. оно необходимо, но только как плацдарм для выполнения главной задачи - уничтожения Израиля. Хотите знать, почему мы так думаем?  После войны 1948 года, когда территория Палестины была поделена между арабами и евреями, палестинские территории, захваченные арабскими государствами, были ими просто аннексированы. Ни один палестинский лидер или лидер арабского мира не вспомнил, что на этих землях можно провозгласить государство Палестина, а потом вести переговоры о границах. Это им не нужно!
Совсем недавно, когда кабинет премьера Израиля Эхуда Баррака предложил арабам отдать им более 80% территории Палестины, захваченной в войнах, лидер палестинских арабов Арафат отказался от переговоров. Им нужно всё! Всё мы никогда не отдадим. Разве Иерусалим арабский город? Читайте Библию! Там написано, чья это земля. Те 20% процентов территории, которые евреи никогда не отдадут - это, в основном, святая земля Иерусалима. Конечно, там существует мечеть Аль -Акса, весьма почитаемая в исламском мире, но зачем её построили на развалинах нашего храма! Теперь потерпите, приезжайте в наш Иерусалим, молитесь, никто не возражает. У мусульман главные святыни находятся не в Иерусалиме, а в Мекке и Медине. Именно туда стекаются миллионы паломников для поклонения. Для арабского мира мечеть Аль - Акса есть святыня второго уровня. А у нас - развалины Иерусалимского храма, Стена плача - единственная святыня, обиталище бога... Делиться надо! Нельзя хотеть "сразу и всего", особенно, учитывая, что четыре войны арабами проиграны. Мировая практика говорит что, при переговорах, проигравшая сторона делает больше шагов навстречу миру, чем выигравшая.
Говорят, что родина терроризма Россия. Однако и народовольцы, и эсеры убивали только представителей царской власти. Даже были случаи отмены покушений из-за возможности нанесения вреда детям и мирным жителям (правда, не всегда). Специфика исламского терроризма это его антигуманность, если только  можно говорить о "гуманном" терроре. Например, исламские террористы, захватив где-то в Голландии шотландских туристов, обещают отрезать им головы, если в Израиле не выпустят из тюрьмы  друзей-бандитов. И отрезают. Мы думаем, что Аллаху это не очень должно нравится.  Аллах и Иегова - одно и тоже лицо! Вот такая у нас своя правда!
 Скорее всего, именно так думают большинство израильтян.
"Мы долго жили под игом Турции и подчинялись её законам, но турки - мусульмане-единоверцы. Мы подчинялись англичанам, но у них был мандат всего на 20 лет. Иудеям мы подчиняться не хотим. На этой земле мы тысячелетиями возделывали виноград и пасли верблюдов. Здесь жили наши отцы, деды и прадеды. Это и наша святая земля, и Мекка тут не причём. На нашей планете почти все народы перемещались с места на место, если сегодня все народы предъявят претензии на территории, где они когда-то проживали, то возникнет мировой хаос. Вот такая -  наша правда!"  Возможно, так рассуждают арабы.
Что же делать с этими двумя правдами? Правд, оказывается, на земле много, а истина всегда одна, но только кто знает эту истину, может быть, только Бог. Конечно, нужен компромисс, но пока арабы верят в конечную победу, они договариваться не будут, только для отвода глаз. Израильтяне-победители капитулировать не собираются. Пока ситуация тупиковая.
Я был уверен, что решение вопроса существует. У меня имелась своя, третья правда. Святая земля, где Моисей говорил с Иеговой, где родился и умер Иисус, принадлежит всей Западной цивилизации. Земля трёх религий должна быть выделена в особый анклав, свободную территорию, под эгидой ООН. Необходимо созвать сессию ООН и принять соответствующее решение. Управлять Святой землёй должен синклит из иерархов трёх мировых религий и различных конфессий внутри этих религий.
 Начиная с крестовых походов, человечество ведёт долгую борьбу за обладание Святыми местами. Возникшее у меня решение могло бы быть достойным завершением многовековой борьбы. Проблема Гроба Господня, которая сегодня переплетается с проблемой арабо-израильских отношений, должна быть решена мирно и в ближайшее время.
Я долго так думал, пока не понял, что при решении проблемы Гроба Господня и  противостояния израильтян и арабов, такой подход не приемлем. Уже давно на земле идёт Третья Мировая Война. В мире появилась четвёртая правда! Я то думал, что конфликт на Ближнем Востоке является, пусть самым масштабным, но одним из многих, не связанных между собой очагов нестабильности. Уже давно тлеет конфликт в Басконии, Северной Ирландии, Чечне, Филиппинах, Шри Ланке.
Борьба за независимость мелких и мельчайших государственных образований, экономически и культурно связанных с большими странами, не ущемляемых экономически и этнически, выгодна только правящим элитам этих образований. Многие из этих этнических и религиозных конфликтов только внешне похожи на арабо-израильское противостояние.
 Мусульманский мир окреп в этой борьбе, организовался. Не получая видимого результата в борьбе с Израилем, ислам перенёс борьбу за пределы Палестины. Западный христианский мир стал объектом этой войны. Первоначально локальный конфликт постепенно перерос в противостояние между "Золотым миллиардом", процветающими, богатыми странами Запада и бедными странами, выступающими под флагом ислама.
Произошла фундаментальная смена поляризаций мировых противоречий. В 19 и начале 20 века водораздел проходил внутри каждого государства: "Труд и Капитал". Начались социальные войны. Появился социализм и марксизм. После потрясений 1917 года, "Капитал" Запада оценил величину опасности и  научился "подкупать" "Труд" в своих странах, делясь с "Трудом" частью прибылей. Внутри "золотого миллиарда" наступила социальная стабильность.
Теперь противоречия разделяют богатый христианский мир и бедный исламский. Взрывы, всполохи Третьей Мировой Войны уже прокатились по Америке, Европе, России. Эта война отличается от окопной войны 1914 года и войны моторов 1939 года. Это невидимая война террора без границ, "повсюду", против открытых цивилизаций, мирных жителей, с использованием новых технологий 21 века.
 Пока я пишу этот текст, 25 августа 2004 года, над небом России взорвались два воздушных лайнера, ответственность за взрывы взяла на себя какая-то египетская исламистская организация. Идёт война!
Провозглашение Иерусалима открытым городом уже эту войну не остановит, проблему не решит. Христианский мир с его ценностями милосердия, любви к врагам, провозглашёнными Христом, к такой войне пока не готов. А вот Израиль готов, Ветхий завет провозглашает принцип: "око за око, зуб за зуб!" Этот принцип многие понимают неправильно, предполагая, что в ответ на зло можно крушить направо и налево. Этот принцип содержит жёсткое ограничение: за выбитое око можно выбить только одно око, за выбитый зуб можно выбить только один зуб, иначе бог накажет! Тут мы видим зачатки законодательства о допустимой мере обороны. 
Если противоречия  в эпоху Первой и Второй Мировой войн решались силой, то решения проблем третьей Мировой войны, как и противоречия "Труда" и "Капитала", должны решаться другими средствами: жизнь бедных стран необходимо подтягивать к уровню жизни "Золотого миллиарда" (Европа, США, Канада, Австралия, Япония). Очевидно, так это со временем и случится.
В этом мировом пейзаже остался неохваченным мир "не авраамистских" стран, ведущих своё начало не от патриарха Авраама: мир Индии, Китая, Японии с их древними религиями (буддизмом, индуизмом, конфуцианством, синтаизмом), огромной культурой, мощным человеческим и экономическим потенциалом, необъятными природными ресурсами. Они уже вышли из исторической изоляции, но пока находятся в состоянии богатырской дрёмы и накопления силы. Скоро этот мир проснется, а у него есть своя, пятая правда!
А что же Россия?  В прошлом тысячелетии языческая "Азия" дважды накатывалась на западный "Золотой миллиард" той исторической эпохи". В первом веке новой эры Римскую империю потрясло нашествие гуннов, оставив глубокий след в истории, литературе Запада. Тогда "Золотой миллиард" выстоял. Но нашествие подорвало Римскую империю, скоро империи не стало. В 13 веке орды монголов вновь докатились до  центральной Европы.
 Два этих разорительных вихря пронеслись по территории, населённой в основном, протославянами и славянами. Сегодня эта огромная территория, говорящая на русском языке, представляет собой связующее звено (в географическом смысле) между Востоком и Западом. Только теперь это не слабые, разрозненные племена, а всё ещё мощная, хотя и обессиленная, лежащая в руинах, держава. Держава со своей исторической ролью, ресурсами, культурой и своей правдой в Третьей Мировой войне! Россия - это не просто дорога с Запада на Восток и с Востока на Запад. Сегодня Россия является игроком на мировой арене. Хотя судьба России вызывает опасения. Уж очень наше время похоже на то, которое описал Тит Ливий накануне падения Римской империи. Он сравнивал пуританское и патриотическое время борьбы Рима с Ганнибалом и современное ему римское общество: коррупция верхних эшелонов власти, падение морали и семьи, продажность среднего класса, апатия низов, отсутствие патриотизма и общей идеи. Как следствие -  развал армии и экономики. Очень похоже на сегодняшнее состояние России.
 Первый Рим рухнул, второй - Византия, тоже исчез навеки. Третий Рим пока стоит.      
Сегодня первое августа 2004 года. Пока я писал и формулировал свои расплывчатые  мысли по поводу "правд и истин", произошёл очередной захват заложников в Беслане, есть такой городок в Северной Осетии. А не задолго перед этим, взорвались в воздухе два российских самолёта (я уже упоминал об этом террористическом акте) и прогремел взрыв у Рижского метро в Москве.
 Руководство Запада и России до сих пор не понимают, что идет война. Когда американцы уничтожали Дрезден во Второй Мировой войне, они не считали сколько детей, стариков и других мирных жителей погибали под бомбами американских бомбардировщиков.   
           Если бы советское руководство очень заботилось о здоровье  детей и стариков, жителей города Ленинграда, то  должно было бы сдать Ленинград с самого начала осады. Это было бы ну очень гуманно! Но тогда об этом никто не думал! Шла война. И сегодня идёт война! Когда террористы поймут, что правительства цивилизованных стран  перестали "гуманитарничать" и будут их убивать, несмотря на шантаж и потерю мирных жителей, заложников, что всегда происходит в любой "настоящей" войне, то им станет немного тошно. На серьёзные боевые действия они не способны. Это не те партизаны, которые в 1812 году помогли изгнать из России Наполеона. Это не партизаны Ковпака! Это не отряды французского сопротивления, воевавшие во Второй мировой войне. Это всего лишь неуравновешенные женщины, созданные для материнства, и вместо этого убивающие себя и чужих детей. И мужики, называющие себя джигитами, может быть и храбрые, но действующие воровски,изподтишка!.. Не столько храбрые, сколько хитрые и вероломные. Они -  язва на теле человечества, а  не борцы, исполняющие волю Аллаха. 
Я уже писал, что многие герои отдавали жизнь за идеи или Родину, и я восхищался ими, желал походить, по мере моих слабых возможностей. Чем же шахиды отличаются от моих героев? У нас ходила прибаутка, что "если вражеский, то шпион, если свой, то разведчик!"
Дело вовсе не в этом. Японские лётчики-комикадзе и арабские шахиды использовались своим руководством, как технический элемент бомбы, в придачу к полутонне взрывчатки. Такова была запланированная тактика борьбы. А вот телом Матросова никто не собирался закрывать дзот, он сам по обстановке принял такое решение. Кроме того, он не ожидал для себя после гибели райского бессмертия. Он знал, что смерть - это навсегда и без всякой награды и надежды... В этом и есть отличие. 
Мои воспоминания постепенно превращаются в дневник...   Пока я предаюсь воспоминаниям минувших дней и пишу свои нехитрые записки, события развиваются с головокружительной быстротой!






 
      
       
               
                15. ЭПОХА МИГа- 29



   Мы продолжали заниматься испытаниями систем "Заслон" и "Кайра", подолгу находясь в Ахтубинске. А в институте в это время полным ходом шли работы по созданию новых самолётов, самолётов четвёртого поколения - МИГа-29 и СУ-27. Работы относились к тематике отделения №2:  самолётом МИГ-29 занимались в лаборатории Познякова, а самолётом СУ-27 -  в лаборатории Фёдунова.
Борю Федунова я очень хорошо знал. Он пришёл в отдел Тарханова с фирмы Камова на должность старшего инженера чуть позже меня. Занимался вопросами оптимального управления с применением принципа максимума Понтрягина и метода Дубовицкого-Милютина. Федунов был человек общительный, любил попеть революционные песни и песни отечественной войны, на этом мы с ним и сошлись.
 Как-то раз Тарханов собрал команду для работы по созданию математической модели ракетной системы С-300. Идейное руководство возлагалось на Сашу Горского, который тогда уже был доктором наук. Общие организационные вопросы должен был решать Федунов. Зоя отвечала за создание модели. Через два дня Зоя и Боря поругались, и группа распалась. Зоя сказала, что Федунов упрям и прямолинеен,  "давит" даже в тех вопросах, в которых он мало компетентен. Несмотря на то, что они разошлись по работе, однако остались друзьями и не держали камня за пазухой.
Права Зоя или нет в оценке Федунова, я не могу сказать, я с ним тогда не работал. Да и позже работал очень мало.
Позняков, высокий, плотный мужчина, спортивного вида, не так давно он занимался спортом. Взгляд - внимательный, массивный подбородок, не многословен. Таким я его запомнил, когда впервые его увидел при посещении кабинета Тарханова. Они тогда сидели в одном кабинете - два начальника лаборатории.    
Говорили, что начинал он свою рабочую деятельность, как программист. Позняков не был учёным-теоретиком, как Батков, он являлся, скорее, очень хорошим инженером и организатором работ. Предметом его деятельности была не чистая наука, а техника. Впрочем, диссертацию кандидата технических наук, как положено, он защитил. Руководил его диссертацией доктор технических наук Топчеев. Технику он хорошо "чувствовал". Зоя говорила, что Тарханов чувствовал проблему интуитивно, "животом" (пока окончательно не ушёл в организационно-хозяйственную деятельность). Позняков "чувствовал" техническую проблему головой.
Писать о времени испытаний МИГа-29 очень сложно. Я к тому времени считал себя уже опытным испытателем. Всё-таки прошёл  испытания "Прожектора", "Кайры", ракет Х-25, Х29, корректируемых бомб КАБ-500 КР и Т.
 Объём и интенсивность работ на испытаниях самолёта МИГа-29 не шли ни в какое сравнение с работами по предыдущим системам.
Испытывался не отдельный режим применения оружия или одна система. Работы шли сразу по многим направлениям, испытывался и сам самолёт, и все его системы, включая системы  вооружения. Испытания проходили у меня на глазах, и я многое отлично помню, однако, чтобы подробно рассказать про эти события, потребуется написать отдельную книгу.
Роль нашего института в создании этого самолёта была гораздо шире, чем в "Прожекторе" и даже в "Кайре", где боевые алгоритмы создавал коллектив Богуславского. Все алгоритмы управления оптико-электронным навигационным комплексом (ОЭПРНК) создавались в институте. Основной информационной системой этого комплекса была квантовая оптико-локационная станция (КОЛС), которую сконструировал Хорол. Собственно, главным конструктором её был Халеев, а его ближайшим помощником - Флейтлих. На летных испытаниях мне вновь пришлось встретиться со старыми знакомыми с "Геофизики": Толей Зайцевым,  Львом Гришиным, Геной Гудкиным. В самом начале испытаний даже появились сам Хорол и его заместитель Казамаров.
 Программно-математическое обеспечение комплекса сосредоточилось в БЦВМ Ц-100. Эта бортовая ЦВМ оказалась последней машиной, созданной на отечественной элементной базе. Все последующие БЦВМ создавались на импортной элементной базе, отечественная база благополучно "вымерла".      Главным конструктором ОЭПРНК был Ю. Сабо из ленинградской фирмы "Электроавтоматика", отвечавший за этот комплекс в целом. На самолете стоял ещё и радиолокационный прицельный комплекс (РЛПК) конструкции фирмы "Фазотрон", за который отвечал В. К. Гришин, Винник, Кустов. РЛПК имел свою управляющую БЦВМ Ц-100, алгоритмы и программы создавал "Фазотрон". В НИИАСе имелся стенд отработки РЛПК, где трудился коллектив под руководством Кустова.
Все алгоритмы управления оружием при использовании КОЛСа в ОЭПРНК, как я уже писал, создавались в нашем институте в лаборатории П.В. Познякова. Алгоритмами обработки информации занимались Пастушенко, Флорковская. Освенский возглавлял создание и моделирование алгоритмов стрельбы из пушки и бомбометания. Алгоритмы управления пуском ракет поручены были Газетову. Также создавались алгоритмы управления самолётом.  Работы по моделированию контуров управления ракет и выдачи рекомендаций по оптимизации контуров возглавляли  Кузьминский и Левитин.
 Одновременно в  НИИЦЭВТе под руководством Главного конструктора Соловьёва  и его заместителя Бори Курбатова заканчивалась отработка БЦВМ Ц-100.
В то время Зоя была начальником сектора в лаборатории Тарханова и занималась анализом работы БЦВМ "Аргон" системы "Заслон". Программы там создавал Слава Захаров, начальник лаборатории из НИИРа. Зоя повторила его программы на универсальной машине, проанализировала и предложила кое-что усовершенствовать. Захаров не принял их во внимание, считая их спорными. Он сказал, что у него больше опыта, да и за разработку отвечает он.  В НИИАСе - там работают оторванные от жизни теоретики.  "Улучшения" -  вещь очень опасная: "лучшее - всегда  враг хорошего", - говорил он.
Мелкие программные ошибки, которые Зоя нашла, он, конечно, исправил. Но не для этого же она работала! Такая работа ей крайне не нравилась, и когда Батков предложил ей написать несколько программ  боевого применения для самолёта МИГ-29, по алгоритмам Познякова, она сразу согласилась.  БЦВМ Ц-100 ещё только создавалась, и программирование велось в её прототипе - БЦВМ "Аргон 2009". Первые программы Зоя отлаживала на базе НИИЦЭВТа совместно с ленинградцами, встраивая свои программы в их структуру. Работа шла тяжело. Программы не шли. При стыковке программ НИИАСа и "Электроавтоматики", ленинградцы  сваливали все неудачи на Зою, она считала, что виноваты ленинградцы. Разобраться, кто прав, а кто виноват было невозможно. Зоя не представляла, как можно дальше совместно работать. К тому же, начальник лаборатории по БЦВМ Белоусов, из отделения Зайцева, ей сказал, что он точно также начинал работы по программированию алгоритмов Богуславского на "Кайре", но ленинградцы его скоро "выкинули", совместная работа не получилась. "Так произойдёт и с тобой, у них больше опыта, кроме того, они - "Главные конструкторы", - говорил Зое Белоусов.  Зоя всё время очень расстраивалась, однако совершенно неожиданно нашла нестандартный выход из создавшегося положения.
Обсуждая с Зоей работу сектора, я считал, что сектор должен иметь своё лицо, визитную карточку. Пастушенко имеет свой "кусок" - обработку информации. Освенский - стрельбу и бомбометание. Газетов отвечает за общую логику работы ОЭПРНК и алгоритмы пуска ракет.
 Зоя решила разработать и предложить свой алгоритм диспетчеризации задач в  БЦВМ. Дело в том, что все алгоритмы внутри БЦВМ воюют между собой, т. е. не они воюют, а их создатели. В условиях жёстких ограничений по времени счёта и памяти БЦВМ, на "всех" и того и другого всегда не хватает. Каждый алгоритмист стремится к увеличению частоты счёта своих алгоритмов, чтобы не потерять потребную точность. Ведется борьба за память машины, чтобы "втащить" на борт более совершенные алгоритмы, без упрощений. Примирить и организовать в БЦВМ все алгоритмы-программы должен диспетчер и главная управляющая программа. Память внутри машины тоже распределяет сектор программистов. Зоя предложила свой принцип построения этих программ, похожий на тот, который применялся на больших универсальных машинах.
Ведущий по МИГ-29 Позняков сначала очень осторожно, и даже настороженно отнеся к участию Зои в этих очень ответственных работах. Он её мало знал и боялся провалов. Но Батков в неё очень верил. И этот фактор на начальном этапе сыграл свою роль. Вскоре Позняков разобрался в ситуации, и, проявив в полной мере свои организационные способности, убедил руководство КБ Микояна и "Электроавтоматики" в правильности подходов НИИАСа. Создание диспетчера поручили НИИАСу. Тогда Сабо сказал: "Берите программирование всей машины, коли диспетчер "ваш", все равно "Электроавтоматика" - главный конструктор". Но фактически, разрабатывая алгоритмы и программы БЦВМ, НИИАС оказался ответственным за всё боевое применение. Тогда это ещё было не очень понятно, это теперь, через 20 лет, всем стало ясно, что львиная доля труда при создании систем приходится на создание и отладку математического обеспечения, а не на создание "железа", хотя "железо" и является первоосновой. Надо сказать, что инженеры из отдела Сабо нам очень помогали и при отладке Ц-100 на стенде в НИИАСе, и в летных испытаниях. На стенде часто находились: Новиков Лёва, Коновалов Сева. На полигоне много времени проводил Юра Этингофф. 
Позняков, фактически, исполнял роль главного конструктора ОЭПРНК. Тем более, что на полунатурных стендах  НИИАСа отрабатывались и РЛПК, и ОЭПРНК. Но эта, казалось бы, удачно сложившаяся ситуация имела свою оборотную сторону: с одной стороны, став одним из головных разработчиков, НИИАС взял на себя большую долю ответственности, получив дополнительную головную боль; с другой стороны, НИИАС утратил статус нейтральной, оценивающей организации, и военные стали относиться к нашим заключениям с некоторым подозрением.   
Тогда Михайлов на всех совещаниях стал особо подчёркивать, что отделение №13 - это чистые испытатели, не связанные авторскими амбициями и административным подчинением с разработчиками. Позняков же - это отделение №2, подразделение Чистовского. Мы, же - отделение Баусина, так же, как и военные, заинтересованы в объективной оценке техники. Военные делали вид, что ему верят.
При отработке и моделировании системы "Заслон"так получилось, что стенд полунатурного моделирования создать на базе в Москве не удалось. Его создали в Ахтубинске в отделении №13. В большом здании, арендованном у военных, с красивым названием - лаборатория электронного моделирования (ЛЭМ), поставили кабину МИГа-31, трехстепенной стенд с фазированной антенной решёткой, моделировали многие режимы. Таким образом, опыт полунатурного моделирования у нас был. Мы договорились с военными о создании стенда сопровождения лётных испытаний самолёта МИГ-29 на базе в Ахтубинске.  Однако возникли трудности: один стенд в НИИАСе уже имелся. Да и Позняков сначала отнёсся к идее создания стенда с большим подозрением, ему казалось, что мы покушаемся на его прерогативы. Однако он скоро понял, что при огромной загрузке его стенда в Москве, возложить на него ещё и задачи сопровождения лётных испытаний было просто не реально. Впоследствии стенд нам очень помог. Многие задачи были решены не в полётах, а на стенде. Попутно решалась и ещё одна задача. Смежники в начале испытаний с большим любопытством и даже иронией наблюдали, что там НИИАС "понапрошивал" в БЦВМ? Теоретики, реальное "дело" делают впервые! При любой неисправности кабельной сети самолета или при неправильном подключении БЦВМ выдавала чушь, и ленинградцы кричали, что НИИАС, как они и предполагали, "прошил" программы неверно. Тогда мы снимали БЦВМ с самолёта, тащили в ЛЭМ на стенд и всей публике демонстрировали, что наши режимы при правильном пользовании работают штатно.      
Изготовление и установку комплекта ОЭПРНК на наш стенд осуществил Сабо. Ленинградцам от этого тоже была немалая польза: они части комплекта ОЭПРНК, установленного на стенде, использовали в "пожарных" случаях (при отказе аппаратуры) на самолёте, как действующий ЗИП, в дальнейшем восстанавливая комплект.
Первые же полёты на ближний бой показали, что в случае, когда цель летит в режиме "форсаж", когда факел двигателя значительно увеличивается, лазерный дальномер перестаёт измерять дальность. Мы предвидели такой исход. Ещё при испытании "Прожектора" было замечено, что ракета летит не в самую "горячую" точку, а на контраст: не в центр "пятна", а в его край. Мы ожидали, что КОЛС будет следить не за соплом двигателя, а "сваливаться" на край факела, так как инфракрасная головка КОЛСа построена по принципу, близкому к конструкции ТГСН ракеты Х-25. Баусин предлагал Хоролу провести на "дорожке" на подмосковном полигоне Фаустово натурный эксперимент, однако у Хорола лишнего комплекта КОЛСа не оказалось. В полётах лазерный дальномер, соосный с головкой КОЛСа, "молотил" мимо цели. Наземный эксперимент, проведённый уже в ходе лётных испытаний, подтвердил это предположение. Хорол вышел из положения очень просто: он увеличил "расходимость" луча, и луч стал "доставать" край сопла. Естественно, дальность действия прибора уменьшилась, но в предписанные техническим заданием цифры Хорол уложился.
Техническим руководителем лётных испытаний самолёта МИГ-29 от фирмы Микояна был назначен Аркадий Слободской. Это был высокий, красивый, энергичный мужчина, с вьющимся чубом и громким командирским голосом. Мне он был симпатичен. У него имелся большой стаж инженерной работы в КБ. Несколько позже на полигоне появился начальник отдела аэродинамики лётно-испытательной базы КБ Микояна в городе Жуковском Толя Белосвет. Белосвет обладал ясным умом, бешенным темпераментом и несгибаемой силой воли. Между ним и Слободским началась борьба за лидерство. Победил Белосвет. Слободского вскоре отозвали. Белосвет стал технологическим руководителем, а затем и замом Главного конструктора. На совещаниях Белосвет иногда вёл себя так энергично, что его энергия порой переходила в ожесточение. Свою правоту он отстаивал, по моим наблюдениям, почти как молодой Майк Тайсон на ринге, только разве что не с помощью кулаков и прокусывания ушей. Меня он увольнял с работы раз 20, хотя я ему административно не подчинялся: работал совсем в другой фирме. Однако все скандалы заканчивались миром - мы были друг другу нужны. Вскоре на испытаниях МИГа появился ещё один зам Главного конструктора - Валерий Новиков. Я с любопытством стал наблюдать за дальнейшим развитием событий: как эти замы будут совместно работать?
 К этому времени Главным конструктором МИГ-29 был назначен Михаил Романович Вальденберг, знакомый нам с Михайловым ещё со времён "Кайры", где он был Главным конструктором. Он сумел наладить взаимодействие своих заместителей. Новиков  очень грамотный специалист, ранее занимавшийся испытаниями МИГ-25. Широкоплечий, светловолосый, с обаятельной улыбкой, он мне напоминал какого-то известного голливудского актёра. Характер у него был более взвешенный, чем у Белосвета. Ведущим инженером по самолету №902, на котором проводились испытания  ОЭПРНК, был Манучаров.
Ежедневно в одном из отделений большого "МАПовского " ангара, где стояли сразу несколько самолётов МИГ-29, техническое руководство собирало  оперативку всех смежников. Там планировалась работа на весь сегодняшний день и проводился экспресс-разбор прошедших работ. На одной из таких оперативок ко мне подошёл Белосвет и сообщил, что скоро у Белякова, Генерального конструктора фирмы Микояна, будет день рождения. "Не смог бы ты ему в подарок нарисовать с натуры самолёт МИГ-29", - попросил он меня. "Я могу предоставить тебе свой "ГАЗ"ик. Ты сможешь рисовать самолёт из машины прямо на взлётной полосе", - предложил он. От предложения Белосвета я отказался. На старте всегда находилось много военных: дежурный по полётам, ведущие инженеры по самолётным системам. Каждый мог заглянуть в машину. Последствия  можно  легко предугадать.       
Я предложил другой путь. В субботний день военных на площадке почти нет, а в ангаре вся охрана,  работающие техники и  инженеры - "свои". Вот тогда  в закрытом ангаре можно и  рисовать. Только техническое руководство КБ должно всех, в первую очередь, охранников предупредить об этой нестандартной ситуации. Белосвет обещал. Вечером, накануне, я подошёл к Новикову и ещё раз напомнил ему о нашей с Белосветом затее. "Знаю я этих начальников! Обязательно что-нибудь забудут или всё перепутают! Лишний раз напомнить не помешает, - подумал я. " Новиков поклялся, что все "схвачено" и можно спокойно рисовать.
На следующее утро я пришёл в ангар со всеми своими художественными "причиндалами". Я стал искать место и ракурс, с которого было бы лучше рисовать. Сразу появилась масса советчиков из микояновских техников и вооруженцев. Они были в курсе нашей с Белосветом договорённости. Выбранное мной место многим не нравилось: ракет на видно, фонарь выглядит не эффектно и т. д. Среди советчиков появился вахтер-охранник. Он долго и  с некоторым изумлением смотрел на мою деятельность. Потом он попросил меня предъявить пропуск. Я предъявил. Он продолжал крутиться вокруг меня и, наконец, сказал, что в ангаре рисовать самолёты запрещено. Памятуя о том, что я работаю с дозволения "высокого" руководства, я послал его подальше, но несколько насторожился: вахтер был с фирмы Микояна. Он подошёл к  стоявшему у другого самолёта, заму Главного конструктора РЛПК Францеву, которого он, очевидно, лично знал и, как потом мне сказали, спросил, кивнув в мою сторону, не являюсь ли я его сотрудником. "У нас такие идиоты не работают!" - неудачно пошутил мой хороший знакомый Володя Францев.
Охранник бросился к будке, которая стояла у ворот ангара, за подмогой, для организации поимки опасного преступника, а я, схватив краски в охапку, побежал к запасному выходу, где пока охрана была не в курсе дела и меня пропустила.
Вечером, вернувшиеся с работы вооруженцы со смехом рассказывали, как охранники рыскали по всему ангару  и подсобным помещениям в поисках преступника- агента. На утро меня вызвали к начальнику экспедиции фирмы Микояна. Из разговора я понял, что "высокое" руководство с ним уже поработало. Я написал под диктовку объяснительную записку, текст которой я уже забыл, отдал какие-то черновики, которые при мне уничтожили. На этом дело закончились. Подарок Белякову - картина МИГа - не состоялся. Я до сих пор не понял, почему охранники не были  предупреждены. Скорее всего -  это обыкновенное разгильдяйство: руководство просто забыло предупредить соответствующие инстанции. У Белосвета и Новикова я этот вопрос не выяснял, как-то забыл среди множества других более важных проблем. Впрочем, сотрудник отделения №2, Аристов впоследствии утверждал, что вся эта история, от начала до конца, представляла собой розыгрыш: Белосвет и Новиков меня просто разыграли...
К этому времени была введена в строй наша гостиница. Мы все участвовали в её постройке: копали котлован, клеили обои, таскали какие-то стройматериалы. Переселение было торжественным. Праздновали открытие организованно и с размахом. Банкет происходил в зале на втором этаже. Это был первый банкет в длинной череде празднеств. Здесь мы отмечали окончание этапов "А" и "В" самолётов МИГ-29 и СУ-27. Стены зала были обиты шёлковыми обоями с золотистым, витиеватым узором и полосками. Говорили, что обои греческого производства. Очевидно, из этих соображений зал назвали "Греческим". Возможно, тут был и намёк на известную интермедию Райкина: "...В греческом зале, в греческом зале!"
Праздновали открытие гостиницы дня два - три. Банкет плавно перешёл во множество мини банкетов  почти в каждом номере. Доблестные испытатели на неделю вышли из строя. Я с трудом приходил в себя после "новоселья".
Пошла у нас "новая жизнь". Сам переход в новую гостиницу напоминал переселение из коммуналки в отдельные квартиры. Появились удобства, комфорт, свобода уединения. Но люди оказались разобщены. Это, конечно, смешно, но некоторым людям, переехавшим из общежития в отдельную квартиру, поначалу недостаёт очередей в туалет и ругани в соседней комнате. Вначале и нам чего-то не хватало, потом привыкли и с удовольствием стали наслаждаться цивилизованной жизнью. Тем более что, для общения оставался "Греческий зал" и холл с телевизором, чаепитиями за журнальным столиком, танцами и преферансом. На кухне стояли две плиты. В каждом номере имелся умывальник, совмещённый с душем и туалетом. Гостиницу мы назвали "ВЕСНА".
Возвращаясь в Москву в сезон фруктов, многие сотрудники запасались в соседних магазинах картонками и коробками, наполняли их абрикосами, вишней, сливой или помидорами. Улетали обычно самолётами КБ Сухого, Микояна, военными самолётами или самолётом МРП.  В связи с этим возникали трудности. Пытаться улетать можно было несколько дней подряд: то "погоды нет", то нас вычеркнули из списка,  то самолеты не пришли. У меня был рекорд вылета домой - две недели. За это время коробки успевали потечь, а фрукты превратиться в сладкое месиво. Правда, из этих фруктов можно было  поставить наливку или сварить варенье, однако, настоящее варенье следует варить только из свежих фруктов. Одно время я приспособился варить абрикосовое варенье с косточками, это очень трудоёмкое дело. А свободного времени по выходным было достаточно. Начинался процесс изготовления варенья на базаре во время покупки ведра абрикосов. Можно купить сравнительно мелкие, ярко оранжевые плоды, очень сладкие, с характерным вкусом. Можно приобрести крупные, желтые плоды, с полупрозрачной, тонкой кожицей и медовым вкусом. Плоды должны быть недозрелые, самую малость. Определить степень недозрелости - это искусство, приходящее с опытом. Надо помнить, что в ведре продавцы самые хорошие плоды помещают в верхней части ведра. Поэтому плоды лучше собирать самому прямо с дерева в саду у местных знакомых. Я специальной палочкой (или простым карандашом) выталкивал из каждого плода косточку. Колол скорлупу, очищая от неё зёрнышки, на кирпиче во дворе гостиницы. Колоть нужно было так, чтобы сохранить целыми зёрна. Зёрна я долго кипятил в воде, пока на поверхности воды не появлялась густая зелёная пена. Зёрна теряли горечь. Эти зёрнышки я вставлял в каждую абрикосину. Приготовленные таким образом плоды, я засыпал в таз, добавлял сахар (с сахаром тоже нельзя было промахнуться), доводил до кипения и кипятил пять-шесть минут. Потом ставил охлаждать, плоды впитывали сладкий сок. Эта процедура повторялась четыре-пять раз. Варенье получалось изумительного вкуса. Сквозь прозрачную толщу плода просвечивались темные зёрнышки, плоды почти не разваривались. Я так и не выяснил, как долго такое варенье может храниться и не киснуть. Больше двух-трёх месяцев его сохранять не удавалось: все съедали...
Номера в гостинице были закреплены за секторами нашего отделения. Свои номера, холл и коридоры мы украсили, как могли. Развесили фотографии, картины, полочки. Наводили уют. Эти предметы нехитрого уюта висели на стенах до самой перестройки, когда гостиницу заполнили челноки.
Вспоминаются курьёзы и комические ситуации, составлявшие неотъемлемую часть нашего повседневного быта в гостинице. Как-то в одну из суббот, когда работ не предвиделось, Стариков и Татаринов решили "красиво пожить". Им надоели примитивные пьянки с использованием "масандры"(спирта, слитого из систем охлаждения МИГа-25) или гидролизного спирта, предназначенного для технических целей. Это "питьё" перед употреблением, обычно, очищали народным способом: в бутылки кидали несколько крупинок марганцовки. Болтали бутылку до полного растворения кристаллов. Жидкость принимала нежно розовый цвет. Через некоторое время на дне бутылки оседали густые тёмно фиолетовые хлопья. Если эту процедуру проделать несколько раз, то жидкость через несколько дней, с некоторым трудом, можно было пить. Однако  такую длительную  технологию мало, когда выдерживали. Как правило, после первой очистки, подождав минут 10-15, до выпадения осадка, публика начинала волноваться, до повторной очистки редко доходило дело. На другой день головы у всех были словно чугунные.
Так вот, Стариков и Татаринов решили себя побаловать. Они за неделю "до того" купили пару бутылок хорошей водки, добавили в бутылки лимонной цедры. Божественной напиток настоялся, приобретя лимонный запах и янтарный цвет. В номере Сергея Татаринова накрыли стол: сырокопчёная колбаса, привезённая из Москвы, грудинка, фрукты. Стариков, большой кулинар и специалист по жарке картошки, пожарил картошку особым способом. Он нарезал её круглыми ломтиками, как кабачки, и поджарил с двух сторон, разложив ломтики на сковородке в один слой. Большая тарелка с жареной картошкой стояла в центре стола, рядом - помидоры с укропом, зелёный лучок и всякие "деликатесы".  Собрав "на стол", ребята расслабились, предвкушая предстоящее удовольствие и долгую дружескую беседу за рюмкой водки.
В этот момент раздался стук в дверь, и в номер вошли Белосвет, Белясник, один из ведущих инженеров по самолёту, и я. В руках у меня была недопитая бутылка "Шартрёза". Дело в том, что за два часа до описываемых событий ко мне в номер зашёл Володя Карасёв, сотрудник второго отделения. Мы обсуждали условия предстоящих полётов по оценке режима "Кмод", за который он отвечал. Незадолго до этого я купил бутылку ликёра "Шартрёз", давно хотел его  попробовать: привлекал  необычный зелёный цвет напитка. Я поставил на стол бутылку, сделал бутерброды. Кстати, ликёр мне не понравился: сладковато-тягучий, с запахом мяты, как от зубной пасты. Мы мирно беседовали с Володей, когда в номер вошли Белосвет и Белясник,  оба уже слегка навеселе.  "Как вы только пьёте эту гадость", - сказал Белосвет, показав на бутылку. "А где ребята", - продолжил он. "Кто где", - ответил я уклончиво, - "По номерам, разбрелись наверно?". "Давай, зайдём в гости", - провозгласил с интонацией Винни Пуха Белосвет. Обхватив меня за плечи, он пошёл к выходу. Володя Корасёв незаметно исчез. Мы толкнулись в один номер - закрыто, в другой и увидели Старикова и Татаринова, сидящих за роскошным столом. "Как мы во время!" - радостно сказал Белосвет и сел за стол, пригласив Белясника и меня. "Наливай!" - по-хозяйски распорядился он.
Через какие-то 10 минут Сережа и Слава с изумлением и досадой уже наблюдали пустые бутылки и стол, заставленный тарелками с остатками закуски. Надежда на "красивую жизнь" в течение выходных рухнула.
 Выпив и  закусив, Белосвет пришёл в благодушное расположение мыслей и  духа. Он завязал непринуждённый разговор на рабочую тему. Белясник, который "набрался" больше Белосвета, долго заинтересованным взглядом наблюдал тарелку с остатками огурцов, потом доверительно сообщил: "хорошо бы потанцевать". "А где ваши девочки?" -  неуверенно спросил он. Я внутренне напрягся от еле сдерживаемого смеха. "Только бы Славка ему не врезал", - подумал я. "Ведь Стариков -  заправский боксёр". Но Стариков сдержался. С некоторыми усилиями мы утихомирили "дорогих гостей" и выпроводили из номера. Я проводил их до выхода из гостиницы. Когда я вернулся, Славка и Серёжа сидели за столом с остатками трапезы и хохотали во всё горло. Я стал извиняться за поведение  бесцеремонных смежников. "Ничего не поделаешь! Это, как несчастный случай, стихийное бедствие, как землетрясение!" - сквозь смех проговорил Татаринов.
Сегодня Серёжи Татаринова с нами нет, он не так давно умер от инфаркта. Он работал в нашем отделении с момента его создания. Серёжа - тоже целый кусок моей жизни!
Однако вернёмся к нашим самолётам. Я подолгу находился на полигоне. Зоя не знала, как к этому относиться. Её мнение было противоречиво и зависело от настроения. С одной стороны, ей не хотелось отпускать меня в долгие командировки, с другой стороны, ей было удобно, когда я находился на полигоне, как ответственный представитель НИИАСа по испытаниям МИГа- 29. Оперативным анализом работы боевых режимов занималось отделение №13, и Зоя первая узнавала об ошибках в программах БЦВМ, без которых ни одна работа не обходится. Полученные данные она проверяла на стенде и быстро исправляла ошибки. Исправленные  (с помощью ультразвука на специальном приборе) микросхемы в спичечных коробках на самолётах КБ Микояна доставлялись на полигон. Полёты продолжались без заметных задержек из-за программных ошибок. Вскоре рабочие интересы Зои "победили" личные интересы, и она окончательно перестала меня пилить.
Создание самолётов МИГ-29 и Су-27 явилось технологическим прорывом советской науки, технологии и различных отраслей промышленности. Использовались новейшие разработки в области оптико и радиоэлектроники, приборостроения, автоматического управления, двигателестроения, стрелково-пушечного и ракетного вооружения и т. д. И всё это испытывалось одновременно: РЛС, КОЛС, пилотажные индикаторы с выводом информации на лобовое стекло, нашлемная система целеуказания (НСЦ), ракеты ближнего боя с ТГСН и дальнего боя, с активной и полуактивной РГСН.
Работа шла с колоссальным напряжением. В огромном кабинете начальника института имени Чкалова, генерал-полковника Агурина еженедельно происходили совместные совещания военных и гражданских специалистов, оперативно принимались решения по стратегическим и сиюминутным вопросам испытаний. Агурин, прямо  в ходе совещаний, связывался с заместителями министров, замом Главкома по вооружению и решал сложные вопросы. Эти совещания имели одну особенность: на них не пускали женщин. Одна наша сотрудница очень рвалась на такое совещание и была просто возмущена до глубины души, когда её не пустили.  Агурин имел привычку виртуозно ругаться матом. Однако он не мог себе  позволить употребление  нецензурных  выражений в присутствии женщин. Сегодня многие "культурные" люди себе это позволяют. А что тут особенного, если сами, якобы "культурные" женщины, ругаются ещё "почище". Лично мне всегда был отвратителен женский мат. Поэтому Агурин испытывал скованность,  неудобство в общении со специалистами на совещаниях, не имея возможности использовать  привычную "смазку" слов в присутствии женщин.
Тогда мне казалось, что работа шла бесконечно долго. Начало подготовки к испытаниям самолёта МИГ-29 в нашем отделении началась в
1979 году. Первые испытательные полёты в Ахтубинске состоялись в 1982 году, а закончились в 1986 году. Работы продолжалось всего четыре года. Долго это или быстро?
Новейший советский "бомбёр" Су-27 ИБ, продолживший линию Су-24, тактического бомбардировщика, способного нести высокоточное управляемое ракетное оружие,  испытывался 15 долгих лет, он и до сих пор проходит испытания. За это время его радиоэлектронное оборудование морально устарело. Впору старое, недоиспытанное оборудование снимать и ставить новое, только новое пока отсутствует. Все эти годы "оборонка" ничего не создавала, разрушалась в условиях хронического недофинансирования. Правда, в своё время, при создании самолётов четвёртого поколения, СССР настолько вырвался вперёд, что эти самолёты до сих пор конкурентоспособны на международных рынках. Именно зарубежные поставки этих самолётов в страны  "третьего мира" пока позволяют выживать  авиапредприятиям.
В.А. Стефанов, первый заместитель Федосова, ответственный от ГОС НИИАСа за создание самолёта Су-27 ИБ, как-то раз сказал: "Я не знаю, будет ли этот самолёт последним, построенным СССР или первым, не построенным Россией!"
Период создания самолётов МИГ-29 и Су-27, к  сожалению, явился пиком советской-российской авиапромышленности, при сохранении порядка вещей в стране   повторение такого "пика" невозможно.
Это была эпоха побед, значимость которых мы тогда мало осознавали, шла череда удач, маленьких побед, маленьких неудач и поражений. Я помню, как в кунгах, поставленных около взлётной полосы, во время боевых работ инженеры сидели на "прослушке"  Главные конструктора и с замиранием сердца вслушивались в переговоры лётчика с пунктом управления полётом. Как все присутствующие радостно вскидывали руки и громко кричали, когда лётчик сообщал в эфир: "Цель сбита".
Каждую победу, а иногда и неудачу, мы отмечали общеизвестным способом.  Закрытие этапов руководство отмечало банкетами. НИИАС - в "Греческом" зале гостиницы "Весна", КБ Сухого или Микояна - снимали столовые или ресторан.
Стариков в работах по самолёту МИГ-29 участвовал эпизодически и появлялся в Ахтубинске все реже. Как певца, его заменил Витя Кораблин, он не играл на гитаре, но прекрасно пел. Особенно хорошо у него получалось исполнение песни: "Глаза, словно неба осеннего свод..." Высокорослый, с мефистофелевской бородкой, он был весёлым, громогласным и общительным человеком. Он почти не пил - гипертония - но присутствовал на всех застольях и веселился не хуже выпивавших.
Внешний вид Кораблина и его манера держаться вводили в заблуждение незнакомых людей, его принимали за музыканта, художника или поэта.
Совершенно случайно оказалось, что Витя жил в одной с нами хрущёвке на Беломорской улице. Зоя мне как-то раз сказала, что видела около соседнего подъезда какого-то художника, громко хохотавшего, картинно жестикулируя, рядом с двумя симпатичными женщинами. "Как ты определила его специальность?" - спросил я. "По внешнему виду" - ответила Зоя. Когда она увидела его в нашем институте, она чуть не упала. Витя был начальником сектора и занимался в отделении вопросами телеграфной связи и передачи данных. Именно он создавал телеграфную линию, которой нам так не хватало во времена "Прожектора". Витя давно умер... Сердце.
Лева Бережнов сильно страдал от отсутствия телефона в своей московской квартире. Он стоял в очереди на телефон уже много лет. В одно из своих редких посещений Ахтубинска Стариков как-то раз позвонил кому-то в Москву и узнал, что Лёве пришла открытка на установку телефона. Его жена Галя не знала, как дозвониться до Лёвы и сообщить ему эту радостную новость.
И вот мы стоим утром на площади и ждем своего автобуса, который отвозил нас на работу. Стариков  остановился невдалеке от Бережнова. Он громко сообщил своему спутнику, что у него есть связи на центральном телефонном узле и он на днях одному знакомому "устроил" телефон. Лева напряжённо прислушивался к разговору, вытягивая шею и постепенно приближаясь к собеседникам. Потом подскочил к Славке и сказал: "Слушай, а мне сможешь устроить телефон!" "Конечно", - ответил невозмутимо Стариков. "Ящик водки и вопрос будет решён в течение недели", - продолжил он. "Нет вопросов!" - обрадовался Лёва. Вечером ящик водки стоял под кроватью у Старикова. Началась очередная гульба.
Через несколько дней после этого случая Лёва узнал об установке в своей квартире телефона. Он был просто счастлив и многословно благодарил обладающего большими связями, великодушного и очень доброго Старикова. Когда он спустя некоторое время узнал правду, то смеялся громче всех. Лёва обладал чувством юмора. 
В самом конце испытаний МИГа-29 в Министерстве авиационной промышленности произошли изменения: заместителем министра был назначен Шкадов, доктор наук, зам руководителя ЦАГИ. Баткову предложили должность начальника ключевого ГЛАВКА министерства. Он согласился и покинул ГОС НИИАС. Вместо Баткова, Федосов определил двумя своими первыми заместителями - Познякова и Стефанова.
Но всё это случится несколько позже, а пока испытания самолёта МИГ-29 были в самом разгаре, и Батков руководил той частью работ, за которую был ответственен НИИАС.
 В секторе Зои сотрудники постепенно накапливали опыт отладки программ БЦВМ и становились квалифицированными специалистами в своей области: Саяпин, Воробьёва, Толоконникова, Теркель, Воблый, Фазлов.  Вырисовывался облик сервисного обеспечения, от которого зависела быстрота и надёжность работы. Отрабатывался сам технологический процесс: автономная отладка в статике, комплексная отладка режимов боевого применения в статике и динамике. Зоя пыталась наладить документирование процесса отладки программ. Уязвимость используемой технологии заключалась в том, что системные программисты, ведущие комплексную отладку программ, оказались незаменимыми.  Их болезнь или увольнение ставило работу на грань срыва. Структура программы  и все тонкости её построения находились у них в головах. Без них "залезть " в программу для её изменения было, практически, невозможно. Технологию необходимо было менять, и Зоя начала вести работы в этом направлении.

 


     16. "САМЫЙ ЛУЧШИЙ В МИРЕ ИСТРЕБИТЕЛЬ!"



Однажды Зою вызвал к себе в кабинет Батков. Рядом сидел Симонов, который в то время был заместителем министра МАП. Надо сказать, что в НИИАСе тогда создавался стенд моделирования режимов боевого применения Самолёта Су-27, и силами НИИПа  шла отладка программ БЦВМ, управляющей РЛПК. Еженедельно в НИИАСе проходило оперативное совещание, где обсуждали результаты работ. Вели совещание Симонов или Батков.
 Когда Зоя вошла и расположилась за столом, Батков спросил её, что необходимо предпринять, чтобы она смогла приступить к работе по созданию и отладке программ БЦВМ управления ОПРНК для самолёта Су-27. Она ответила, что нужна соответствующая аппаратура, специальный стенд для отладки программ и, естественно, дополнительные сотрудники. "Ну, ты даёшь, Зойка, у тебя и так в секторе целая куча рабочих рук. И все прошли школу МИГа!" - достаточно жёстко оборвал её Батков. "Своих, "институтских" у меня всего 19 человек, остальные программисты являются прикомандированными от КБ Микояна. Если у вас есть способ поручить им работу в интересах фирмы Сухого, тогда людей хватит", - ответила Зоя. Симонов внимательно слушал разговор, не проронив ни слова.
Тем не менее, работы по подготовке к созданию математического обеспечения для БЦВМ ОЭПРНК самолёта Су-27 в секторе Зои постепенно начали разворачиваться. Однако разговор с Батковым всё-таки не прошёл даром. В сектор стали направляться молодые специалисты, с мехмата МГУ, МАИ. Раньше они оседали в других подразделениях института. В помощь сектору были также направлены несколько программистов с фирмы Сухого.
Подготовкой блока алгоритмов занимались сотрудники лаборатории Федунова. Основные алгоритмы создавались и моделировались в лаборатории Познякова, сотрудники Федунова лишь адаптировали их к новому борту. Впрочем,  главную управляющую программу и алгоритмы управления самолётом для режимов "Перехвата" создавали люди Федунова. Мотором всех работ по формированию алгоритмов была Ефросиния Куликовская.
Сектор Зои разбух до 30 человек. Кроме вновь пришедших молодых специалистов, сектор пополнился сотрудниками КБ Микояна, перешедших в НИИАС (Мила Толоконникова). Зоя организовала внутри сектора группы, работавших на различных участках производственного цикла отладки программ. Люди трудились на пределе сил. Многое зависело от поставок аппаратуры и организации работ. Начали возникать конфликты с Тархановым. Он часто отдавал распоряжения через голову Зои, не согласовав с ней, иногда вразрез её указаниям. Сам Тарханов не был специалистом в области программирования БЦВМ, его распоряжения, зачастую, отдавались под влиянием случайных советчиков. Это мешало работе. Раньше было то же самое, но в условиях меньшей загрузки и ответственности, воспринималось вполне терпимо, со смехом. Теперь - с раздражением! После очередного конфликта Зоя несколько раз ходила к Баткову с просьбой вывести её из состава лаборатории Тарханова. Она предлагала преобразовать свой сектор в лабораторию, а начальников групп закрепить начальниками секторов. " Хоть оклады у них повысятся, люди выросли", - убеждала она Баткова. Тарханов был категорически против создания новой лаборатории. "Только через мой труп", - говорил он. "У Зои  - очень cложный характер, специалист она прекрасный, но с людьми работать не умеет," - утверждал он, явно намекая на то, что успешная работа сектора по МИГу  в организационном плане являлась его заслугой.
 Оценив обстановку, Позняков предложил перевести сектор Каплун к нему в лабораторию. Зоя отказалось, она считала что, поскольку  работы идут и по теме  МИГ, и по теме СУ, то её подразделению целесообразно быть структурно самостоятельным. Батков, в конце концов, решил выделить её сектор вне лабораторий, с непосредственным подчинением   напрямую начальнику отделения Чистовскому.
Испытания МИГа-29 подходили к концу. Отлётывались последние пункты программы лётных испытаний по этапу Б. Если этап А являлся этапом совместных испытаний, где главная роль была отдана промышленности (совместно с военными), то на этапе Б главными были военные. Это был завершающий этап лётных испытаний, по результатам которого принималось решение о начале серийного производства самолёта.
В те жаркие месяцы сотрудники отделения №13 по два-три месяца подряд находились в Ахтубинске. Работали много, иногда в день проводилось до пяти полётов. Информацию с бортовых регистраторов о результатах полётов необходимо было срочно обработать, проанализировать и принять решение. Решение ещё предстояло согласовать со смежниками и военными, а это - целое дело!
Иногда на полигоне появлялся сотрудник  отделения №2 Владик Аристов. Он являлся квалифицированным специалистом в вопросах оценки режимов и моделирования РЛПК. Однажды зимой он приехал вместе с Годуновым, начальником отдела фирмы Микояна. Они поселились в нашей гостинице. Необходимо было отдохнуть после утомительной поездки и согреться. Годунов куда-то ушёл, а Владик взял у меня две авоськи и заспешил в Дом торговли. В этих авоськах я обычно таскал картошку, однако Аристова это не смутило. "Бутылки водки и пачки пельменей сами по себе стерильны", - назидательно сообщил он. Пельменей в магазине не оказалось, пришлось ему купить пару десятков яиц.
Мороз стоял нешуточный, дорога скользкая: под тонким слоем снега - накатанный лёд. На пути в гостиницу Владик, конечно, поскользнулся. Однако, проявив чудеса циркового искусства, он во время падения, как эквилибрист, сгруппировался так, что бутылки остались в полной сохранности. Он заглянул в авоську с яйцами: один кулёк потёк. "Хорошо, хоть второй кулёк уцелел", - подумал он в благостном удовлетворении и тут же снова рухнул. Бутылки опять остались целыми, однако, все яйца были разбиты.  "Стерильность" оказалась полностью нарушена.
 Вернувшись в гостиницу, Владик слил остатки яиц в кастрюлю, выбрал, насколько это было возможно, посторонние включения: мелкие камушки, кусочки скорлупы и т. д. Из оставшейся смеси, предварительно  взбив её, он на огромной сковородке пожарил аппетитный, пышный омлет. Пришёл голодный Годунов. На столе стояли две бутылки водки, стаканы, хлеб, тарелка с салом и сковорода с омлетом, издающим вкусный аромат жареных яиц. Годунов, выпив полстакана, набросился на омлет, Владик закусывал салом. Годунов, съев уже половину содержимого сковородки, выплюнул один камушек, потом - второй. Он удивлённо поглядел  в сторону Владика. "Ничего страшного, просто яйца по дороге "немножко" разбились, а в авоське, которую мне одолжили, обычно носили картошку из овощного магазина", - уверенным голосом успокоил Годунова Аристов...
Наконец, акт по Государственным Совместным Лётным Испытаниям (ГСИ) самолёта МИГ-29 подписан. Радость неописуемая. Забыто всё: ругань на оперативках, обиды, вражда из-за мелких обманов, подставок, нечестного поведения. Все участники - теперь друзья до гроба. Кто-то из начальников отдела КБ Микояна, кажется, Лёва Большаков или Сорокин, вспомнил затасканное определение лётных испытаний: "Сначала шумиха, потом неразбериха, затем  -  поиски виновных, наказание не виновных и награждение не участвовавших".
Праздновали окончание испытаний в "Греческом зале". Публика, естественно, основательно "расслабилась".
Наше отделение в связи с успешным окончанием испытаний получило премию. В советские времена регулярно выдавалась квартальная премия. Сектору-победителю социалистического соревнования причиталась повышенная премия. На собрании подведения итогов начальники секторов до хрипоты ругались, доказывая важность своих работ и отстаивая количество баллов, определяющих качество работы сектора. Иногда присуждение первого места в соревновании проходило без споров, когда первенство  какого-либо сектора было очевидно: выдача планового отчёта в квартале или успешное закрытие темы. Но в большинстве случаев преимущество было спорно, и руководство старалось соблюдать очерёдность. Вообще,  всё это напоминало игру "больших дядей".
Квартальную премию получал сектор-победитель. Размер премии был слабо предсказуем, и когда премия оказывалась большая, то, по согласованию с коллективом, её тратили на поход в ресторан, новое "поветрие" в институте. Раньше в ресторанах отмечали только защиты диссертаций и большие праздники, такие, как новый год, 7 ноября или 8  марта. И то не всегда. В каких только ресторанах теперь мы ни побывали: "Прага", "Гостиница Советская", "Арагви", "Пекин", "Будапешт", "Гаванна" и др. Только вот  ресторан в гостинице "Берлин" (бывший "Савой") нам не довелось посетить. К посещениям ресторанов подходили серьёзно.  Как правило, старались снять отдельный зал. Готовили стихи, плакаты, тосты, танцы под магнитофон. Все были молодые, энергичные. Редкие тематические премии отмечались в ресторанах всем отделением.
Сегодня, когда подошла пора чествовать шести-семи десятилетия сотрудников, квартальные премии уже давно исчезли. Рестораны стали не по карману. Теперь праздники отмечают в институтской столовой. Впрочем, этот факт имеет свои положительные стороны. Вокруг все свои. Подраться даже не с кем. Все оставшиеся после праздника продукты и выпивку можно теперь отнести в холодильники подразделений и с утра на местах продолжить праздник, что всегда очень кстати для поправки здоровья...
Под новый год профсоюзный комитет устраивал посещения дедом Морозом и Снегурочкой детей сотрудников. Дед Мороз с мешком подарков, купленных родителями, вместе со Снегурочкой разъезжал по квартирам и поздравлял детей. Машина, обычно, принадлежала кому-либо из сотрудников. Собственников легковых автомобилей тогда было мало, однако две-три машины в отделениях имелись.
В 1983 году Зое исполнилось 50 лет. Увлечённая работой, полная энергии, она выглядела очень молодо. Работа по МИГу -29 подходила к удачному завершению, а отладка программ на самолёте Су-27 находилась в самом разгаре. Юбилей отмечали в банкетном зале "Олимпийский". Зоя пригласила человек 80-90. Здесь были сотрудники лаборатории, руководство отделения, представители КБ Микояна и ленинградцев. Произносилось много хвалебных речей в адрес юбиляра.
 Представителей фирмы ОКБ Сухого я на празднике не запомнил, хотя работа с ними шла полным ходом, и  отзвук этой большой работы витал в зале, о ней говорили, её обсуждали. Микояновцы интересовались, хватит ли у Зои сил на работы с КБ Мкояна и КБ Сухого одновремённо. Было ощущение успеха, праздник жизни казался бесконечным.
 Анализируя  происходящие тогда события с позиции сегодняшнего дня, я считаю, что  на те годы пришёлся пик  производственной, и вообще, человеческой деятельности Зои. Её уход с работы совпал с началом стагнации авиационной промышленности... Но это произойдёт ещё через пять лет...   
В 1980 году умерла мама. Более 20 лет её мучила тяжёлая болёзнь: маниакальная депрессия. Когда ей становилось лучше, она выходила из больницы, потом болезнь снова брала своё.
 После её смерти отец через некоторое время женился. Это был брак по расчёту. Он очень устал. Ему нужна была опора, не моральная, он был сильный человек. Нужно было общение, помощь по дому, хозяйству, нужен был ведомый по жизни. Последние 20 лет он вёл жизнь холостяка-одиночки, терпел проявления болезни жены, когда она была дома. Носил  раз в неделю передачи в больницу, когда она была на лечении. Особенно ему стало тяжело после 1966 года, когда я женился и ушёл из дома. С нами он жить не хотел. Он привык быть лидером, с нами водной квартире это было не возможно. Кроме того, у нас был совсем другой образ жизни. Он любил одиночество. Был нелюдим и закрыт. Мы вели открытый, рассеянный (как сказал бы классик) образ жизни: друзья, гости, работа до трёх часов ночи, застолья и т. д.
 Его вторая жена - Татьяна Максимова его вполне устраивала. Она смотрела на него, как на богочеловека, обхаживала, ублажала, как могла.
На лестничной площадке, напротив квартиры отца в те времена
появился новый сосед. Это был знаменитый штангист и писатель Юрий Власов. Он поменялся квартирами с прежним соседом. Отец тяжело сходился с людьми, но с Власовым они стали друзьями.
             Дело в том, что отец Власова долгое время находился в Китае в статусе советника Мао Цзедуна, причём в те же годы, когда мой отец работал в Чунцыне, в столице Чан-Кай-ши. Им было о чём поговорить. Кроме того, их сближало общее несчастье: у Власова  очень болела жена. Отец никогда особо не интересовался спортом, а тут стал смотреть по телевизору спортивные передачи и болеть за Юрия.
Память о том времени запечатлена на фотографии. Лёша, Татьяна Максимова, я и отец расположились на фоне могучей фигуры гиганта Юрия Власова.  На фотографии Зоя отсутствует - она нас тогда фотографировала в Чапаевском парке, совсем не далеко от того места, где теперь вознёсся к небесам Триумф Палас...
отец умер осенью 1985 года. 25 августа, в день рождения Лёши, своего внука, он пришёл вместе с Татьяной к нам в гости, как оказалось, в последний раз. Он был оживлён, быстр, как всегда энергичен. Лёше исполнилось 18 лет, наступило совершеннолетие. Мы выпили по паре рюмок коньяка, посидели. Я для себя отметил, что отец не плохо выглядит. Только немного резче обозначилась склеротическая сетка на щеках и носу.
На другой день я улетел в Ахтубинск, там шли полным ходом лётные испытания. Известие о смерти отца было неожиданным, обескураживающим. Мне необходимо было срочно вылетать в Москву. Записаться на самолёт было далеко не просто. Мест не было. Помог Позняков и Годунов, зам. главного конструктора фирмы Микояна, им удалось записать меня на первый, вылетающий в Москву микояновский самолёт. Годунов, сочувствуя мне по поводу смерти отца, особенно сокрушался предстоящими  организационными трудностями: водку в Москве в больших количествах достать в те времена было невозможно, а мне предстояло организовывать поминки. Однако как оказалось, он напрасно волновался. При регистрации смерти, мне выдали справку, по которой в любом магазине можно было купить ящик водки.
Я приехал в свою бывшую квартиру на Чапаевском переулке. Отец лежал на диване, смерть его внешне почти не изменила. Рядом находился агент из бюро ритуальных услуг. Он попросил меня измерить рост отца, что бы заказать гроб. Я знал, что у мамы в коробке с нитками хранился матерчатый сантиметр, но коробку отыскать не смог. Татьяна в этот момент была неспособна к любому виду деятельности. Я вышел на лестничную клетку и позвонил в квартиру Власова. Открыла дверь его жена. Выслушав меня, она вынесла рулетку. Дальше всё происходило, как в тумане. На следующий день привезли венки и гроб, крышку гроба поставили рядом с дверью в нашу квартиру...
После кремации отца, провожавшие его друзья и близкие, вернулись в квартиру. Предстояли поминки. У дверей квартиры отца стояла крышка от гроба отца. Я подумал, что схожу с ума. Около двух часов назад гроб с телом отца, покрытый вот этой самой крышкой исчез в квадратном  зияющем отверстии в стене ритуального зала крематория под печальные звуки траурной музыки. Машинально я вошёл в квартиру. Татьяна, увидев моё странное состояние, догадалась, в чём дело и сообщила, что умерла жена Власова.  Крышка, стоящая на лестничной площадке, это крышка от её гроба, и как две капли воды, похожа на крышку от гроба отца...
Спустя  неделю я снова возвратился на полигон...
Работа по самолёту Су-27 совместно с фирмой Сухого в плане организации существенно отличалось от тех методов, по каким строилась работа с КБ Микояна. Главным Конструктором ОЭПРНК на самолёте МИГ-29 был начальник отдела ленинградской фирмы ЛНПОЭА Юрий Сабо. Во время испытаний самолёта на полигоне всегда находились представители ленинградцев. Они решали все вопросы по аппаратуре и организации работ с микояновцами.  При неудачном полёте у них всегда возникало "естественное" желание свалить неудачу на ошибки в математике или идеологии, т. е. на НИИАС. Но все наши внутренние "разборки" кончались мирно: смотрели СОКи, вместе разбирались в проблемах, звонили в Москву в трудных случаях, консультировались у алгоритмистов и программистов. На КБ Микояна выходили единым фронтом.
Совсем другая ситуация сложилась при работе с "Сухарями", так звали представителей фирмы Сухого. Собственно, дело было даже не в "Сухарях". За всю систему управления вооружением (СУВ) на самолёте СУ-27, т.е. и за РЛПК, и за ОЭПРНК, отвечал НИИП в лице Главного конструктора В.К. Гришина. Но радисты из НИИПа вели себя не как представители Главного конструктора, а как наши конкуренты. Любую неудачу в полёте на оценку ОЭПРНК, даже не пытаясь разобраться, они заранее сваливали на математику НИИАСа, "научно" обосновывали свои претензии и жаловались "Сухарям", хотя, зачастую, имел место отказ "НИИПовской" аппаратуры. Пока шла "свалка", они искали отказы в своём "железе". В таких условиях было сложно работать. Так до конца испытаний Гришин  и не осознал себя ответственным исполнителем, Главным конструктором всего  СУВа.
 Однако, не смотря на рабочие трудности, испытания шли полным ходом. Выпускались редакции математического обеспечения БЦВМ Ц-100: БЗПП-3, БЗПП-4 и т. д.
Как-то раз на полигон из НИИАСа прибыла большая группа сотрудников. Там были программисты, которые привезли очередную редакцию математики, радисты и ракетчики. В воскресенье компания решила выехать на природу, на Ветчинкин остров: по-рыбачить, поиграть в волейбол на белом речном песке. (О пляжном волейболе у нас тогда ещё никто не слышал). С утра народ спустился к берегу Мырни,  все погрузились на катер и поплыли к Петропавловке. Утро было раннее, до открытия магазина оставалось полчаса. Через 10 минут Тарханов потерял терпение, не выдержал и проник в магазин, стал упрашивать уже пришедшую продавщицу отпустить товар. Аргумент у него был неотразимый: "С нами дама!" Продавщица сдалась. Компания выстроилась в очередь к прилавку - Тарханов, Сельянов, Бобков, Бережнов, Борщевский  и последней - стояла  Зоя. Мужчины взяли по две бутылки. Когда к прилавку подошла "дама", то  попросила продать ей пять бутылок. Видавшая виды продавщица недоверчиво-удивлённым взглядом окинула "даму".
Компания, оживлённо беседуя, расположилась на берегу. Босые ноги ласкает тёплый  песок, рядом сверкает водная гладь реки. На плоском дне перевёрнутой лодки стоят бутылки, закуска и стаканы, предусмотрительно припасённые заранее. Ехать на остров уже никому не хотелось. Зачем ехать, когда и здесь хорошо!
Лёва Бережнов, как обычно, напился. Боря Сельянов строго выговаривал ему, напоминая, что в таком виде его в метро не пустят. Лёва  заплетающимся языком искренне огорчался и просил отвезти его домой на такси. "Я заплачу!" - кричал он. Спьяну, он запамятовал, что находится не в Москве, и ближайшее метро существует только в Волгограде.
  На следующий день Лёва с больной головой неуверенным шагом брёл по площадке перед старым "Микояновским" ангаром по направлению к нашей технической позиции. Он плохо видел даже в очках. Перед ангаром стояли несколько самолётов. Лёва со всего размаха врезался лбом в плоскость одного из них. Я подошёл к Лёве. Он ползал по бетонке в поисках очков и громко и зло жаловался: "Понаставили, паразиты, понимаешь, самолётов, пройти негде!" "Лёва, ты, кажется, чуть не споткнулся?" - весело посочувствовал ему, шедший вслед за нами Татаринов. "Балбес!" - огрызнулся Бережнов, нащупав, наконец, свои очки с треснувшим стеклом.
Иногда, по субботам, микояновцы, арендовавшие прогулочный кораблик под названием "Зенит", организовывали массовый выезд на рыбалку. Выезжало человек до сорока, сотрудников фирмы и смежников. Чтобы записаться на прогулку, необходимо было  внести свою фамилию и название организации в список, приколотый к внутренней стороне ворот старого микояновского ангара. Записаться нужно было заранее, так как желающих было больше, чем мест на катере. Впрочем, нам, как уважаемым смежникам, обычно не отказывали.
Погрузка и отплытие происходило рано утром, в три часа, у берега Мырни. Отягощённые рюкзаками, снастями, рыбаки ждали прихода кораблика, который стоял на приколе в Петропавловке. Вот и корабль! Чертыхаясь, публика грузилась на верхнюю и нижнюю палубы. Темно, холодно, неуютно. Я проклинаю всё на свете: "ну, какой я рыбак! И чего  потащился? Спал бы спокойно в тёплой кровати".
Глухо стучит машина, катер трогается. Постепенно  тьма рассеивается. Небо светлеет, у самого горизонта становится бледно розовым. По мере увеличения высоты, розовый свет плавно переходит в голубой, чуть выше - в синий и, затем, в сказочный лиловый. Всё это великолепие красок отражается в зеркальной глади реки. Проплывают берега, обрывистые с одной стороны и пологие  - с другой. Берега густо оторочены зеленью - кустарником и деревьями. Если не считать стука двигателя катера, вокруг разлита звенящая, первозданная тишина! Картина дивная. Зачем ехать на Багамские острова или Таити? Здесь так красиво! Показался священный диск солнца. Потеплело. Я уже не жалею, что поехал на рыбалку.
У пологих берегов песок жёлтый, смешанный с глиной. А вот на островах, намытых течением в середине реки, песок белый, чистейший, промытый и профильтрованный водами Волги. Целые дюны, покрытые рябью, напоминают барханы на Эмбе. По песку величаво ходят бакланы и еще какие-то длинноногие птицы, а также чайки.
Причаливаем к заранее выбранному живописному месту. Народ проснулся и готовит рюкзаки. Легкий завтрак: помидоры, яйца вкрутую, хлеб, огурцы, бутерброды с сыром и колбасой. В перспективе  сутки на природе, с рыбалкой, купаньем, кострами, гитарами, ухой, футболом. Люди разбиваются на группы, кто-то идет на озёра, кто-то  - на берег реки...
В самом конце испытаний самолёта Су-27 оценивался режим стрельбы из пушки по воздушным целям. Сбить мишень долго не удавалось. Мы стали грешить на ошибки пристрелки пушки. Было принято решение пристрелять пушку в тире. Самолёт прицепили к тягачу и поволокли на стрельбище-тир, расположенное в нескольких километрах. Замыкала колонну машина с механиками и инженерами. Погода была мерзкая, накануне шел мелкий дождь. Дороги развезло. Пока  самолёт катили по бетонке, все шло по плану. Но где-то в середине пути дорогу перегородил заглохший бензовоз. С полчаса ждали, пока его заведут, потом решили объехать неожиданное препятствие. Однако вся кавалькада застряла в густой грязи на обочине. Самолёт утонул до половины стоек шасси. Машина с людьми вернулась назад. Я зашёл в кабинет руководителя испытаний. За столом сидел заместитель Главного конструктора Коля Никитин и громко кричал в телефонную трубку: "Как  же вы, мерзавцы, ухитрились утопить в грязи самый лучший в мире истребитель!"
Самолёт вскоре вытащили,  пушку пристреляли. Неудачная стрельба, как всегда, обуславливалась совсем  другой причиной. Её обнаружили и устранили. Через несколько дней после описанных событий, полковник Картавенко успешно поразил воздушную мишень из пушки методом "Несинхронная стрельба".


   
          17. КРЫЛО ИКАРА, ПАРЯЩЕЕ НАД ОБРЫВОМ
   
Город Ахтубинск своей окраиной выбегает на берег одного из протоков Ахтубы - Мурни. Обрывистый берег, крутой и высокий, метров 25-30. Во время весеннего разлива вода подходит к самому обрыву, почти отвесной глинистой стене, затопляя пространство между рекой и обрывом. Расположенные на этом пространстве деревья стоят "по пояс" в воде. Когда вода отступает, от середины стволов обнажаются корни, которые пускают деревья, пока стоят в воде. На плоском пространстве перед обрывом после отступления воды, зеленеет травка. У самой воды образовывается  пляж с полоской мелкого песка. Это любимое место отдыха местного населения и командированных инженеров. По выходным дням в жаркую погоду на пляже негде яблоку упасть. Приходят семьями, играют в волейбол, загорают, приносят арбузы, пиво. Речка достаточно широкая, вода чистая. Иногда спокойствие купальщиков возмущают редко проходящие баржи и снующие взад-вперёд катера. Впрочем, покачаться на волне, расходящейся от быстроходного катера, большое удовольствие, за неимением приливной волны океанского прибоя. Только необходимо следить, чтобы не попасть под острый нос катера.
От нашей гостиницы "Весна" мы спускались к пляжу по оврагу (сотри фотографию), который имел не очень живописный вид. В 80-х годах овраг начали, было засыпать строительным мусором. Какую-то часть засыпали, но потом стройки на долго закончились, и засыпать овраг бросили. Когда через 15 лет стройки возобновились, то это уже были частные стройки, и мусор свозили куда-то в другое место. о выравнивании ландшафта никто не думал.
На самой верхней точке обрыва, рядом с тем местом, где через Мурню переброшен автомобильный мост, в 80 годах  воздвигли мемориал в память о погибших лётчиках-испытателях. На длинных плитах-стелах черного полированного мрамора выбиты фамилии летчиков лётно-испытательного института, погибших  при испытаниях самолётов. Многие фамилии мне известны. Кузнецова я лично не знал, он погиб незадолго до моего появления в Ахтубинске. Но когда я приехал, все только и говорили об этой катастрофе.
Латкова я знал, он летал на МИГ-29, отрабатывал режимы ближнего боя с РЛПК. Мы часто встречались с ним при проработке полётных заданий и разборе полётов. Это был умный лётчик с инженерным мышлением. Погиб он в полёте на подмосковном аэродроме Кубинка.
Среди мраморных плит стоит единственный скульптурный портрет. Это портрет лётчика Стогова. Его подарил  городу волгоградский скульптор. Портрет очень похож на оригинал. Я Стогова видел один только раз, но хорошо запомнил.
Однажды, в период начала испытаний самолёта МИГ-29, как-то утром, при отъезде на работу, я заметил толпящихся у служебного автобуса группу офицеров. Среди них я узнал несколько знакомых лётчиков, в том числе и  Мигунова, основного лётчика-испытателя самолёта МИГ-29. Сегодня ему предстоял полёт на оценку режима стрельбы из пушки. Я подошёл к нему, и мы стали обсуждать методику полёта. Я пытался на пальцах объяснить ему, что нужно делать, чтобы получить нужные характеристики для полной оценки. Мы, размахивая руками, как крыльями, "летали" друг вокруг друга, исполняя виражи и отвороты. Только что не жужжали. Рядом стоял молодой, незнакомый мне полковник и от души смеялся, глядя на нас. Это был Стогов. Через несколько дней он погиб в полёте. Говорили, что его прочили в начальники первого управления войсковой части, которое занималось оценкой боевой эффективности самолётов, в состав управления также входили лётные экипажи. После гибели Стогова начальником управления был назначен Мигунов.
Стогов провел множество сложнейших испытательных полётов на оценку предельных характеристик аэродинамики и устойчивости самолёта и прочность, где риск действительно был очень велик, а разбился в рядовом,  простом полёте на самолёте-разведчике погоды. Судьба!
На фотографии: слева на право стоят сотрудники отделения №13,  Юрий Тарасов, Вячеслав Стариков, Евгений Каплун. Несколько поодаль - бюст Стогову.
Ребята с фирмы Микояна рассказывали об уникальном случае с лётчиком Фастовцем. Его самолёт, МИГ-23, разбился во время испытательного полёта. Лётчика не нашли. Очевидно, он погиб. Вечером, гостиница "Дон", где жила в то время основная масса "микояновцев", пребывала в глубоком трауре, люди молча, не чокаясь, пили в память о погибшем друге. Ближе к концу ночи появился живой Фастовец, промокший, весь в ссадинах и синяках. Оказывается, он успел катапультироваться и упал в озеро. Уже изрядно нагрузившаяся публика начала радостно праздновать счастливое возвращение Фастовца.
Такой грандиозной пьянки старожилы не помнили с давних времён. Я не был знаком с Фастовцем по работе, но однажды встречался с ним в каком-то очередном застолье (он сидел за столом напротив меня), во времена испытания "Кайры". Я внимательно смотрел на живую легенду. Худенький, скромный, очень спокойный человек. За столом он был почти не заметен.
Сегодня в память о погибших лётчиках на крутом обрыве стоит титановое крыло, выполненное в абстракционистском стиле. Оно было воздвигнуто в 1971 году, раньше создания мемориала, и символизирует бессмертие крылатых душ мужественных людей, отдавших свои жизни любимому делу, исполнивших свой долг до конца. Для нас они  продолжают свой полет в вечности... Вокруг разбит парк с деревьями, с кустами роз и циний, стоят лавочки, красивые фонари.
Я уже писал, что в нашем подразделении успешно работает большая группа местных жителей, которая уже длительное время занимается обработкой результатов лётных испытаний и анализом результатов полётов. В семидесятые годы они выполняли вспомогательную роль: производили нехитрые расчёты, оформляли документы, строили вручную графики. Тогда основные работы по тематике вели москвичи. Постепенно местный народ приобретал квалификацию, инженерную закалку. Появилась самостоятельность и уверенность в работе. Конечно, суть боевых режимов, алгоритмы БЦВМ москвичи знали гораздо лучше, так как  готовились к лётным испытаниям заранее. Участвовали в моделировании на московских нииасовских стендах, создавали математические модели сопровождения лётных испытаний.
Но за долгие годы работы наши ахтубинские коллеги очень подтянулись. Учитывая, что за последние 15 лет российская авиационная промышленность ничего принципиально нового не создала, в знании "старых" систем местные кадры догнали москвичей и сегодня работают абсолютно самостоятельно.
Сформировались грамотные, устойчивые коллективы Кожухиной, Ефременко, Щербинина и другие работоспособные, уважаемые  нами и смежниками группы специалистов. Каждый коллектив имеет свое неповторимое лицо, особый подход к работе. Я просто не представляю сегодня работу нашего отделения без этих людей. Техническое вооружение подразделений сегодня самое современное: мощные компьютеры, принтеры, сканеры, видеомагнитофоны.
В тяжелые девяностые годы, когда работа на полигоне замерла и денег почти не платили, многие кадры "разбрелись", спасаясь, кто как может. Но основной костяк, "подтянув пояса", всё же остался и пережил вместе с институтом  тяжёлые времена испытаний на прочность. Потом наступила полоса испытаний иного рода. Фирма Сухого одна из первых  преодолела затяжной кризис, получив иностранные заказы. На фирме стали платить сотрудникам  приличные деньги. А у нас пока ещё не было ни работы, ни зарплаты. Некоторые наши кадровые сотрудники дрогнули и перешли на фирму Сухого. Я бы не стал их за это упрекать. Каждый выживает, как может. У меня в секторе в трудные годы остались только холостые и бездетные сотрудники. Им выжить было легче на зарплату государственного служащего-инженера! Остальные разошлись по банкам, частным компаниям: с вычислительной техникой все были знакомы. Кто-то ушёл в охранники и разнорабочие.
 Я их понимаю и даже сочувствую, но всё же с особой теплотой отношусь к тем, кто не покинул НИИАС в тяжелые времена.
Я считаю, что крыло также поставлено и  в память инженеров, посвятивших свою жизнь авиации. Конечно, они не погибали на борту самолёта во время аварий в испытательных полётах. Но сколько сил, нервной энергии они отдавали своей тяжелой работе! Затяжные технические проблемы и неудачи приводили к стрессам, оборачивались инфарктами и инсультами.
 Давно ушёл из жизни Зырин, Главный конструктор самолёта СУ-17, на борту которого был испытан "Прожектор". Умер Хорол, Рустем Семёнович Турок, Главный конструктор ОЛСа. Завершил свой славный жизненный путь Виктор Константинович Гришин.
Пусть их фамилии не выбиты на мраморных плитах  мемориала, но знаменитое Крыло парит в своём вечном полёте над обрывом и в память о них тоже.
На моих глазах происходила смена Главных конструкторов самолётных КБ. Может быть, моё мнение поверхностное и субъективное, но, по-моему, поколение Главных конструкторов "от кульмана" постепенно уходит в прошлое. За короткий период Главными и Заместителями Генеральных конструкторов стали бывшие ведущие инженеры по самолётам, имеющие хватку, знания по широкому спектру вопросов, настойчивость, умеющие организовать работу разношерстного коллектива специалистов, включая смежников. Это скорее организаторы, чем конструкторы самолётов. Новых оригинальных идей от них ждать не приходится.
В последнее время появилось совсем молодое поколение руководителей, напоминающих скорее менеджеров от авиации. Они больше понимают в финансах и тонкостях политики, чем в конструировании самолётов. Может быть, это и правильно? Интересно, как там у них, "загнивающих", в Америке и Европе решены эти проблемы?
О Хороле я уже написал достаточно подробно, а вот о Гришине упомянул лишь вскользь, по поводу испытаний системы "Заслон" на самолёте МИГ-31. С Гришиным я вплотную столкнулся на испытаниях самолёта СУ-27, он был главным конструктором РЛПК на этом самолёте. В разгар испытаний, каждый день с утра все специалисты собирались в кабинете технического руководителя от фирмы Сухого. Вёл совещание сменный технический руководитель Конохов, Никитин, или Марбашев. На совещании обсуждались результаты прошедших полётов и планировались полёты на этот день. Я представлял интересы НИИАС, организации, которая разработала программно-математическое обеспечение БЦВМ, управляющей той частью системы вооружения, которая использует информацию от ОЛСа - оптико-локационной системы. Часто наши с Гришиным интересы сталкивались: многочисленные пульты изготовляли "гришинцы", кроме того, имелись режимы совместного применения РЛПК и ОЛСа. Все возникающие проблемы, неудачи, связанные с работой режимов работы ОЛСа, Гришин пытался беззастенчиво свалить на НИИАС. Однако у нас, как и при испытаниях самолёта МИг-29, на месте испытаний был свой стенд, где мы могли всегда доказать, что наша математика безупречно работает, сняв с самолёта БЦВМ и проверив её на стенде. В случае обнаружения ошибок в математике Зоя узнавала в Москве об этом первой, быстро на стенде устраняла их с помощью алгоритмистов, проверяла исправления на стенде. Исправленные микросхемы на самолёте отправлялись на полигон. 
Когда Виктор Константинович  "валял дурака", используя свой авторитет, пытался свалить свои ошибки на НИИАС и выиграть время, я его как мог, пытался  урезонить: "Виктор Константинович, ведь вы -  доктор технических наук, лауреат Государственной премии, Герой социалистического труда, зачем же так мелко жульничать!" - выговаривал я ему".  "Ладно, Женя, не расстраивайся! Работа есть работа", - отмахивался он, глядя на меня своим весёлым, обезоруживающим взглядом синих глаз.
От постоянных забот голова у него к концу дня пухла. Помню такой случай. При выезде с территории войсковой части у проходных необходимо было предъявлять охране пропуска. Как-то вечером мы с Гришиным в машине проехали через проходную, проскочили  по мокрой асфальтовой дороге до железнодорожного переезда. Переезд был закрыт, и машина остановилась у шлагбаума. Гришин, задумавшись, автоматически  вытащил свой пропуск и стал искать глазами, кому бы его предъявить.
Сам Гришин по образованию был не радист, а "автоматчик". На "радиолокационных" фирмах Главные конструктора обычно выдвигались из радистов, Гришин был исключением. Он прекрасно разбирался в тонкостях радиолокации. Он сам тщательно смотрел информацию с распечаток СОКа. По многим, даже самым мелким техническим вопросам он единолично принимал решения, часто сковывая инициативу подчинённых. За это качество подчинённые его часто между собой поругивали.
Гришин был убеждённый сторонник отладки математического обеспечения БЦВМ на месте испытаний. У радистов установилась, по мнению Зои, порочная практика перепрошивки математики "на коленке", на полигоне после каждого неудачного полёта. Зоя считала, что решение о перепрошивках должно приниматься в Москве, после моделирования на стенде и тщательной проверки результатов. На полигоне можно было в спешке ошибиться, да и документирование вести сложно, можно легко запутаться в изменениях. Может быть, она была и права, но только отчасти. Она занималась математикой управления ОЛСом, сигналы которого  можно было достаточно точно подыграть на стенде. Имитировать реальные сигналы работы РЛС на стенде было очень трудно или практически невозможно, поэтому  место отладки и допрошивки системы всегда рано или поздно перемещалось на полигон. Хотя, конечно, боевые алгоритмы, сложную логику системы целесообразно отлаживать на стендах. В этом смысле Гришин, скорее всего, ошибался.         
Гришин был весёлый человек, высокого роста, с большим животом. Его звали за глаза "человеком-горой" (а когда его назначили Генеральным директором предприятия "Фазотрон", объединившего НИИП и НИИР, то его прозвали "Пузотрон"). Он выглядел обманчиво-простоватым, с наивным взглядом синих глаз.
 Он был страстным рыбаком. Выехать на природу, бродить по колено в воде, вытаскивая из сетей бьющую хвостом рыбу, для него было огромным удовольствием и отличным отдыхом. У нас  в НИИАСе с юмором говорили, что Гришин специально придумал технологию отладки программ БЦВМ на месте испытаний, требующую долгого нахождения классных специалистов на Волге, из-за своей страстной любви к рыбалке.
На этапе завершения лётных испытаний самолётов МИГ-29 и СУ-27 в руководстве МАПа возникло желание сравнить эти самолёты путем организации свободных ближних боёв. Зам. Главного конструктора МИГ-29 Анатолий Белосвет бил себя кулаками в грудь, доказывая, что МИГ, "как нечего делать", выиграет ближние бои: тяговооружённость выше, размер самолёта меньше, и, вообще, самолёт оптимизирован под режим "Ближний воздушный бой". Конохов и Никитин рвали на себе рубахи, доказывая, что СУ победит "без вариантов".
Когда дело доходило до реальных шагов по организации эксперимента, всё как-то тормозилось по объективным причинам. Причём, процесс тормозили обе заинтересованные стороны, которые не хотели рисковать. Одно дело выигрывать у соперника на словах, и совсем другое дело, проигрыш в реальном эксперименте. Полной уверенности ни у кого не было.  Эксперимент так и не состоялся...
Спустя много лет я прочитал воспоминания руководителя нашего института Е.А.Федосова "Полвека в авиации. Записки академика". Он так пишет о конкуренции фирм в те времена: "Когда Симонов стал генеральным конструктором ОКБ Сухого и получил в наследство от Черникова компоновку СУ-27, то продолжил работу над самолётом... Надо сказать, что уже сделанный СУ-27 достаточно успешно справлялся с поставленными задачами. Мы его отмоделировали на своих стендах, он не уступал, естественно, F-15, хотя и не превосходил его. Но Симонов, как позже он сам признался, больше интересовался не американским F- 15, а нашим Миг-29. Для него главным конкурентом, оказывается, был не американский истребитель, а этот самый МИГ.
 Я высказывал всегда мнение, что тяжёлый самолёт должен быть менее маневренным, чем лёгкий: "Есть законы физики, и маневренность определяется инерцией. Поэтому вы не сможете развернуть СУ-27 так же быстро, как МИГ-29".
Правда, это было скорее эмоциональное заявление, чем научное, - если у вас есть большие управляющие силы, вы можете преодолеть повышенную инерционность... И Симонов перекомпоновал управляющие органы СУ-27 - рули направления и высоты, элероны, закрылки и предкрылки, усилив всю управляющую структуру самолёта... Так что по маневренности СУ-27 стал не только не уступать МИГ-29, но в какой-то момент и превосходить его". Я тогда всего этого не знал и был уверен, что МИГ в ближнем бою выиграет, из тех же соображений, которые эмоционально высказывал Федосов.
 Анализируя возможности самолётов СУ-27 и МИГ-29 в ближнем бою, я хотел бы отметить один момент. Самолёт Миг-29 был специально спроектирован для ведения ближнего боя. СУ-27 соптимизирован под дальний бой и перехват. КОЛС, установленный на МИГе, очень хорошо показал себя на лётных испытаниях  в ближнем бою, после доработок по ликвидации "сползания" на факел двигателя цели. При испытаниях СУ-27 в аналогичных условиях возникли большие трудности при работе ОЛСа. Я считал, что из общефилосовских рассуждений это вполне объяснимая ситуация. Так и должно быть. Учитывая, что элементная база и СУ и МИГа  была одинаковая, невозможно, чтобы во всех режимах прибор работал одинаково хорошо. Оптимизация режима дальнего боя на СУ должна была происходить за счёт ближнего. Ведь на МИГе режим дальнего боя оказался очень "слабым"! Я не мог себе и представить, что старанием хороловцев и НИИАСа, посредством доработок ОЛСа и программ  БЦВМ СЦВ-2 удастся добиться отличной, устойчивой работы прибора также и в ближнем бою... Давно отгремели эти события, самолёты давно уже летают в строю наших ВВС, пошли на экспорт, даже несколько устарели...
Совсем недавно, в день тридцатилетия создания нашего отделения, несколько москвичей, оказавшихся в этот момент в Ахтубинске, сфотографировались с ахтубинским коллективом на фоне Крыла, воздвигнутого в память о погибших лётчиках (и, по моему мнению,  также в память об ушедших из жизни авиационных инженерах).             
               
                18. ОБМАНЧИВАЯ ТИШИНА
 
В СССР авиация являлась приоритетной отраслью, обласканной Сталиным. Именно лётчики первыми получили звания Героев Советского Союза. Авиаконструкторы были в фаворе, КБ хорошо финансировались, зарплаты плотили высокие. Инженеры подкармливались правительством. Авиация и авиационная промышленность развивалась быстрыми темпами. В литературе, песнях, кинофильмах создавался ореол вокруг "Славных Сталинских соколов". Вся страна знала имена Туполёва, Поликарпова, Яковлева, Лавочкина, Микояна, Петлякова, Мясищева. Сталин создал мощную авиационную индустрию, которая на первых парах продолжала крепнуть и при Хрущёве. Однако вскоре Хрущёв увлёкся ракетной тематикой. Он считал, что все проблемы обороны и противостояния с американцами решат баллистические ракеты с ядерными боеголовками. Лучший способ обороны - нападение. Ресурсов на всё не хватало, авиацию начали "прижимать". Война во Вьетнаме показала, что авиацию рано начали "списывать" со счетов, в том числе и авиационную пушку, которую, было, сняли с МИГа-21 и заменили ракетами. После воздушных боёв во Вьетнаме, пушку опять поставили. Финансирование возобновилось, однако отставание в авиационной промышленности ещё долго давало о себе знать.
Расцвет военной советской авиации пришёлся на эпоху Брежнева - Устинова - Кутахова. Конечно, тут сыграло свою подстёгивающую роль соперничество между СССР и США в небе Вьетнама и Ближнего Востока. Американцы создавали F-14, F-15, F-18, Б-1 и др. В СССР разработали МИГ-23, МИГ- 25, МИГ-31, МИГ-29, СУ-24, СУ-27, СУ-25, ТУ-160.
Для многих эпоха Брежнева - это время стабильности, для других - период застоя. К концу правления Брежнева политбюро состояло из древних старцев и пожилых людей: Громыко, Косыгина, Тихонова, Пельше, Суслова, Черненко, Кириленко, Устинова, Андропова. Многие из них, Косыгин, Суслов, Устинов, Громыко, занимали высокие посты ещё при Сталине. Всем вместе им было почти тысячу лет.
Несмотря на то, что время правления старцев считалось эпохой стабильности, осторожной внешней и внутренней политики, тем не менее, при Брежневе состоялось вторжение в Чехословакию, ввод наших войск в Афганистан - начало конца СССР. Эпоха Брежнева представлялось мне растянувшейся на долгие годы, вялотекущей трагедией. Временем окончательного и мучительного расставания с идеями построения мирового социализма, создания свободного, быстро развивающегося советского общества, наконец, освободившегося от Сталина и его репрессивного аппарата.
Особенно тяжело воспринималось частичная реабилитация Сталина. В знаменитой программной статье в подвале "Правды", опубликованной к столётию вождя (в1979 году), говорилось о противоречивой роли Сталина. Роль его в построении социализма огромна, борьба с "двурушниками" оправдана. Однако в его деятельности имели место отдельные перегибы, излишние репрессивные акции, несколько затормозившие развитие страны. Теперь это был официальный взгляд руководства.
  В обществе возникла странная ситуация. После 20 съезда был опубликован доклад Хрущёва о кровавых, страшных репрессиях, организованных в стране тов. Сталиным. Масса оставшихся в живых жертв репрессий освободились из лагерей. Многие участники революции были оправданы, их добрые имена восстановлены. Издавалась литература о героях Гражданской войны, фамилии которых я не знал. Я в истории ВКП(б) и КПСС читал про врагов народа Тухачевского, Блюхера, Уборевича, Егорова, Якира. Теперь они снова оказались героями. А вот фамилий Левандовского, Примакова, Жлобы, Путны и многих других я не знал. В детстве я всегда удивлялся огромному количеству белых генералов, воевавших против Красной Армии и упомянутых в литературе: Деникин, Корнилов, Врангель, Краснов, Марков, Сидорин, Кутепов, Мамонтов, Юденич, Колчак, Май-Маевский и многие, многие другие. Им противостояли легендарные герои: Ворошилов, Буденный, Фрунзе, Щорс, Котовский, Чапаев, Пархоменко. И всё... Армий и дивизий в Красной Армии, очевидно, было много, гораздо больше, чем известных всей стране героев-полководцев. Я всегда задумывался: ведь кто-то же  командовал этими многочисленными соединениями? Теперь всё стало ясно. В литературе хрущёвского времени особо отмечалось, что многие герои Гражданской войны были необоснованно репрессированы в 37-39 годах.  Публиковались воспоминания генералов и маршалов, сидевших в лагерях. Я читал воспоминания генерала армии Горбатова, маршала Рокоссовского, вышли воспоминания генерала армии Батова. Они в красках описали свою жизнь, в том числе и в ГУЛаге.
 Странность ситуации  заключалась в том, что после частичной реабилитации Сталина литературу хрущёвского периода не изъяли. Более того, о многих уничтоженных деятелях партии и армии упоминалось во всех справочниках по истории революции.  Только вот причина смерти не указывалась. Про смерть вообщё  не упоминали, просто указывали даты рождения и смерти. Читая эту историческую литературу, возникала мысль о страшной эпидемии среди руководства партии и армии в 37-39 годах.
 Следует сказать, что Хрущёв реабилитировал только уничтоженное просталинское крыло партии, "доблестно" боровшееся под руководством "вождя всех времён и народов" против "агентов мировой буржуазии, засевших внутри партии". Троцкисты, бухаринцы, сторонники Зиновьева и Каменева продолжали оставаться врагами народа. Но, если Троцкий являлся наиболее решительным и последовательным борцом против кровавой диктатуры Сталина, тогда почему он  продолжает оставаться врагом?  В общем, история партии и страны оказалась предельно запутанной.
Все эти вопросы в полголоса обсуждались на кухне. При Хрущёве успели выйти книги детей репрессированного поколения. Интеллигенция на "кухнях" зачитывались книгами Трифонова ("Дом на набережной"), Аксёнова ("Коллеги", "Звёздный билет", "Апельсины из Марокко"). 
В среде интеллигенции зрел робкий протест, образовывалась "кухонная" оппозиция. При Сталине такого обстоятельства себе представить было невозможно! Нарождались  "самиздат" и движение диссидентов, как идеологическое противодействие косвенному оправданию Сталина и процессу свёртывания остатков "оттепели", надежд, ожиданий свобод и лучшей жизни.
В стране расцветала свобода на "кухне". О чём говорили? О "черной дыре" - сельском хозяйстве, сколько средств ни вкладывай, всё напрасно. Отдельные Совхозы миллионеры- маяки только раздражали, равно, как и сказки про "построение коммунизма в 80 году". Обсуждали сковывающую развитие экономики уравниловку: работай - не работай, получишь на 10 рублей больше или меньше. Критиковали привилегии номенклатуры.
 Где-то в глубинах общества, незаметные, как морская зыбь, возникали волны протеста.
В "самиздате" появилась "лагерная" литература: "Колымские рассказы" Шаламова, рассказы Разгона, а также - знаменитый капитальный труд  "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына и "Доктор Живаго", роман Пастернака, написанный ещё при Хрущёве. 
С "кухнями" власть бороться была не в силах, но наиболее активных, публично выступающих борцов, сажали в "психушки", например, генерала Григоренко. Не мог же нормальный, психически здоровый человек выражать  недовольство такой гуманной властью, проявляющей "постоянную заботу о простых тружениках!"
Мы с Зоей и друзьями тоже часто сидели на своей шестиметровой кухне в хрущёвке и под периодическое журчание холодильника ЗИЛ  обсуждали различные проблемы. Каждый из сидящих на кухне мыслил себя Великим Реформатором. Мы все сходились на том, что атомная промышленность, тяжёлоё, точноё машиностроение и "оборонка" у нас были не хуже, а может быть, даже лучше чем на Западе. В стране строили шагающие экскаваторы, гигантские самосвалы, оборудование для ГЭС и АЭС, высокоточные станки и электрооборудование.
 Это потом оказалось, что большая часть нашей продукции (не вся, конечно), проявила себя неконкурентоспособной на международном и, частично, даже на внутреннем рынке. Всё в одночасье рухнуло... Вот "оборонка" выдержала прессинг, выстояла и начала приносить прибыль государству, по крайней мере, так пишут в газетах.  Продукцию покупают "Третьи страны". Впрочем, тогда мы ещё этого не знали.
 В легкой промышленности и сельском хозяйстве, в отличие от тяжёлой промышлённости, как нам тогда казалось, наблюдался очевидный провал. Как-то я в беседе на кухне сказал, что выход из положения лежит в принятии плана НЭП, ведь эта была идея Ленина, а отменил НЭП в своё время уже Сталин, сломив противодействие группы Бухарина.   
Один из моих собеседников выразил сомнение в возможности повторного введения НЭПа, приведя неожиданные, но весьма веские аргументы. "При НЭПе любой удачливый лавочник или мелкий производитель может в месяц заработать в несколько раз больше зарплаты "высокого" государственного чиновника. Разве власти могут такое допустить?" - сказал он. Мысль о том, что чиновники могут наплевать на свои зарплаты и "доить" новых нэпманов, получая "бешенные" деньги криминальным путём, нам даже в голову не приходила!
"Железный занавес" к тому времени изрядно поистрепался. За границу часто выезжали спортсмены, артисты, различные делегации. Привозили дефицитные товары и рассказы о жизни в Европе и Америке. Оказывается, Запад совсем не "загнивает". Информация о жизни на Западе по рассказам очевидцев и вещания "вражеских " голосов часто обсуждалась на "кухне". Может быть, если бы власти так откровенно не лгали народу о сегодняшнем положении в стране и в мире и не выдавали бы в своё время  столько несбыточных обещаний, то раздражение "кухонной" аудитории было бы много меньше...
Если бы мы в то время могли хоть одним глазком заглянуть в своё недалёкое будущее, то наши проблемы показались бы нам просто смешными. Каким станет наше существование после развала СССР и экономического краха страны, мы не могли себе представить даже в кошмарном сне. Разве можно было тогда себе представить, что инженерам, врачам, учителям и другим "бюджетникам" месяцами не будут платить зарплату, когда семьи садятся обедать по утрам, так как к вечеру цены резко повысятся, и доктора наук привыкнут ездить на трамваях "зайцами" из-за отсутствия денег на билет.
 Прямо Ремарк какой-то! Германия после военного разгрома 1918 года! На мы-то сами дошли до такой жизни. Правда, появилась свобода: говори, что хочешь и где хочешь! Выборные политические лица с экрана телевизора улыбаются - "Мели Емеля, только на что это повлияет!"
Леонид Ильич Брежнев, по воспоминаниям знавших его близко людей, был далеко не глупым человеком, добрым, обязательным, сметливым, компанейским. Он обожал охоту, любил хорошо поесть, уважал дорогие машины, помнил добро, заботился о подчинённых и сослуживцах, в трудных ситуациях всегда выручал, в отличие от равнодушного Горбачёва.   Он не был романтиком.  Пожалуй, для себя "за жизнь" он уже всё понял.   
  Именно при Брежневе некоторые партийные функционеры стали проявлять интерес к приобретению серьёзной собственности. Приступили к скупке недвижимости, валюты, предметов искусства, с любопытством и завистью поглядывая на Запад.
Мы с Зоей часто обсуждали феномен популярности Аркадия  Райкина. (Всё на той же кухне). Райкина в стране любили. Конечно, он прекрасный комедийный актёр, мастер короткой миниатюры и мгновенного перевоплощения. Мне казалось, что сила его таланта многократно умножалась характером творческого репертуара. Его интермедии были посвящены не только осмеянию отдельных частных недостатков, "родимых пятен", пережитков. Зачастую, критика отдельных теневых сторон жизни переходила в критику системы. Он, порой, на сцене балансировал на грани дозволенного. Пожалуй, в то время власти разрешали "такое" только Райкину. То ли тут сыграла роль личная симпатия главных идеологов к актёру, то ли власти решили бросить кость фрондирующей интеллигенции - пусть хотя бы в театре "спустит пар".      
 
               

                19. ДЕРЕВНЯ
 
После смерти моего отца мы получили небольшое наследство и решили приобрести дом в деревне. У нас с Зоей было единое мнение - что дачный участок, распределяемый профкомом, нас не устраивал. Мы считали, что дачные товарищества это муравейники, "шанхаи". Хотелось окунуться в атмосферу деревни с чистым воздухом, лесом, полем. В тишину и покой.  В то время законы страны не позволяли это сделать. Наши знакомые получили дома в деревнях или по наследству, или по дарственной. Мы решили последовать их примеру. Пока мы размышляли и примеривались, наступила горбачёвская перестройка и законы, позволяющие приобретать собственность в деревне, все же появились. Узнав о наших желаниях, давний наш знакомый  Слава Зинич предложил мне поехать в деревню, где он провел детство и у него был дом, наследное "поместие". "Там идёт смена поколений, освобождаются дома, можно не дорого купить неплохую избу",  - уговаривал он меня.
 Слава был начальником лаборатории в отделении Тарханова и сидел в одном кабинете с Зоей.
Слава Зинич пришёл в НИИ-2 на практику из МИФИ на полгода позже меня. Свой диплом он писал под руководством Баткова, который в то время был заместителем заведующего кафедрой  МИФИ Кузина. После окончания института Слава с самого начала занимался вопросами управления самолётом в системе "Заслон", в то время как большинство сотрудников были загружены ракетными вопросами.
Я  согласился на его предложение, и однажды осенью мы с Зиничем поехали на машине в его деревню с холодным названием Студенцы. Дорога была долгой, мы проехали по горьковскому шоссе, бывшему знаменитому  владимирскому тракту, почти половину центральной России. Путь лежал через три области: Московскую, Владимирскую и Ивановскую. Небольшая деревня, расположенная в трёхстах пятидесяти километрах от Москвы, недалеко от старого русского города Шуя, мне понравилась, особенно, живописные развалины церкви на поляне посреди села.
  Голубым небом сияла осень, волны душистого тепла исходили от покрытой жёлтой листвой земли.  Деревья стояли одетые в багрянец и золото. Лес - совсем рядом.
 На меня произвело большое впечатление чистота в деревне. Мусор жители выносили далеко за околицу, в овраг. Избы -  ухожены, наличники выкрашены. Подмосковные деревни,  которые мне привелось посещать, казались ветхими, замусоренными.
Некогда это было большое богатое село. Купцы-лесоторговцы в конце 19 века поставили в центре села кирпичную церковь, с шатровым куполом и колокольней. Судя по размерам церкви, приход был многолюдным: в селе жило большое количество людей. Эти факты я узнал от стариков, они же поведали, что в селе имелась кузница, небольшой кирпичный заводик. Многолюдность также определялась тяжёлым крестьянским трудом, иначе в те времена было невозможно управиться в хозяйстве. Крестьянский труд - ручной, тяжёлый. Жили, по рассказам стариков, богато, весело. Праздновали яблочный спас, престольные праздники, с умеренным хмелем, кулачными боями. Впрочем, людям свойственно помнить из прошлого только одно хорошее, особенно, если эти события происходили в молодости.
В тридцатые годы в селе организовали колхоз. Комсомольцы и организаторы- активисты  выкинули из церкви иконы при полном безразличии (или поддержке) молодёжи и молчаливом, пассивном осуждении стариков. Люди, видать, были не очень религиозные. С верой расстались спокойно и надолго. В храме божьем организовали склад, позже - хранилище удобрений. Старожилы помнили и это время. Колхоз был богатый. Бабки рассказывали, какие огромные кочаны белой капусты и невероятно пузатые корнеплоды свеклы  росли на полях! Всего было в изобилии. Когда они показывали мне размеры кочанов, то напоминали завзятых рыбаков, показывающих размеры рыбы, которую им удалось выловить.
Работали сельчане в колхозе, на ферме, в МТС, на железнодорожной станции. Кое-кто ходил за семь километров на работу в посёлок Колобово, на  текстильную фабрику. На краю села располагалась начальная школа, та в которой в детстве учился Слава Зинич.
При Хрущёве колхоз переименовали в совхоз и перевели правление в другую деревню, поближе к шоссе. В деревне осталась молочная ферма. Когда Хрущёв отменил сталинское "крепостное право" и разрешил выдавать колхозникам паспорта, дети, окончив школу, даже те, кто не поступал в институты и техникумы, разъехались по окрестным городкам и работали, кто в Савино, кто в Шуе, кто в Коврове или Иванове. На выходные дни они приезжали к родителям помогать по хозяйству. Помогали окучивать и копать картошку, чинили избы. Постепенно постоянно живущей в деревне молодежи не осталось. Да и рабочих мест в совхозе становилось всё меньше. За отсутствием детей, школу закрыли. Некогда большое село распалось на три близлежащие деревеньки. Школу растащили по брёвнышку. Когда мы поселились в деревне, я ещё застал полуразрушенный фундамент школы. Я "добывал" целые (не битые) кирпичи из этого фундамента и перевозил их на тачке к себе на участок. Из них я сложил столбики под баню, которую мы тогда ставили. Вскоре фундамент школы полностью растащили. Остались только огромные ели, стоящие по периметру школы. Под этими елями я долго ещё собирал грибы, пока это место не облюбовал ивановский дачник, огородил его и поставил там избу, естественно, оформив это мероприятие в соответствии с законом.
Мы купили хорошую избу-пятистенок с кирпичным ленточным фундаментом, русской печкой на кухне и голландкой в комнате. (Изба показана на фото.). Местные жители называли такие комнаты "залой". Штукатурку внутри избы мы вскоре ободрали, открыв слегка обтёсанные брёвна цвета светлого шоколада. В избе было в июле прохладно, а в ноябре тепло (если немного протопить). В избе стоял еле заметный,  пьянящий запах старого дерева. Окнами изба "смотрела" на живописные развалины церкви. Церковь стояла на просторной зелёной лужайке. Фасады изб были обращены к церкви. В своё время совхоз поставил рядом с церковью два деревянных барака для своих работников. Красивейший вид был полностью обезображен. "Как два прыща торчат перед глазами", - говорила наша соседка  Тоня. К нашей радости, развалившийся совхоз (или акционерное общество, так кажется, теперь называют эти организации) забросил эти бараки, работники разбежались, бараки растащили. Красота вновь восторжествовала!
 Мы стали обустраиваться. Я любил контрастный, эклектический стиль:  полкухни занимает русская печка, сложенная из дореволюционного кирпича, в углу стоят старые ухваты под чугунки разных размеров и сами чугунки, кочерга, а у стены на кухне негромко гудит современная (по тем временам) морозилка.  На кухонном столе - хорошая электрическая плитка, электрический чайник и прочие атрибуты и достижения кухонной цивилизации.  В комнате стоит шикарный, в стиле шестидесятых годов, платяной шкаф, фанерованный шпоном из дорогой древесины. Шкаф сработан из настоящего дерева, а не из ДСП. Комод нам продали местные жители, вообще-то, по моему мнению, ему место в краеведческом музее, как памятнику деревенского быта 20-30 годов.  Кроме бани, мы построили  гараж из неоструганных досок-двадцаток. Я сам с помощью электрического лобзика соорудил наличники для окон избы с резьбой по своему замысловатому рисунку. По-моему, получилось красиво.
При покупке избы Зоя уговорила хозяйку оставить её чугунки, ухваты, кочерёжки. Она часто топила печь,  варила щи  и тушила жаркое в печи. Всё это было удивительно вкусно. На газовой или электроплите такого эффекта не получишь! Прелесть такого житья заключалась в том, что всегда можно было ощутить себя заправским крестьянином, растопить печку, поставить в русскую печь томиться чугунок с душистой пшённой кашей, на деревенском, натуральном молоке,  до образования аппетитной коричневой корочки. Когда  нет сил или времени возиться с печью, то можно быстро пожарить картошку и сварить суп на электроплитке, как "белый" человек, живущий в 20 веке. Такая жизнь позволяет, при желании, окунуться в 19 век, не теряя возможности в полной мере пользоваться комфортом конца 20 века. 
Побывав у нас в гостях, в Студенцах приобрели избы наши знакомые: Таня Овчинникова, Боря Бобков, Валя Бирюкова, Борщевские и некоторые другие.  Образовалась колония москвичей.   
Когда мы появились в деревне, там уже жили  почти одни пенсионеры. Но они были ещё "крепенькие", в каждом дворе держали корову, телёнка, поросенка, кур. Каждое утро пастух, на всю деревню ругая коров примитивным грязным матом, выгонял стадо за деревню, на луга. Имелось также тощее совхозное стадо. Его  пасли неподалеку. План по молоку совхоз выполнял за счёт "частного сектора". Местные жители сдавали молоко на приемный пункт фермы. Всем было выгодно. У крестьян имелись деньги, у совхоза - молоко. Совхозное стадо содержали для "порядка", надои там были мизерные.
Настала перестройка. То ли производить молоко стало не выгодно (выручка не покрывала затраты из-за упавших цен), то ли план по молоку отменили, но так или иначе, ферму закрыли и приемный пункт молока - тоже. Вместо фермы организовали откормочную базу для молодняка. Через пару лет она тоже исчезла. Сдавать молоко местным жителям стало некуда. В Шую каждый день на базар не поедешь, дачникам всего молока не продашь - их мало. Коров стали резать.
 Деревня потихоньку исчезает. Прошло почти 15 лет, как мы купили здесь избу.  Умерла наша соседка Тоня, ещё несколько старушек, отдавших столько сил этой земле! Пока ещё живут несколько крепких хозяев, у них есть машины, "допотопные", но пока ещё работающие трактора. Живут они пенсией и своим участком. Это не фермеры, на продажу почти ничего не производят, так, по мелочам. Живут они неплохо, помогают детям продуктами с участка, дети помогают им своим трудом на приусадебном участке. Пройдёт не так много времени, и старики уйдут в небытие. Избы заколотят, жизнь в деревне остановится, Может быть, останутся только одни дачники, тоже уже не очень молодые.
А вокруг столько  неухоженной, благоухающей разнотравьем, свободной земли! Почему деревни обезлюдели? Поля зарастают. Вопрос, конечно, риторический.
 Где-то на земле, в другой части земного шара, трудолюбивые люди страдают от безземелья. Поля у них в идеальном состоянии, каждый клочок земли обработан и цветёт. Такое сегодня происходит и в Китае, и в Голландии, и в Дании, да мало ли где ещё! А у нас столько прекрасной неухоженной земли, работу на которой мы не можем организовать! Так долго продолжаться не может, землю обязательно отнимут. И правильно сделают. А жалко!   
Наше молоко, которое стало не выгодно производить, гораздо лучше по своему качеству, чем европейское. Причём, это свойство фундаментальное, практически не устранимое: на Западе мало земли, пастбищ, молочный скот содержится в стойлах, и его кормят искусственными кормами. А российские бурёнки пасутся на заливных лугах, лесных лужайках, в Европе такого раздолья уже сотни лет, как не осталось. А какие сыры можно производить из этого молока!
Чудесные деревенские пейзажи повсеместно оживляет ненавязчивый вид просёлочных дорог. На снимке показана дорога в Студенцы в не самое экстремальное время по погодным условиям.
Сегодня осталось на селе инертное, пожилое население, а организуют работу, похоже, очень шустрые и энергичные воры. Сами не способные что-нибудь производить, они внимательно наблюдают за окружающей жизнью с одной целью: что бы, где украсть или отнять. Как только кто-то на селе начинает "шевелиться", что-либо производить, рэкет тут как тут. А власти на его стороне, они сами - рэкет: попробуй, получи какую-либо справку или открой своё дело!
В деревне жизнь так устроена, что все люди, как на ладони. Имеются крепкие хозяева, при советской власти их называли "кулаками". Основная масса - "середняки". На жизнь хватает, трудятся от зари до зари на своих участках.  "Кулак" Субботин сам собрал из рухляди трактор, возит на нём сено, брёвна. Трактор в деревенской жизни не помеха. Участок у него ухоженный, обработанный. Гена Питерцев разводит пчёл, возит на своей машине в Шую творог собственного производства, мёд, прополис. У него на участке имеется своя скважина, так что проблем с поливом огорода у него нет.
 И у "кулаков", и у "середняков" подполы и погреба заставлены банками с солёными огурцами, помидорами, маринованными опятами, солёными чернушками.  Стоит мочёная брусника, банки с вареньем из садовых и лесных ягод, обязательная кадка с квашеной капустой; хранятся корзинки с лесными орехами и клюквой... Натуральное хозяйство!
Живут в деревне и совсем другие люди. Работа их не интересует. Не то чтобы они очень много пили, да, конечно, они пьют много, но не больше, чем  все остальные мужики в деревне, но мужики пьют после работы, а эти вместо работы. И участки у них  такие же, как у всех, и возможность работать такая же. Но они не работают, а воруют и пьют. Милиция их знает наперечёт. Их сажают, потом выпускают, когда мелкий срок заканчивается. Потом опять сажают. Воровали они у государства (на ферме, пока там было, что воровать), воруют  в "своей" и окрестных деревнях, особенно зимой в избах дачников. Избавиться от них нет никакой возможности. Совсем недавно ворюга, которого я прозвал почему-то Черчиллем, и Лёшка Беспалый замерзли зимой по пьянке, но остался Паша Рак и другие...  Пашка Макаров, по прозвищу Рак, меня всегда удивлял. Это был профессиональный отпетый вор. Некоторые соседи пытались его подкармливать, поручали охрану имущества и платили ему. Они думали таким образом защитить себя от его набегов. Рассчитывали, что другие воры, у которых он пользовался авторитетом, не залезут на участок и в избу. Это была большая ошибка. Пашка воровал там, где это было в данный момент легче. А удобнее грабить ему казалось те избы, которые ему поручали охранять.  Для нормального человека такая логика непостижима. Если сельчане, обращаясь к нему за помощью, предполагали, что он будет руководствоваться традиционными воровскими законами, основанными на принципе, что нельзя  воровать в своей деревне (не воруй там, где живёшь) или не воруй у своих, так  времена этих "нравственных" принципов давно прошли. Вор нынче другой!   
Природа вокруг была замечательная. Я ходил по лесу и лугам, переполненный положительными эмоциями. Контраст после Москвы был разительный. И только когда мой глаз привыкал, переставал замечать окружающие красоты, я понимал, что, наконец, начал по настоящему отдыхать, срастаться с природой! 
Наша соседка по участку, Тоня, крупная, полная женщина (в момент нашего поселения ей исполнилось лет шестьдесят пять), обладала достаточно сложным характером, но была очень остроумной. Как-то раз Зоя спросила её: "Тоня, зачем ты так много чеснока сажаешь, тебе же столько не надо. Огурцы засолишь, а остальной чеснок выкидываешь или раздаёшь пьяницам на закуску". "А чтобы семена всегда были", - невозмутимо ответила Тоня. Она ежедневно варила корове и телёнку пойло. Для этого она в деревянном корыте, выдолбленном из ствола, лопатой рубила кормовую свёклу и ещё что-то. Я ей посоветовал приобрести электродробилку. Наша промышленность такую вещь тогда ещё выпускала.  "Нажмёшь кнопку, и через минуту всё готово, измельчено, порублено", - уговаривал я её.  "А я что тогда буду целыми днями делать?" - серьёзно отвечала Тоня.
Дочь её Татьяна жила неподалеку, в посёлке Савино. Она работала швеёй на швейной фабрике. Муж - строитель. Двое её детишек целое лето проводили у бабы Тони в деревне. Олег - ласковый, мягкий мальчик. Внучка Наташка - быстрая, шустрая девчушка.
На снимке слева на право: Татьяна (дочь Тони) Тоня, Наташка (внучка), изрядно подросшая с момента нашего появления в Суденцах и Зоя.
Как-то раз мы с Олегом Брежневым приехали в деревню зимой. Глядя на нас, он решил ставить избу в деревне. Приехал, чтобы купить лес. Остановились у нас в избе, растопили печь. Неожиданно прибежала Тоня, сообщила, что корова телится, и просила помочь. Мы с Олегом были не очень большими специалистами в этой области, но оказалось, что понадобилась не наша сноровка, а мужская сила. Олег при моей помощи и под руководством Виктора Васильевича, мужа Тони, вытащил телёнка из коровы за его тонкие ноги.
Сели за стол, выпили по такому случаю. Самогон был "свой". Со двора прибежала Наташка и сообщила, что корову стошнило. Тоня вышла во двор и, вернувшись, сказала, что  корову действительно стошнило, да только не с той стороны -  вышло родовое "место".
Лавки или магазина в деревне не было. За сахаром, спичками, макаронами все ходили на железнодорожную станцию. Хлеб в деревню привозила совхозная крытая машина. Дешёвого чёрного хлеба брали много, мешками. Кормили скотину. Комбикорм достать было трудно, да и не намного дороже обходилась покупка хлеба. Почти вся деревня собиралась у дороги, ожидая приезда машины. Это был как бы деревенский клуб, там обсуждались все последние новости. Мне казалось, что в ожидании хлеба деревня проводила полдня. Зимой машина не могла подъехать к деревне, и люди встречали машину далеко за околицей. 
Жизнь в деревне зимой требует отдельного описания. Правда, зимой я в деревне не жил, побывал всего несколько дней наездом. Поэтому мои впечатления весьма отрывочны и субъективны.  Несколько раз мы приезжали в деревню зимой. Однажды - большой компанией, праздновать новый год. Несколько раз приезжали по хозяйственным делам: заказывали бревна и доски на лесопилке в Воскресенском для Олега Брежнева, потом приезжали за мясом: сосед, муж Тони, забил бычка.
 Существование в деревне местного населения зимой мне показалось, мягко говоря, очень своеобразным. Люди жили, как в глухой осаде.
Поезд подходил к станции два раза в сутки, мы подъезжали около четырех часов дня. Начинало смеркаться. Пока разгружались и разбирались с рюкзаками, совсем стемнело. Мы брели в кромешной тьме через поле по колено в снегу. Дороги  не было видно, следы замело. В городских ботинках было не очень удобно. Иногда проваливались по пояс. Шли долго, промокли, устали. Деревня, казалось, вымерла, только огоньки в окнах да лай собак свидетельствовали о наличии жизни.
Каждое утро в деревне начинается с уборки снега. Расчищаются крыльцо,  двери во дворе и сарае. Прокладываются или обновляются дорожки к колодцу, туалету, сараю. Пройти к дальнему соседу - уже проблема, даже в валенках. Нужны лыжи. Узкие тропинки к утру снова засыпались снегом или задувались вьюгой. Когда после небольшой оттепели наступал мороз, то на поверхности снега образовывался твердый наст, и передвигаться становилось легче: кромка наста не позволяла  проваливаться и увязать в сугробах. За хлебом и бакалейными товарами население ходило за два километра на  железнодорожную станцию. Тоня ходила два раза в неделю, по бугристым следам, протоптанным сельчанами, прошедшими на станцию раньше её.
Когда в Москве идет продолжительный снегопад, и службы не успевают убирать снег, то в городе наступает хаос. Люди буксуют в снежной каше, штурмуя каждый метр пути. На автомобильных дорогах возникают даже не пробки, для "этого явления" даже трудно подыскать название. Энергии  на преодоление расстояния затрачивается  огромное количество. Я подумал, как же люди существуют в деревнях, где снег никто не чистит, а передвигаться по улице, естественно, необходимо. Несчастные люди! Я поделился своими мыслями с Тоней. Тоня пожала плечами: "Ничего особенного! Пройдусь с утречка за хлебом по морозцу туда и обратно. Глядишь, и полдня пролетело. Прогулялась по снежку и дело сделала. Это у вас в Москве суматошная жизнь. Все торопитесь, неизвестно куда! Снег - не снег, всё бежите. Вот вам снег и мешает. А нам от него одно удовольствие. Посмотри, какой он белый, как сахар. А как блестит на солнышке!".
Действительно, в деревне совсем другой ритм жизни. Я представил себе, как с мороза вхожу в полутёмные сени, стряхиваю с валенок снег веником, стоящим в сенях. Открываю дверь в избу. Из избы пахнуло теплом. В глубине русской печки играет весёлый огонь.  С краю стоит чугунок и источает божественный запах тушёной картошки с мясом. В окна бьет ослепительный солнечный свет, усиленный отражением от белого снега. Уютно, тепло, по телу разливается сладкое томление.
На лыжах в лесу без лыжни двигаться тяжело. Ветра нет. Вокруг -зелёные многометровые, высоченные ели в пушистых снежных шапках. Есть что-то величественное, древнее в этой первозданной красоте, что-то от русской рождественской сказки!..
Летом в те времена было ещё людно, весело. Приезжая  детвора бегала по деревне, купались в пруду, собирали грибы-ягоды, забирались на колокольню. Наши соседи стали нам, как родственники. Я вспоминал русскую поговорку: близкий сосед лучше дальнего родственника.   
Вспоминая это время, я думаю, как быстро пробежали годы. Прошло всего каких-то 15-16 лет. Наташка закончила в Савино среднюю школу, потом -  училище. Работает в Шуе продавцом игрушек. Юлька, внучка Пугиных, из той части деревни, которая расположена у самого леса, поступила в институт, приходит к Зое за консультациями по высшей математике.   
Не так давно умерла Тоня. Распарившись после бани, она вышла посидеть на лавочке. Её продуло на ветру, простуда перешла в воспаление лёгких. Через несколько лет её муж, Виктор Васильевич, перенёс операцию по поводу простатита. Ему вставили трубку. Обычно её потом убирают оперативным путём. Но ему за восемьдесят лет, больное сердце, операции может не выдержать. Так и ходит с трубочкой. Работать на участке теперь он не может. Его дочь Татьяна бросила свою работу в Савино на швейной фабрике и всё лето сидела с больным отцом, занимаясь  участком. Отец с тоскою во взгляде смотрел на неё: всё она делала  не так, как надо. На зиму она возьмёт Виктора Васильевича с собой в Савино. Избу наших соседей заколотят. И настанет раздолье для местных воров-пьяниц! Останется без надзора и наша, пустующая зимой изба.
В августе 2004 года неожиданно от инсульта умер Зинич. Участок Зинича расположен на въезде в деревню. Я подошёл к его дому. Прошло буквально несколько недель, с тех пор, как он копошился в земле на своём участке. В течение всего лета он раз в две недели приезжал из Москвы к себе в деревню... Высоко выросли и поднимают свои макушки ёлки, которые мы с ним выкопали в лесу и посадили у его забора 15 лет назад. Над крышей избы сияло голубое, яркое, безразличное небо.
 Я опять ощутил прикосновение чего-то священного, грандиозного, вечного. Смерть - это вечность, в которую погружается человек. Жизнь - всего лишь мгновение. В общем, эта мысль весьма банальна, но я все равно её повторю, так как я сам действительно это остро чувствую... Человек пришёл из вечности в наш мир. Это тоже таинство: появился такой маленький розовый комочек жизни! Кем ему суждено стать, гением или убийцей? Учёным или бомжем? Есть только надежда, родителей и общества, есть радость пополнения человеческого рода. А смерть - это завершение жизни, финал! Так размышлял я, находясь в толпе присутствующих на отпевании  Зинича.
 Священник что-то бубнил на малопонятном языке, размахивая кадилом, из которого шёл ароматный дым. Слава Зинич был активно неверующим, к тому же, по национальности отца, хорват. Значит, по традиции, католик. Правда, его жена, кажется, сербка (сербы православные). Но она на протяжении всей службы ни разу не перекрестилась. Кто заказал православную службу? Все смешалось в доме Облонских!


                20. СНЫ?


             Вот и развалился СССР. Трудности, конечно, в стране накапливались, но чтобы всё развалилось так сразу?! Всё произошло неожиданно. Смерь всегда приходит неожиданно, даже когда больной долго болел. Разве мог Николай Романов за месяц до революции предвидеть, что его ожидает в совсем недалёком будущем?
 Что же произошло с могучим Советским Союзом?
 Конечно, было страшное землетрясение в Спитаке. Дикое разворовывание гуманитарной помощи обнажило степень коррупции в стране уже в то, советское время. Был Чернобыль. Да, были грозные симптомы болезни. Прокатилась вереница "смут" в столицах "братских" республик: разгон сапёрными лопатками демонстрации в Тбилиси, штурм телебашни в Вильнюсе, ввод войск в Баку, кровавая резня в Нагорном Карабахе. Переговоры Горбачёва в Огарёве, как попытка связать разваливающуюся страну союзным договором, не увенчались успехом.
Используя привычный для нашего поколения язык диалектического материализма, я задаю себе вопрос, случайность ли это или закономерность? Может быть, все произошло из-за слабости и некомпетентности Горбачёва, из-за мелких, частных амбиций высших чиновников, рвущихся к личной власти, из-за честолюбий окрепших национальных элит? Казалось бы, не окажись Горбачёв слабой личностью с узким кругозором, а Ельцын - не очень грамотным, рвущимся к власти секретарём обкома, то, возможно, катастрофа бы не произошла!
 Может быть, эти факты и сыграли свою роль в ускорении событий, но они не явились главной причиной. Происки Америки здесь тоже не причём. Конечно, Американские правительства, естественно, прилагали большие усилия на всех "фронтах", чтобы выиграть холодную войну и развалить СССР, а как же иначе. Они отстаивали свои национальные  интересы. СССР также тратил огромные средства в борьбе с мировым капиталом, подкармливая режимы третьего мира, создавая сеть агентов в разведках и государственных аппаратах противников. Таковы правила борьбы, и нечего пенять на Америку!
Основной причиной, по-моему, явилась ошибочность "генеральной идеи", основанной на построении коммунизма в стране путём использования плановой экономики, основанной только на государственной собственности,   под руководством одной партии, во главе с одним, несменяемым лидером.
Эта "генеральная идея" оказалась способна обеспечить развитие экономики только на первоначальном этапе развития, и только при условии жёсткого организационного и идеологического прессинга. Безбедной жизни система обеспечить не смогла, да и какая может быть безбедная жизнь в концентрационном лагере? Только в условиях репрессивного сталинского режима изоляции от внешнего мира, отсутствия информации об уровне жизни в европейских странах, система демонстрировала устойчивость. Но проблемы духовного и экономического развития она решить не могла. Страна пребывала в привычной, застарелой бедности.
Даже если бы Горбачёв, Ельцын и их окружение оказались интеллектуально на уровне поставленных историей задач и цены на нефть в 90 годах не упали бы до роковой отметки в 10 долларов, исход был бы тот же самый. Может быть, все произошло бы несколько позже, только с более плачевными результатами (хотя, куда уже хуже). Исход был предрешён ещё в 1917 году.
Комсомолские вожаки и секретари низовых партийных организаций, часто сменяемые на своих выборных должностях, были нормальными, активными, способными советскими людьми. А вот на освобожденные "райкомовские" должности выдвигались люди не вполне склонные к производственной работе. Не всегда, конечно, а в среднем. Именно из них потом рекрутировалось высшее партийное руководство. Где-то в самом начале хрущёвской оттепели среднее звено партийной номенклатуры ещё само верило в то, что говорило, т. е. в систему.  А вот молодые комсомольские кадры, похоже, уже мало во что верили. Я ранее уже описал встречи с одним из таких шустрых, хватких молодых людей во время своей работы на фирме Яковлева. В то время такие парни попадались не часто. Вплотную я наблюдал деятельность молодых комсомольских вожаков  в  эпоху стройотрядов при Брежневе. Там они впервые почувствовали вкус живых денег, осознали действенность взяток, возможность подкупа хозяйственных руководителей. Это были люди из пятой и шестой группы по классификации, данной в главе №1. Для них нет ничего святого. Получив должности в партийной верхушке, они, конечно, пользовались большими благами: зарплаты, распределители, санатории и т. д. Однако что значили эти "мелочи" по сравнению с теми благами, которыми пользовались богатые собственники на Западе?
Когда под влиянием конкретных обстоятельств рухнула  "незыблемая" советская система и некоторые наивные теоретики и борцы за свободу с восторгом заговорили о рынке, правах личности, бывшие партийные функционеры поддержали эти разговоры. Они очень хорошо знали, чего хотели. В момент падения прежней власти они находились ближе всех к ней, или сами были властью. Управление  страной попала  в руки именно этих "демократов"
Могло ли развитие российского общества пойти по китайскому образцу? Думаю, что не могло. Слишком долго, по сравнению с Китаем, в СССР длился период "вытаптывания" самых активных, дееспособных  кадров, которых трудно было причесать под единую государственную гребёнку (целых три поколения). У нас уже не осталось ни своих Бухариных, ни своих Ден Сяо Пинов. Вместо них, в ожидании скорых перемен, плотно, "на  низком старте", сидели "комсомольцы-демократы". Новая верхушка не хотела китайского варианта. Компартия, может быть, и хотела, но была дискредитирована всем длинным периодом своего предыдущего правления, включая правление Горбачёва. Народ не хотел видеть  компартию опять у власти. Это был тот редкий в истории России момент, когда народ смог сказать своё слово. А может быть, просто в тот момент чаяния народа совпадали с намерениями "демократов", и те просто использовали "гнев" народа в своих целях? Поэтому народу и удалось сказать своё слово?
Сегодня стране нужна твёрдая власть. Демократия и гражданская свобода сегодня истолковывается в России как свобода разграбления личных и национальных богатств. Вообще-то, демократия есть категория гражданского общества, большинство населения которого составляет средний класс. Средний класс - это активные, грамотные, зажиточные люди, обладающие собственностью, участвующие в производстве, организующие малый и средний бизнес, инженеры высокотехнологических отраслей и другая интеллигенция разных уровней и квалификации. Они - основные налогоплательщики, оплот государства. Понимая свои интересы, они умеют голосовать, выбирая людей, способных отстаивать в парламентах их интересы. Без наличия такого класса в стране, демократия представляла бы собой бутафорию.
В России нет пока такого класса. Большая часть населения это люди, воспитанные при советской власти, привыкшие к тому, что чиновник сообщит им, что от них требует Родина. Ради интересов Родины, они всегда были готовы поступиться своими интересами. Представляете, как они голосуют при "демократии"?
Существует в стране более зажиточная прослойка, но она тоже не подходит под определение среднего класса. В основном, их благополучие построено не на производительной деятельности. Это не люди мелкого и среднего бизнеса, не инженеры, учителя и врачи (сегодня в нашей стране эти профессии по доходам стоят на уровне дворников в Москве), это или чиновники разных мастей, доходы которых складываются из коррупции, или деятели теневой торговли. С заявленных доходов этой публики много налогов не соберёшь. У них другие способы выбирать людей, которые отстаивают их интересы, и выборы здесь не причём.  Конечно, в стране существует средний и малый бизнес, но в ничтожно малом числе. Россия пока не готова к демократической системе правления. До неё ещё предстоит дорасти. Я надеюсь, что в нашей стране это случится.
Я провожу параллель между 17 годом и сегодняшним временем. Тогда большевики физически уничтожили уникальный культурно-социальный слой - дворянско-разночинскую интеллигенцию. Он ушёл навечно и больше не возобновится, какая потеря для страны! При советской власти возникла не менее уникальная прослойка, совсем другой культуры,  философии, этики - советская интеллигенция. Сегодня ее уничтожают, но не физически, как в сталинские времена,  просто не финансируют крупные промышленные предприятия, фундаментальную науку, театр. Этот слой медленно исчезает. Советская техническая интеллигенция тоже скоро уйдёт в небытие.
Демократия возникнет тогда, когда появятся свободные люди.   Я внимательно присматриваюсь к молодёжи.  К ребятам и девчонкам из деревни Студенцы, и к молодым, только что окончившим ВУЗ инженерам, пришедшим к нам на работу.
У них совсем другие головы, и думают они по-другому. Их не заботит "историческая роль России в мировом процессе". Их волнуют личные проблемы: зарплата, работа, девочки. Они не хотят работать забесплатно и правильно делают. Они отдалённо начинают мне напоминать американцев из моего далёкого детства (Только бы они не стали такими же насквозь прагматичными, как американцы). Может быть, они и есть начало гражданского общества? Возможно, это молодое поколение сможет  постоять  за себя в борьбе с работодателем, не разнося вдребезги устои государства? Пока у нас в институте их держит только отсрочка от армии, работа им нравится, да платят совсем мало!
Ученики средней школы сегодня не знают, кто такие Ленин и Сталин, Хрущёв и Брежнев. Нельзя быть да такой степени свободными, даже от истории своей страны. Историю нужно знать, относиться к событиям и личностям можно по-разному, но знать обязательно нужно! Это хорошо, что они в первую очередь думают о себе. В библии написано: возлюби ближнего, как самого себя. Значить сначала возлюби себя, а потом -  ближнего. Мерилом разумных отношений людей по библии является, прежде всего, отношение человека к самому себе! Да, это хорошо, только бы забота о себе не перешла в наглость и равнодушие к другим.
Мы были совсем другие, знали своих вождей, безгранично верили власти. Хотели осчастливить весь мир. Мы любили и хотели знать этот мир, который нам предстояло осчастливить.  Я не жалею наше поколение, мы были счастливы, мы жили в мире сказки, в мире героического сна, фантастических грёз. Часто кровавых, страшных, голодных и всегда не реальных. Жить в условиях достатка и западного комфорта - это чудесно! Но мы мечтали о переустройстве мира! Разве наши идеалы можно сравнить с блеском кафельных ванн и туалетов! Жаль, что наши идеалы оказались пока фантазией, миражём. Скорее всего, такая грандиозная ошибка в истории больше не повторится. А все мировые религии отложат всеобщее счастье до конца света. Все возвращается на "круги своя".    
Я часто вспоминаю фразу Беранже, которую Горький использовал в пьесе "На дне": "Господа, если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой".
На моих глазах развалилась авиационная наука. Авиационная промышленность существует на заказы из стран третьего мира, причём продаем мы то, что создали при советской власти. Ничего нового промышленность не производит. Практически перестало существовать знаменитое КБ Яковлева, где я начинал свою трудовую жизнь. В тяжелейшей ситуации находится КБ Микояна. Мне просто посчастливилось застать пик развития авиации в нашей стране, увидеть изнутри жизнь людей и самолётов в те напряжённые времена.  Неужели больше такое не повторится! Пусть не в моей жизни, хотя бы когда-нибудь в будущем!
...Над городом стоит холодное осеннее утро. Иногда возникает в природе такая погода, когда щемящая тоска серого дождливого неба глубоко проникает в душу. Хочется беспричинно повеситься. По улице идут хмурые, озабоченные, молчаливые люди. Они несут плакаты. Навстречу высыпает толпа молодых людей с ржавыми трубами в руках. Я оглядываюсь по сторонам, милиции нет. В окнах нижних этажей домов некоторые стёкла выбиты и заклеены бумагой. По тротуару ветер гонит обрывки старых газет, банки из-под консервов и пива... Я просыпаюсь, сбрасываю  одеяло, подхожу к окну. Приснится же такое!
 Внутри до сих пор холодит душу смутная тревога. Я смотрю в окно: на улице - яркий свет, солнце горит в стёклах окон соседнего дома. Погода стоит прекрасная, я люблю, когда на дворе светло и солнечно. Выйдя на улицу, медленно шагаю к остановке автобуса мимо детской площадки, которая еле вмещает кричащую, шумную стайку ярко одетых детишек. Навстречу мне идёт светловолосая девушка, на ходу читая книжку. Зачитавшись, она уткнулась мне в плечо и выронила книгу из рук. Я поднял книжку и протянул её смущённой девушке. На твёрдой обложке я заметил название: "Капитанская дочка".   
С Митинского радиорынка толпа несёт красивые коробки с телевизорами и какой-то ещё бытовой техникой. Крепкий парень подмигнул мне  и похлопал ладонью по коробке, которую он с трудом тащил к остановке автобуса, и сказал: "Отечественная техника! Наконец-то у нас научились производить бытовые приборы лучше японцев!"
Я неспешно иду по улице, осмысливая только что увиденное, и боюсь проснуться...      



   
                22 октября 2004 год.

   
P.S.



                21. АЛЕКСЕЙ ОРЛОВ.
       ФРАГМЕНТЫ БИТВЫ ЗА МОСКВУ

Своего сына мы  назвали Алешей, в честь  отца Зои, Алексея Григорьевича Орлова.
Под первый летний призыв 1941 года в армию Алексей Григорьевич не попал, тогда призывали молодёжь, а он был уже в "возрасте", ему шёл 34 год. Он работал токарем на заводе "Борец". Семья жила неподалеку, в Марьиной Роще. В первые годы после Революции это было одно из самых бандитских мест Москвы. Но и в таком сложном окружении можно было оставаться достойным человеком.
По воспоминаниям родственников, Алексей был очень способным и хорошо учился, хватая знания на лету, однако жизнь сложилась так, что он закончил всего семь классов. Для того времени это тоже было совсем не плохо. Он часто говорил своей жене, Анне Ивановне, что нужно любой ценой дать детям хорошее образование, обязательно высшее.
Когда через много лет Зоя окончила МГУ и вскоре защитила кандидатскую диссертацию, Анна Ивановна часто повторяла, что если бы отец это видел, то он был бы очень горд и доволен...
Анна Ивановна работала на  большой обувной  фабрике "Буревестник", которая находилась в Сокольниках. Каждое рабочее утро можно было видеть стайку молодых женщин, которые пешком шли на роботу в Сокольники. Анна Ивановна была прекрасным работником, рабочие фабрики всегда воевали за её заготовки обуви. Потом, уже во время войны, она устроилась на маленькую фабричку, расположенную рядом с домом, где шили гимнастёрки. Содержать двух детей было тяжело, и Анна Ивановна подрабатывала работой на дому: стегала одеяла, шила кофточки. Работу ей приносили местные "бизнесмены" с криминальным оттенком.
Надо сказать, что в то время Марьина Роща представляла собой скопище маленьких деревянных домиков, дворов, заборов, полуразваленных и не очень, кишащих людьми, с пропиской и без, приехавших со всех концов страны в поисках лучшей жизни в эпоху НЭПа. В общем, рай для кустарей. В условиях местного "шанхая" проводить контроль  мелкого производства оказалось затруднительно, хотя слово "фининспектор" здесь тоже знали, и  оно приводило в трепет...
Зоя иногда мне рассказывала про своих сверстников. Некоторые выучились и вышли в люди. Кого-то засосала бандитская среда, и жизнь их разбросала по тюрьмам. Был даже один знакомый-сосед, которого посадили, как "врага народа". Это был прекрасный сапожник, но любил выпить а, выпив, любил показать себя большим знатоком истории и политики. Как-то  подвыпив, он сообщил собутыльникам, что во время гражданской войны Красной армией руководил Троцкий. Кто-то донёс, и его посадили. Почему на него донесли такие же, как он "работяги"? В те времена многие люди проявили себя, как добровольные доносители-стукачи. Кто-то "стучал" из зависти, кто-то метил на должность или хотел получить квартиру посаженного соседа. Но что было взять с забулдыги-сапожника?
Может быть, вполне честные люди с "замороченными" головами таким методом хотели помочь власти в борьбе с врагами? А может быть, просто боялись быть осуждёнными за недоносительство? Первый не донесёшь, посадят!  Так бывает, когда в стране царит психоз. Но может быть, донесли просто по злобе. Такие люди тоже имеются в любой среде...
Анна Ивановна работала, дочки учились. Зоя окончила школу с медалью, поступила в МГУ. Лида училась хорошо, но после семилетки захотела поступить на работу. Деньги нужны были сегодня, а не когда-то после учёбы. Хотелось приодеться. Надоела вечная нищета. Она решила учиться на скорняка, но работа показалась ей тяжёлой, бросила. Поступила в вечерню школу. В то время милиция следила, чтобы все или учились, или работали, Лиде пришлось искать какую-либо лёгкую работу, что бы одновременно учиться в вечерней школе. Она устроилась в магазин "Оптика". С продажей очков была связана вся её дальнейшая жизнь. Будучи ответственным и способным человеком, она стала профессором своего дела и дослужилась до должности  директора магазина...
Осенью 1941 года Алексею Григорьевичу пришла повестка из военкомата. Зоя плохо помнила, как провожали отца, хотя ей шёл уже восьмой год. На всё же кое-что в памяти осталось. Провожали отца втроём: Анна Ивановна, Зоя и младшая сестра Лида, которой шёл четвёртый год.
Призывников собрали в средней школе, той самой, которую потом окончили Зоя и Лида. Толпу провожавших в школу не пустили. Призывники махали руками из окон школы, прощаясь со своими  родными и близкими. Отец тоже махал рукой. Анна Ивановна плакала. Зоя плакала, потому что плакала мама. Лидка плакала, потому что ей не купили газировку. Собравшиеся женщины все громко голосили...
С фотографии из старого семейного альбома на нас смотрят Анна Ивановна, Алексей Орлов и маленькая Зоя. Так они выглядели до войны.
Анна Ивановна впоследствии говорила Зое, что отца отправили  под Казань, а потом на курсы младших лейтенантов в Мытищи. Всего сохранилось 6 весточек, присланных отцом. Последнее письмо пришло в феврале 1942 года. Отец писал, что к празднику Красной Армии 23 февраля курсантам присваивают звания младших лейтенантов и отправляют на фронт. А ещё Зоя слышала от мамы, что отец обещал, как только он попадёт в часть, то сразу вышлет аттестат и семья станет получать пособие не на красноармейца, а на младшего лейтенанта. Аттестат не пришёл, писем от Алексея Григорьевича тоже больше не было. Как в воду канул.
 Анна Ивановна неоднократно обращалась в военкомат и другие инстанции, пытаясь выяснить судьбу мужа, но ей везде отвечали, что в наркомате ничего не известно ни о присвоении Орлову звания, ни о его судьбе. Только в 1946 году ей прислали извещение, что красноармеец Орлов пропал без вести в марте 1942 года. Вот и всё!
После смерти Анны Ивановны мы с Зоей нашли среди других документов пакетик с письмами от мужа. Там же находилось извещение на стандартном бланке  военного комиссариата Дзержинского района города Москвы, от 18 июля 1946 года, за номером 23, в котором сообщалось, что: "ваш муж, красноармеец Орлов Алексей Григорьевич пропал без вести в марте 1942 года. Райвоенком майор Кирсанов". Серенький с синевой квадратный листок был отослан с опозданием  в четыре года.
Мы с волнением прочли письма отца Зои и почувствовали дуновение ветра истории. До нас донеслись еле слышные голоса поколения наших родителей, с их маленькими заботами и большими трудностями. Голоса простых людей из ушедшего поколения, победившего в этой страшной войне.
Первая открытка было отослана 29. 10. 41 года из города Казань, ул. Карла Маркса, д. 21, дача №2:
"Добрый день, Нюра. Спешу тебе написать письмо в ответ на твоё письмо.
Нюра, передай матери горячий привет и крепко от меня поцелуй за то, что она прислала мне денег. Нюра, я жив и здоров и того вам желаю. Ты пишешь, что теперь ребята находятся дома. Я тебя прошу расцеловать их от меня как следует. Я в настоящее время нахожусь на старом месте.
Привет передавай всем родным и знакомым. Целую тебя крепко. Твой муж, Лёша.
Когда я буду выписываться, пока не известно, но в скором будущем. Лёша".
Из текста письма следует, что оно не является первым в переписке, так как написано в ответ на письмо жены, которая уже знала его адрес, скорее всего, из его предыдущего письма.
Прочитав это письмо, Зоя вспомнила, что мама ей, вроде бы, говорила о том, что отец на занятиях повредил ногу и находился некоторое время в санчасти. Отсюда и его слова в письме о выписке. Кроме того, она вспомнила, что когда отец позже приезжал на побывку, то немного прихрамывал.
На второй открытке отсутствует обратный адрес. Время и место отправки и приёма по штемпелям на открытке различить невозможно. Судя по тексту, она отправлена в конце декабря. Ниже я привожу текст.
"Добрый день, Нюра. Шлю тебе свой сердечный привет и целую крепко своих детей. Нюра, я тебе посылал два письма, но ты, возможно, их не получила, и я решил послать открытку, и сообщить,  чтобы ты не приезжала ко мне в выходной день 11 января. Возможно, я сам приеду вас проведать, а если не приеду, то в следующий выходной я буду ждать тебя с утра. Привет всем родным и знакомым, а писем пока мне не посылай, до тех пор, пока я не узнаю почтовый адрес, и тогда я тебе сообщу. Остаюсь твой муж, Лёша".
Очевидно, что Лёшу перевели в другое место, адрес которого он пока не знает, и это место находится очень близко к Москве, откуда он может приехать на побывку...
А в это время развернулись грандиозные события битвы за Москву. Наступление немецких войск на Москву началось ещё 30 сентября силами   2-й полевой армии группы "Центр" и 2-й танковой армии Гудериана при поддержке 4-го воздушного флота. 7-го октября часть армий Западного и Резервных фронтов Красной Армии были окружены под Вязьмой. 3-го октября соединения 2-ой танковой группы германских войск заняли Орёл. Немцы рвались к Москве.
10 октября решением Ставки и ГКО войска Западного и Резервного фронтов были объединены в один Западный фронт под командованием генерала армии Г. К. Жукова и его заместителя И. С. Конева. К 13 октября войска Западного фронта имели следующую группировку: на калининском направлении вели жестокие бои 29-я, 31-я и 30-я армии; на волоколамском направлении оборонялась 16-я армия генерала Рокоссовского;   на можайском - 5-я армия генерала Д.Д. Лелюшенко, которую принял Говоров после ранения командарма-5; на наро-фоминском - 33-я армия генерала М.Г. Ефремова; на малоярославецком - 43-я армия под командованием генерала К.Д. Голубева; на калужском - 49-я армия под командованием генерала И.Г. Захаркина.
В это время на огромной территории СССР, от Рыбинска до Астрахани, завершалась подготовка новых резервных формирований, силами которых в декабре - феврале будет во многом определяться исход схватки под Москвой...
 Микроскопической песчинкой, участвующей в этих исторических событиях, являлся красноармеец Алексей Орлов, который пока проходил боевую подготовку где-то далеко или близко от Москвы. Именно эти песчинки, которые знали, что за их спинами стоят любимые жёны и дети, решили исход войны...
К Москве перебрасывались маршевые пополнения, большая часть резервов Ставки. В конце ноября - начале декабря в район Москвы прибыли 1-я ударная и  20-я армия, начали подходить 10-я, 26-я и 61-я резервные армии. На Западный фронт приходили пополнения из других резервных армий.
В течение первой половины ноября противнику удалось сосредоточить две мощные ударные группировки, которые 15-16 ноября перешли в новое наступление. Началась операция германского генштаба под названием "Тайфун". 23 ноября немецкие танки ворвались в Клин. 25 ноября войска   16-й армии отошли к Солнечногорску. 28 января в районе Яхромы немецкие танки прорвались за канал Москва-Волга. Но это был последний успех немцев в наступлении под Москвой. В первых числах декабря стало заметно, что обескровленные ударные группировки противника потеряли свою пробивную силу. Фронт стабилизировался.
6-5 декабря части Красной Армии перешли в решительное контрнаступление...
Следующую открытку Орлов прислал своей семье из города Мытищи, 1 почтовое отделение, почтовый ящик № 28, литер 51,
 26.12. 41год:
"Добрый день, Нюра! Крепко поцелуй за меня моих ребят Зою и Лиду и ещё передай привет всем родным.
Нюра, я тебе пишу, но ответа не получаю. И ещё я тебя просил приехать ко мне в выходной день и привезти иголку с чёрными нитками, мыло и бритву с кисточкой, и если возможно, привезти что-нибудь покушать, а то мне не много не хватает. Если отправят на фронт, то пригодится с собой взять на дорогу. Но от тебя я ничего не получаю, ни письма, ни сама не приезжаешь.
Нюра, если самой некогда, то попроси мою сестру Лиду, что бы она приезжала на днях в любое время по тому адресу, что я написал на открытке.
Твой муж, Лёша".
Следующая весточка представляла собой не открытку, а полноценное письмо, и отправлено оно было 1.1.42года. На конверте хорошо пропечатан штемпель от 7.1.42года.
"Добрый день, Нюра! Поздравляю тебя с новым годом и желаю хорошего счастья в жизни и ещё целую Зою и Лидочку. Нюра, во-первых, я тебе сообщаю, что я нахожусь сейчас на курсах младших лейтенантов, взят на два месяца, а когда окончу, так буду младшим лейтенантом.
Нюра, писать особенно нечего, все пока по-старому. Я жив и здоров, того и тебе желаем. Нюра, адрес мой старый, только литер 52, а сама надумаешь приехать, то тебе нужно доезжать до станции Болошева. И как сойдешь на левую сторону, то спросишь для ясности, где находится Инженерно-Техническое училище (бывшее), литер 52, 2-я миномётная рота, спроси курсанта Орлова.
Передавай привет всем родным и поздравь от меня с новым годом. Нюра, я хотел послать тебе телеграмму, но не пришлось, близко почты нет, и по этому я тебе посылаю письмо.
Нюра, я просил бы тебя присылать мне письма, чтобы я не думал о вас и не беспокоился, а то это будет мне мешать для хорошего усвоения занятий. Присылай мне чаще письма, я тогда буду меньше думать о вас и лучше учиться.
Жду от тебя письма, если сможешь приехать, то только в выходные  с 3-х дня до вечера.
До свидания, целую тебя крепко, твой муж, Лёша".
Я внимательно читал эти лаконичные послания рядового советского человека из далёкого прошлого страны, из огненного 1942 года. Меня удивляла спокойная обыденность писем. Ни капли страха, волнения или пафоса! А ведь под Москвой уже почти месяц ведётся наступление Красной Армии, с огромными потерями и напряжением последних сил. Орлов, конечно, понимал, что  вскоре и он попадёт на фронт, в эту мясорубку.
 Его волнует лишь отсутствие писем от Нюры. Хорошо заметна особая психология советского человека, для которого "общественное важнее личного", так нас всегда воспитывали: отсутствие писем из дома его огорчает не только тем, что он не имеет сведений о здоровье и жизни семьи, но это мешает ему осваивать воинскую специальность - работу с миномётом. Он пишет об этом Нюре, зная, что она его поймёт, не осудит, и будет писать ему чаще.
Следующая открытка от 11.1. 42 года, г. Мытищи, п/я 28, литер 39:
"Добрый день, Нюра! Шлю тебе свой сердечный привет и крепко целую своих дочек Зою и Лиду. Нюра, передай привет всем родным и передай привет моей матери. Я в настоящее время чувствую себя хорошо, того и вам желаю. Нюра, теперь ты можешь писать мне письма по моему адресу, точно, я нахожусь. Адрес я написал тебе на открытке. А если ты вздумаешь приехать ко мне, то тебе придётся ехать до станции Болошево и спросить литер 39 у любого красноармейца. Он тебе скажет, а сходить с поезда надо на левую сторону. Нюра, я возможно, к тебе приеду в выходной день к вечеру 11 января, а если не приеду, то ты приезжай ко мне в следующий выходной день к 2-м часам дня, потому что мы в выходные дни тоже занимаемся до двух часов дня.
Пока до свидания, писать больше не о чем. Целую тебя крепко. Твой муж, Лёша".
Из этих писем курсанта Орлова не понятно, приезжала ли к нему хоть раз Нюра. Однако Зоя запомнила, что однажды отец их навестил. Зоя почему-то его испугалась, заплакала и спряталась: отец ей показался чужим, он был в непривычной солдатской одежде и прихрамывал.
А вот и последнее письмо Алексея Григорьевича Орлова своей семье.
Конверт не сохранился, по этому нет даты и обратного адреса. О времени отправки письма и времени ухода Орлова на фронт можно судить из текста самого письма.
"Добрый день, Нюра! Шлю тебе свой сердечный привет и крепко целую дочек Зою и Лидусю, и ещё привет от меня всем родным.
Нюра, я твоё письмо получил, т.е. открытку. Ты мне пишешь, на счёт справки. Когда ты ко мне приезжала в выходной день, то говорила, чтобы я прислал справку для матери.
Я её заверил, но прислать её не пришлось скоро, потому что справка заверялась в Мытищах, я её получил на руки только в пятницу 6 февраля. Я ждал тебя в выходной день 8 февраля, но ты не приехала, почему, я этого не знаю, я тебя ждал ежеминутно с 2-х до 6 часов, но напрасно, я так с нетерпением ждал тебя.
Нюра, я домой приехать никак не могу, потому что нас скоро выпускают из курсов, и  поэтому, какая бы не была причина, отпуска запретили, и я приехать не могу.
Нюра, я тебя прошу, если ты получишь письмо, что я тебе пишу до 15.2.42 года, то обязательно приезжай ко мне в выходной 15.2. 42г. по возможности, но одним словом, старайся ко мне приехать, я буду ждать. А если письмо получишь позднее, то старайся приехать ко мне 23.2.
Нюра, нас выпускают с 20.2.42 г. , ко дню Красной Армии, и если ты ко мне в это время не приедешь, возможно, мы с тобой расстанемся надолго. Но, конечно, старайся приехать, даже ты можешь приехать в любой день до 20.2 42 г. Нюра, я тебя прошу мне купить ножик складной, мыльницу, и ещё купи знаки отличия, 4 шт., квадраты для младшего лейтенанта и лезвия для бритья, постарайся купить "экстру".
Нюра, я справку для матери посылаю вместе с письмом. Ещё тебя прошу, если можешь, привези хотя бы один носовой платок.
Писать пока больше нечего, жду тебя с нетерпением, и ещё привези мне что-нибудь из гостинца. Нюра, ещё если сможешь, достань, что по горячей, половинку захвати.
Крепко целую тебя и своих дочек Лиду и Зою, и пламенный привет передай Лиде, Пете, Марусе, Клавдии, твоей матери, моей матери и остальным знакомым.
С приветом, крепко тебя целую. Твой муж, Лёша".
Таковы прощальные слова Алексея Орлова, обращённые к своей семье, перед своим отъездом на фронт. В этом письме он с особым упорством просит жену о встрече, передаёт привет всем родственником поимённо, чего он в предыдущих письмах не делал.
Когда к нему приезжала его Нюра, что она ему привезла, теперь уже никто не узнает, Нюры давно нет в живых. Но Зоя запомнила, что мама говорила о дате отправки отца  на фронт  - 23.2. В письме об этом не указывается, значит, Нюра была у мужа до 20 февраля и узнала дату его отправки на фронт не из письма, а при личной встрече. Тогда же он сказал ей, что вышлет офицерский аттестат, как только окажется в части... Больше Нюра о нем ничего не слышала. О том, что он пропал без вести, она узнала из  извещения в 1946 году.
В последнее время наша страна стала медленно двигаться навстречу цивилизации. Приводят в порядок захоронения, идентифицируют останки погибших по  медальонам. Пытаются создать банк данных, погибших в Отечественной войне по результатам документирования захоронений, по рассекреченным донесениям воинских частей о потерях и спискам погибших в плену, составленных на основе картотек, полученных от немецких коллег. Данные о погибших в войне, в апреле 2007 года были опубликованы в интернете. И это правильно: страна, которая пытается выжить, должна бережно относиться к своей культуре, истории, могилам предков.
 Мой сын Лёша, нашёл в сети интернета данные о погибшем деде. Оказывается, все данные, о его месте службы, звании и времени, когда он пропал без вести, имелись в архивах министерства обороны. Но в районном комиссариате эти сведения отсутствовали. Впрочем, при наших порядках в том нет ничего сверх необычного.
В списках потерь находилось более 20 Алексеев Григорьевичей Орловых, но своего деда Лёша определил по инициалам его Нюры и  домашнему адресу. В картотеке военнопленных он отсутствует.
Алексей Орлов пропал без вести 5 марта, участвуя в боях в составе 415 дивизии 43 армии. Об этой армии, располагавшейся в октябре на малоярославецком направлении, я уже упоминал. Теперь осталось только проследить перемещение 415 дивизии в ходе наступления, вплоть до начала марта.
Я перечитал большое количество документов, касающихся битвы под Москвой, опубликованных в интернете. Среди них были и директивы Ставки, и приказы командующего фронтом, записи текстов радиограмм и телефонных разговоров командующего фронтом с командармами. Эти документы произвели на меня сильнейшее впечатление.
То были не только свидетельства  происходящих событий, сухая летопись сражений: перемещения армий, дивизий, тылов, но и свидетельства реальных проявлений человеческих характеров, страстей в пиковой для страны ситуации, смертельно опасной для жизней каждого из участников. В те времена генералам неудач не прощали. Генералы прекрасно помнили судьбу командования Западного фронта, включая генерала армии Павлова, расстрелянного по приказу Сталина летом 41г. Да и на командных пунктах армий и дивизий было далеко не безопасно! При чтении документов, до меня опять доносились живые голоса из прошлого, такие же свидетели своего времени, как и трогательные письма красноармейца Орлова...
Фронт успешно наступал. Кое-где были отдельные неудачи, контратаки противника, но, в целом, армии продвигались вперёд. Условия наступления были тяжелейшие: мороз в 30 градусов, глубокий снег, ожесточённое сопротивление противника. Немцев гнали от Москвы, но потери были огромны, на много превышавшие количество подходивших резервов, кончались боеприпасы. Фронт к исходу 20 апреля постепенно стабилизировался в 150-250 км от Москвы.
Уже к концу января Жуков почувствовал приближение кризиса и просил подкреплений.
             Донесение командующего войсками Западного фронта
Верховному Главнокомандующему от 29 января 1942 г. о потерях
войск фронта в ходе контрнаступления и необходимости их
пополнения для решения наступательных задач
                Москва
                т. Сталину
За декабрь и 15 дней января Западный фронт потерял убитыми 55 166 человек, ранеными и больными 221 040 человек, а всего за 45 дней напряжённых боёв фронт потерял 276 206 человек.

За это время пополнения получено около 100 000 человек, из них в январе на 28.1 получено только19 180 человек из занаряженных 112 000.

Большинство дивизий и стр. бригад сейчас настолько обескровлены, что не представляют никакой ударной силы. Многие дивизии имеют по 200-300 штыков, а стр. бригады и стр. полки по 50-100 штыков.

В таком состоянии дивизии и стр. бригады Западного фронта дольше оставаться не могут и не способны решать наступательные задачи.

Прошу приказать немедленно подать Западному фронту пополнение, занаряженное по январскому плану, а в феврале прошу подать не менее 75 тысяч человек.

                Жуков                Хохлов

Исх. №1167
Получен 01.45 29.1.1942г.
Отправлен 29.1.1942г.
ЦАМО, ф.208, оп. 2513, д. 204, л. 543. Подлинник.

Первый абзац этого донесения вызвал у меня чувство ужаса от количества потерь, хотя, в летние месяцы войны потери исчислялись миллионами, но те потери определялись, в основном, количеством пленных: войска просто разбегались. Умирали люди уже потом, в плену. А тут - стенка на стенку!
Курьёзным показался расчёт общих потерь: не уж-то, Жуков считал, что Сталин не умеет складывать цифры?
Среди 75 тысяч человек пополнения, которые Жуков просит "подать" в феврале, среди тысяч Ивановых, Петровых, Сидоровых оказался и Алексей Орлов.
По-разному сложилась судьба командармов - участников битвы за Москву. Генерал-лейтенанта Власова, удачливого командующего 20 армией ждала трагическая судьба окруженца, пленника, предателя родины. Маршалы Жуков, Конев, Рокоссовский командовали фронтами при взятии Берлина и Кенигсберга.
Армия генерала Ефремова попала в окружение, при попытке освобождения Вязьмы в ходе зимнего наступления под Москвой. Генерал получил ранение, пробиваясь из окружения, и застрелился, не желая попасть в плен. Для меня его судьба незримо переплелась с судьбой младшего лейтенанта Орлова, который, скоре всего, погиб при попытке частей 43 армии придти на помощь 33-й армии генерала Ефремова.
Вообще, окружение и разгром 33-й армии, гибель командарма несколько омрачили успехи наступления под Москвой.
Что бы определить место гибели Алексея Орлова я пошёл по следам 33-й и 43-й армий, естественно, по следам, оставленным в архивных документах.
   
                Директива командующего войсками Западного фронта
командующим 43, 49 и 50-й армиями № 0152/оп от8 января 1942г.
о подготовке наступательных операций с целью разгрома
кондровско-медынской и юхновской группировок противника и
развитии наступления на вяземском направлении

командармам 43,49, 50
Копия НАЧГЕНШТАБА
ШТАБ ЗФ № 0152/оп 8.1. 42

1. Противник силами потрёпанных в боях 20, 12, 13-го армейских корпусов и наспех сосредоточенными отдельными частями 8, 56, 216 и 213 пех. дивизий стремится удержаться в районе Медынь, Кондрово, Юхнов и обеспечить эвакуацию своих тылов и запасов.
2. Ближайшая задача 43, 49-й и 50-й армий - окружить и разгромить кондоровско-юхновско-медынскую группировку противника 11.1.42 и развить удар в сев.-зап. направлении с целью окружения и полного разгрома можайско-гжатско-вяземской группировки противника. Справа - 33-я армия наносит главный удар в направлении Никольское, Ваулино, Ельня, в обход Можайска с запада. Слева - группа генерала Белова во взаимодействии с правофланговыми частями 10-й армии в течение  9-10.1.42 уничтожает мосальскую группировку противника, имея последующий удар на Вязьму.
3. Приказываю:
а) командарму 43 - не позднее 11.1 завершить разгром противостоящего противника и овладеть Мятлево, Воронки и, завершив совместно с 49-й армией разгром кондровской группировки противника, наступать в общем направлении ст. Угрюмово, ст. Василисино, в обход Гжатска с запада;
б) командарму 49, нанося главный удар в направлении Кондрово, Воронки, не позднее 12.1 овладеть Бурковым, Николо-Ленивцом, Кондровым;
в) командарму 50 - разгромить зубово-юхновскую группировку противника и не позднее 11.1 овладеть Юхновым; в дальнейшем, взаимодействуя с группой Белова, главными силами наступать на Слободку, Вязьму.*

4.Обращаю внимание командармов на организацию на стыках с соседями чёткого взаимодействия и оказания друг другу помощи.

5. Несмотря на запрещение, продолжают иметь место (особенно в 49-й армии) лобовые атаки укреплённых противником населённых пунктов. Требую прекратить лобовые атаки и действовать, главным образом, обходами и охватами. Укреплённые противником строения сжигать, выгоняя немцев на холод, в поле, где и уничтожать их охватывающими ударами, в первую очередь, лыжных отрядов.

6. Управление приблизить к войскам и не допускать нарушения связи с ними.

7. О получении (директивы)** и отданных распоряжениях доложить.

         Жуков             Соколовский                Хохлов

9.1.42г.
ЦАМО, Ф. 208. оп. 2513, д. 204, 432-434. Подлинник.
* Дальнейший текст директивы я опустил т. к., он не касается 33, 43-й армий и сопредельных армий, действующих в направлении Юхнов - Вязьма.
** моё пояснение.

11 января 1942 г. Жуков посылает донесение Сталину о ходе наступления на Западном фронте. Я привожу выдержки из текста, касающиеся интересующих меня армий:
Докладываю обстановку на фронте за истекший день 10.1 42.
3. 33-я армия, продолжая наступление на всём фронте, правофланговыми частями заняла 9 населённых пунктов, продвинулась на отдельных участках на 6 км. Левофланговые части армии, преодолевая упорное сопротивление противника, медленно продвигалась с юго-запада и юга в направлении Вереи. Положение частей  к исходу дня уточняется.
4. 43-я армия, наступая в направлении Медынь, центром овладела четырьмя населёнными пунктами. Положение фланговых частей уточняется.
6. 50-я армия правофланговыми частями овладела Юрьевкой, раз. Плетневка, Колышево. На левом фланге 217 сд вышла к шоссе в районе Стрекалово (6 км сев. - вост. Юхнова), где ведёт бой с противником.
7. Группа Белова, произведя перегруппировку, развивает прорыв из района Мосальска в сев. направлении. К исходу 10.1.42 от Белова сведений не поступило.
                Жуков                Соколовский                Хохлов


Так совпало, что это донесение Жукова т. Сталину было отослано в тот же день, когда курсант Орлов отправил последнюю датированную открытку своей жене. Ему ещё только предстояло участвовать в тех событиях, которые в полную силу полыхали на Западном  фронте.
Директиву Жукова о разгроме кодровско-юхновско-медынской группировки не позднее 11. 1. 42 и овладении Юхновым, левофланговым армиям Западного фронта выполнить не удалось. Хотя группировка противника была значительно потрёпана предыдущими боями, она оказала жестокое сопротивление. Наступление развивается значительно медленнее, чем планировал комфронта.
Следующую директиву Жукова я привожу полностью:

                Директива командующего
войсками Западного фронта командующим 43,49, 50 10-й армиями, командиру 1-го гвардейскорго кавалерийского корпуса от 14 января 1942 г.
                Особой важности
                шифр
Командармам 43, 49, 50 и 10
Командиру 1-го гвардейского

Копия: Начгенштаба ШЗФ №* 14.1.42

1. Кодровско-юхновская группировка противника, упорно обороняясь, стремится удержать за собой Варшавское шоссе и прикрыть направления на Гжатск, Вязьму и Рославль.
2. Ближайшей задачей левого крыла армий Западного фронта - завершить разгром кондровско-юхновской группировки противника и, в дальнейшем, ударом на Вязьму окружить и пленить можайско-гжатско-вяземскую группировку противника во взаимодействии с армиями Калининского фронта и армиями центра Западного фронта.
Справа - 33-я армия наносит главный удар в направлении Ваулино, Ельня в обход Можайска с запада; в дальнейшем наступает в направлении Рогозина, ст. Комягино.
Разгранлиния с ней - до Балабаново прежняя, далее иск. Арсеньевская, Медынь, Кукушкино, Дубна, Вязьма.
Слева - 6-я армия наносит главный удар из района ю.-зап. Белева на юг, в обход Волхова с запада.
Разгранлиния с ней прежняя.
3. Приказываю:
а) Командарму 43 - не позднее 15.1** овладеть Мятлево и в дальнейшем развивать удар в направлении Юхнов, Вязьма.***
Разгранлиния  слева - до Малоярославца прежняя. далее Михеево.иск. Юхнов, Вязьма.
б) Командарму 49 - не позднее исхода 15. 1. завершить во взаимодействии с 43 армией разгром кондровской группировки противника и выйти в район Погорелово. Иметь в виду в дальнейшем перегруппировку армии в район ст. Чипляево, ст. Занозная.
Разгранлиния слева - прежняя.
в) Командарму 50 - не позднее 17.1.**** разгромить юхновскую группировку противника и овладеть Юхновом. В дальнейшем наступать в направлении Слободки, Вязьмы, в обход города с запада.
Разгранлиния слева - Головино, Колентеево, Селино, Заречье (12 км зап. Вязьмы).
г) Группе ген. Белова с 325, 239, сд, 9 тбр и лыжбатальон(ом), энергично выполняя поставленную задачу, не позднее 20.1. выйти и перерезать все пути отхода противника зап. Вязмы в районе Чёрное, ст. Семелево, Красное, Поляново.
д) Командарму 10 - к исходу 15.1. овладеть ст. Чипляево, ст. Жиздра. В дальнейшем прочно обеспечить левое крыло фронта  со стороны Рославль, Брянск.*****
4. Фронтовой резерв 11 гв.сд, 396 сд, 344, 385 сд. 18 сбр, 146 птбр и артполк РГК - сосредотачивается в районе Сухиничи, Мещевск, Мосальск.
5. Обращаю внимание командармов на необходимость стремительного преследования отходящих частей противника, выходя им в тыл лыжными отрядами и не давая возможности отводить колонны ******, останавливаться и закрепляться в населённых пунктах.
6. Получение и отданные распоряжения донести.

         Жуков                Соколовский              Хохлов

ЦАМО, ф. 208, оп. 2513, д. 204, л. 439-442. Подлинник.
* Так в тексте.
**Написано красным карандашом вместо зачёркнутого "14.1".
***Далее зачёркнуто: "двумя стр. дивизиями ударом на Юхнов содействовать 50 армии в разгроме юхновской группировки противника".
****Написано красным карандашом, вместо зачёркнутого "16.1.".
*****Далее зачёркнуто "К исходу 15.1 уничтожить пр-ка, окружённого в Сухиничи".
******Написано неразборчиво.

Из текста документа видно, как железный Жуков, после некоторого колебания, добавляет командармам на выполнение задачи по одному дню.
Почему-то задачи командармам 33 и 5  он ставит отдельным приказом, датированным тем же днём. В приказе 5-й армии предписывается 16.1 овладеть Можайском, а 33-й армии - не позднее 15.1 захватить г. Верею.
15 января Жуков в очередном докладе Сталину об обстановке на фронте сообщает: 5-я армия находится в 8 км восточнее Можайска; 33-я армия ведёт упорные бои на непосредственных подступах к г. Верея; 43-я армия освободила г. Медынь и вышла на рубежи р. Шаня; 50-я армия ведёт упорные бои на всём фронте. Противник активными действиями стремится прикрыть Варшавское шоссе и г. Юхнов. Группа Белова продолжала упорные бои на Варшавском шоссе. Противник на отдельных участках переходил в контратаки.
20 января генерал Белов получает приказ Жукова:
Белову
Строжайше запрещено переходить где-либо к обороне. Если есть щель, гоните всех в эту щель и развёртывайте эту щель ударом к флангам.
Десанту поставлена задача, к исходу 21.1 занять Ключи.
И так, в щель ввести 2 сд, 5 кд 5 лыж. батов. Будет блестящий успех.
Юхнов будет взят 21.1 войсками 43, 49 армий.
Болдин оскандалился.
Можайск взят Говоровым. Противник бежит по всему фронту. Давайте скорее к Вязьме. Горин в 25 км от Вязьмы.
Судя по тону приказа, Жуков полон оптимизма. Он торопит Белова: вперёд, к Вязьме! Он ещё не знает, что Юхнов будет взят не 21.1, а 5 марта, по случайному стечению обстоятельств, в день гибели Алексея Орлова где-то в снегах около реки Воря, при попытке частей 43-й армии деблокировать части генерала Ефремова.
Но пока ударная группа генерала Ефремова стремительно движется к Вязьме, навстречу корпусу Белова и десанту.

Выдержки из записи переговоров командующего Западного фронта с командующим 33-й армией 21 января 1942 г.
У аппарата Жуков. Здравствуйте. Когда выйдут части в назначенный район, это сейчас главный вопрос.
У аппарата Ефремов. Здравствуйте, товарищ командующий.
1. 93сд с наступлением темноты выходит в район сосредоточения Темино.
2. 113 сд и 338 сд на рубеже р. Шаня.
3. 222 сд с17.30 ведёт бой в районе Юрлово.
4. Понимаю всё значение нашего выхода в указанный Вами район - всё для этого  сделаю.
5. Всё тормозит транспорт. Радиостанции и то отстали от командира дивизии. День и ночь расчищаем дороги.
Жуков. Не ввязываться в бой, стремительно выходить в назначенный район; с выходом в назначенный район связаться с десантом в районе Знаменка, Желание и быть готовым, не останавливаясь, к выходу в район западнее Вязьмы. Для обеспечения действий сейчас подтягивайте тылы, запасы, всё материальное обеспечение и управление. Штабу армии от главной группировки не отрываться.
Будьте здоровы. Нажимайте. Можете отличиться на этом, как никогда.

Из солидной стопки документов, распечатанных из интернета, я отобрал все упоминания о боях под Юхновым.

30 января 42 г.
Запись разговора командующего войсками Западного фронта с командующим 43-й армией
У аппарата командующий Жуков.
У аппарата Голубев.
Жуков. Тов. Голубев, кратко доложите, как с Юхновым и как на других участках. Ваши расчёты?
Голубев. Здравствуйте, генерал армии. Докладываю:
Передовые части достигли с боем Батино, Панаево. Попытки удара на Юхнов успеха пока не дали. Оборона у противника здесь крепкая, По этому будем обходит с запада... Далее, Голубев говорит о том, что в районе Ухово, Хвощи, Агарыши сосредоточены  силы противника, включая части 2 бригады СС...
Двигаться  на запад без разгрома этих группировок я считал невозможным, опасаясь за возможность удара в тыл Ефремову, у которого противник с севера и с северо-востока на подступах к  Износки.

31 января Жуков докладывал Сталину:
33-я армия, продолжая наступление, передовыми частями ударной группировки армии  овладела деревней Дашково, 7-8 км юго-вост. Вязьмы. Развивая наступление на северо-запад. 43-я, 49-я, 50-я армии в течение дня вели бой с юхновской группировкой противника, сжимая кольцо.
1 февраля директивой Ставки Верховного Главнокомандования Жуков назначается Главнокомандующим Западного стратегического направления, с сохранением должности командующего Западным фронтом. Калининский фронт переходит в его подчинение.



10 февраля 42 г.
Запись переговоров комфронта и командарма 49
У аппарата Захаркин.
Здравствуйте, говорит Жуков.
Жуков: Не следует ли Вам сформировать серию мелких групп и запустить противнику в тыл в район Барановка, Камынино, Мокрое, Пречистое и действиями в этих районах групп автоматчиков деморализовать противника. Пречистое нужно взять для того, чтобы обеспечить свой фланг и все подступы к флангу заминировать. В Юхнов надо смельчаков с автоматами скрытно заслать в кварталы города и, не задерживаясь, нужно брать, а сейчас все выходы и дороги нужно держать под огнём.
Когда Вы думаете взять Юхнов?
Захаркин: Докладываю, что Пречистое в ночь на сегодня и утром атаковано было 219 дивизией, с целью захвата, но успеха не имели. Смельчаков в Юхнов в указанные Вами районы я найду и вышлю, считаю, что в тылу, несомненно, будут беспокоить противника сильно. Больше всего меня беспокоит Устиновка в которой имеется до 3 миномётных  батарей, которые своим огнём мешают наступлению. Считал бы необходимым Устиновку ликвидировать в первую очередь с тем, чтобы ввести Миронова в действие для атаки на Юхнов. Атака на Юхнов будет продолжаться с утра 11.2. Ночью подтянем больше подкрепления 1-м эшелоном, с 7.00 будем продолжать атаку на Юхнов. Если удастся ликвидировать быстро Устиновку, то считаю, что с Юхновым 12.2. мы сумеем расправиться. Всё.
Жуков: Если Устиновка  у противника, её надо немедленно брать, иначе из Устиновки и из Пречистое противник отрежет Вам ударную группу.  Юхнов в лоб не возьмёте, применяйте охваты и обходы, принимайте меры к быстрейшей  ликвидации противника в районе Юхнова, эта операция имеет решающее значение, у меня всё.
Выдержки из переговоров комфронта с командующим 50-й армией от 10 февраля 1942 г.
У аппарата Жуков, здравствуйте.
Жуков: Доложите, тов. Болдин, что Вы, всё-таки, как командарм, думаете сделать и как выпутаться из грязной истории, в которую благодаря своей беспечности, Вы влипли. Вы надеетесь на какие-то несуществующие самолёты? Не понятно, что за фантазия командарма в столь ответственном деле. Или Вы думаете, что стоит только командарму донести, и он с себя ответственность снимает? Но так, видимо не выйдет на этот раз у Вас, и Вы должны со всей ответственностью доложить.
Болдин: Тов. Главком, докладываю дополнительно к тому, что я доложил тов. Голушкевичу:
1. На направлении главной группировки 50 армии соотношение сил сложилось не в нашу пользу. Противник, отходя из-под ударов Захаркина и Голубева, постепенно наращивает силы против нашей ударной группировки в районе Гороховка, Барсуки, Вышнее.
2. Мы имеем против себя на фронте всей нашей арии до 13 пехотных полков противника в первой линии, принадлежащих 131, 31, 253, 12, 255, 213, 228 пехотным дивизиям 19 танковой дивизии.
3. На фронте Ситское, Вышнее противник имеет до пехотной дивизии, подтянув её  течение 7, 8.2 с направления Юхнов и Поляны.
4. Главное усилие противника направлено против главной группировки нашей армии.
5. 7.2, 8.2 и 9.2, и сегодня противник в районе Лазино, Карпово, Барсуки и Поляны переходил в контратаки пехотой при поддержке 15-20 танков и бомбардировочной и штурмовой авиации.
6. Сегодня с утра соединения ударной группы армии ведут бой на фронте Ситское, Вышнее с задачей уничтожить противника в районе Вышнее и соединиться с отрезанной группировкой войск армии, в дальнейшем выполнять Ваш приказ - наступать в северном и северо-западном направлениях.
7. Противник за последние 4 дня несёт очень большие потери. Потери наших войск тоже большие. Для успешного выполнения Вашего приказа требуется пополнение или же (передача нашей армии) одной полнокровной боеспособной дивизии. 15-20 танков Т-34 и 5-6 танков КВ. 34 сд имеет фронт до  20 км. За последние дни дивизия понесла до 50 % потерь, в основном, в пехоте. Всё.
Жуков: Свежие дивизии и пополнение в дивизии, вообще, Вы получили больше, чем кто-либо, но, благодаря неорганизованности и отсутствию правильного применения войск в бою, 50-я армия  больше, чем кто-либо, безответственно понесла большое количество потерь, при этом ничего не сделав существенного, это первое.
 Второе, Вы и впредь ничего не сделаете, только будете нести напрасные потери, если будете без конца топтаться на одном месте и повторять десятки раз неудавшиеся атаки в одном и том же месте.
Третье. Мне не понятно даже при всех этих обстоятельствах, которые Вы доложили, неужели Вы своей группировкой не можете взять одной деревни, хотя бы Ситское или Вышнее, что бы подать боеприпасы частям. Ведь деревню, наверное, занимают не более батальона, неужели Вы всей своей армией не можете взять одной деревни?
Четвертое. Вы насчитали столько противника, что прямо хоть переходи к обороне или вновь отходи под Калугу. Зачем Вы верите прохвостам, которые Вас пугают не известно с какой целью. Если Вы даже имеете контрольных пленных, принадлежащих к этим полкам, то не значит, что Вы имеете эти полки против себя. Пленных этих же полков мы имеем даже перед Калининским фронтом, перед Голубевым, перед другими частями фронта. Если это делается для оправдания бездеятельности армии, то это не больше и не меньше как, очковтирательство со стороны командиров, за это их надо предавать суду. А по количеству номеров полков, даже если согласиться с данными Вашей разведки, Вы имеете полуторное превосходство.
Пятое. Вы две недели ведёте бой в узком коридоре. За это время
противник сумел, конечно, Вас изучить и организовать Вам противодействие, но Вы за это время не нашли более выгодных путей выполнения поставленных Вам задач. Подумайте хорошенько, где Вам сейчас выгоднее нанести удар, что бы выполнить поставленную задачу, при этом надо иметь в виду, что к Юхнову Вы уже ни при каких обстоятельствах не попадёте. Свой план доложите немедленно. Где Ваш КП сейчас?
Болдин: КП - Нечаевка, западнее 1 км Ленска.
Жуков: Всё это я Вам говорю не для того, что бы Вас обидеть, а для того, что бы Вы как командарм немедленно расправились со всеми легкомысленными людьми, которые Вас путают, не выполняя Ваших приказов, занимаются очковтирательством, вместо честного решения задач. Поймите и то, что впереди действует изолированная группа Белова и Ефремова, которым Вы обязаны открыть пути снабжения.
Будьте здоровы. Всё.

ЦАМО, ф. 208, оп. 2511, д. 1429, л.155-157.
Сверено с телеграфной лентой.

Очевидно,  пока Жуков решил не снимать Болдина, а приказал ему строго разобраться с какими-то мифическими командирами, "легкомысленными людьми", которые занимаются очковтирательством и вводят "простоватого" командарма в заблуждение.
          Я уделил так много места описанию документов, касающихся боёв за Юхнов, только по тому, что в начале операции взятие Юхнова входило в круг задач 43-й армии, кроме того, длительные, упорные бои за Юхнов сковали большие силы Западного фронта и  косвенно  повлияли на  судьбу 33-й армии. Не даром Жуков такое большое значение придавал скорейшему взятию этого города.
Теперь вернёмся к судьбам 33-й и 43-й армий. Обратимся к воспоминаниям маршала Жукова.
"5-я и 33-я армии, наступавшие в центре фронта, к 20 января освободили Рузу, Дорохово, Можайск, Верею. 43-я и 49-я армии фронта вышли в район Медыни, Доманова и завязали бой с юхновской группировкой противника.
Здесь я хочу более подробно остановиться на действиях советских войск в районе Вязьмы. С 18 по 22 января в районе Желанья (в 40 километрах южнее Вязьмы) для перехвата тыловых путей противника были выброшены два батальона 301-й воздушно-десантной бригады и 250-й авиадесантный  полк.
33-й армии генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова было приказано развить прорыв и, во взаимодействии с 1-м кавалерийским корпусом генерала П. А. Белова, авиадесантом, партизанскими отрядами, 11-м кавалерийским корпусом Калининского фронта, овладеть г. Вязьмой.
27 января корпус генерала Белова прорвался через Варшавское шоссе в 35 км юго-западнее Юхнова и через три дня соединился с десантниками и партизанскими отрядами.
Развивая наступление из района Наро-Фоминска в общем направлении на Вязьму, 33-я армия в последний день января вышла в район Шанского Завода и Доманова, где оказалась широкая, ничем не заполненная брешь в  обороне противника. Отсутствие сплошного фронта дало нам основание считать, что у гитлеровцев нет на этом направлении достаточных сил, чтобы надёжно оборонять Вязьму. Поэтому и было принято решение: пока противник не подтянул сюда резервы, захватить сходу Вязьму, с падением которой вся вяземская группировка противника окажется в исключительно тяжёлом положении.
Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы армии и стал стремительно двигаться с ней на г. Вязьму. 3-4 февраля, когда главные силы этой группировки в составе двух дивизий вышли на подступы к Вязьме, противник, ударив под основание прорыва, отсёк группу Ефремова и восстановил свою оборону на рубеже реки Угры. Второй эшелон армии в это время задержался в районе Шанского Завода,  а левый  сосед - 43-я армия - в районе Медыни. Задачу, полученную от штаба фронта, - оказать помощь группе генерала Ефремова - 43-я армия своевременно выполнить не  смогла". Битва за Москву. Московский рабочий. 1985 год.
А теперь обратимся к  свидетельству очевидца, непосредственного участника этих боёв, генерала Белобородова. Выдержки из мемуаров А. П. Белоборордова, "Всегда в бою", мой сын скачал из интернета.
"...Ночь, бушует снежная пурга, ничего не видно в десяти шагах. Мы с Бронниковым стоим на асфальте  Можайского шоссе, на перекрёстке дорог. Подсвечивая фонариком, комиссар смотрит на часы.
"Двадцать два ноль-ноль", - говорит он.
В круговерти пурги проступает колышущийся квадрат. Стрелковая колонна выходит к шоссе. Бойцы шагают молча, месят валенками снег, слышно тяжёлое дыхание сотен людей. Впереди колонны - командир в туго перехваченной ремнём телогрейке, это майор Романов. Теперь он командир 258-го полка - заменил полковника Суханова, получившего новое назначение. Романов, как всегда, точен. Его полк вышел к шоссе минута в минуту.
Командир доложил, что в полку всё в порядке.
"Отставшие есть?" - уточнил я.
"Нет".
"Обмороженные есть?"
"Нет".
Полковая колонна пересекает шоссе, направляясь по дороге в Верею и Медынь. 9-я гвардейская дивизия опять на марше. Отдых наш был коротким - лишь пять дней мы простояли в междуречье Озерны и Рузы, в районе, который нам памятен недавними ожесточёнными боями. 27 января, в одиннадцать утра дивизия получила боевой приказ командующего Западным фронтом и в ту же ночь начала форсированный марш с севера на юг, к городу Медынь. Сроки у нас жёсткие - 150 километров дивизия должно пройти за четверо суток.
Цель столь спешной переброски мы не знали, но, судя по всему, обстановка под Медынью была нелёгкой. Мы даже не успели получить пополнение ни людьми, ни техникой, хотя в них дивизия остро нуждалась. Трёхмесячные непрерывные бои сказывались на её боеспособности. В стрелковых полках осталось по 250-300 человек личного состава, значительная часть автотранспорта, особенно в артполках, требовала ремонта, гужевой транспорт был в некомплекте - не хватало несколько сот лошадей.
Трудности форсированного марша усугубляла погода. Морозы достигали 40 градусов, непрерывно валил снег, переметавший путь сугробами. Грунтовые дороги стали труднопроходимыми. Чтобы избежать пробок, штаб дивизии предусмотрел два параллельных маршрута: первый, правый, - через Можайск к Верее и далее на Медынь, второй, левый, - город Руза, ст. Дорохово к той же Медыни.
Не смотря на жестокий мороз и снегопад, марш проходил в хорошем темпе. Три первых перехода продолжались по11-13 часов, стрелковые полки даже опередили установленный штабом график движения. Помогла отличная маршевая подготовка бойцов-дальневосточников. Хуже было в  артполках - в 159-м лёгком и 210-м гаубичном. Орудия на конной тяге и многотонные гаубицы на тяге механической не выдерживали установленного темпа. Трактора и автомашины с их изношенными моторами часто останавливались из-за поломок. Артиллеристы то и дело на своих плечах проталкивали технику по сугробистым дорогам, сокращали свой отдых, чтобы нагнать пехоту. К утру 31 января, когда стрелковые полки уже вышли в район Медыни, артдивизионы всё ещё буксовали на дорогах, растянувшись до Вереи.
В Медыни находился фронтовой узел связи. Я позвонил в штаб Западного фронта, доложил начальнику оперативного управления генералу Г. К. Маландину о прибытии стрелковых полков. Он сообщил приказ командующего фронтом: 9-я гвардейская дивизия включена в состав 33-й армии, штаб армии - в районном центре Износки.
Немедленно сосредотачивайте дивизию в район Износки, - добавил он, - Возможно, придётся вступать в бой с марша.
Я попросил генерала Маландина доложить командующему, что под Медынью сосредоточены только стрелковые полки дивизии, что артиллерия отстала. Генерал Маландин тут же выполнил мою просьбу, потом он опять взял трубку и сказал, что командующий подтвердил приказ.
Этот приказ, как и форсированный марш из-под Рузы к Медыни, мне особенно стал ясен, когда я в штабе 33-й армии ознакомился с обстановкой в её полосе. Ударная группа армии во главе с её командующим генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым прорвалась в глубину обороны противника и уже выходила к Вязьме. Между группой и остальными армии образовался большой разрыв. Это был длинной, до 70 км, и узкий, около 8 км, коридор, по обеим сторонам которого находились вражеские войска.
В штабе армии, в Износках, я получил приказ ввести дивизию в прорыв, чтобы в составе ударной группы наступать на Вязьму. Опять предстоял форсированный марш, осложнённый на этот раз тем, что совершать его придётся по узкому коридору, в готовности немедленно принять бой.  Лёгкий артдивизион, и отдельный миномётный дивизион - вот все средства, которыми мы располагали для огневой поддержки пехотных полков.
Дивизия двигалась от Медыни к линии фронта и вошла в прорыв. По обеим его сторонам слышалась редкая ружейно-пулемётная стрельба, иногда подавали голос орудия. Они били из деревни Захарово, превращенной противником в сильный опорный пункт. Деревня стояла на высотах, над рокадной дорогой Гжатск-Юхнов, что позволяло противнику контролировать огнём узкое основание прорыва. Для того чтобы обеспечить тыл дивизии, её связь с основными силами 33-й армии, я оставил под деревней Захарово оперативную группу штаба во главе с подполковником Витевским, выделив в его расположение один стрелковый батальон. Я предупредил Витевского, что противник может в любой момент ударить в основание прорыва, поэтому задача оперативной группы - чутко реагировать на все изменения обстановки. Скажу заранее, что эта предосторожность вскоре же помогла нам с честью выйти  из очень трудного положения.
Дивизия лесными дорогами шла к Вязьме. Мы с Бронниковым решили проехать вперёд и установить прямой контакт с группой генерала Ефремова. Ехали на лошадях, в санной упряжке. Дорога  была  занесена снегом, к тому же, завалена брошенной вражеской техникой. Генерала Ефремова нашли в деревушке, расположенной  километрах в 5-7 южнее Вязьмы. Он без предисловий, по карте,  ввёл меня в боевую обстановку. Завтра на рассвете три дивизии ударной группы атакуют противника в Вязьме.
"Ваша - тоже, " - добавил он и указал на карте отведённую нам полосу.
Я доложил, что к утру, дивизия не успеет занять исходное положение - она ещё слишком  далеко от Вязьмы. Единственное, чем можем мы помочь ударной группе, это сформировать батальон из наиболее подготовленных лыжников. Лыжники, пожалуй, успеют прибыть под Вязьму к началу атаки.
"Хорошо!" - согласился командарм и отпустил нас.
Мы погнали коней обратным путём. Торопились вернуться в дивизию ещё и потому, что здесь, под Вязьмой, в глубине пробитого ударной группой коридора, обстановка быстро менялась. Слышался дальний рокот танковых двигателей, била фашистская артиллерия, снаряды, задевая верхушки деревьев, рвались у нас над головой. На подступах к селу Замытское стало спокойнее, стучали только пулемёты. Километрах в двух-трёх от села, мы встретили свой авангард - 131-й полк.
"Усильте охранение", - приказал я Докучаеву, и мы поехали дальше. Встретив колонну главных сил, сразу же, на марше, приступили к формированию лыжного батальона. Мы с Бронниковым  обсуждали кандидатуру его командира, подбирали  командиров рот и  взводов, когда где-то впереди застучали выстрелы немецких танковых пушек, ударили пушки 131-го полка, значит, танки вышли к дороге. Если это разведка, Докучаев сам с ней справится. А если крупные силы? Приказываю: артиллерия - вперёд!
Из тыла прискакала к нам группа кавалеристов. Среди них капитан Бурнашев и какой-то неизвестный командир.
 Бурнашев передал мне донесение Витевского, а его спутник представился: "Офицер связи штаба 43 армии капитан Карев." Он вручил мне пакет, в котором я нахожу приказ. На основании боевого распоряжения штаба фронта 9-я гвардейская дивизия передаётся из 33-й армии в соседнюю, 43-ю. Приказ её командующего генерал-лейтенанта К. Д. Голубева ставит перед нами новую боевую задачу. Дивизия должна немедленно повернуть обратно, выйти из прорыва к деревне Захарово и "уничтожить противника, прорвавшегося на правом фланге 43-й армии", то есть, на стыке её с 33-й армией.
Стало ясно, что фашистские войска перешли к решительным действиям с целью "подрубить" основание прорыва  ударной группировки 33-й армии и окружить её. Донесение Витиевского и короткий рассказ Бурнашева дополнили данные об обстановке. Наш стрелковый батальон, оставленный с оперативной группой под деревней Захарово, ведёт тяжёлый бой с танками и пехотой противника. Горловина прорыва сузилось до 3-4 километров. "Очень трудно, но держимся", - заканчивал своё донесение Витиевский.
Положение сложное. Впереди, у села Замыцкое, противник атакует 131-й полк, и Докучаев только что сообщил, что часть его подразделений окружена. Сзади, у деревни Захарово, примерно такая же обстановка. Медлить нельзя ни минуты. Всякое промедление, всякая нерешительность чреваты тем, что наша дивизия  будет окружена здесь, в лесном районе, вдали от ударной группы 33-й армии, и от 43-й армии.
Что делать? С одной стороны, я имею приказ генерала Ефремова вести дивизию к Вязьме, с другой - приказ генерала Голубева немедленно повернуть обратно, в район Захарово. Подобная ситуация на войне не редкость, и наши воинские уставы это учитывают. Устав требует выполнять приказ, который получен последним.
День 2 февраля клонился к вечеру, начиналась пурга. Я послал связного офицера к Докучаеву с приказом выйти из боя и отходить вслед за главными силами дивизии. Форсированным маршем мы шли всю ночь (обратно). И чем ближе подходили к горловине коридора, тем сильнее гремела канонада. Я опасался, что группа Витевского не устоит под натиском вражеских танков и нам придётся с боем пробиваться к главным силам 43-й армии. Группа Витевского устояла. Атакованные фашистами с обёих сторон коридора - и от деревни Захарово, и от деревни Москвино, - бойцы, командиры и политработники стояли насмерть, сражались по-гвардейски и продержались до подхода главных сил дивизии. Наш 40-й полк с марша вступил в бой и отбросил противника.
Последним вышел из прорыва 3-й батальон 131-го полка. Два других батальона остались в окружении. Ночью из этих батальонов пробилось несколько бойцов и сержантов. Они сообщили о тяжёлых боях с пехотой и танками противника, и о том, что весь личный состав  этих батальонов полностью погиб. Однако, как это часто бывает с людьми, отбившимися в ходе тяжёлого боя от своих подразделений, они невольно выдавали свои впечатления за действительность.
Итак, теперь действия нашей дивизии, как и всего правого крыла 43-й армии, были тесно связаны с ситуацией, которая сложилась в группе Ефремова под Вязьмой.
В первой половине февраля ключевым пунктом боевых действий  стал опорный пункт фашистов в деревне Захарово. Они сосредоточили здесь крупные силы: полк 2-й бригады СС, 95-й полк 17-й пехотной дивизии, 17-й артиллерийский полк, тяжёлый гаубичный и противотанковые дивизионы. Сотни стволов встречали нашу атакующую пехоту.
С 5 по 10 февраля наши батальоны раз 10 врывались в Захарово, захватывали отдельные дома и сараи на окраинах деревни, но удержаться не могли. Противник, как и мы, нёс большие потери.
10 февраля на командный пункт дивизии позвонил  генерал Голубев. Он в самой категорической форме  потребовал взять Захарово. Я доложил о численности состава и об отсутствии боеприпасов.
"Всем вперёд!" - приказал он командирам и политработникам выйти в стрелковую цепь и возглавить атаку...
После короткой артподготовки мы поднялись в атаку... Редкая цепочка 3-го батальона 258-го полка, с которым шёл я, залегла под огнём... Я встал, скомандовал, побежал к ближнему сараю... Разрывы снарядов вздымали снег и землю чёрно-белой стеной...
В тот день атака не удалась. Последующие два дня мы продолжали атаковать, но заметного успеха не добились. В начале декады мы получили, наконец-то, необходимый минимум снарядов и 250 бойцов пополнения.
К утру 13 февраля части дивизии заняли исходные позиции. В 14.00 открыли огонь наши оба артиллерийских полка и миномётный дивизион. Вражеский передний край заволокло дымом. Вражеская огневая система была, как видно, нарушена артиллерийским огнём, и батальонам 258-го полка удалось ворваться на восточную окраину, выбивая фашистов штыком и гранатой из домов и сараев. 40-й полк ворвался в деревню с севера. К вечеру деревня была освобождена...".



Выдержка из  доклада командующего войсками Западного фронта      Верховному      Главнокомандующему об обстановке в полосе фронта на 13.2 42 г.

                товарищу Сталину И.В.


Докладываю  обстановку на фронте за истекший день 13.2. 42 г.

2. 33-я армия. Ударная группировка армии в течение дня готовилась во взаимодействии с частями генерала Белова к наступлению с утра 14.2  в направлении Слободка, разъезд Лосьмино
3. 43-я армия после ожесточённого боя к исходу 13.2 овладела Захарово (на гжатском большаке). Частями армии отбита сильная контратака противника с большими для него потерями. Немцы шли в колоннах, пьяные. Захарово закрепляется, приняты меры для развития прорыва в глубину и на флангах.
4. 49-я армия, продолжая наступление, имела незначительное продвижение в направлении  Юхнов...
5. 50-я армия в ночь на 13.2 вела наступление с севера и юго-востока на группировку противника в районе Ситское, Вышнее. В результате наступления северная группа армии преодолела первую линию обороны противника, восточная группа частью сил ворвалась на юго-восточную окраину Вышнее. Части армии, продолжая бой на достигнутых рубежах, в течение дня готовились к возобновлению атаки в ночь на 14.2. Противник оказывает упорное сопротивление, стремясь не допустить соединения наступающих групп армий.
6. Группа генерала Белова в 6.00 13.2 частью сил во взаимодействии с 8 вдбр атаковала Семлево. Результаты выясняются.
7. 10-я армия с утра перешла в наступление...


                Жуков                Хохлов
ЦАМО оп. 2511, д. 1035, л. 103-104. Подлинник.





Выдержки из записи переговоров командующего Западным фронтом и Военным советом 43-й армии 14 февраля 1942 г.
У аппарата Жуков: Здравствуйте, т. Голубев.
Голубев: Здравствуйте, тов. генерал армии - у аппарата Военный совет 43-й армии.
Жуков: Дополнительно здравствуйте, т. Шабалин, у меня к Вам один вопрос: Захарово нам пока ничего не даёт, нам очень важно быстрее пробиться к Ефремову, короче говоря, очистить его тыловые пути, подать ему боеприпасы и вывести от туда 1000 человек раненых. И для этого нужно скорее захватить Берёзки,  Валухово и соединиться в районе Замыцкое с частями Ефремова. Если этого быстро не сделаем, противник сделает нам второе Захарово, за которое также придётся расплачиваться дорогой ценой. Можете ли Вы быстро выполнить эту задачу?
Голубев: Задача понятна. Выполнить её необходимо, но раньше считаю необходимым доложить, надо взять Крапивку и Савино. За них сейчас идёт бой... Без этого действовать считаю нельзя, ибо получается узкое горло, простреливаемое с обоих флангов, которое противник быстро закроет. Сегодня не было решительного выдвижения на юг и запад, потому что противник атаковал сам. Было отбито до четырёх контратак. В каждом пункте сидят достаточно крупные силы. Считаю, не менее полка в районе Савино и до полка в районе Крапивка. В каждом пункте пять - шесть танков. Упорство, с каким дерётся противник, видно из того, что в Захарово, по предварительным данным, - до 700 трупов, захвачены трофеи... Особенно прекрасно работала наша артиллерия, замечательно шли в атаку бойцы, хорошо помогали танки, которые я по Вашему приказу перебросил туда. Оказанная вами помощь пополнением и снарядами, сыграла решающую роль.
(Фотография командующего 43 армии представлена выше).
Жуков: Это всё правильно, одновременно нас очень интересует помощь Ефремову и раньше, чем рассчитываете Вы. Поэтому, чтобы не дать противнику организовать оборону на реке Воря, нужно одновременно с ликвидацией противника в районах Крапивка, Савино послать отряд, хотя бы батальон с двумя танками, с миномётами, батареей для захвата Валухово, Берёзки. Может быть даже раньше, чем противник успеет приспособить их к обороне. Отряд надо послать с храбрым и талантливым командиром. Мы примем все меры, чтобы в ближайшее время Вас ещё немного пополнить. Поэтому действовать надо быстрее, чтобы не поставить Ефремова в изолированное положение. Куда у вас действует девятая? Не лучше ли девятую, 93, 5 тбр объединить в руках Белобородова для захвата Савино?
Голубев: Всё понятно, отряд будет немедленно сформирован и выслан во главе с лучшим командиром и военкомом.
На Савино 93 сд наступает двумя полками с востока, части 9 гв. с юга. Мне кажется, что подчинять одного командира дивизии другому не следует, может быть, передать 93 сд, 5 тбр нам или наоборот - отдать 9 гв. 33-й армии. Каждый из нас сумеет создать временное управление группой и решить поставленную задачу.
Жуков: Обещание вещь хорошая. Но я предпочитаю исполнение, а с исполнением мы очень тянем. Поймите, что за это расплачиваются люди жизнью, которые, умирая, не могут сказать вам спасибо. Ваше предложение мы обдумаем. Сейчас примите меры к тому, чтобы Крапивка была захвачена, и части вошли бы в связь с Ефремовым. Всё.

ЦАМО, оп. 2511, д. 1429, л.207-208.


Приказание начальника штаба Западного стратегического направления командующему 43-й армии от 14 февраля 1942 г.

тов. Голубеву
Копия: т. Кондратьеву

Главком приказал:

Немедленно организовать разведку путей к ударной группе Ефремова. Для этой цели выслать подвижные отряды на лыжах во главе с храбрыми толковыми командирами.
Этим отрядам поставить задачу войти в связь с подразделениями 9 гв сд, действующими в районе Валухово, Замыцкое.
Исполнение донести.
                Голушкевич

ЦАМО, оп. 2511, д. 1429, л. 209.


Из этих документов видно, что 14 февраля Жуков ещё надеялся на захват Вяьзмы и толкал Ефремова вперёд, а Голубева - на помощь Ефремову, хотя у Ефремова не хватало боеприпасов, в обозах находилась 1000 раненых. Армия Голубева была тоже обескровлена. Если бы Жуков тогда отдал приказ Ефремову прорываться назад к 43-й армии, то 33-я армия бы сохранилась, а Ефремов остался жив. Впрочем, мне сегодня легко рассуждать по этому поводу.
Может быть, Жуков и понимал, что такой приказ своевременен, но принимал окончательное решение Сталин. Жуков хорошо помнил, чего ему стоили в своё время его советы Сталину по поводу отступления Красной Армии от Киева...
В своих воспоминаниях Жуков пишет, что: "В феврале и марте Ставка требовала усилить наступательные действия, но у фронтов, как этого и следовало ожидать, истощились силы и средства. В январе фронт получил только 13 вагонов, а в первой декаде февраля из запланированных 316 вагонов не получил ни одного. В донесении, написанном (Жуковым) по этому поводу 14.2. в ставку, говорилось: "Как показал опыт боёв, недостаток снарядов не даёт возможности проводить артиллерийское наступление, а, как следствие, система огня противника не уничтожается и наши части, атакуя мало подавленную оборону противника, несут очень большие потери, не добившись надлежащего успеха".
Ставка приняла решение подкрепить действовавшие на Западном направлении фронты силами и средствами, но это было запоздалое решение. Противник успел значительно усилить вяземскую группировку и, опираясь на заранее укреплённые позиции, начал активные действия против войск Западного и Калининского фронтов".
Белобородов в своих воспоминаниях  пишет о том, что длительный штурм и большие потери при захвате деревни Захарово был обусловлен нехваткой снарядов. Пушки не смогли подавить очаги сопротивления противника. О том же пишут в донесениях командармы. Эти проблемы подтверждает в своих воспоминаниях Г. К. Жуков.
Отсутствие вооружения и боеприпасов на фронте напрямую приводило к большой крови, особенно при наступательных действиях. И в Москве, и на Урале, и  в Сибири, на заводах и фабриках в окнах круглосуточно горел свет в цехах, гудели станки. У станков стояли старики, жёны, невесты, дети бойцов, бившихся, на фронтах страны, и под Юновым, Вязьмой, Медынью.  На заводах точили корпуса снарядов, снаряжали гранаты и мины, которые так были нужны  их мужьям и отцам на фронтах! В московских кабинетах, с покрасневшими от бессонницы глазами, по 20 часов в сутки работали "несгибаемые наркомы" - Каганович,Устинов, Ванников, Шахурин и др. , организуя работу предприятий, где плавили сталь, собирали танки, пушки, самолёты. По железным дорогам громыхали промёрзшие составы с грузами для фронтов.

Но огненная топка войны требовала всё больше и больше человеческих и материальных жертв! Как огромные, белые снежинки, в завораживающем  танце, кружились в небе страны вестники беды - похоронки, медленно опускаясь на города и сёла, превращая жён во вдов, а детей в сирот...
А теперь вновь обратимся к свидетельству очевидца, генерала Белобородова.
"... Последующие 10 дней противник вёл ожесточённые атаки на Захарово. Пехота 17-й немецкой дивизии, поддержанная авиацией и танками, пыталась вновь овладеть этим населённым пунктом... Наша 9-я гв. дивизия, вместе с 93-й сд и 1-й мсд отбивала контратаки немцев и очень медленно продвигалась вперёд. В иной день боевой успех определялся лишь сотней-другой метров отбитой у врага земли....
28 февраля полки завязали бои под деревней Берёзки - мощным опорным пунктом фашистов на реке Воря. Мы вплотную приблизились к местности, где три недели назад в ходе нашего форсированного марша были отсечены от дивизии и попали в окружение два батальона 131 полка роты сапёрного батальона... Более трёх недель они сражались в окружении, и каждый из этих дней можно назвать днём коллективного подвига. Представьте себе: 30-градусный мороз, снег по пояс, иссякли продукты, фураж... Батальонные пушки бойцы тащат на лямках. Патроны и снаряды - на счету. Фашистская авиация рыщет над лесом, едва разожжёшь костёр. Рвутся бомбы, снаряды. Люди питались тем, что удавалось отбить у противника, воевали трофейным оружием. И так день за днём, ночь за ночью...                Фашистские танки и пехота, наступая от Замыцкого, вышли к опушке, где залегли стрелки и пулемётчики 2-го батальона полка Докучаева. Перед опушкой простиралось широкое поле. Преодолеть его по глубокому снегу танки не смогли и  отошли в деревню. А гитлеровская пехота двинулась к лесу. Бойцы батальона подпустили их поближе, и пулемётная рота открыла ураганный огонь. Фашисты залегли в ста шагах от опушки и - ни вперёд, ни назад. Любая их попытка подняться пресекалась пулемётным огнём. До вечера пролежали вражеские солдаты в снегу, при жёстком морозе. Танки попытались их выручить, но помешал глубокий снег и огонь наших батальонных пушек. Вечером бойцы батальона взяли в плен оставшихся в живых гитлеровцев. Те настолько окоченели, что не могли подняться из снега без посторонней помощи. Противник потерял в этом бою более 200 солдат и офицеров.
В последующие дни опять были бои с противником, настойчиво пытавшимся ликвидировать окруженные батальоны полка. Батальоны несли потери, но продолжали пробиваться на восток, навстречу наступавшей 9-й гв. дивизии.
В ночь на 28 февраля, когда дивизия вела атаки на деревню Берёзки, на НП позвонил майор Романов. Доложил коротко: "Докучаевцы прорвались из окружения на моём участке"...
В первых числах марта 9-я гвардейская дивизия форсировала реку Ворю, создала плацдарм и вместе с  соседними стрелковыми дивизиями - 93-й и 415-й - выдвинулась в район села Замыцкое. Здесь на подступах к реке Угра, бои по-прежнему носили ожесточённый характер, каждый метр продвижения стоил большой крови, атаки и контратаки чередовались по несколько раз на дню..."
 Я так подробно привожу отрывки из воспоминаний комдива Белобородова, потому что он очень ярко, глазами очевидца, описывает кровавые события, происходившие в первых числах марта 1942 года между деревнями Берёзки  и Замцское. Именно тогда и в тех местах, сражаясь в составе 415 дивизии, которая наступала рядом с дивизией Белобородова, очевидно, погиб Алексей Григорьевич Орлов.
"...Вражеское командование принимало все меры, чтобы не допустить нашего прорыва к Вязьме, к группе генерала Ефремова. Фашисты отвели в тыл свою обескровленную 17-ю пехотную дивизию, заменив её свежими силами. Мы же получали очень мало пополнений. Несмотря на это, войска 43-й армии продолжали атаковать противника. (В своих воспоминаниях Жуков пишет, что к этому времени немцам удалось перебросить под Вязьму подкрепления из Франции и с других направлений.*).
В начале марта нас известили, что группа Ефремова пошла на прорыв к Угре, нам навстречу..."
(Очевидно, наконец, Ефремов получил разрешение пробиваться назад, к линии фронта.*)
"...Мы, в свою очередь, усилили атаки. Но миновал день, другой, третий, а в нашей полосе прорывались из окружения лишь небольшие сводные группы бойцов и командиров. О судьбе генерала Ефремова  они ничего определённого сказать не могли. Одни говорили, что он погиб, другие утверждали, что он с остатками трёх дивизий отошёл в глухие леса, в партизанские районы...
Впоследствии сведения о гибели командующего 33-й армии подтвердились..."
_____________________________________________________
* мои примечания.

                Из хроники Великой Отечественной  войны:
3 марта 1942 года - вторник
- В полосе Западного фронта войска 43-й и 33-й армий нанесли встречный удар из района Коблево (одна сд 33-й армии) и из района Берёзки (одной сд 43-й армии) с целью вывести окружённые части  и соединения 33-й армии из окружения.


4 марта 1942 года - среда
- Войска 49-й армии Западного фронта возобновили наступление с целью разгрома юхновской группировки и к исходу дня овладели несколькими населёнными пунктами.
5 марта 1942 года - четверг
- В ходе наступательных операций войска Западного фронта завершили  разгром юхновской группировки и освободили г. Юхнов.
7 марта 1942 года - суббота
- Остатки юхновской группировки противника продолжали поспешно отходить за реки Угра и Ресса. Войска 33-й армии перешли в наступление с рубежей Игнатьево, разъезд Угрюмово в направлении Ямы, Везищи.
8 марта 1942 года - воскресенье
-  Войска 33-й армии Западного фронта в 22 часа возобновили наступление с целью овладеть большаком Гжатск - Юхнов в районе Игнатьева. Противник  отразил сильным огнём все атаки войск армии.

19 марта 1942года - четверг
  - Войскам 50-й армии, командующим Западным фронтом поставлена задача, силами пяти сд  и двух тб прорвать оборону противника на участке Фомино-1, Каменка  и ударом в направлении Зайцева Гора, Новосёлки овладеть Милятино.

 Выдержки из доклада командующего войсками
 Западного фронта Верховному Главнокомандующему
                товарищу Сталину И. В.
Докладываю обстановку на фронте за истекший день 5.3.42 г.
3. 33-я армия. Положение частей армии - без существенных изменений. Напряжённый бой идёт в районе раз. Угрюмово.
4. 43-я армия вела напряжённые бои за овладение деревней Берёзки, отбивая контратаки противника. 
5. 49-я армия. После упорного боя на подступах к городу, части армии заняли г. Юхнов...

                Жуков           Соколовский       Хохлов


Пожилая родственница одного из моих хороших товарищей весь период оккупации прожила в деревне под Юхновым.  Так получилось, что она одна осталась в своём просторном, кирпичном доме. Дом сразу приглянулся какому-то немецкому армейскому начальнику, и он там поселился. Немцы сразу зарезали поросёнка и кур, но корову не тронули: молоко они любили.
Отношение немцев к старушке было вполне доброжелательное. Два дюжих денщика кололи дрова, носили воду, топили печь, помогали по хозяйству. С продуктами у неё тоже не было проблем.
Несмотря на лесистые места, партизаны в ближайших окрестностях не появлялись.  Очевидно, отсутствие этого раздражающего фактора объясняет относительно благодушное отношение немцев к местным жителям. И это, несмотря на жесточайшие сражения, проходящие на близлежащей  передовой линии. Впрочем, немцы были разные.
После штурма и взятия Юхнова войсками 49-й армии, по рассказам старушки, окрестные поля были засыпаны трупами немцев. Первые дни их никто не хоронил. Ребятишки, как на санках, на глазах местных жителей, катались со снежных горок на трупах немцев. Иногда трупы, для лучшего скольжения, поливали водой... Жестокости войны помутили разум людей, сместили в их головах  очевидные понятия о добре и зле!..


Очевидно, после взятия Юхнова, Жуков пытается подключить освободившуюся 49-ю армию к решению вяземской проблемы.
 Выдержки из переговоров командующего Западным фронтом с командующим 49-й армией 7 марта 1942г.
У аппарата Жуков: Здравствуйте, доложите, как Вы выполняете приказ Военного совета?
У аппарата Захаркин: Здравствуйте. Докладываю:
В течение вчерашней ночи и  дня на всём фронте армии вёлся напряжённый бой. Противник, упорно обороняясь на р.Угра и Ресса, на отдельных участках переходил в контратаки. Особенно упорно обороняется противник, и применяются контратаки на р. Ресса; на Вяземском большаке в течение дня против 13-й и 238-й дивизий предпринял четыре контратаки.
Жуков. Где у Вас танки? Почему медленно двигаетесь с армией, не выполняете приказ, кто за это наказан?
Захаркин: Танки ещё не прибыли.
Жуков: Где они?
Захаркин: У меня имеется два средних танка, которые находятся у шоссе вост. Кувшиново. Ожидаем 6 танков, они не прибыли, должны прибыть в Мятлево. Нач. АБТ сторожит их, как появятся, будут подтянуты к Юхнову. Медлительность действий происходит вследствие упорного огневого сопротивления противника и трудности местности. Местность чрезвычайно лесистая.
Жуков: Где 6 танков, которые я Вам послал? А у Вас что, нет огня? Вам дана тяжёлая артиллерия.
Захаркин: Артиллерия применяется очень широко, включая тяжёлую, и противнику наносятся большие потери, но всё же у противника силы огневой больше, что задерживает и замедляет наше наступление. Кроме того, дивизии имеют очень малочисленный состав. Вчера прибыло пополнение, которое сегодня вводится в строй.
Жуков: Напрасно Вы думаете, что успехи достигаются человеческим мясом, успехи достигаются искусством ведения боя, воюют умением, а не жизнями людей. Вы даёте противнику возможность остановиться и готовиться к бою, а затем, когда противник организуется, Вы начинаете наступать, а отсюда все качества Ваших действий. Танки, к Вашему сведению, разгрузились прошлой ночью в 12.55 на станции Мятлево. Но Вы, видимо, не знаете, где они находятся и не следите, несмотря на то, что Вам танки крайне нужны. Пошлите людей разыскать... Приказ Военного совета  о немедленном выдвижении за р. Угра и занятии в течение 7.3.42 Климов Завод, Вы не выполнили. Я вынужден Вас строжайше предупредить о том, что мы не можем терпеть таких дел, которые творятся, тем более, не выполняются приказы.
У меня создалось впечатление, что до Вас не дошло моё требование, что нужно разбить противника, во что бы ни стало.
Захаркин: Я просил бы дать мне срока ещё два дня. Я полагаю и надеюсь, что удар двумя правофланговыми дивизиями даст мне возможность разбить сопротивляющуюся группу противника в районе Марьино.
Жуков: Хорошо, проводите, ищите танки и надо их ввести в дело...

ЦАМО, ф. 2511, д. 1433, л.99-102

Этот разговор хорошо показывает жёсткий характер Жукова. Он, как мальчишку отчитывает командующего, армия которого, два дня назад взяла Юхнов. Скорее всего, Жуков уже понял, что спасти 33-ю армию не удастся, даже с помощью сил освободившейся 49-й армии.  Осознанием этого факта, возможно, объясняется его раздражённый тон. А его грубый разговор с командующим 50-й армией Болдиным, допустившим прорыв немцев на участке его армии!
Странно и, даже комично, выглядит озабоченность командующего фронтом и командующего 49-й армией  пропажей шести танков. У армий фронта, очевидно, совсем закончились технические ресурсы. В таком состоянии наступать было невозможно. Немцы тоже выдохлись.
После начала апрельской распутицы активные действия на Западном фронте утихли... Читая архивные документы и воспоминания, я много думал о Жукове.
 О нём сложилось устойчивое мнение, как о жёстком генерале, который, в отличие от Рокоссовского, всегда стремился выполнить трудновыполнимую задачу любой ценой, не щадя жизней солдат. С одной стороны, судя по текстам документов, он, не считаясь с потерями, зная о малочисленности войск и недостаточности огневой поддержки, гонит армии вперёд, с другой стороны, он выговаривает генералу Захаркину, что нужно воевать не "человеческим мясом, а искусством боя". Он постоянно запрещает командармам, атаковать в лоб, а призывает обходить противника с флангов, не жалеть труда на расчистку  дорог от снега. Он отчитывает Болдина, указывая, что нельзя долго атаковать в одном и то же месте, это приводит к потерям. Нужно менять направления ударов.
Возможно, легенду о его бесчеловечном отношении к солдатам, придумали генералы, с которыми он вёл себя достаточно сурово, и даже жестоко, в отличие от культурного Рокоссовского. А может быть, так оно и было на самом деле, и генералы правы...
Следует помнить, что Жуков, зачастую,  принимая решения, испытывал сильное давление со стороны Сталина, отношение которого к человеческой жизни общеизвестно...
Наполеон говорил, что качества хорошего полководца напоминают на квадрат, у которого стороны равны. Одна сторона - талант, другая сторона - сила воли: если у талантливого полководца не хватает силы воли, то он не доведёт до конца исполнение своего талантливого решения и проиграет сражение. Если у него сила воли на много превышает талант, то, упорствуя в выполнении неправильного решения, он тоже проиграет. Умная мысль, которая не противоречит  правилу "золотой середины". Только вот Наполеон забыл  сказать, как измерить до начала войны стороны этого квадрата. Расплывчатая "середина" может находиться, чуть ближе к правому краю, или ближе к левому.
 В российской истории многие ошибки полководцев компенсировались  жизнями стойких, самоотверженных солдат...
Алексей Орлов, пройдя двухмесячные курсы младших лейтенантов, попал в самое пекло огненного ада войны, и воевать ему довелось  менее двух недель.
Используя скупые сведенья о  месте его службы и времени гибели, как нить Ариадны, я попытался провести читателя через лабиринт событий, по которому  шла 43-я армия, до того момента, когда в заснеженных полях между деревнями Берёзки и Замыцкое  трагически оборвалась жизнь Алексея Орлова.

                послесловие
Сообщение об экспедиции в Тёмкинский район в рамках Международной Вахты Памяти-2002г.
Август. Тёмкинский район Смоленской области.
Сводный поисковый отряд г. Москвы и Белгородской области  в составе пяти отрядов: "Высота имени Сячина", "Прометей", "Авалон", "Поиск" и "Высота" работал в районе урочища Горки, в уполесском лесу и в урочище Берёзки.
В марте 1942 года в этих местах осуществлялась попытка деблокирования частей 33-й армии войсками 43-й армии Западного фронта. Бои носили кровопролитный характер с обеих сторон, атаки сменялись контратаками, деревни переходили из рук в руки.
За время экспедиции сводными отрядами обнаружены останки двух бойцов Красной армии, одного в районе Горки, второго, у урочища Берёзки. Поиски сильно затруднялись каменистой почвой, и работа щупом являлась не очень эффективной.
Всего за время проведения Вахты поисковиками всех отрядов эксгумированы останки 242 бойцов РККА, найдено 17 медальонов, 7 из них прочитаны.
К сожалению, среди прочитанных медальонов имени Алексея Орлова не значилось.

                *  *  *
На мой взгляд, если какой-либо народ хочет сохраниться в истории человечества, как самостоятельный субъект, то он должен бережно хранить свои традиции и обычаи, знать историю своего государства, почитать своих предков и героев страны, уважать традиционные религии. Атеисты, имеющиеся во многих странах мира, тоже живут внутри культурного пласта, который, во многом, сформирован многовековой религиозной практикой и обычаями  своей страны.
Произнесённые на партсобрании фразы: "бог с ними", или "слава богу", окружающими безбожниками никогда не воспринимались в прямом смысле. Это была многовековая привычка жителей православной страны.
В дореволюционной России не только дворянские роды хранили и знали свои родословные. Крепостные крестьяне, столетиями  жившие в одной деревне, также знали своих предков, хранили легенды о них, об их талантах и способностях, страстях и пороках.
Вихри революции и гражданской войны всё перемешали, разбросав семьи по всей стране и миру. Порвалась связь времён. Но связь порвалась не только по естественным причинам. Политика советской власти была направлена на забвение дореволюционного прошлого, в полном соответствии со словами партийного гимна: ..."Весь  мир насилья мы разрушим до основанья, а затем, мы свой, мы новый мир построим..." Власть пыталась строить свою, пролетарскую культуру, этику, мораль без опоры на "мир насилья", эксплуататорское прошлое многих поколений и дворянскую культуру России... В результате ряда конкретных условий была создана новая система насилия, значительно более страшная, чем "старая".
В древнем Риме своих предков не только чтили, но и обожествляли. В каждом доме имелась специальная комната, где хранились родословная и маски предков, которые защищали домашний очаг. Чем значительнее были вклады предков семьи в преумножение славы Рима, тем надёжнее они хранили домашний очаг. Однако умерших или погибших необходимо было обязательно похоронить с почётом и с соблюдением ритуала, иначе они, не находя успокоения,  будут скитаться вокруг своего жилища, накликая беду. Даже после проигранных сражений, римляне пытались выкупать останки павших воинов и хоронили их должным образом, с почётом и по традициям Рима... О погибших воинах в Риме заботились и частные граждане и государство!


                7 января 2008 года. Москва.