Я Богу одному в душе своей послушен

Олег Салмин
Найдётся немало произведений, вызывавших бурный интерес современников, но сегодня никого не интересующих. Как у многих теперешних бестселлеров, их главным достоинством была злободневность. Но проходит немного времени, изменяется мир, мода, технология, научные знания, волнующие людей проблемы, --и на смену этим книгам приходят другие, столь же модные и столь же недолговечные. Завтра будет новый день и новая пища, а о вчерашней никто и не вспомнит.

Есть произведения другого рода --они могут не иметь шумного успеха у современников, но определённый интерес к ним не пропадает и у отдалённых потомков. Понятно, что взаимоотношения внутри литературы, литературы и искусства, литературы и общества очень сложны, тонки, многоплановы и противоречивы. Путей и способов, какими литературное произведение прошлого проникает в современную жизнь общества, бесконечно много.

Все эти общеизвестные истины я счёл нужным напомнить только для того, чтобы объяснить точку зрения, с которой будет рассматриваться творчество Ф.Н.Глинки. Во внимание будет приниматься не общественный резонанс его произведений у его современников, не его роль в современной ему литературной жизни, не влияние которое он оказал на последующие литературные процессы. Нет, речь будет идти о том, насколько слово, творение Ф.Н.Глинки в том самом виде, в котором оно было создано автором полтора века назад, важно, интересно для сегодняшнего читателя, насколько первоначальный текст без всяких переделок, комментариев, исторических справок, экранизаций и переложений на музыку способен непосредственно занять более или менее значительное место в духовной жизни современного человека или общества в целом.

Однако, какая-то обработка просто неизбежна, хотя бы избрание лучших произведений. Как во всяком движении, при развитии литературы происходит накопление столь огромного количества произведений, литературного материала, что использование его в полном объёме становится чрезвычайно трудоёмким. Вполне естественно в такой ситуации происходит отмирание для массового читателя, не для специалиста, наименее ценного, избавление от балласта, затрудняющего доступ к действительным ценностям. Чтобы дать алмазу его настоящую цену, его надо отделить от огромной массы пустой породы. Никому ведь не придёт в голову предложить покупателю бриллианта тонн десять горной породы, в которой ему самому придётся искать этот самый бриллиант.

Ф.Н.Глинка, его произведения представляют в русской литературе явление оригинальное и противоречивое. Чтобы показать насколько он оригинален, достаточно сказать, что предметом его творчества были по большей части темы добродетели, веры, религии, патриотизма и другие, мягко говоря, мало почитаемые "просвещёнными" писателями 19 века. Конечно, литература не призвана для того только, чтобы выражать патриотические и религиозные чувства, однако, если она лишена их совсем, то лишается также и права на значительность. Трудно найти другого такого писателя, который бы отдал дань этим чувствам так же прямо, полно и сильно, как это сделал Глинка.

Противоречивость произведений Глинки в том, что их трудно даже назвать цельными произведениями --это скорее заметки, дневники, даже его "Карелия" представляет собою некое странное произведение, состоящее из различных частей живущих собственной жизнью и мало друг с другом связанных. И тем не менее, его произведения пережили многие, так сказать, гармоничные, "образцовые" литературные сочинения и надо думать многие ещё переживут. Но, противоречивость Глинки не ограничивается только этим, кажется, что он весь создан из противоречий, что лишний раз свидетельствует о яркости и оригинальности его таланта.

Сильной стороной его произведений является образность. Описания его рождают в сознании читателея картины описываемых событий. Причём, это происходит и тогда, когда он говорит о том, что видеть просто нельзя --например, о полёте души на небо. Читая его стихотворение "К душе", буквально видишь то, что увидеть невозможно, но мы видим это, и нет сомнений, что и сам автор видел это. Некоторые фразы в произведениях Глинки настолько необычны, что трудно представить на каких основаниях они появились и существуют, так как выдумать их просто невозможно. Но, даже выдумав их невольно автор не мог не отбросить их, настолько они необычны. Какой разумный, рациональный человек, писатель мог бы сказать: "и мозг костей моих светлей", или "...одна половина неба спорила с другою..." У Глинки  же эти слова в контексте его произведений не кажутся нелепыми, а, напротив, оставляют сильное впечатление. Это же свойство видеть невидимое придаёт порою какой-то сказачный характер изображениям Глинки, где предметы имеют неприсущие им в действительности свойства, как будто они пришельцы из другого мира: "Стаи рыб подымались кверху глядеть на свет, а быстрые ласточки, летая над рекою, смотрелись в кристальную её глубину".

Если сильной стороной произведений Глинки является образность, то слабы они тогда, когда он пускается в рассуждения, в логические построения. Рассуждения его в таких случаях бывают очень уж наивны, представления о вещах поверхностны, логика прихрамывает и всё вместе, как правило, представляет собою нравоучение самого низкого пошиба. Тем не менее, рассуждения занимают в его произведениях значительное место, так как все его сочинения есть одна большая нравоучительная проповедь. Очень часто в пропаганде своих убеждений Глинка переходит границы допустимого в литературном произведении. К счастью этот недостаток легко поправить с помощью ножниц. Гораздо тяжелее обращаться с произведениями не имеющими отчётливых ярких и тёмных сторон --поправить их серость не способны никакие обрезания, что, конечно, не относится к сочинениям Глинки.

Однако, не все рассуждения Глинки заслуживают забвения. Некоторые из них интересно прочесть как выражение оригиноальных взглядов их автора, не смтря на их наивность. Другие же безукоризненны, как, например, "Письмо к генералу Н.П.  О переводе воинских выражений на русский язык", посвящённое вопросу важному, который и разрешается очень удачно. Наконец, некоторые рассуждения Глинки при всей своей наивности имеют свойство быть увлекательными. Не вникая в их смысл, не придавая ему решающего значения, читаешь отрешённо, но не механически и не можешь оторваться, как будто слушаешь журчание ручья по камням и наблюдаешь, как прозрачные струи его колеблют длинные пряди зелёной тины. Так же долго можно смотреть на пламя лесного костра и это не надоедает, хотя, казалось бы, смотреть не на что, да и смысла нет никакого.

Итак, Глинка не был мыслителем, произведения не поражают высокостью и тонкостью мысли, даже литературного профессионализма не видно в них. От них веет дилетантизмом, лубочной картинкой. Когда мудрый Крылов сказал о ком-то: "человек то он умный, да ум у него дурацкий", он явно имел в виду не Глинку, о котором следовало бы сказать нечто прямо противоположное по смыслу. Он не поражает нас гибкостью всепостигающей мысли, но мысль его, неловкая, часто ошибочная, является, тем не менее, чтобы доказать нам истины важные, непреходящие. Он часто развивает мысль неудачно, но мысль эта в основе своей очень правильна, а его намерения благородны. Перефразируя слова Аксакова "везде болезнь или в развитии или в зерне", сказанные им о книге Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями" можно сказать, что часто у Глинки есть болезнь в развитии, но нет её в зерне.

Мне порой кажется, что слабость, наивность рассуждений Глинки была необходимым качеством его характера, позволившим ему сохранить свои убеждения. Думая о том времени, о той действительности, о месте России в мире и о человеке в России, я не могу не думать, что развитая рассудительность способна убить любые благородные мысли и чувства. Только изоляция от скверной действительности была в то время способна противостоять ей и сохранить самобытность человека. И, как ни странно это звучит, именно некоторая иррациональность мышления явилась для Глинки той оградой, которая была способна защитить его от напора действительности, позволив сохранить и выразить с большой силой мысли и чувства, которые так необходимы полноценному обществу и человеку. Впрочем, с тех пор мало что изменилось. Тут кстати вспомнить слова самого Глинки, вполне осознававшего некоторую слабость своих произведений: "Один открыл путь, другой достигнет цели. Не искусство и учёность, но только усердие к общей цели хотел я показать: в первых двух готов уступить всякому, в последнем --никому!"

Каковы же чувства нашедшие наиболее сильное выражение в произведениях Глинки. Патриотизмом, любовью к своей Родине, к своему народу дышит каждая строчка его произведений, он не упускает никакого случая, чтобы выразить это чувство, в том числе выступает против засилья галлицизмов в русском языке. Его статья, посвящённая этой теме, не только вызывает сочувствие благородством намерения автора, его цели; не только важностью темы, но и основательностью, безупречностью позиции Глинки в этом вопросе, строгой логикой, разумностью его суждений. Идея получила в статье Глинки гармоничное, увлекательное развитие и вполне художественное оформление. Нет нужды говорить, что пафос этой статьи никого не оставит равнодушным.

Вторая тема, проходящая через всё творчество Глинки --это тема добродетели, веры, религии, можно сказать, что он является писателем философским, духовным, религиозным. Глинка даёт свои ответы на "вечные вопросы" жизни человеческой и ответы эти отнюдь не худшие, достаточно напомнить, что попытка Гоголя ответить на эти вопросы в его "Переписки" окончилась полным провалом. Можно сказать, что мистицизм удачный ничем не лучше мистицизма неудачного. Но никто и не предлагает поглощать без разбора и в огромных количествах мистические произведения Глинки или кого-то другого. Есть "мистика" и "мистика". Например, стихотворение "К душе" можно признать тёмным, мистическим, бессмысленным. На самом же деле оно замечательно, в его основе лежит мысль гораздо более глубокая и здравая, чем мысль атеиста, отрицающего бессмертие души, так как рационально доказать существование или несуществование загробной жизни нельзя. Глинка всего лишь предложил нам свою фантазию о том, что такое душа, как она живёт и как летит на небо после смерти тела. Кто знает, может быть так это и происходит. Как бы то ни было картина нарисованная Глинкой в этом стихотворении глубока, богата интересными деталями, диалектична, оригинальна и, что удивительнее всего, похожа на действительность. Её как лекарство от ограниченности, односторонности следовало бы прописывать вульгарным атеистам, ведь вера в действительности нужна неверующим, фанатично (вульгарно) же верующим следовало бы прописывать хорошую дозу неверия и суетной жизни, но за этим лекарством к Глинке обращаться бесполезно. Вообще, об этом стихотворении можно было бы долго говорить, однако, скажу только, что основой религии является мысль о ничтожности человека и именно потому, что она истинна. Остаётся заметить, что мысль эта близка Глинке и находит в его стихотворении достойное себя выражение.

Третьим предметом сочинений Глинки можно сполным основанием назвать самого Глинку, вернее говоря его литературный образ, который так полно представлен в его довольно субъективистских, безхитростных произведениях. Глинка сам много рассказывает нам о своих поступках, их мотивах, о своём отношении к тем или иным явлениям. И перед нами встаёт образ приятного и благородного человека. Нам не может не нравиться его честность, милосердие, бесхитростность (порою до наивности), его чувство собственного достоинства, его доброжелательность и терпимость к чужому мнению при том, что он имеет свои горячие убеждения и моральные устои. Приятное чувство оставляет его оптимизм, какое-то светлое, радостное мировосприятие, его скромность и любознательность. Особо привлекает столь редкое в обществе абсолютных эгоистов самоощущение Глинки себя самого не как центра вселенной, а как части чего-то большего: народа, общества, великого дела.

В завершениии статьи следует сказать, что избранные произведения Глинки прдставляют собою полезное и интересное чтение и достойны занять место в ряду русских классиков. Более того, некоторые его произведения заслуживают быть поставленными в ряд выдающихся произведений русской литературы.

11 апреля 1999 года.