Пятница
…Инга изо всех сил рванулась вперед, одним прыжком преодолев пару метров, отделявших ее от пролома, и выскочила наружу. Раздробленный асфальт больно ударил по пяткам, ноющей болью отозвалась вывихнутая кисть. Горизонт дрогнул, осел в момент прыжка и занял свое привычное положение – ушли вверх стволы карагачей, пятиэтажки, окружающие двор, стали массивнее и солиднее, закрыв собой больше неба, а каменистый пустырь там, где кончалась дорога – ближе и шире. Дыры в заборе почему-то не оказалось. Впрочем, самого забора тоже не было – пустырь начинался сразу за последними стволами. Шлепанцы, надетые на шерстяные носки (почему – носки, ведь лето?..) слетали и ужасно мешали, но остановиться, чтоб их снять, было страшно, к тому же, что-то подсказывало ей, что сейчас она не умеет бегать босиком. В карманах накинутой поверх халата ветровки не было ни ключей, ни денег, ни мобильника, только смятый «счастливый» билетик – значит, проверяли. Но это все уже было неважно – ведь она была на СВОБОДЕ!.. Выскочив на пустырь, Инга собрала всю свою волю и обернулась на доли секунды, преодолевая страх и пытаясь отдышаться. На мгновение ракурс изменился – сделался таким, КАК НАДО (надо было не ей, но среди других она всегда смотрела на мир так – с высоты своих полутора метров роста). Там, в лаборатории, наверняка подняли общую тревогу… Так и есть – за ней неровными скачками несся французский бульдог. Тяжело дышащая, переваливающаяся на коротких лапках кучка мяса… Это, наверное, было смешно – со стороны. Инга не могла позволить себе роскошь оценки – бульдог был Чужаком, кроме того, он мог ее задержать, а за ним – уж наверняка – шли остальные. Она задержала дыхание, чтобы унять резь в отвыкшем от таких упражнений сердце, и бросилась через пустырь вниз, к панельным коробкам спального района. Перед глазами мелькали подъезды и лестницы, лестницы и двери – почему-то именно среди них было ее спасение. Так подсказывал разум, или то, что заменяло его в этой бешеной гонке. А свобода была сама по себе, не желая становиться для нее ни жизнью, ни смертью – только неясным ощущением в уголке души и небом над пустырем.
Небо качнулось и поплыло перед глазами. Запоздалое ощущение опасности, сильный тупой удар, грохот, какая-то нецензурщина…
- Идиотка! Ворон дома считать будешь!.. Тебя что, из психушки только выпустили?!
Держась за разбитое колено, Инга встала с земли. Парень, врезавшийся в нее на велосипеде, печально разглядывал «восьмерку» на переднем колесе. Оглянувшись на звук, он сделал было шаг к ней, но остановился, безнадежно махнул рукой, неразборчиво выругался в духе: «Что с таких взять?» и ушел, ведя за собой жалобно позвякивавший велосипед.
Инга прислушалась к своим ощущениям – за исключением разбитой коленки и испачканных джинсов, все было в порядке. По-прежнему ныло правое запястье. Девушка огляделась, пытаясь восстановить картину произошедшего. Она стояла на пешеходной дорожке недалеко от перекрестка. Это здесь на нее налетел тот ненормальный. Она упала, автоматически выставив для защиты лица правую руку. Могла и вывихнуть, конечно. А если все-таки… Но припомнить, не повредила ли она руку раньше, когда убегала, Инга уже не могла.
Убегала… Инга заново прокрутила в голове цепь последних событий. Дикий, невероятный для человека прыжок, бег по пустырю в халате и тапках, небо над головой, напоминающее о свободе… Нет, это бред. Она шла на работу, потом, наверное, замечталась, вот и пригрезилось… Однако реалистичность видения пугала и завораживала. Да еще ноющая рука… Инга начала нервничать. Мозг отчаянно искал соломинку, за которую мог ухватиться. Ею стала привязавшаяся мысль: «Я же халат даже дома не ношу. Я не могла бежать в халате!» Мысль попахивала шизофренией. «Тебя что, из психушки только выпустили?!» – крик «байкера», вспыхнув в памяти, резанул с новой силой. Нужно успокоиться, прийти в себя. Она стоит не на пустыре в халате, а посреди оживленной улицы в любимых джинсах и рубашке, сегодня пятница, она идет на работу… На работу? А сколько сейчас времени?.. Что?! Этого не может быть! Сколько же она здесь простояла?! Вот когда пригодился адреналин, оставшийся после столкновения. Инга резко рванула к перекрестку, проскакивая его на красный свет, под визг тормозов и мат водителей.
На работу Инга все равно опоздала. Минут на сорок. Опоздания Шеф не любил, а их «контора» была отнюдь не шарашкиной, а довольно крупной организацией по производству и сбыту морозильного оборудования. В планово-экономическом отделе работало кроме Инги шесть человек, с объемом работы вполне могли справиться и без нее, так что угроза увольнения была любимым козырем Шефа при вызовах «на ковер». Впрочем, обещания свои Шеф выполнял редко, а действия его подчас становились неожиданностью не только для сотрудников, но и для руководства. Приготовившись к тому, что начальник уже совершил свой «утренний обход», и ее ждет очередная нотация с угрозой лишения премии, Инга открыла дверь кабинета.
Ей повезло. Со своего места в приветствии поднялся Борис Константинович.
- Что, проспала небось? Ну ничего, с кем не бывает. Шеф не приходил еще, авось пронесет. А то он со вчерашнего дня злой ходит, не дай бог под руку попасться – точно за любую мелочь уволит. Главное, чтоб никто не сболтнул ему о тебе под горячую руку.
- Да уймись ты, Боря! Трещишь, как сорока, – отозвалась тетя Наташа, пожилая темнолицая женщина, – кому здесь болтать-то, что ж мы, звери какие, всем работа нужна.
Инга благодарно улыбнулась, проходя за свой стол. Повезло ей с коллегами, в обиду не дадут. Фраза Бориса успокоила ее.
«…За ней неровными скачками несся французский бульдог. Тяжело дышащая, переваливающаяся на коротких лапках кучка мяса… Это, наверное, было смешно – со стороны...»
Инга вздрогнула – настолько явным был промелькнувший момент того видения. Поежилась, словно ощущая дыхание за спиной. Где-то таился подвох. Интуиция редко подводила ее – учиться в школе и в институте Инге было легко не только из-за природного ума, но и благодаря способности безошибочно угадывать настроение преподавателя и шансы выйти к доске. Закрываясь за Борисом, скрипнула дверь. На этот раз – ложная тревога.
От Шефа Борис вернулся в радужном расположении духа. Эта новенькая забавляла его. Она работала второй месяц, придя в отдел с красным дипломом экономиста и кристально честными глазами. Наивной она не была, умела поставить наглецов на место и не позволяла собой командовать, но отказать в дружеской просьбе не могла и периодически выполняла работу за всех желающих сбежать пораньше. Одевалась она с полным безразличием к своему виду – обычно в светлую льняную рубашку с закатанными по локоть рукавами и видавшие виды джинсы. Юбку девушка не носила даже в жару. «Да ей и ни к чему», – ухмыльнулся Борис. Выгоревшие прямые волосы падали на плечи отдельными прядями, загорелое, немного скуластое лицо без следов макияжа. Словом, новенькая была полностью не в его вкусе. Но физиономии коллег давно приелись, их биографии и корпоративные сплетни были выучены наизусть, а Инга вносила в рутину некоторое разнообразие. К тому же порой она «выдавала» столь странные суждения, что подначивать ее было одно удовольствие.
На обеденный перерыв сотрудники редко ходили в столовую, чаще приносили с собой что-нибудь перекусить. Сегодня был короткий день, только до трех, и обеденный перерыв-перекур-передых не полагался вовсе. Однако изменять традиции было нельзя, да и работа могла подождать, поэтому ровно в час все закопошились в своих сумках, доставая, кто – бутерброды, кто – сигареты. Есть Инге не хотелось. Она решила закончить отчет и, отложив сумку, отвернулась к монитору компьютера. Не особо вслушиваясь в разговор коллег, она вздрогнула, выхватив из общего разговора свое имя.
- Инга-то у нас вон, как пчелка, трудится, не отдохнет даже. Не то, что мы, бездельники, – добродушно усмехнулась тетя Наташа.
- Ну, может, эта работа – ее призвание, – отозвался Борис, – именно об этом она мечтала всю жизнь, и труд на благо родного улья окрыляет ее, заставляя забыть о низменных потребностях организма.
«Любит же Борис Константинович краснобайство», – поморщившись, подумала Инга. Впрочем, это был довольно невинный недостаток. Борис производил впечатление преуспевающего молодого человека – был всегда одет с иголочки и аккуратно выбрит, никогда не торопился, умел создать о себе хорошее мнение (особенно у руководства). И хотя в речи его порой проскальзывали нотки снисхождения к собеседнику, их дополняла столь искренняя улыбка, что становилось ясно – этот человек наверняка желает вам добра. Он всегда был в курсе последних сплетен отдела и боролся за «чистоту нравов», принимая активное участие в поиске «стукачей», когда эти сплетни выходили за пределы офиса и становились известны Шефу. Иногда Борис повторял, что пора бы ему, единственному мужчине в отделе, и начальником стать. В шутку или всерьез он говорил, часто оставалось непонятно, как и сейчас. «Призвание…» Инга еще раз чуть заметно поморщилась, как всегда, когда что-то было ей неприятно. Назвать свою работу призванием у нее не поворачивался язык. В детстве Инга упорно играла не с куклами, а с игрушечными зверюшками и класса до шестого хотела быть ветеринаром или хотя бы дрессировщиком. Но родители все попытки дочурки попрактиковаться в воспитании принесенных с улицы щенят и котят решительно пресекали. Позже у Инги созрело решение стать кинологом. Еще в восьмом классе она узнала условия приема в школу милиции (в их городе это был единственный способ достижения цели), но к окончанию школы ей хотелось уже только одного – куда-нибудь на необитаемый остров, подальше от людей и цивилизации. Причины на то имелись, а результатом стало поступление Инги на экономический факультет университета, как хотели родители. Она честно посещала лекции, старалась понять чуждые ей термины и законы, получила по окончании диплом с отличием и так же автоматически ходила на работу, пытаясь не думать о том, зачем ей все это.
Отвлекшись от размышлений, девушка прислушалась к разговору. О ней давно забыли – тетя Наташа пересказывала содержание передачи, услышанной накануне.
- …Там еще какого-то ученого показывали, не помню – не то Чернов, не то Черняев. Так вот он говорит, что на самом деле не человек от животных произошел, а что животные в прошлом были людьми, а потом это… как его…деградировали. Он уже пятнадцать лет этим занимается – в раскопках участвовал, данные собирал, сравнивал… Столько доводов привел – даже кажется, как будто правда.
Инга вмешалась в разговор.
- Теть Наташа, да не верьте вы! Не может такого быть! Животных, даже если только млекопитающих брать, – тысячи видов. Как такое разнообразие могло возникнуть от одного только человека? Этот ученый просто славы легкой хочет, вот и придумывает невероятные теории.
- Дак это потому что они к разным условиям приспосабливались. Ты, детка, молодая еще, может, чего не знаешь, а у него-то уже и опыт какой, и звания разные. Да и не похож он на шарлатана – лицо такое интеллигентное.
На помощь Инге неожиданно пришел Борис.
- А я с Ингой полностью согласен. Кроме того, если вдуматься, то законы нашего социума напрямую заимствованы из природы, и выполняются они не только у млекопитающих, но и у птиц, и у насекомых, и так далее.
Оглядев кабинет, Инга незаметно улыбнулась – к их разговору прислушивались уже все. Подобного рода беседы в их среде возникали нечасто – в основном разговоры о политике и последних новостях сводились к одному: «Эх, и куда мир катится?!» А Борис продолжал:
- И главный закон, которому подчиняется все живое, в том числе и человек, – это закон джунглей: «выживает сильнейший». Как бы ни лицемерили люди, как бы ни старались спрятать его под масками морали и великодушия, так будет всегда: и в бизнесе, и в отношениях постоянно идет борьба. Все начинается еще в песочнице, когда Машенька бьет Вовочку совочком по голове за то, что он копает в ее любимом углу. Уметь отвоевать свое место под солнцем – залог успешности человека.
Инга опешила. Бульдожек в уголке сознания остановился и зарычал на нее. Ничего себе «полностью согласен»! Это же ни в какие ворота…
- Законы природы и то, как их понимают люди – это вообще разные вещи! Те, кто привык жить таким образом, просто пытаются оправдаться, вот и прикрываются «законом джунглей». Если бы человечество развивалось только по законам естественного отбора, нас бы было на Земле не шесть миллиардов, а всего лишь сотня тысяч! В той же передаче, между прочим, говорили. Но ведь все по-другому. И если основной закон природы – «выживает сильнейший», то человечество смогло достичь другого уровня: «выживают ВСЕ»! И это – просто следующий этап развития нашего мира, а не заслуга человека. Так и должно быть!
- Вот и выйдите во двор, – Борис в раздражении перешел на «вы», – у нас через дорогу детский дом стоит, давненько эти ваши «выжившие» нам стекла не били. Да по ним тюрьма плачет. В итоге все равно получится: или мы – их, или они – нас.
- Конечно, что они хорошего от нас видели… – Инга осеклась. Дальнейший разговор не имел смысла – в подобных спорах последнее слово всегда оставалось за Борисом. В офисе на мгновение застыла тишина. Тетя Наташа, с которой и начался спор, первой отвернулась и занялась перекладыванием бумаг на столе. «Как улитки, все в своей скорлупе, все чего-то боятся», – с грустью подумала Инга. В душе ворочался шершавый ком, в который собралась и нарастающая неприязнь к Борису, и недовольство собой, и ощущение ужасной несправедливости. В голове звучали резкие слова: «выживает сильнейший». Инга считала себя сильной, но не «сильнейшей», и отвоевывать что-то у кого-то ей совершенно не хотелось. «Неужели так будет всегда, – думала она, тупо глядя в экран, – работа, на которую ходишь, как на каторгу, опротивевшие лица людей, способных только поддакивать, лицемерие тех, кто вы-дают себя за друзей… А для чего?» Ей еще сильнее захотелось на свободу. Без двадцати три она не выдержала. Сохранила незаконченный отчет, по-варварски вырубила компьютер из сети и впервые за время работы ушла раньше остальных.
Без пятнадцати три в отдел зашел Шеф.
- Ну что, работнички, все на месте? Молодежи у нас не сидится, да? А я вас обрадовать зашел: сегодня меня к генеральному вызывали, сказали, что повышают до финансового директора. Так что завтра в шесть у нас состоится банкет – такое дело нельзя не отметить. Явка строго обязательна! – подмигнул он, – И, кстати, должность начальника отдела пока остается вакантной.
Шеф развернулся и вышел, оставив дверь открытой.
- Надо бы Инге позвонить, позвать ее, – заикнулась было тетя Наташа.
- Да что вы, когда ж она на корпоративки ходила, – отозвался Борис, – Ну придет она, по-сидит в уголке, глаза помозолит, что с того? Зачем человека мучить?
- И то верно…
Инга медленно шла по парку.
- Привет! Здорово, что я тебя встретила! – навстречу откуда-то вылетела Ольга. Инга не удивилась – ее подругу всегда отличала привычка появляться внезапно. Вернее, сваливаться, как снег на голову, с очередной душераздирающей историей о поисках идеального мужчины или последними сплетнями своей компании. В этом была вся Ольга – дискотеки, рестораны, погоня за модными шмотками, постоянные тусовки на родительской даче… Инга и сама порой удивлялась, что связывает ее с этой чуть полноватой симпатичной брюнеточкой, отличающейся изрядным легкомыслием. Их дружба началась, когда Ингины родители переехали в другой район и девочка пошла в новую школу. Хохотушка Оля сразу взяла шефство над необщительной новенькой, но вскоре роли поменялись, и Инга стала Олиной надеждой, опорой и совестью. Впрочем, последнее было затруднительно – слишком отличались их характеры и взгляды на жизнь. Поэтому Инга обычно выслушивала подругу, прикрывала ее от авторитарных родителей, утешала после очередного неудавшегося романа, но почти никогда не давала советов.
- Пойдем, сядем, – Ольга потянула Ингу за руку, – ты не представляешь, такой кошмар!
«Начинается… Ну что за день такой сегодня!», – подумала Инга, но, увидев встревоженное лицо подруги, подчинилась. Они подошли к ближайшей скамейке. Оля села, осторожно расправляя пышную юбку, Инга устроилась возле нее на газоне.
- Ты опять! Инга, ну чего ты все бомжа изображаешь? Хватит позориться, сядь, как все люди!
Инга нехотя пересела на лавку. Она никогда не пыталась объяснить Ольге, что в моменты, когда она вот так сидела на земле, уткнувшись локтями в колени, и смотрела вдаль, мир становился таким… родным, что ли. Деревья смыкались выше над головой, и неба словно становилось больше, хотя это наверняка был обман зрения. Это ощущение никогда не возникало, если Инга стояла. Родители рассказывали, что она долго не хотела ходить на ногах, даже когда научилась, предпочитая ползать на четвереньках. Но… Ольга бы все равно не смогла этого понять.
- Инга, помнишь того парня, с которым я в клубе познакомилась? У него вчера днюха была, он меня пригласил…
Сергея Ольга знала пару месяцев – они с друзьями любили ходить в один и тот же клуб. Их связывали теплые, но лишь приятельские отношения – неутомимую в поисках парня Олю почему-то всегда останавливало наличие девушки у очередного объекта ее симпатий. При мысли о девушке Ольга вздрогнула. На дне рождения она, оказавшись в полузнакомой большой компании, попросила Сергея познакомить ее с остальными.
- Без проблем, – уже выпивший парень обнял девушку за плечи, – Пойдем.
От группы людей на веранде отделилась девушка. Имени Ольга не знала – в компании ее обычно звали Рыжей. Она резко толкнула Ольгу в грудь, дала пощечину парню.
- Ты, тварь! – девушка добавила несколько словечек покрепче, – Да как у тебя вообще наглости хватило моего Сергея…
- Чего? – Ольга опешила. У нее ведь и в мыслях не было… К эпицентру скандала подтягивались зрители.
- Ты меня неправильно поняла, – пробормотала Ольга, – я…
- Что – ты?! Глаза бесстыжие вытаращила и отмазываешься теперь! А это что? – и Рыжая бросила в лицо девушке пачку фотографий. Ольга подняла их – и…
- А там… там… – Ольга всхлипнула, – там я. И Сергей… Порнография какая-то… Да такого даже не было никогда! Откуда они это взяли…
- Успокойся, – Инга обняла подругу, погладила по голове. Та прижалась к Инге и заплакала уже навзрыд.
- Ну-ка, дай посмотреть, – к оцепеневшей Ольге подскочил какой-то парень, выхватил фотографии из рук.
- Ого! Народ, налетай – подешевело! – он, загоготав, помахал ими в воздухе.
- Это неправда! Не было этого! – Ольга пыталась что-то сказать, но ее никто не слушал. Сергей раздраженно отвечал наседавшей на него Рыжей. Когда Ольга подбежала к ним, он лишь раздраженно отпихнул ее.
- Отойди, дура!
Девушка повернулась, и, закрывая руками покрасневшее лицо, выбежала на улицу. Вдогонку ей раздался крик: «Эй! Ты куда, мы же пошутили!» Но Ольга не обернулась. Парни, разглядывавшие фотографии, подошли к Сергею.
- Сюрпри-из! Серега, ну как тебе наш подарочек? Рыжая, не бзди, это ж Санек в «фото-шопе» подхимичил. Здорово получилось, да? Натурально – хоть сейчас в инет заливай.
- Придурки… – облегченно вздохнул Сергей.
Рыжая выхватила фотки.
- А что, мысль! Эту дурочку все равно на будущее проучить надо, чтоб знала, как за чужими парнями бегать. Санек, электронный вариант скинешь?
Ничего этого Ольга уже не слышала.
- Ин, и что мне теперь делать? Как я Сергею в глаза погляжу? И всем остальным…
- Ты подумай сначала, стоит ли вообще глядеть в глаза людям, которые могут так поступать. Чем тебе так дорого их мнение?
- Это мои друзья… Что они обо мне думать будут?
- Оленька, если бы они были твоими друзьями, такого бы не сделали. Фотки-то для обработки они откуда взяли? Небось, «друзья» и дали. Да и девчонка Сергея, наверно, имеет основания его подозревать, раз так реагирует. Забудь ты этих ущербных как дурной сон, не стоят они твоих слез.
- Да… Но тогда у меня, кроме тебя, никого не будет… С кем я общаться буду? И в клубе теперь не появиться-я… – у Ольги снова намокли глаза.
Инга вздохнула. «Делать клуб и мнение кучки ПТУ-шников смыслом жизни… Как так можно? Какая вообще разница, что о тебе скажут другие? Это только слова. Люди, создавая свое общество, напридумывали столько условностей, что подчас невозможно соблюдать одни, не нарушая других. Если ты не ходишь на тусовки и не покупаешь одежду в самых дорогих бутиках, на тебя свысока смотрят одни. Если ходишь и покупаешь – другие. Не слушаешь металл, не знаешь, что такое Линукс, не вступил в общество садоводов-любителей имени Фиделя Кастро – третьи, четвертые, пятые… Каждый строит вокруг себя стену из собственных и чужих принципов, норм, запретов, а потом оказывается, что в этой стене нет ни двери, ни окна. Вот и Оля сейчас переживает, мучается, а представить себе жизнь без привычных атрибутов не может. Или не хочет?..»
- Оль, все будет хорошо, правда. Иди домой сейчас и займись чем-нибудь, чтобы не думать, или поспи. Из любой ситуации есть выход. Понятно?
- Угу… Спасибо тебе… – глухо отозвалась Ольга.
«Интересно, чужие советы хоть раз кому-нибудь помогали?» – подумала Инга.
- Ин, знаешь, у меня тут давно идея была… Я гадалку одну знаю, очень хорошую. Давай завтра к ней сходим? А то я одна не хочу…
- Оль, ты в телепатию веришь? – рассеянно отозвалась Инга.
- Не знаю… А что?
- Просто так. Проехали, – усмехнулась девушка, вставая со скамьи, – Ну давай сходим, раз тебе так хочется.
- Только я не знаю точно, во сколько проснусь. Давай часов в десять возле ее дома встретимся? Это как раз на полпути от тебя ко мне. Запиши адрес.
Инга достала телефон, сохранила продиктованный подругой адрес, перечитала его еще раз и засмеялась.
- Это же дом возле психушки? Который мы в детстве «дом с привидениями» называли? Да уж, подходящее местечко для всяких шарлатанов! Да и от дома до работы недалеко…
- Она не шарлатанка, – обиделась Ольга, – и живет там же, где работает. Она в своей квартире клиентов принимает.
- Хорошо, – Инга не слишком-то верила в различные потусторонние силы и способности, но спорить не стала.
- Значит, завтра в десять.
- Ага. До встречи!
Наступил вечер. Хотя, взглянув на часы, можно было назвать это время суток ночью – темнело в июле ближе к двенадцати. Инга любила именно этот короткий период сумерек, когда небо становилось глубоким и бархатно-синим, очертания предметов начинали чернеть и скрадываться подступающей мглой, а свет фонарей, смешиваясь с вечерним мраком, казался особенно сочным и мягким. Она выключила свет и подвинула кресло поближе к окну, забравшись в него с ногами и устроившись поудобнее. Но, посидев так минуту, встала, сняла с подоконника кактус и книги, и села на подоконник, прислонившись к оконной раме и обхватив колени руками.
Город не хотел засыпать. Инга вгляделась в синеву улиц. Далеко внизу по одному и кучками сновали темные силуэты, машины толкали перед собой снопы света фар, в домах напротив, словно подчиняясь неведомому дирижеру, разноцветной мозаикой зажигались и гасли окна. Стояла полная тишина. Инга слезла с окна и настежь распахнула одну его створку. Фирма-производитель не зря гарантировала стопроцентную шумоизоляцию – комната сразу ожила, наполнилась шорохами, стуками, обрывками разговоров и ночной свежестью, особенно волнующей после дневного городского смога. Теперь не Ингин дом находился в городе, а город, ворвавшись через окно, поселился в маленькой квартире на двенадцатом этаже. Самое подходящее время для размышлений.
Мечтать Инга любила, но сегодня это не выходило. В голову лезли обрывки дневных событий. Опоздание на работу, столкновение с велосипедистом, плачущая Ольга, спор с Бори-сом, бег через пустырь… Инга вдруг осознала, что воспринимает тот сон как часть реальности. Ей стало немного не по себе. «Интересно все-таки устроен мир, – подумала она, – в нем такое огромное количество причинно-следственных связей, что мы не можем их все проследить и называем случайными совпадениями. Если бы мне не привиделся тот сон наяву, не опоздала бы на работу… А если бы тот парень меня не сбил, опоздала бы еще сильнее. Не ввязавшись в спор в отделе, не встретила бы Ольгу в самый нужный для нее момент… Как изнанка гобелена: эти совпадения – просто узелки и перепутанные обрывки, а целостную и стройную картину можно увидеть, лишь заглянув на другую сторону полотна». Под окном раздался заливистый собачий лай и детский голосок:
- Кеша, я кому сказала: фу! Стоять!
Инга свесила голову в окно. На тротуаре девочка лет восьми пыталась удержать рвущегося с поводка щенка овчарки.
- Я понимаю, на свободу хочется, но нельзя же! Кеша!.. Ой… Ма-ама!..
«Совпадения…» – улыбнулась своим мыслям Инга. «И все-таки, если тот сон или что это было, не случайность, к чему это?» Разгадка казалась совсем близкой, где-то на грани сознания и подсознания, но уловить ускользающую мысль Инга не могла. Сам процесс поиска верного ответа вызывал у нее чувство затаенного восторга, какого-то предвкушения чуда. «Наверно, со мной и правда что-то не так». В школе Ингу многие сторонились, считали странной. Она особо и не стремилась к общению, ограничиваясь парой друзей. Иногда она действительно ощущала себя «не здесь», словно не на своем месте или не в той роли. Но все попытки докопаться до истины обычно оборачивались разочарованием и головной болью – ничего сверхъестественного в себе Инга не находила. Одна странность, впрочем, имелась, но для Инги она была настолько привычной, что та не представляла, бывает ли иначе. Мир снился Инге всегда чуть другим, нежели наяву. Таким, каким виделся бы почти от самой земли, как когда она сидела на траве в парке. Этому факту Инга в своих размышлениях вообще не придавала значения. Позже она вовсе смирилась с невозможностью найти верное решение и старательно подавляла свои метафизические метания. Но сейчас все потаенные мысли вышли на первый план. «Хорошо тем, у кого есть в жизни цель. У Бориса – выжить в его джунглях, добиться успеха, у Ольги – быть признанной в своей тусовке… А у меня? Да и в чем смысл жизни человека вообще? Эх – да что там… Люди тот смысл испокон веков ищут (старинный оборот, непроизвольно вставленный в мешанину мыслей, позабавил Ингу), научные теории создают, философские учения, религии, наконец… А что может обычная девчонка с дипломом экономиста? Хоть для себя бы… Иначе придется так всю жизнь – работа, дом, может, потом семья еще, дети, а зачем все, если мне это безразлично? Хотя у многих людей именно это смыслом жизни и становится. Вот, еще одни рамки стандарта, в которые мы себя загоняем. Чтобы все «как у людей» – семья, достаток, новые обои… А если, прежде чем знакомиться со своими детьми, ты себя хочешь узнать – ненормально…» Инга загрустила, на мгновение отвлеклась от раздумий и поняла, что давно сидит в полной темноте и ежится от уже далеко не вечернего холода. Она не стала включать свет, автоматически расправила постель, завела будильник на девять утра… «Спать надо – меньше всякой ерунды в голову будет лезть», – была ее последняя осознанная мысль.
Инга огляделась. Узкое длинное помещение, бетонный пол, грязные темно-зеленые стены, тусклая лампочка на гнутом шнуре под потолком. Позади – задраенная наглухо железная дверь, тоже в грязных разводах, но не зеленая, а салатовая. Вдоль стен в два ряда вольеры, узкие, похожие на лошадиные стойла, около двух десятков. Инга медленно двинулась вдоль решетки. В каждом вольере находился породистый пес – на табличках, аккуратно привинченных к дверцам, были не только имена, но и родословные, и титулы. Спаниель Джессика-фон-Рауберг, цвергшнауцер Макс IV, колли с банальной кличкой Лесси, ретривер с вовсе уж непроизносимым именем… Все свои. Ей сразу стало спокойнее. Все собаки сидели или лежали – хмурил кустистые брови Макс, подскуливала и тыкалась носом в решетку Джессика-фон-и так далее, но казалось, что все они здесь уже давно и привыкли к своему положению. Все, что животные могли себе позволить – это молчаливое и гордое презрение к сырой полутемной конюшне, так не подходящей их королевским кровям. Что-то в этой картине настораживало Ингу. Она еще раз прошла вдоль клеток и вернулась к двери. Один из вольеров – первый от входа, как раз напротив нее, был пуст. Инга прикрыла дверцу, взгляд упал на такую же табличку. «Имя… Порода… Год рождения… Родители…» Все строчки были аккуратно заполнены на молодую и не особенно титулованную суку породы эрдельтерьер… только в строке «кличка» было вписано ее имя. «Они что, издеваются?!» – мелькнула мысль. Происходящее не укладывалось в рамки привычной логики – те, кто доставил ее сюда, при-готовили это место именно для нее. Инга зябко поежилась – от сырости и от противной мысли, запахнула ветровку и начала дышать на покрасневшие от холода руки, стараясь не смотреть на четвероногих собратьев по несчастью. В отличие от них, у Инги еще оставался шанс на свободу. И она собиралась его использовать.
Прошло несколько минут, а может, несколько десятков минут. Никто не шел. Это придало Инге смелости. Она еще раз оглядела ближайшие вольеры и осторожно направилась вглубь помещения, туда, докуда почти не доставал мутный круг лампочкиного света. Почему она не дошла туда сразу, Инга не знала, как не задумывалась и о причинах своего появления здесь. Десятки подобных вопросов были словно отгорожены частой сетью – барьером, который был установлен глубинными инстинктами организма на пороге сознания. Осталось одно стремление – выжить и оказаться на свободе. Хотя нет, это были два разных независимых стремления, и побеждало второе. Но на данном этапе методы достижения обоих целей совпадали – надо было что-то делать. Можно было идти. И она пошла.
Когда глаза проморгались и вщурились в подслеповатую мглу, за последним в правом ряду вольером обнаружилась еще одна дверь – не столь массивная и грязная. И, что самое невероятное (хорошо, что за барьером не было места удивлению, мелькнула лишь вялая мысль: «Идиоты…»), приоткрытая.
Инга осторожно выглянула за дверь, прислушалась, по привычке присев на корточки. Никого не было. Придерживая дверь, чтоб не заскрипели заржавевшие петли, она вышла в коридор…
Суббота
В густом полумраке появилась узкая светлая щель, через которую смутно проглядывали окружающие предметы. Она быстро ширилась, росла; мир обретал объем и резкость, наконец, принял привычные формы… Инга еще раз моргнула и окончательно открыла глаза.
Теперь это уже точно был сон. До невозможности похожий на предыдущее видение, хотя и с другим сюжетом. Что было общим – настроение, ситуация, ощущение себя или что-то еще, Инга понять не могла, но это общее точно было. Эпизоды напоминали разрозненные фрагменты мозаики «Puzzle», и каких-то кусочков не хватало…
К гадалке она пошла пешком. Солнце еще не слишком пекло, и получасовая прогулка была приятной. Подойдя к нужному дому, Инга остановилась и огляделась. Ольги не было видно. Трубку она тоже не брала. «Вот засоня, – усмехнулась про себя Инга, – ладно, подожду». От нечего делать она стала разглядывать знакомый с детства «дом с привидениями». Здание было старое, облицованное камнем и оттого мрачноватое. Узкие, похожие на бойницы, окна, крохотные полукруглые балкончики. Крыша была высокой, с круглыми чердачными окошками. Одной стороной дом примыкал к больничному саду, старые карагачи и клены с этой стороны почти не пропускали в окна свет. Среди окружавших его однотипных «хрущевок» дом смотрелся довольно странно, естественно, среди местной детворы о нем ходило множество легенд и страшилок. Сейчас, впрочем, облик дома изрядно портило нарядное крылечко продуктового магазина. «Капитализм убивает тайну». Хорошенькое название для какой-нибудь скандальной статейки», – подумала Инга и посмотрела на часы. Ольга все не шла. Инга хотела было уйти, но любопытство взяло верх – до этого гадалки для нее были чем-то средним между цыганками и безликими тенями из многочисленных объявлений типа: «Потомственный маг 5 уровня…». Поколебавшись еще минуту, девушка вошла в подъезд.
Квартира гадалки находилась на первом этаже. На табличке возле двери был указаны часы приема. Инга в нерешительности поглядела на железную дверь с крохотным глазком, затем нажала кнопку звонка. Дверь отворилась не сразу. На пороге стояла высокая женщина средних лет в светлом брючном костюме. Хорошая укладка, умелый макияж – в ней не было ничего от аляповатых цыганских нарядов или деревенских знахарок в ситцевых платках. «Может, Оля ошиблась, и это не гадалка?», – мелькнула мысль у Инги. Но женщина уже протянула к ней руку.
- Здравствуйте. Практикующий экстрасенс Мария Сокольникова. Проходите в кабинет, прошу.
Инга послушно прошла в комнату. «Кабинет» больше походил на офис… Она, конечно, и не ожидала увидеть хрустальный шар и сушеных крокодилов под потолком… Но как-то уж слишком прозаично выглядела приемная экстрасенса: письменный стол, пара кресел, уютный диванчик, на стенах – легкие металлические полки с книгами, на двух узких окнах – жалюзи. О роде занятий хозяйки напоминал лишь висящий на стене сертификат об окончании Марией Николаевной Сокольниковой высшей школы магии и экстрасенсорики… под руководством… дающей право на осуществление… дата… печать.
В кабинет неслышно вошла Мария.
- Ну, давайте знакомиться. Мое имя вам уже известно, хотелось бы узнать ваше.
Держалась она спокойно, но как-то отстраненно, подчеркнуто сухо. Инга не удержалась:
- А вам разве так не известно?
Мария вздохнула.
- Все ждут от экстрасенсов чудес. Как минимум, что мы предскажем точную дату Апокалипсиса, исцелим всех страждущих и накормим город пятью хлебами. Мы не боги. Если мы будем тратить силы на такие пустяки, то не сможем ответить на интересующие вас вопросы.
Инга смутилась. Мария говорила таким усталым и чуть назидательным голосом, словно этот вопрос ей задавал каждый второй.
- Да почти каждый первый, – улыбнулась вдруг Мария, – Нет, мысли читать я не умею. Просто ко мне приходит очень много разных людей… задающих одинаковые вопросы.
- Меня зовут Инга…
- Уже лучше, – выражение отстраненности на лице Марии сменилось иронией. Инга вдруг поняла, что и это – маска. Защитная реакция психики на чужие беды.
- Расскажите о цели вашего визита, Инга.
- Да я… не знаю. Мы должны были с подругой… а она не пришла. Ей очень тяжело сей-час. Может, вы за нее мне скажете, что делать?
Мария на мгновение прикрыла глаза, задумалась.
- Подруге твоей я бы не помогла. В нашем мире каждый выбирает путь сам. В моих силах лишь показать разные направления, варианты развития событий. А она свой выбор уже сделала.
- Да? Какой?
- У нас, экстрасенсов, тоже есть свои законы. В том числе и профессиональная тайна. Вселенная сама определит, нужна ли тебе эта информация. Если да, ты все узнаешь очень скоро. А тебе я могу рассказать лишь о том, что касается лично тебя.
«Ну вот, наговорила умных слов, а толку – ноль. Все-таки шарлатанка! Да и откуда бы она могла что-то узнать – посидела, придумала», – Инга рассердилась. Но решила прояснить вопрос до конца:
- А вы сами как эту информацию получаете? У других хотя бы карты, рамки…
- Каждый работает с тем, что ему ближе. Человеческий мозг намного совершеннее любых приспособлений. В нашей школе учат воспринимать информацию Вселенной напрямую. Эти сигналы способен получить практически любой, но информация поступает не в готовом виде, ее нужно уметь интерпретировать. Что конкретно вас интересует?
Инга подумала.
- Вы можете рассказать, почему я себя иногда так странно чувствую? Как будто не на своем месте…
Мария кивнула, снова закрыла глаза и откинулась в кресле. Лицо ее стало умиротворенным, расслабленным. Тишину нарушало лишь тиканье настенных часов и урчание холодильника где-то за стенкой. Прошло около десяти минут, прежде чем Мария заговорила вновь.
- У вас, Инга, не все так просто. Вам никогда не казалось, что вы… э-э… не совсем человек?
Инге сразу представились зелененькие шестиногие марсиане. Она отрицательно помотала головой.
- Дело в том, что в предыдущей инкарнации вы находились не в человеческом теле. И, видимо, что-то помешало выполнению вашей миссии на Земле, поэтому сейчас ваша карма несет отголоски прошлого. А так как с каждым новым воплощением перед живущим существом ставится следующая цель, вам необходимо выполнить оба этих предназначения.
Увидев недоуменное лицо Инги, экстрасенс добавила:
- Проще говоря, в прошлой жизни вы, Инга, были собакой. И сейчас именно эта часть вас чувствует себя не на своем месте. Попытайтесь вспомнить: должно быть что-то, характерное для этой части вашей сущности.
- Извините, но я не верю в реинкарнацию.
Мария усмехнулась.
- А в рай на небесах или царство Осириса вы верите?
- Н-не знаю…
- Тогда придется признать эти варианты равновероятными и исходить из существования одного из них. Хотя это ваше дело – верить или нет. Если Вселенная привела вас сюда, значит, я сообщу вам то, что должна, а как с этим знанием поступать, решите сами.
- Знаете, Мария, в последнее время мне снились такие странные сны… Даже не знаю, сны ли это.
Инга попыталась пересказать содержание видений и свои ощущения. Получилось довольно сумбурно, но в глазах Марии вспыхнул огонек интереса.
- Ну вот, а вы говорили – нет ничего!
- Но я же там не гавкаю, на четвереньках не бегаю, и вообще я – такой же человек, как всегда…
- Вот именно! – торжествующе воскликнула Мария, – вспомните комнату с вольерами! Ничего странным не кажется?
Инге казалось, что странным там было все, но она предпочла оставить эту догадку при себе. Экстрасенс выждала театральную паузу и продолжила:
- А вы не задавали себе вопрос: почему все – собаки как собаки, а вы – человек?
«Так, валить пора отсюда, – подумала Инга, – она точно ненормальная».
- М-мария… Спасибо вам за информацию. Я пойду, пожалуй…
- Дело ваше, Инга. Обычная плата за мой сеанс – три тысячи. Рублей.
- Плата?!..
Инга вспомнила о последней пятисотке в кошельке, жить на которую предстояло еще неделю. Мария, поняв причину заминки, раздосадовано скривилась.
- Ох, уж эта молодежь! Строят из себя невесть что, мол, мы ни во что не верим, мы все сами знаем, а у самих ветер, что в голове, что в карманах. У нас семнадцать лет рыночная экономика, а вы до сих пор не догадываетесь, что за все платить надо.
- И что мне теперь делать?.. – расстроилась Инга. Получалось и впрямь некрасиво. Женщина задумалась.
- Впрочем… ладно! Я с тебя денег не возьму, если ты позволишь использовать свою историю в моей работе. Твои сны – очень ценный материал.
- В какой работе?
- Я докторскую пишу. По философии. А ты, небось, думала, что в качестве курсов повышения квалификации у нас только шабаши на Лысой горе?
- Что вы! Конечно, пишите! – Инга с облегчением рассмеялась. Улыбнулась и Мария – Инга впервые увидела ее настоящую, искреннюю улыбку. Девушка попрощалась с «гадалкой» и снова вышла в темный сырой подъезд.
«Человек она все-таки неплохой, – размышляла Инга, медленно бредя по улице, – только бред это все. Какая собака, какая прошлая жизнь?!» Больничная ограда, вдоль которой она шла, казалась очень знакомой, но не только потому, что Инга ходила мимо нее много лет. Только дойдя до прикрученной к ней табличке «Парковка запрещена», девушка поняла, в чем дело. Толстые прямые прутья ограды как две капли воды копировали решетку вольеров из второго ее сна, даже проволока, которой крепилась табличка, была такой же – алюминиевой, почти в полпальца толщиной. Только надписи на тех табличках были другими. И на одной из них – ее имя.
«Почему все собаки как собаки, а ты – человек»?!..
В кармане джинсов завибрировал мобильник.
- Да. Я вас слушаю… Мама Оли? Как?!.. Но почему?! Да… В Интернете? Отец нашел? В своей электронной почте?!.. Рассылка в десять тысяч адресов по городу?.. Это шутка, гнусная шутка, я точно знаю! Уже знаете… Как, вы говорите, она написала? «Я не такая»? Хорошо… Нет, что вы… В какой больнице? Да. Хорошо. Я как раз недалеко. Да. Спасибо, крепитесь… До свидания…
В динамике зазвучали гудки. Инга медленно опустила руку с телефоном. Все мысли разом вылетели из головы, им не было места там, где никак не помещалась одна-единственная мысль: «ОЛЬГА ПЫТАЛАСЬ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ!» Это ее-то веселая подружка! Инга попыталась представить Ольгу пишущей предсмертную записку. «Мамочка, прости! Скажи отцу, что я не такая! Ты поверишь, я знаю!»… Ничего не вышло. Инга развернулась и пошла в сторону психиатрической клиники, которая давно осталась позади.
«Твоя подруга свой выбор уже сделала…» – зазвучали в мозгу слова экстрасенса. «Может, и права была эта Мария. Лучше бы я тогда и в этот раз собакой родилась! По крайней мере, у животных нет столько подлости, столько бессмысленной жестокости. Они не страдают и не заставляют страдать других. Только люди способны убивать не ради того, чтобы выжить. Только люди способны искалечить и не добить – ради забавы. Физически и духовно. И чем выше общество пытается поднять планку морали, тем больше становится поводов для травли… В природе, по крайней мере, все честно. Среди животных нет лицемеров. Может, родиться человеком – кара небес? Но за какие же грехи должно следовать такое наказание?»…
Ромка сидел с друзьями в больничном дворе и пил пиво, попинывая кедом колесо прислоненного к скамье велосипеда. При каждом пинке звонок негромко брякал. Велосипед был чужой, его «железный конь» стоял дома – руки до ремонта еще не дошли. Парень еще раз раздраженно пнул велик.
- Ромыч, перестань, достал уже, – буркнул Бася, один из их компании, – лучше б делом занялся.
- А чем тут заняться? – Ромка демонстративно зевнул.
- Не знаю… Расскажи че-нибудь умное?
- Да на десять раз уже все рассказал…
- Тогда пиво пей.
- Оно кончилось, – Ромка с сожалением поглядел на банку «Балтики-6», для пущей убедительности перевернул ее и потряс над землей. Из банки выкатилась одинокая крупная капля, на секунду задержалась на ободке и шмякнулась на горячий пыльный асфальт.
- Вот и сходи за ним. Заодно и нам принесешь.
- Облом…
Бася оторвал взгляд от высыхающей на асфальте капли. По центральной аллее по направлению к ним шла девушка. Одета она была просто, без каких-либо попыток подчеркнуть фигуру. Впрочем, подчеркивать в ее мальчишеском облике было особо нечего. В походке ее чувствовалась какая-то напряженность, даже нервозность, словно девушка изо всех сил сдерживалась, чтобы не побежать. «Ни кожи ни рожи», – подумал Бася. И тут его осенило.
- Ромка! Я тебе занятие нашел! Вон, видишь, девчонка идет? Слабо склеить?
Ромка вгляделся в даль.
- Басявый, ты дурак или как? Это ж та чокнутая, которую я на велике сбил вчера! Сдалась она мне!
- Ну, слабо, так сразу бы и сказал, – подчеркнуто безразлично протянул Бася, – а то я хотел пиво проставить, если сможешь с такой лохудрой договориться… Даже сам бы до киоска сходил.
Довод в пользу знакомства был веским. Ромка решительно поднялся со скамейки.
Инга почти бежала по больничному саду, словно от нее еще могла зависеть Ольгина жизнь. Сад был большим, да и больничный городок не маленький – когда-то клиника входила в десятку лучших лечебных учреждений страны в этой сфере. Впрочем, средства, получаемые на развитие больницы, распределялись так же, как и в любом бюджетном учреждении страны – то есть потихоньку и в разных размерах растаскивались администрацией и персоналом. Поэтому за садом особо никто не следил, ограды и охраны вокруг корпусов не было, а пациентов удобства ради выпускали гулять только в небольшой огороженный внутренний дворик. По исконно русскому закону санпропускник, приемный покой и справочное находились в самом дальнем углу, поэтому Инга успела окончательно погрузиться в себя, не пройдя и половины пути от ворот. Ее вернул к реальности фамильярный оклик:
- Девушка! А вы ключи от танка не теряли?
Инга, вздрогнув, остановилась. Возле нее с улыбкой до ушей стоял какой-то парень. В левой руке он держал банку из-под пива, правой безуспешно пытался пригладить взлохмаченные волосы. Инге показалось, будто она его где-то уже видела. Секундой позже девушка поняла, где именно. Накопившиеся со вчерашнего дня раздражение, боль и гнев рванулись наружу.
- Нет! Зато здесь чья-то мама сынка-идиота потеряла!
Инга отвернулась и сделала шаг в сторону. Ромка решил повторить попытку – пива на халяву хотелось. Но в голову по-прежнему лезла только банальщина и тупые приколы.
- У, какая злая! А может, все-таки познакомимся? – он протянул руку, чтобы задержать ее. В глазах Инги сверкнула неприкрытая ненависть.
- Вот такие, как ты, ублюдки, и Ольгу довели! Еще руки распускаешь, скотина!
Бить Инга не умела, поэтому просто ударила кулаком изо всех сил, никуда не целясь. Ромка отшатнулся, прикрывая рукой разбитую губу.
- Да ты сама-то человек?! Кидаешься вон, как зверюга дикая…
- А пусть и зверюга! Можно подумать, люди чем-то лучше!
Ромка с интересом посмотрел на девушку. В их компании женский пол условно классифицировался по принципу: «курицы», «телки» и «суки». Концепция сбоев не давала… до последнего момента. «Эта» не подходила ни под одно из определений.
- А что ты имеешь против людей? Человек, между прочим, царь природы! А диких зверей укрощает и в цирке показывает.
- Не величай себя «царем природы»: Какой ты царь ей – ты ее слуга! Николай Бабкин, сибирский поэт. Слышал про такого?
- Не-ет… – растерянно протянул Ромка, с изумлением поняв, что девушка все еще не ушла, – Но человек же покорил природу. Реки там вспять поворачивает, еще чего…
- Ага, и что из этого выходит? Ты за последние пять лет новости хоть раз слушал? В Китае землетрясение, в Германии наводнение, в Японии тайфун, в Австралии леса горят, в ЮАР двадцать сантиметров снега выпало… Что дальше? Природа таких наглых созданий, как люди, не выдержит скоро.
- А человек-то тут причем? Это просто природные катаклизмы. Совпадение…
- Тебе что, о человеческих подвигах рассказать? О «Красной книге», о парниковом эффекте, о свалках на сотни гектаров? Хотя, зачем рассказывать? Ты принюхайся! – события последних дней вылетели у Инги из головы, она была полностью поглощена спором. Ромка полной грудью вдохнул городской воздух. Ветер, как всегда в это время суток, дул с востока, и к запахам выхлопных газов и свежескошенной травы на газонах примешивался ощутимый привкус, непонятный, но весьма противный – «подарок» местного химзавода.
- Да… – впервые Ромка не нашелся, что ответить. Он тоже давно забыл о первоначальной цели, с которой подошел к Инге. Однако прекращать разговор не хотелось, и, слегка пришептывая (разбитая губа опухла и мешала говорить), он промямлил:
- Это… А зовут-то тебя как? Меня – Роман…
- Инга.
Выпав из русла захватившего ее разговора, Инга неожиданно вспомнила, куда и зачем направлялась.
- Все, я пошла, – заторопилась она.
- Куда идешь-то? Не в психушку, часом? – поинтересовался Ромка.
- В нее самую! Не надейся, не сдаваться!
- А тебя и не возьмут, – съехидничал Ромка, – у них корпус, где палаты для буйных, на ремонте сейчас.
- Все-то ты знаешь, везде-то ты побывал! – не осталась в долгу Инга, – В приемное я иду.
- Так ты не туда идешь! Они тоже из-за ремонта переехали. Мы с ребятами тут постоянно бываем, смотрим иногда, как психов выгуливают, все последние новости знаем. Пойдем, покажу.
Компания на лавочке с возрастающим изумлением наблюдала, как после удара Ромка и та девчонка о чем-то заговорили, оживленно маша руками, а потом ушли куда-то в сторону, причем даже не в ту, куда изначально направлялась девушка.
- Фигасе! – Бася присвистнул, – Ну Ромыч дает! Ладно, народ, я – за пивом.
- Вот, – Ромка показал на обшарпанную дверь без каких-либо опознавательных знаков. Они остановились у крыльца. По пути Инга успела вкратце изложить цель своего визита в клинику. В тот момент Ромке второй раз за последние полчаса не хватило слов, только на этот раз – цензурных. Его друзья, да и он сам, тоже не были ангелами во плоти, но делать подлость забавы ради им в голову не приходило.
- И все равно, не все же люди такие. Нельзя судить о человечестве в целом по отдельным отбросам общества!
- Хорошо, по чему или по кому тогда судить?
Парень помолчал, подбирая аргументы. В своем кругу они болтали на несколько другие темы, и, хотя пофилософствовать он любил и сам, отыскать нужные слова сейчас было нелегко.
- Ну, есть ведь то, что человека принципиально отличает от животных. Речь, например…
- Языки общения существуют у любых живых существ, ну, может, кроме одноклеточных каких-нибудь. И к тому же, какие понятия человек выражает с помощью этой самой речи? Мат? Да, это принципиальное отличие!
Ромка с тоской понял, что переспорить Ингу не сможет. «Ну что-то она все равно не так говорит. Или не договаривает», – подумал он. Ее позиция была какой-то… однобокой, но чего не доставало, Ромка понять не мог.
- Ладно, перерыв. Я еще возьму реванш! – пообещал Ромка, – дай свой номер, а то как я отыграюсь?
- Обойдешься! – усмехнулась Инга.
- Тогда мой хоть запиши?
- Ни к чему. Если надо будет, и так встретимся. Земля круглая! Пока!
- Инга, если что, мы тут на лавочке часто сидим. Приходи…
Дверь отделения, закрываясь, глухо хлопнула. Последние слова Ромка проговорил уже в пустоту.
Пиво Бася честно купил, но остался разочарован. Вернувшийся к друзьям Ромка был молчалив, и никакими особыми подробностями знакомства не поделился, объясняя свое нежелание говорить разбитой губой. В качестве вещественного доказательства он продемонстрировал телефонный номер в справочнике. Номер этот Ромка написал только что, по пути к скамейке, но проверить его подлинность после столь очевидного успеха никому в голову не пришло. Палящее солнце разошлось вовсю – воздух казался раскаленным. Посидев еще немного, компания дружно поднялась со скамьи.
Инга подошла к столу, за которым сидела скучающая дежурная. Полистала списки поступивших, ища Ольгину фамилию. Дежурная вдруг спросила:
- Когда поступила-то?
- Сегодня… Утром, наверное. Из пятой больницы к вам перевели.
- Вообще-то мы, пока пациент находится на обследовании, посетителей не пускаем. Чтобы не мешать верному определению диагноза, пациента зря не травмировать. Так что заходите дня через три, узнавайте.
Медсестра посмотрела на расстроенное лицо Инги и добавила:
- А фамилия у вашей подруги не Кышманова?
- Она самая…
- А ваша?
Инга назвала свою фамилию. Дежурная сразу смягчилась.
- Тогда вам повезло. Ее мать тут бумажку какую-то оставила, просила вас пропустить. Вот, даже главврач расписался, – она достала из журнала небольшой листок, – Вам на третий этаж, девятая палата. Идите, не бойтесь. Отделение здесь легкое – суициды, депрессии… Страшного ничего не увидите.
«Ничего себе легкое», – подумалось Инге. Вслух она этого не произнесла, а, поблагодарив дежурную, пошла к лестнице.
Борис был частым гостем клиники. Здесь работала его хорошая знакомая. На самом деле их отношения давно вышли за рамки приятельских, но переводить их на новый уровень или узаконивать Борис не собирался. Он даже сам с собой не употреблял слов «жена», «любовница» или «моя девушка», считая, что термин «знакомая» подходит как нельзя лучше, позволяя сохранить должную дистанцию и избежать ненужных ему притязаний. Не то чтобы он был убежденным холостяком, просто ему не хотелось ни с кем делить свое личное пространство, свой дом, свои мысли. «Закон джунглей», в том смысле, в каком его понимал Борис, работал и здесь.
Выходя со второго этажа, где находилась ординаторская и служебные помещения, Борис увидел поднимавшуюся по лестнице Ингу. Она не обратила на него внимания, но мужчину это заинтересовало. Он решил не уходить еще некоторое время.
В пятиместной палате, кроме Ольги, находилась еще одна женщина. Увидев вошедшую Ингу, она на мгновение оторвала взгляд от сканворда, что-то неразборчиво бормотнула (возможно, приветствие) и снова углубилась в газету. Ольга лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. Левая рука была перебинтована от запястья до локтя – видимо, девушка решила выбрать один из самых распространенных способов самоубийства. Инга нерешительно присела на край кровати. Ольга не шевельнулась. Женщина снова подняла голову и сказала уже отчетливо:
- Она не спит. Просто никого видеть не хочет, да еще напичкали всякой дрянью.
- Оля… Оленька… – тихонько окликнула ее Инга, – Оль, это я.
Ольга чуть повернула голову.
- А… ты… Зря ты пришла, Инга. Ты все равно ничего не изменишь…
- Оль, ты о чем? Все уже позади…
- Нет… Не позади.. – говорила Ольга неохотно и вяло, наверно, действовали транквилизаторы, – я… все равно… Маму только жалко. Ты скажи, пусть она не очень переживает. Она тебе верит…
- Оленька, ты что?! Все будет хорошо, правда!..
Ольга снова отвернулась к стене. Инга поняла, что слова здесь не нужны. Она еще несколько минут посидела возле подруги, слушая, как где-то в углу палаты негромко бубнит радио. Женщина пристально посмотрела на Ингу, сказала недовольно:
- Ничего ты тут не высидишь. Или она сама захочет жить… или не захочет. Здесь все так.
Инга недоумевающе посмотрела на женщину, но напоролась на ее колючий взгляд и… поняла, что та права. Правота эта была рождена здесь, в больничных стенах, она разливалась в воздухе специфичным запахом лекарств и хлорамина. Спорить с устоями этого мирка не было никакого смысла. «В нашем мире каждый выбирает путь сам…» Инга поняла, что все больше уважает «гадалку» Марию. Неизвестно, была ли она хорошим экстрасенсом, но хорошим психологом – точно. Инга неловко поднялась и вышла из палаты.
В коридоре из какого-то закоулка неожиданно вынырнул Борис. Инга еще не успела понять, удивиться или разозлиться, как он широко улыбнулся:
- О, какие люди! Инга, привет! Приходила к кому-то?
- К подруге…
- Работает здесь подруга?
- Н-нет… – смутилась Инга, – лежит…
- А у меня – работает. Хочешь познакомиться?
- Борис Константинович, я пойду, пожалуй.
- Ну, как хочешь. Ирина – одна из лучших психиатров клиники. Она могла бы тебе по-мочь с лечением твоей подруги. Сама знаешь, в таких местах без связей никак – иначе быстрее искалечат, чем вылечат.
- Да? – после недавнего спора Инге не хотелось доверять Борису, но тревога за Ольгу перевесила, – тогда, если можно, пойдемте.
Они спустились на второй этаж. Проходя мимо ординаторской, Инга неожиданно остановилась. Ее внимание привлекли массивные двустворчатые двери с матовым рифленым стеклом. Она уже по привычке попыталась найти в них что-то знакомое, но не смогла.
- Инга, ты что там застряла? – нетерпеливо окликнул ее Борис.
Ирина была несколько старше Инги, выглядела она примерно ровесницей Бориса. Инга заметила на ее приветливом лице печать равнодушия – результат работы в «доме скорби». «Это у них с Марией общее, – догадалась она, – защита от чужих страданий».
- Ирочка, познакомься, это Инга. Я тебе о ней говорил, – представил девушку Борис.
В первые же две минуты разговора выяснилось, что лечащим врачом Ольги Ирина не является, и к отделению, где та лежит, никакого отношения не имеет.
- К сожалению, – вздохнула Ирина, – суицид – не мой профиль. Я специализируюсь на различных формах шизофрении, других патологиях личности…
Заметив, что Инга собралась уходить, Борис вмешался в разговор:
- Ирина сейчас занимается разработкой новых методов диагностики, ей необходимо большое количество людей для апробации тестов. Ты не согласилась бы помочь?
- А… как?
Ирина подвинула ей стопку листов.
- Нам нужны ответы психически здоровых людей, чтобы сделать вывод о валидности тестов и особенностях их интерпретации.
Инга просмотрела тесты. Некоторые из них ей были знакомы – в их вузе два года назад проводились какие-то глобальные медицинские исследования. «Это, наверное, для проверки новых тестов», – догадалась Инга. Опросники на выявление уровня тревожности и агрессии она заполнила по памяти, не задумываясь. Другие тесты содержали более странные задания. «Напишите вопрос, первым пришедший вам в голову», – прочла девушка. «Почему все собаки как собаки?..» – вспомнилось ей. Инга решила созорничать. «Пусть потом выводят средний облик нормального человека!» – усмехнулась она про себя.
Последний лист был пустым. Заметив замешательство Инги, психиатр пояснила:
- Здесь нужно нарисовать любой свой сон.
Инга, подумав, несколькими штрихами изобразила уже знакомый пустырь. Рисовала она неплохо, и результатом осталась довольна – получилось почти как наяву. То есть…
- Инга, а что вы делали в этом месте?
Девушка пересказала сюжет, не вдаваясь в подробности. Ирина чему-то удивилась.
- И вы уверены, что видели пустырь именно таким?
- Да… А что в нем не так?
- Вы хорошо рисуете, значит, представляете, с какой высоты должен смотреть человек, чтобы так видеть линию горизонта и землю под ногами?
- Представляю, конечно, – девушка мельком взглянула на рисунок, – сантиметров пятьдесят… шестьдесят…
Инга сама поразилась этому открытию. А Ирина продолжила задавать вопросы.
- Вам не казалось, что ваш рост меньше обычного?
- Нет.
Ирина достала из пачки листов один, просмотрела ответы.
- Может быть, вы во сне вставали на четвереньки?
- Нет… – Инга уже поняла, куда клонит врач, но становиться соседкой Ольги по палате из-за своей неудачной шутки ей ничуть не улыбалось.
- Хорошо. Спасибо вам, Инга, большое. Вы очень мне помогли.
- Если вы не возражаете, я пойду. До свидания! – задерживаться в этих стенах Инге больше не хотелось.
Борис подошел к Ирине, что-то чиркавшей на Ингиных тестах.
- Ир, ну, что скажешь?
- Да, это определенно шизофрения. Пока в скрытой форме: подсознательное отождествление себя с животным, повышенный уровень тревожности, ненормальные реакции. В скором времени возможен переход к сознательной идентификации себя как, скажем, собаки. Сильный стресс – и у девочки «поедет крыша».
Борис обрадовался непонятно чему.
- Ириш, а ты можешь мне справочку написать? Ну, про эту девочку: диагноз там, рекомендации, ограничения в профессиональной деятельности…
- Могу, конечно. Тебе зачем? – Ирина зевнула, по большому счету ей было все равно.
- Да… Надо.
- Диктуй фамилию.
Забрав справку, Борис вдруг заторопился.
- Спасибо, зая! Вечером все расскажу! Пока! – и, на ходу чмокнув Ирину в щеку, он выбежал из кабинета.
Попрощавшись с друзьями, Ромка повернул к своему дому. Идти предстояло почти через весь район, но тащиться в душной, битком набитой маршрутке, тормозящей у каждого светофора, не хотелось. Проходя по площади перед драмтеатром, он заметил недалеко от фонтана скопление людей. Ромка подошел и протиснулся через толпу.
Возле беседки на раскладном стульчике сидела женщина с мольбертом. Рядом стоял ящик, на котором лежали коробка с акварельными красками и пастель. Женщине позировала сидящая напротив девочка лет двенадцати, прижимающая к себе котенка. Ромка посмотрел на девчонку – ничего особенного. Лицо с конопушками, жиденькие волосы, собранные в хвостик, на носу и плечах шелушится обгоревшая на солнце кожа. «Все-таки художники странные, – подумал он, – Зачем ее рисовать? Хотя «девочка с персиками» тоже далеко не красавица». Ромка отошел в сторону и стал разглядывать другие картины, прислоненные к стене беседки. Здесь были, в основном, портреты – написанные маслом, акварелью, было несколько работ, выполненных тушью и углем. Ромка медленно переводил взгляд с одной на другую. Изо всех рам на него смотрели люди – молодые, старые, усталые, серьезные, одухотворенные, счастливые… Все лица были какими-то… особенно выразительными, что ли. Ромка подумал, что не пропустил бы, обязательно заметил такого человека на улице. Перевел взгляд на окружавшую его толпу – ее составляли замученные тетеньки с пакетами-«маечками», набитыми продуктами из ближайшего супермаркета, вездесущая разношерстная детвора, несколько случайно затесавшихся мужчин и досужие пенсионеры. Лиц, подобных тем, на портретах, он не увидел. Ни одного. «Где она себе моделей отыскивает»? – снова удивился Ромка. В это время котенку надоело сидеть на руках хозяйки, он заерзал, попытался сбежать.
- Да сиди ты, непутевый! Уже все почти! – воскликнула девочка и рассмеялась. Смех оказался неожиданно красивым, звонким, с переливами (Ромка подобрал самый подходящий, на его взгляд, эпитет – «хрустальным»). На этот смех обернулись все, на лицах усталых женщин начали появляться улыбки.
- Готово! – сказала вдруг художница, обращаясь к юной натурщице, – смотри!
И она сняла с мольберта готовый портрет. Он был выполнен в смешанной технике – поверх свободных, размашистых мазков акварели скупые пастельные штрихи, оттенявшие лишь самое необходимое. Ромка застыл в изумлении – он впервые видел нарисованный… смех. Нет, девочка на портрете не улыбалась, наоборот, изо всех сил старалась сохранить серьезность. И, тем не менее, смех был везде – в плотно сжатых губах и сведенных бровях, словно в следующий момент девочка должна была прыснуть от смеха, в повороте лукавой мордашки котенка, в золотистых лучах низкого солнца, пронизывающих полотно…
- А вы это куда теперь? – не выдержал Ромка, – Продадите? Или на выставку?
- Выставка – дело хорошее, но люди красоту должны не только в музеях под стеклом видеть, – ответила художница, – у меня здесь выставка, и лучшей не надо. А продавать – зачем? Истинный творец не продает красоту – он может только дарить.
И она протянула портрет девочке. Та счастливо заулыбалась и стала еще больше похожа на свое залитое смехом и светом изображение. Ромка наблюдал это преображение практически с разинутым ртом. Девочка попыталась перехватить лист поудобнее. Воспользовавшийся моментом котенок выскользнул из рук. Толпа пришла в движение, послышались крики: «Лови!» Девочка растерялась – котенка нужно было срочно поймать, но руки у нее были заняты, и куда положить подарок, она не знала. Ромка поднял с земли не менее испуганного и растерявшегося котенка, замершего на плитках площади, и протянул хозяйке.
- Спасибо! – девочка снова рассмеялась и убежала. Проводив ее взглядом, Ромка заметил, что художница уже собрала все свои принадлежности, и толпа почти разошлась. Он постоял еще немного и побрел домой.
Шеф любил точность. Даже на корпоративную вечеринку по поводу его повышения все подошли минут на десять раньше. Ровно в шесть прозвучали первые тосты. Через полчаса голоса зазвучали оживленнее, а разговоры – свободнее.
- Ох, а Ингу-то так и забыли позвать! – спохватилась тетя Наташа.
- Я ее видел сегодня в психиатрической клинике, она сказала, что не придет, – последнюю фразу Борис отпустил уже с точным расчетом. Тетя Наташа любила делать скоропалительные выводы, не подвела она и на этот раз.
- Ой, беда-то какая! – уже захмелевшим голосом громко произнесла она, – это кто же нашу девочку до психушки довел?!
Ее возгласами заинтересовался Шеф.
- Кого у вас там в психушку упекли?
- Да вот, – Борис достал справку.
Шеф с полминуты изучал печать областной психиатрической лечебницы, перевел взгляд на текст.
- Так это же та… прогульщица. Про которую ты мне, Боря, вчера говорил.
- Она самая, – поддакнул Борис.
- Шизофрения? – удивленно поднял брови Шеф, – так-так… Ограничения в профессиональной деятельности: нежелательна работа с людьми, взрывчатыми и отравляющими веществами… это мы пропустим… с документами, в финансовой сфере…
Он сложил справку вчетверо, спрятал в карман брюк и назидательно сказал:
- Я всегда говорил, что опоздания до добра не доводят! Спасибо, Борис, что ты вовремя открыл мне глаза. Столько сотрудников, за всеми не уследишь. Что ж, работа у нас ответственная, таких личностей держать опасно…
Шеф, не договорив, неожиданно переключился на другую тему.
- Я вам говорил, что у нас в связи с моим повышением освободился пост начальника отдела. Его назначает финансовый директор, и, поскольку им теперь являюсь я, то хочу объявить вам имя нового начальника. Я перебрал все кандидатуры и понял, что лучшей не найти. Борис Константинович, встаньте. Поздравляю вас с новой должностью, – он протянул Борису руку. Тот пожал ее, еле сдерживая радость. А Шеф продолжил:
- Вступите в должность с понедельника, приказ будет готов. В понедельник же сами и приказ об увольнении этой… чокнутой… подпишете – это теперь ваша работенка! – и он довольно захохотал.
В городе горели фонари. В восемь вечера в середине лета это выглядело не просто странным – нереальным. Солнце уже клонилось к закату, низкие косые лучи пронизывали раскаленный, дрожащий над тротуаром воздух. Свет фонарей казался блеклым, словно и они не выдерживали жары. Инга шла по проспекту, вдыхая загазованный, пахнущий расплавленным асфальтом воздух, и ей казалось, что именно включенные фонари превращают город в подобие гигантской микроволновки. В такую жару невозможно было ничего делать, дом казался недостижимым. Даже звонок телефона в сумке прозвучал как-то глухо и вяло. Инга взяла трубку.
- Инга, здравствуйте, это Борис Константинович, – Борис держался подчеркнуто официально.
«Вроде виделись уже, – подумала Инга, – чего ему надо»?
- Инга, вы знаете, что наш… – имя Шефа Борис произнес чуть ли не с благоговением, – получил пост финансового директора?
- Нет, а когда вы узнали?
Голос Бориса стал жестким:
- Работать надо, дорогая моя, а не опаздывать на полдня и не сбегать пораньше. В общем, должность начальника отдела с понедельника занимаю я. А вы – уволены. Так что в понедельник можете спать сколько вашей душе угодно. Хотя нет – зайдите. В отдел кадров – за трудовой книжкой и в бухгалтерию – пусть зарплату начислят. «Закон джунглей», в который вам так не хотелось верить.
Попрощаться Борис не счел нужным – просто нажал кнопку сброса вызова. Инга не верила своим ушам. Несколько минут она просто стояла на тротуаре, мешая проходить вечно спешащим людям. «Этого не может быть! Он просто пошутил! Вот позвоню сейчас и сама спрошу, тогда окажется, что это просто тупая шутка»! Она пролистала справочник телефона, нашла номер Шефа. Беспокоить Шефа по пустякам, да еще не в рабочее время было чревато последствиями, но другого выхода Инга не видела – душа просила немедленного действия.
- Здравствуйте, с повышением вас! Это Инга, сотрудница планово-экономического… Как – бывшая?! Да, говорил… Я подумала, что неправильно поняла… Извините… До свидания.
Инга положила трубку. Последние надежды обернулись крахом. Ольга была в больнице, Борис оказался предателем, ее уволили с работы. Что делать дальше, она не знала. «Закон джунглей» восторжествовал.
«Нашей организации нужны нормальные, психически здоровые люди».
Инга стояла посреди улицы и плакала.
Воскресенье
Долго бездействовать Инга не умела. Собираясь в больницу к Ольге, она решила по пути купить газету «Вакансии» – надеяться следовало только на себя. Уже дойдя до киоска, Инга обнаружила, что забыла дома кошелек. Открытие было неприятным – хотелось побаловать подругу чем-нибудь вкусненьким. Инга хорошо представляла, чем и как кормят в больницах – желания жить такое питание обычно не добавляло. Девушка закрыла сумку и решила вернуться.
Не успела она отойти от газетного киоска и на десяток метров, как заметила, что навстречу ей идет Борис. Инга пошла быстрее, но мужчина и не думал избегать ее. Поравнявшись, он поздоровался с нарочитым безразличием и хотел было пройти мимо, но Инга остановила его.
- Борис Константинович, вы ничего не хотите мне сказать?
- Все, что хотел, я сказал вчера, – сухо ответил он, – больше, к сожалению, ничего добавить не могу.
- «К сожалению…» – передразнила Инга, – да ни о чем вы не сожалеете, это ж ваших рук дело! А я-то еще думала, что вы на самом деле пытаетесь «стукачей» в отделе найти. Наивная…
- «Homo homini lupus est» . Не я, так кто-нибудь другой. Вырастешь – поймешь…
Съязвить Борису не удалось, блеснуть эрудицией тоже.
- Полностью с вами согласна, Борис Константинович. Вокруг вас всегда будут только волки. Человеку свойственно замечать лишь себе подобных.
«Ненормальная…» – чуть слышно пробормотал Борис, когда Инга ушла.
Зачем Борису понадобилось в воскресенье идти в офис, он не смог бы точно сказать и сам. Его тянуло туда, словно преступника к месту преступления, хотя никакой вины за собой он не чувствовал. Уже подходя, он увидел несколько милицейских машин. Здание стоящего напротив детского дома был оцеплено, вездесущие репортеры уже шныряли в толпе зевак, настраивал камеру оператор с местного телевидения. «Террористы уже и до нас добрались», – Борис не заметил, как произнес эти слова вслух.
- Да какие там террористы. Пацаны детдомовские, – отозвался стоящий рядом мужчина.
- А что они… натворили? – Борис огляделся, оценивая привлеченные к операции силы.
- Да ничего, по сути. Захватили в заложники директора, завхоза и старшего воспитателя, заперли в кабинете… – откликнулся кто-то еще. Из толпы наперебой раздались возбужденные голоса:
- Требуют, чтоб их уволили…
- Так правильно, разворовали все…
- А говорят, у них там и взрывчатка есть.
- Нет, только холодное оружие, дубинки всякие…
- Довели ребятню, уже весь город знает, что у них там чуть ли не концлагерь устроили! Давно пора! С ними по-другому нельзя!
- А что же, договориться с детьми не пробовали?
- Можно подумать, кого-то их мнение волнует. Нынешний-то директор уже всех подмазал, кого надо, у него в администрации связи.
- Они еще вроде сказали, что если их обманут, то они старого директора тогда все равно убьют – мол, в тюрьме не хуже.
- Правильно, стадо мышей и слона загрызет. Вдвадцатером можно быть смелыми, на людей кидаться!
- Да каких там двадцать?! Человек восемь… Почти все просто разбежались – кто к родне, кто в подвалы…
От гвалта у Бориса зазвенело в ушах. Он прошел немного в сторону оцепления и увидел человека в камуфляже, дающего интервью местному каналу.
- На месте происшествия сейчас находится группа захвата… Ведутся последние приготовления к штурму…
К штурму?! Они что, собираются штурмовать здание с кучкой подростков внутри?! До Бориса неожиданно дошел весь абсурд ситуации. Что они там, совсем озверели, что ли?!
«Вокруг вас всегда будут только волки»…
«…выживают все. Так и должно быть…»
Борис рванулся через оцепление. Остановить его не успели, а стрелять не решились или не посчитали нужным. Он вбежал в здание, сразу ослепнув после яркого дневного света, завертел головой в надежде рассмотреть «террористов». Поняв, что не знает, куда идти, просто изо всех сил закричал: «Пацаны! Уходите! Сейчас штурмовать начнут!»
…Они были рядом. Вынырнули из темноты, некоторые действительно держали в руках ножи и обрезки труб. Им уже не хотелось разбираться, где свои, а где чужие – врагами сей-час были все. Самый маленький, лет десяти, мальчонка выскочил вперед – ему хотелось ударить первым. В следующее мгновение раздался звон бьющегося стекла, топот, хлопки выстрелов: штурм начался. Группу захвата в первую очередь интересовали зачинщики, старшие ребята. Под ноги им вылетел тот самый мелкий пацан, вцепился зубами в руку одного из штурмовиков. «Звереныш!» – отшвырнул его мужчина, добавив вдогонку несильный удар резиновой дубинкой – «для профилактики». Сражаться голыми руками с отрядом спецназовцев Бориса не тянуло, он дорого ценил свою жизнь. Услышав выстрелы (о том, что они были предупредительными, Борис не знал), Борис схватил в охапку корчащегося на полу пацана, втащил на подоконник: «Уходи, придурок, убьют ведь!» и вместе с ним выпрыгнул в разбитое окно. К ним подбежали люди из оцепления, но первым был все тот же пронырливый репортер.
- Ваш поступок, без сомнения, можно назвать героическим. Как вы его объясните?
Мальчишка вырвался из рук Бориса, скривился от боли, зажимая левую руку.
- Сломали, с-суки! Ничего, они еще узнают! – сказал он, срываясь на крик, – я теперь остальных предупрежу, будет им война, раз они так хотят!
Детдомовец рванулся и побежал прочь. Никто не пытался его остановить. Оцепление уже сняли – из здания выводили «террористов» и посеревших возмущенных «заложников».
- И все-таки, – не отставал настырный корреспондент, – что вы можете сказать по поводу…
- А идите вы все!.. – злобно выругался Борис.
Радио в палате было единственным развлечением – телевизоров больным не полагалось, дабы они не нанесли вреда неокрепшей психике пациентов. Ольгу бодренькая попсовая музыка раздражала. Она по-прежнему вставала с кровати только в случае крайней необходимости, ни с кем не разговаривала и ничем не интересовалась. Впрочем, хитроумные советы соседок по избавлению от пригоршен таблеток она услышала и сегодня им последовала. Лекарства подавляли волю, и думать было лень, а для завершения начатого нужен был хоть простенький план. К обеду в голове немного прояснилось. Ольга сконцентрировалась на одной-единственной мысли. Жить было не просто бессмысленно – невозможно. Смутно вспомнилось, что до второй попытки суицида доходит всего несколько процентов тех, у кого первая была неудачной. Но Ольга собиралась довести дело до конца.
Услышав заставку дневного выпуска новостей, Ольгина соседка прибавила громкость. Невнятные музыкальные ритмы сменил четкий голос диктора. Ольга невольно прислушалась. «Беспрецедентный случай произошел сегодня в детском доме №16. Группа подростков, доведенных до отчаяния произволом администрации, захватила в заложники директора учреждения, старшего воспитателя и заместителя директора по хозчасти. Закрыв их в кабинете и вооружившись арматурой, ребята требовали немедленной смены руководства детского дома. Директору удалось связаться с начальником милиции города. В результате на место происшествия была выслана группа захвата, практически сразу, без попытки переговоров, был отдан приказ штурмовать здание. Кажется невероятным, но высшие милицейские чины признали наилучшим выходом бой спецназовцев с детьми. Только что стало известно, что штурмовикам было разрешено стрелять на поражение. В результате подросткам нанесены тяжелые травмы, все они госпитализированы, трое в тяжелом состоянии. Во время штурма один из очевидцев трагедии проявил редкостный в наши дни героизм. Прорвавшись сквозь оцепление, он, рискуя жизнью, вынес из здания самого младшего участника захвата. Десятилетний мальчик почти не пострадал, герой пожелал остаться неизвестным. Уже обнародованы и подтверждены многие свидетельства издевательств над детьми со стороны персонала, а также факты использования бюджетных средств в личных целях. На администрацию детско-го дома, а также на начальника милиции заведено уголовное дело по статьям двести восемьдесят пятой, части первой «нецелевое использование бюджетных средств» и двести восемьдесят шестой «превышение должностных полномочий» УК РФ, ведется следствие…»
Ольга слушала с широко раскрытыми от ужаса глазами. Шокирующая новость вывела ее из двухдневного оцепенения. «Беспредел какой-то! До чего мы дожили!» Она попыталась представить озверевших подростков и потерявших совесть взрослых, картинка получилась страшная. «Если бы у меня были дети, мой сын тоже мог бы оказаться в таком месте…» Ольга поежилась. Потом ее мысли переключились на безумца, непонятно зачем полезшего в гущу событий. «Рисковал жизнью ради незнакомых детей… Для чего? Ни награды, ни благодарности, только по судам затаскают, да и судьба детей этих вряд ли изменится. Наверняка тот спасенный ребенок ему даже «спасибо» не сказал. Не смог остаться равнодушным? Сей-час мало таких людей. Но он готов был отдать свою жизнь за то, чтобы подарить ее кому-то, а я – просто так, из-за каких-то придурков… Наверно, у него самого дети есть. А у меня их уже никогда бы не было…» Мысли скакали, путались. Ольга сама не смогла бы отметить произошедший в сознании перелом, она по-прежнему лежала на кровати и думала…
Дверь, скрипнув, отворилась. В палату вошла Инга. В руке она держала пакет, сквозь полупрозрачные бока которого просвечивали сочные веселые апельсины. Ольга поднялась и, сделав два шага навстречу, сказала:
- Ин, привет…
Инга вышла от подруги успокоенная. Все самое страшное, кажется, осталось позади. Проходя по центральной аллее больничного сада, она заметила на скамье все ту же компанию, чуть замедлила шаг, вглядываясь. С лавочки поднялась знакомая фигура, приветственно помахала рукой. «Земля круглая», – усмехнулась Инга.
Увидев Ингу, Ромка вскочил, помахал руками, в надежде, что она подойдет.
- Это ты кому? – поинтересовался один из его друзей.
- Да вон, – ткнул пальцем Бася, – та девчонка, с которой Ромыч вчера на спор знакомился.
- Что, Роман, знакомство имеет продолжение? – ехидно спросил кто-то.
Инга уже шла к скамейке.
- Привет, ребята!
- Здра-авствуйте, – расплылся в улыбке Бася, – с чем пожаловали?
- Инга, привет! – ответил Ромка, улыбаясь, – как подруга?
- Ничего, уже лучше. По-моему, решила вернуться к жизни.
Парни наблюдали, периодически отпуская комментарии.
- Ого, смотрите, как Рома расцвел! Наверно, рассчитывает на продолжение общения у девушки дома… Кстати, ты так и не рассказал, куда это вы вчера ходили?
«Ну зачем они начинают, – уныло подумал Ромка, – только все испортят». Он всегда поддерживал мнение большинства, считая, что проще жить, не выделяясь из общей массы, но сейчас испугался, что Инга обидится на пошлые шуточки. Ингу скабрезности не задевали – она бы и сама могла осадить нахала, но, увидев Ромкино замешательство, промолчала и решила понаблюдать. Молчание было расценено как смущение, это позабавило уже хлебнувших пивка парней.
- Ромыч, ты глянь, какая скромная! Смотри, придешь в гости – в шахматы играть заставит!
Ромка растерялся. Он точно знал, что друзья не правы, но… Ссориться из-за какой-то полузнакомой девчонки? Бася совсем уж разошелся:
- Девушка, вам никто еще не говорил, что по вам «фотошоп» плачет?
Упоминание о программе резануло Ромке по ушам, сразу вспомнился вчерашний рассказ Инги.
- Ребят, вы че? Можно подумать, единственный повод для общения с человеком противоположного пола – это…
- Секс, – перебил его приятель, – а то сам не знаешь: или ты – ее, или она – твои мозги.
Шутка показалась остроумной, компания разразилась хохотом. Ромка разозлился.
- Твоим мозгам уже ничего не страшно – их давно Ктулху сожрал!
- Чего? – опешил парень, он не был завсегдатаем интернет-чатов и понятия не имел о гулявших по сети легендах.
- Того! Мне за вас стыдно становится – послушать, так никаких интересов, кроме пива и секса, в жизни нет. Я считал, что это не так, но раз вы сами в это верите… Так недолго и обратно в обезьяну превратиться!
На лицах появилось недоумение. Такого напора от Ромки никто не ожидал.
- Выпендриваешься… Можно подумать, сам не такой!
- Такой… Потому и не хочу, чтобы так было! Жить страшно становится.
- Я пойду, пожалуй, – вставила слово Инга.
- Подожди, я тоже…
- Какая муха его укусила? – пробормотал Бася, когда Ромка с Ингой отошли, – Какой-то он не такой стал…
- Ага, всю жизнь молчал в тряпочку, а тут – нате, высокие чувства проснулись! – в завершение речи ответивший смачно сплюнул на асфальт.
- Не ожидала, что ты так на друзей кинешься, – осторожно заметила Инга, когда они немного отошли.
- Да какие они мне друзья, Бася разве что… Просто я про Ольгу вспомнил… Нельзя так… не уважать человека… И молчать всю жизнь – тоже…
Некоторое время они шли молча. На душе у Ромки после ссоры было паршиво.
- Сейчас бы куда-нибудь подальше… от всего этого. На природу махнуть, что ли? А знаешь, – оживился вдруг Ромка, – у меня любимое место есть за городом, это недалеко. У тебя велик есть? Давай съездим? Я свой отремонтировал…
Делать Инге было особо нечего. «Какая разница?» – подумала она и согласилась.
- Тогда где встречаемся? И во сколько? Только не говори опять, что земля круглая!
- Нет, плоская! И лежит на трех китах! – Инга впервые за эти дни рассмеялась.
…Придерживая дверь, чтоб не заскрипели заржавевшие петли, она вышла в коридор. Это был самый обычный больничный коридор – с таким же бетонным, но со вкраплениями мраморной крошки полом, когда-то выкрашенными голубой краской, а сейчас белесоватыми от времени стенами, с кучей пестрых глянцевых плакатов на этих самых стенах. Коридор про-стирался в обе стороны. Какое-то шестое или седьмое чувство подсказало Инге, что лаборатория направо, и она, замирая при каждом шорохе, пошла в противоположную сторону. Вскоре вид плакатов, рассказывавших о способах лечения насморка и предохранении от СПИДа, успокоил ее, и шаг стал ровнее. Полное отстранение от происходящего и мысль о свободе позволяли организму пустить в ход все свои скрытые ресурсы, которые люди обычно называют инстинктами и которыми, как высшие существа, пренебрегают. Мимо изумлен-ной молоденькой лаборантки Инга прошла как ни в чем не бывало, едва удержавшись от желания похлопать ее по плечу. Той даже не пришло в голову задержать ее или закричать. А может, лаборантка просто не знала, что это нужно делать – слишком беглянка отличалась от остальных… «пациентов». Инга прошла мимо короткого ответвления по левую руку – тупик заканчивался дверью с табличкой «запасной выход № 4» и накарябанной прямо на стене надписью «ключ на вахте». Дверь была закрыта. Инга автоматически отметила ее местонахождение и отвернулась. Времени становилось все меньше – слишком уж долго ей везло.
Сделав еще десяток шагов, Инга поравнялась с широкими двустворчатыми дверями, сквозь матовое стекло которых пробивался дневной свет. Такие двери вполне могли принадлежать ординаторской или… додумать она не успела – дверь распахнулась и прямо навстречу ей сделала шаг невысокая коротко стриженая женщина. Инга ее знала – «посчастливилось» познакомиться с начальницей лаборатории еще в прошлый раз… Знание о том, когда был этот «прошлый раз», оставалось за ячейками сети – к текущей ситуации это не относилось. Зато очень хорошо вспомнилось, что физическая подготовка и скорость реакции хрупкой с виду женщины не уступают спецназовцам (да и кто знает, где она ее получала). На осознание этого факта хватило доли секунды – той самой, в которую начальница ощутила ускользающую добычу. В следующий момент Инга рванулась вперед… (Это очень хорошо смотрелось бы в кино, такие моменты всегда показывают в замедленном темпе – вот она резко разворачивается, метнувшись влево, к углу, бежит, успевая при этом подумать, что это – ее последний шанс на свободу, и что она ДОЛЖНА это сделать, и что выход непременно есть, потому что это же… В реальности на это просто не было времени.) За углом оказалась неглубокая ниша. Здесь хорошо бы смотрелся фикус и пара деревянных скамеек, а были все те же скользкие стены и… здоровенный пролом в стене вместо окна. Сквозь него виднелись стволы чахлых деревьев больничного двора и пустырь за ними. Первый этаж. «С прошлого раза не заделали. Идиоты…», – уже привычно подумала Инга. И время перестало быть. Теперь можно было просчитывать шансы и траекторию, и пытаться вспомнить, почему предыдущая попытка была неудачной, и когда эта попытка вообще была, и не причастна ли она к появлению этой дыры, а если да, то каким образом, и… Но ресурсов мозга при работе с такой скоростью хватило ненадолго – получить ответы на эти вопросы она не успела. Время, появившись, схлопнулось, как мышеловка, и плеча девушки коснулась рука начальницы. Захват профессиональный, выдрать правую руку из цепких лап женщины невозмо… Уууууу, возможно, но как же это… Нет времени на боль, сейчас цель – свобода. Инга изо всех сил рванулась вперед, одним прыжком преодолев пару метров, отделявших ее от пролома, и выскочила наружу…
Инга спрыгнула с велосипеда. «Недалеко» оказалось понятием растяжимым – и растянулось километров на пятнадцать. Однако час пути был с лихвой вознагражден. Инга огляделась. Они стояли на высоком обрыве, внизу мелко шелестели перемежавшиеся кустарником осинки. Впереди блестела водная гладь – в городе река не казалась такой широкой, здесь же лесистые сопки на противоположном берегу были затянуты чуть заметной голубоватой дымкой. Слева и справа, куда только хватало глаз, простиралась тайга. Вернее, не сама тайга – ее опушка: пихты и кедрач вперемешку с березами, густой подрост на открытых лужайках, не-знакомые сиреневые цветы под ногами. О цивилизации напоминала только дорога, по которой они приехали. Склон позади плавно понижался, в паре километров от обрыва переходя в пустырь, появившийся на месте старых вырубок и отделявший город от леса. Вдалеке в сизой дымке смога стоял сам город. Отсюда было видно, что он не такой уж и большой и что четыре шестнадцатиэтажки, в одной из которых и жила Инга, образуют почти правильный квадрат, словно сторожевые башни древней крепости. Инга никогда не задумывалась о том, что такое красота. Красота природы была для нее естественной, частью ее мира. Никто не замечает воздух, которым дышит. Даже сидя вечерами на своем подоконнике, Инга наслаждалась не столько красотой города, сколько ощущением единения с этим миром. Но сейчас она не могла отвести взгляд от представшего перед ней пейзажа.
- Красиво, да? – спросил Ромка, – словно здесь людей и не было никогда…
Инга с сомнением посмотрела на наезженную колею, оглянулась, ища глазами мусор – бесспорное доказательство существования на этой планете человека. Ромка перехватил ее взгляд.
- Сюда рыбаки, в основном, ездят – где попало не гадят. А туристов здесь мало почему-то. И хорошо… Пойдем, вниз спустимся?
Спуск был крутым. «Как здесь на машинах-то проезжают?» – удивилась Инга. Ведя за собой велосипеды, они спустились к реке. Берег был ровным, усыпанным крупнокалиберной речной галькой. Видимо, обрыв появился здесь уже давно, а затем река, подмывавшая холм, отступила, оставив после себя заросшую позже осинником низину.
- Разуйся, – посоветовал Ромка, – они теплые.
Инга последовала совету – обкатанные камни действительно хранили тепло угасающего дня. Держа в руках кроссовки, она подошла к воде. Ромка отвел велосипеды в сторону, прислонил к сухой коряге. Подойдя к реке, кинул в воду камешек. Вода у берега была совсем прозрачной, Инга заметила, как врассыпную бросились юркие длинненькие мальки.
- Не надо, не пугай их, – попросила Инга. Она села на прибрежные камни, провела по ним рукой, ощутив их шероховатость и тепло. Посмотрела вверх – над головою было небо. То самое, безоблачное, уже чуть окрашенное в теплые желто-оранжевые тона, безмолвно на-поминающее о свободе… Все было правильно, так, как должно было быть – все недостающие кусочки мозаики наконец-то нашлись, сложились в единое целое. «Здесь можно сидеть всю жизнь», – подумала Инга. Она наконец-то ощущала себя в нужное время в нужном месте. Ей было хорошо.
- Инга, у тебя спички есть? – окликнул ее Ромка.
- Есть.
Инга неохотно встала, полезла в сумку за спичками.
- Ты куришь? – удивился Ромка.
- Нет, на сдачу в киоске дали.
На землю выпала сложенная вчетверо газета. «Трудоустройство» – прочитал Ромка.
- А это тебе зачем?
- Меня уволили вчера, – коротко отозвалась Инга.
Ромка понял, что на разговоры девушка не настроена, забрал спички и газету и отошел, не стал лезть с расспросами. Инга вернулась на прежнее место.
До Инги дошел вкусный запах, смешивающийся с дымом. Она очнулась от своего полусна и поняла, что дрожит от холода. Давно стемнело, но как это произошло, она не заметила, так же, как не замечала до этого назойливый писк комаров над ухом. Девушка повернула голову влево, на запах. Ромка сидел у костра и жарил насаженные на прут сосиски. Сосиски шкворчали и брызгались на костер водой.
- Что, ты уже вернулась в этот грешный мир?
Заметив, что Инга замерзла, Ромка подошел к велосипедам и достал из рюкзака запасной свитер.
- На, держи.
- Спасибо… А как ты догадался второй свитер взять? Знал что ли, что мы допоздна задержимся?
- Ага, – подмигнул Ромка, – я уже заметил твою привычку впадать в летаргию в неподходящих местах. Вот и решил подстраховаться.
- Да уж… Погоди… А как мы выбираться-то отсюда будем?
- Да никак уже, куда по темноте ехать, – беспечно отмахнулся парень.
- А как же… – заикнулась было Инга, но Ромка не дал ей закончить.
- Ты разве куда-то торопишься? На работу все равно завтра не надо. Или хочешь сказать, что тебе здесь не нравится?
Инга посмотрела на чернеющие за рекой гряды холмов и ничего не ответила. Ромка был прав – ей здесь нравилось. Она придвинулась к костру и взяла сосиску.
- Вот видишь… А почему тебя с работы уволили?
- Да… – вспоминать Бориса Инге было неприятно, – сказали, что я им не подхожу.
- А ты кем работала?
- Экономистом, – не стала вдаваться в подробности девушка.
- Вот это да! – Ромка присвистнул, – Какие же им там нужны?
- Нормальные…
- А… а ты какая?
- Откуда я знаю, – грустно усмехнулась Инга, – по одной версии собака, по другой – шизофреничка.
Ромка даже растерялся от такого выбора. Да уж, оригинальным человеком оказалась его новая знакомая.
- Сама-то как думаешь?
Инга помолчала. Шокировать малознакомого человека своими рассказами не хотелось. Еще решит, что и правда чокнутая. Она посмотрела на Ромку. Тот сидел, задумчиво вороша палочкой угли, и выжидательно смотрел на Ингу, но не торопил. «Этот поймет», – подумала она.
- Знаешь, в последнее время мне стали видеться какие-то странные сны. Помнишь день, когда ты меня сбил?.. – начала она рассказ.
Ромка оказался хорошим слушателем – не перебивал, не пытался спорить, лишь иногда задавал уточняющие вопросы. Инга сама не заметила, как рассказала даже о своей детской мечте и истории поступления в вуз. Когда Инга закончила излагать события последних дней, он спросил:
- Даже если допустить, что Мария сказала тебе правду… Ты действительно считаешь, что родиться человеком – это наказание?
- Да. Только люди могли придумать себе и другим столько страданий. Они вынесли из мира животных худшие его стороны. Усложнили себе жизнь, придумав моральные категории. В природе нет понятий «добро» и «зло», и никто не убивает миллионы живых существ во имя добра.
«Чтобы добро победило, должны собраться все добрые и перебить всех злых», – вспомнил Ромка. Инга продолжала:
- Только у людей могли возникнуть предательство и подлость…
Ромка не выдержал:
- Ты назвала столько отрицательных сторон человека, что непонятно, зачем вообще тогда мы существуем в таком количестве! Вспомни, ты сама только что рассказывала, что именно люди способны внести дополнения в законы природы – когда говорила, что в природе выживает сильнейший, а у людей – «выживают все». Не зря ведь Чехов сказал, что человек – это звучит гордо.
- Было бы чем гордиться…
Ромка задумчиво потеребил спутавшиеся волосы. Нужен был неоспоримый аргумент в пользу людей. Чем же может гордиться человечество? Семья?.. У животных институт воспитания подчас развит намного лучше… Нравственность? Тут Инга права – в этих дебрях в первую очередь гибнут те, кто туда полезет, хвастаться, увы, нечем… Производство? Теплее, но тоже не то…
«Истинный творец не продает красоту – он может только дарить»…
Догадка была внезапной, Ромка даже вздрогнул.
- Инга, я понял! Творчество! Вот главное отличие! Животные могут производить на свет себе подобных, сооружать себе жилье, но они не умеют творить – то есть создавать что-то, отличное от них самих и от их насущных потребностей. А люди – могут! Отделившись от природы, они получили взамен абстрактное мышление, научились видеть красоту и гармонию…
- Которая раньше была частью их самих и к которой они теперь безуспешно пытаются вернуться, – вставила Инга.
- Почему же безуспешно?
Ромка представил лицо художницы. Не особенно красивое, оно сияло таким внутренним светом, что становилось ясно – этот человек живет в гармонии с собой и с окружающим миром. Мало того, этим светом она щедро делилась – он был во всех ее работах, и, казалось, частички этого света отражались в улыбках уходивших с площади людей… Ромка попытался описать это Инге, но слов, чтобы передать свои ощущения, не хватало. Тогда он, порывшись в рюкзаке, достал плейер. Включив, полистал плей-лист, ища нужный трек, протянул наушники Инге.
- Вот, послушай… Тогда сама все поймешь.
Инга прислушалась, немного прибавила громкость. Из наушников доносился тихий перебор гитары. Музыка нарастала, усиливалась, неуловимо меняясь со спокойной на порывистую, свободную и, наконец, захлестнула мир целиком.
Ты привычно съежился в тесной банке,
На земле сожженной рисовал рамки.
Доставал ластик и стирал лица,
Чтоб им не сниться.
И, чтобы других оправдать доверье,
Ты, как все, каркал и чистил перья.
Ты похож на всех, и они тоже
С тобой похожи.
Белой вороной лети по свету,
Ты сегодня зритель без билета.
Только в воду на себя не смотри, не смей, ведь это –
Злая шутка лета,
Подаренного кем-то цвета…
Ритм был неровным, путаным, строчки стихов далеки от совершенства, запись слегка фонила (наверное, записывали просто на диктофон), но Инга слушала, затаив дыхание – на-столько перекликались слова неизвестного исполнителя с тем, что чувствовала она сама. Мелодичный проигрыш снова сменился нарастающим шквалом музыки…
Но однажды в теплый июльский вечер
Ты раскинешь крылья, расправишь плечи,
Наплюешь на рамки, заглянешь в воду –
И на свободу!
И когда поймешь, что же ты сделал,
Ты увидишь мир под собой – белым.
И на чистый лист щедро бросишь краски –
Для своей сказки.
«Так не бывает. Словно эту песню писали специально для меня. Или обо мне»… Перед глазами Инги пролетали десятки образов. Лица, события, мысли слились в единый разноцветный вихрь, взрываясь в сознании импрессионистскими яркими пятнами, переплетались в причудливых картинах, создаваемых воображением. Освободиться от этого плена не было сил… и желания.
Белой вороной лети по свету,
Ты сегодня создал свою планету.
Только все, кроме тебя, в тот же час забудут это
И пешком сквозь лето,
Подставляя лица ветру…
Последние аккорды стихли. Инга машинально выключила плейер. В голове все еще звучали строки из песни.
- И правда… – завороженно прошептала она.
- Что? – вскинулся Ромка. Но Инга не договорила.
- А кто это поет?
- Бася, мой друг… Он только в компании такой, а на самом деле хороший. Песни пишет… Эта у него – одна из лучших.
- Хорошая песня… Он ее давно написал?
- В феврале еще.
- Кажется, как будто в ней про меня…
- Значит, это настоящая песня – такая, в которой каждый может найти что-то близкое себе, – ответил Инге Ромка, – да и, говорят, что все поэты – немного пророки. Может, правда?
- Может… – чуть слышно произнесла Инга.
На какое-то время снова воцарилась тишина. Ромка пытался читать газету в свете догорающего костра и поднял голову лишь, когда Инга заговорила вновь.
- Это миссия…
- Ты о чем? – не понял сначала Ромка.
- Быть человеком… Это не кара и не заслуга, это – миссия. Каждый из нас может преобразить мир, создать свое собственное пространство, и от того, кто как себе это представляет, получается… – Инга замялась, пытаясь точнее выразить свою мысль, – весь наш мир в целом. Своей жизнью человек уже преображает этот мир.
- И других людей, – добавил Ромка. Инга не услышала его, поглощенная своими мыслями.
- Когда я слушала эту песню… Только тогда поняла, в чем смысл моей жизни. Как я могу объединить в себе обе части своей сущности. Нужно просто жить, беря лучшее от двух миров – мира животных и мира людей. Доверять инстинктам, и не забывать о разуме. Раз я могу быть этим связующим звеном между людьми и природой, значит, это и должна делать… По мере сил своих… Нужно только додуматься, как именно.
Ромка протянул ей газету.
- Смотри, – показал он на одно из объявлений.
Инга вгляделась. «В клуб служебного собаководства срочно требуются кинологи. Курс обучения – три месяца. На время обучения предоставляется работа… Адрес… Телефон…» Костер уже почти не давал света, но прочесть текст она почему-то смогла без особого труда. «Странно, вроде бы только кошки видят в темноте, а не собаки», – подумала она, слегка удивившись этому, и отвела взгляд от газеты. Вода светилась, берега по сравнению с ней казались совсем черными. Инга подняла голову и поняла, что в реке просто отражается небо.
- Светает, – сказал тихо сидящий рядом Ромка.
Начинался рассвет. Утро понедельника.
Май – июнь 2008 г.,
г. Новокузнецк – ДОЛ «Солнечный».