Начало

Елена Гвозденко
               
Утро было странным, тихим. Кирилл пробрался на кухню, поставил чайник, сгреб остатки ночной трапезы на край стола, выбросил окурки из пепельницы и, открыв форточку, вдохнул полной грудью морозный воздух.
- Кирюха! Кирюха! Поди сюда.

Мальчик с сожалением оторвалс от лицезрения дворовых собак, резвящихся по первому снегу. Пробравшись между коробками в коридоре, заменявшими им с матерью шкафы, комоды и табуретки, он вошел в комнату родительницы. На полу, на рваном одеяле восседала мамаша. Рядом с ней, свернувшись грязным комком, выставив на обозрение носки с дырками на пятках, храпел незнакомый субъект. В углу, на голом полу, обнявшись с недопитой бутылкой, постанывал во сне дядя Миша. Этот дядя Миша последние две недели не выходил за пределы квартиры, закрепляя свое присутствие в ней ежевечерними приставаниями к Кириллу, с требованиями называть его "батей". Таких "батей" Кирилл за свою десятилетнюю жизнь перевидал великое множество. Больше чем на месяц они не задерживались, мамаша не отличалась постоянством. 

- Сынок, иди сюда, я тебя поцелую. Из-под опухших век глаза мамаши пытались сфокусироваться на сыне. Заметив грудь, вывалившуюся из выреза расстегнутого халата, мать стыдливо захихикала. Субъект заворочался, приподнявши взлохмаченную голову и громко икнув, уставился остекленевшими глазами на Кирилла. 

- Что, щенок, на двойки учишься? - незнакомец приподнялся на шатающихся ногах,- сейчас мы это исправим. Мамашино хихиканье перерастало в заливистый смех. Не дожидаясь развязки, Кирилл добежал до двери, и, на ходу одеваясь, выскочил во двор. В спину ему неслось: - Не нравится, щенок! - под аккомпанемент мамашиного смеха.
            
Дворник Ахмед счищал выпавший за ночь снег.

- Как дела, джигит? Куда так рано собрался? Кирилл неопределенно пожал плечами.

- Знаешь, джигит, сейчас я уберу этот снег, и пойдем ко мне, моя Злата такие лепешки печет. В подвале, где жил Ахмед со своей семьей, было тесно и жарко. Злата, в ярко красном платье и золотистом платке колдовала у духовки. От запаха свежей выпечки у Кирилла предательски свело живот.

- Садись, джигит. Ешь, пей. Ахмед усадил Кирилла за единственный стол, пододвигая миску с лепешками и пиалу дымящегося ароматного чая. Стараясь есть не торопясь, чтобы не выдать, как он голоден, мальчик все же опустошил миску. Уже дожевывая последнюю лепешку, сквозь дремотность сытого нутра, слабо проступили ростки стыда. Его, коренного жителя этого города, подкармливают какие-то приезжие, живущие в крошечной комнате, в подвале.

- Дядя Ахмед, тетя Злата, мне надо уходить. Спасибо вам за лепешки и чай.

- Заходи, джигит, не стесняйся.
            
Каким же неуютным и холодным показался мальчику родной двор после жилища Ахмеда. Время было самое неудачное, дети идут в школу, взрослые - на работу. Ну вот, так он и знал, удача с завтраком обязательно обернется неудачей - по двору гордо вышагивал одноклассник Кирилла Денис, живущий в соседнем подъезде.

- Ты почему в школу не ходишь? Людмила Петровна спрашивала про тебя. А у нас сегодня контрольная, а еще мы заполняли анкеты, по которым нас будут зачислять в разные классы на следующий год. Так ты пойдешь на уроки, мы уже опаздываем?

- Иди, иди, а то тебя бабушка ругать будет, бабушкин внучок, - он не случайно упомянул про бабушку. До недавнего времени Дениса провожала до школы Раиса Андреевна, и мальчику с большим трудом удалось избавиться от опеки, ставшей причиной насмешек одноклассников.

Денис, махнув рукой, поспешил в школу, а Кирилл все никак не мог решить, куда ему отправиться. В школу идти нельзя, в последнее время ребята от насмешек перешли к действиям, с ним никто не хотел сидеть за одной партой. На перемене старшеклассники придумывали новые издевательства каждый день: то опрокинут мусорное ведро ему на голову, то вытирают грязную обувь об его единственную куртку, которую он, давясь слезами, отстирывал, закрывшись в ванной на целый день. Хорошо, что догадался перед этим стащить обмылок из школьного туалета. А неделю назад, группа восьмиклассников затащила его в мужской туалет. Весь урок они издевались над Кириллом, заставляя есть туалетную бумагу, запивая водой из сливного бачка, стирать свои вещи, пользуясь этим бачком. А под конец, Мищенко, самый отпетый из всей компании, держа измученного и перепуганного мальчишку за ноги, несколько раз окунул его головой в унитаз. С тех пор Кирилл не подходил к школе ближе, чем за квартал, просыпаясь и засыпая с одной мыслью - отомстить Мищенко. Домой тоже нельзя, новые "батьки" с утра особо злющие.
       
Утренний мороз и тонкая куртка погнали мальчишку к соседнему дому, где в подвале, рядом с трубами теплотрассы жил бомж Боря. Боря всегда рад гостям, правда, иногда он "женился", тогда подвал запирался изнутри. К счастью, его "браки" были недолгими. Боря обладал на редкость ревнивым характером, и когда очередная "жена" кокетничала с собутыльниками, Боря выгонял обоих взашей, и на месяц становился ярым женоненавистником до очередного "брака". Кирилл надеялся, что у Бори сейчас момент безбрачия, мерзнуть на улице он не мог.

- Что пришел? Что принес? - это была всегдашняя присказка бомжа, вроде приветствия. Кирилл пробрался мимо коробок, занавешенных тряпьем поближе к трубе. Даже ему, каждый день дышащему похмельными парами, смрад подвала показался нетерпимым. Боря развесил на трубах для просушки барахло, набранное на ближайших помойках.

- Как жизнь молодая? Рейд уже сделал?- мальчик неделю, после издевательств в школе, не занимался тем, что Боря называл "рейдом".

- Я больше не чищу мусорные баки, так что можешь смело занимать мои "точки".

- А чем же ты на жизнь зарабатываешь, или мамашка богатого муженька отхватила?- Боря ухмыльнулся, обнажив беззубый рот с черным гнилым обломком впереди. Чувствуя, что согрелся, Кирилл направился к выходу.

- Эй, ты куда? А плата за постой?

Ноги сами привели мальчишку на базар. Пожалуй, это единственное место, где ему было хорошо. Продавщицы подкармливали мальца в обмен на мелкие услуги - принести, отнести, сбегать за сигаретами. Они приносили ему из дома вещи выросших детей, иногда даже книжки. А читать Кирилл любил, правда, нечасто ему удавалось уединиться с книжкой в руках, да и книжек в его жизни было не так то много, поэтому он читал все, что ему удавалось найти. Чаще всего попадались глянцевые журналы с красотками на обложках и вкусными рецептами. Мальчик мало что понимал из прочитанного. Скажите, пожалуйста, суфле, десерт, как только еду не назовут. Мясник дядя Костя приветливо помахал рукой: - Подойди к Катюшке из молочного, она там что-то для тебя приготовила, а, уходя, -  ко мне, я тебе косточку выкрою.

- Спасибо. У молочного отдела стояла очередь, и Кирилл направился вдоль рядов в надежде на поручение. Ему нравилось помогать людям, сознание того, что он нужен, пусть даже только для того, чтобы отнести пустую тару в подсобку, окрыляло. Он бы безвозмездно помогал, носясь между прилавками целый день.

- Ой, кто к нам пришел, возьми пирожок. Как дела? Мать все пьет? Принеси мне из подсобки гирю на пять килограмм, осилишь?

- Кирюшка, ты замерз в тонкой курточке, зима на дворе. Хочешь чаю? Приходи завтра, я вещей тебе принесу.

- Малец, держи яблоко.

- Кирюшка, сбегай за сигаретами. И Кирилл бегал за сигаретами, гирями, кипятком. А когда базар, отшумев, начинал собираться, у Кирилла в руках оказывалась сумка, нагруженная вещами от Кати из молочного, косточкой от дяди Кости, яблоками, картошкой. Теперь можно и возвращаться. Он - добытчик. Он - кормилец.

Во дворе дети Ахмеда играли в снежки, Кирилл остановился, достал из сумки два больших яблока и угостил малышей.

- Подождите, сейчас сумку отнесу, и слеплю вам снежную бабу, ты пока к маме за морковкой сбегай, понял меня? - Малыш довольно закивал, откусывая большой кусок от брызжущего соком яблока. По-русски дети понимали плохо. Дверь в квартиру была приоткрыта. Из мамашиной комнаты раздавался храп. Кирилл пробрался на кухню. Мать спала, сидя за кухонным столом, заставленным грязными стаканами и пустыми консервными банками, наполненными окурками. Ее голова лежала на грубо порезанных кусках хлеба, спутанные волосы прикрывали лицо.

- Мамочка, посмотри, что я принес! - Женщина не шелохнулась. И тут Кирилл  осознал, что что-то произошло. Он, выронив сумку, подбежал к матери, обнял безвольное тело, и, приподняв голову, увидел большую лужу крови, растекшуюся из груди.

- Мама, мамочка,- кричал мальчик, прижавшись к безжизненному телу, - ты же обещала, что мы уедем, что бросишь пить. Хочешь яблоко? Я такие яблоки вкусные принес. Я угостил детей Ахмеда, обещал им слепить снежную бабу.

Когда через два часа, соседи, обеспокоенные плачем мальчика, зашли в квартиру, они увидели Кирилла, обнимающего тело уже остывшей женщины. Его с трудом удалось увести, и еще долго он что-то говорил про яблоки и снежную бабу.