Славка, наш редакционный фотокор, щёлкает девочку. В принципе, статья об её достижениях в учёбе. А снимки уже больше на фотосессию для эротического журнала похожи.
– Плечико открой. Вот так. Теперь давай сбоку зайду. Улыбайся, улыбайся. Ага, хорошо. Давай волосы чуть водой смочим. Эту прядку сюда...
Славке двадцать семь. Молод, хорош, горяч. Девочка млеет и тает. Я наблюдаю за всем этим действом, и зло берёт. Соплюха, ей бы ещё в куклы играть, а позирует со всей кокетливостью, присущей соблазнительнице. Где они берут эту пошлость?
Вспышка: жах, жах, жах...
Вот глазки потупила, вот подбородочек вперёд, шейка точёная, и глазища в пол-лица. И ресницы, точно на выставку растили...Эй, Славка, смотри не влюбись...Не твоего поля ягода. Но Слава - профи, плевать ему на шейку и глазки. Был бы фотоаппарат и комп.
— Ольга Игоревна, мы из неё конфетку сделаем!
Куда конфетнее, хороша она, как может быть хороша девушка в шестнадцать лет. И шмотки её и цацки стоят в пару сотен студенческих стипендий.
Мне шестнадцать стукнуло в 1990. А через год я уже на журфак поступила. Журфак тогда престижен был, мальчики и девочки в дорогой коже, с золотыми сережками и улыбкам снобов.
– Кураева, ты вещи в уцененке берешь?
Да, там и брала. Пальто с цигейковым воротом и сапоги из войлока... У меня мама на пенсии по инвалидности. Но кому это объяснишь. Нет, были и другие, лохматые, веселые, такие же нищие, как я. Но я не хотела возводить нищету в ранг свободы. Я полы в подъездах мыла, чтоб диплом вузовский получить... Не могла мама мне денег присылать.
– Уж, как-нибудь, доченька, потихонечку...
И все рассказывала про лягушек в кувшине. Вот я лапками и привыкла колотить. И моё масло - это моё масло!
— Всё Ольга Игоревна! Посмотреть хотите?
— Не хочу. Сам отбери и перекинь ответсеку.
... Не хочу. Глаза закрою, и вижу этот дом. Его домом Правительства называли. Квартиры для особо отличившихся на ниве управления областью. Мне повезло, что взяли мыть полы, зарплата выше, чем за квадратный метр вымытой площади скажем в соседних, не элитных пятаках.
Да, когда-нибудь, я куплю в этом доме квартиру. С высоким потолком, возможно двухярусную. И пройду по тем полам, оставляя грязные следы. Мраморные, светлые помню их до малейшей щербины. От тряпки оставались разводы. Руки в холодной воде опухали и покрывались волдырями. Это мне после скажут, что есть такая аллергия – на холод. А тогда, тогда Жорка-охранник к крану с горячей водой не пускал...Но я перемывала снова и снова до блеска. Мне нужна эта
зарплата, я очень старалась, очень. Потому что точно знала: выползу, стены лбом прошибу, унижаться буду, терпеть буду, но к матери в однокомнатную «хрущебу» не вернусь.
Я совсем по-другому жить должна.
«Мама, я знаю, что денег нет, но пришли, пожалуйста, мне картошки и мяса, если есть»
«Олюша, доча, картошка толька мелкая.Шлю хвосты, взяли вчера на бойне с Максимкой. Вари их в воде с добавлением подсолнечного масла.Тогда будет быстрее, лучше ставить с утра на "тройку",и к обеду они будут готовы."
В хвостах мяса нет. Есть три косточки. Да, три. Одна — огромная и два хряща. Но зато есть навар. Я готовила их и пахла комната чем-то кислым и противным.. Но чёрт возьми, я выжила!!!
«А у вас холодные глаза» — сказал Славка однажды. Да, холодные. Я специально этот взгляд придумала. Давно, когда топала через ночной город, в общагу, мимо коробок гаражей, через парк, мимо склада скобяных изделий. Тогда мне было чего бояться. Сейчас нечего, а взгляд остался. В редакции прозвали «Феликс в юбке». Пусть Феликс, их много, я одна. И для меня одной доброта слишком тяжелая ноша.
Сигарету из пачки...Девочка эта..."Ты целуй меня везде..."Поколение попсы и пепси. Ничего в юной головёшке кроме секса... Стоп, а первое место в республике по литературе. Надо прочесть её вирши. Где-то же была тетрадка. Роюсь в папке с письмами читателей. Нам пишут часто. Стихоплеты- романтики, верящие в голубое бескрайнее небо. Когда-то и я писала. А сейчас не могу, умерли во мне стихи, как ребенок в утробе матери, и вытолкнула я их из себя, вместе с прошлым. Нет в этом прошлом ничего, чтоб держаться за него мертвой хваткой. Держаться надо за будущее.
Но, однако, странно, обычно всё по дате входящей корреспонденции. Где стихи? Я даже тетрадку помню, синенькая такая, с гордой башней Эйфеля на обложке. Ах, да вот она почему-то на подоконнике, листаю. Стихи, скорее всего слабые
...В август войти б, как в воду,
Досыта им напиться,
Может улыбка Бога,
В рыжей воде отразится.
Листьев прозрачных метка,
Времечко обождать.
Ах, на бегу так редко,
Даруется благодать...
Все дальше нет смысла читать, безусловный романтический бред, хотя ритм и рифма на месте. Но что эта поэтесса может о жизни знать в шестнадцать лет.
Благодать, добрый боженька... Где он - боженька? Давно распяли. Тысячи лет человечество перечитывает Евангелие и до сих пор не может понять, путь добра – ведет на крест. И ждать некогда. Да и не снизойдет на нас благодать.
Бог - есть любовь. А любовь есть? Когда я в газету пришла шефу 35 стукнуло. Он был каким-то серым и слащавым, как пряник, упавший в пыль. Но у меня никаких преимуществ, перед той выдрой, для которой место корреспондента уже зарезервировано. Красные корочки всемогущи, если речь идет не о дипломе государственного образца.
– Ну- с , Ольга Игоревна...Если вы меня очень удивите, то возможно...
Он сильно удивился, что у меня до него никого не было.
Ах, ты силушка! Встала, отряхнулась и дальше. От шефа пахло табаком и мятной жевательной резинкой. Я до сих пор ненавижу запах мяты... Через месяц сделала аборт. Нет, он не возражал против ребенка, даже расчувствовался, обещал помогать. Но мне не нужен был он и его ребенок, мне нужно его место.
Господи, как он уходил…Эти трясущиеся руки, виноватые глаза
– Оленька, может хоть завотделом?
Мне не нужен был он.
– Ольга Игоревна! В этот номер пойдет этот снимок.
Она смеётся. Смотрит через плечо , а в глазах - вера и надежда. И ещё любовь. Девочка, девочка, что тебе Славка? Лови мальчиков своего круга. Не смей на него так смотреть! Молод, хорош, горяч. Выше локтя родимое пятно в форме Латинской Америки. На ключице шрам от ножевого ранения. Его видно в распахнутом вороте рубашки, белый след на смуглой коже. Так хочется провести по нему пальцем и ощутить... Чушь! О чем я думаю...
Я Славку в кочегарке нашла. Диплом факультета философии в кармане. И специальная премия армейской газеты за цикл снимков о солдатских буднях. Он этой премией, как боевым знаменем, размахивал. Парень всё прошёл: огни и воды и медные трубы. Нюхал, кололся, пил...Вылечила. Слава Богу! Я тогда ещё только ответственным секретарём стала. Как я шефа за него просила. Хотя, как? Как обычно...
Мордаха у парня была ошалевшая, когда сказала, что берут на работу. Хотя даже бровью не дернул, будто вот так просто в наше издание с улицы. Худой до скелетоподобности и резкий до матов...Но было в нем и есть всегда есть, что-то такое непонятное, смелость какая-то, что ли? Будто вот идет и все равно ему, что там дальше, чем день закончится. и чем новый начнется.
Помню сидел, напротив меня, дыры на локтях прятал. Но бойко рассуждал о Ницше и Шопенгауэре. Не читала. Умной беседы поддержать не могла. Но как он наш фотик в руки взял. Так на желанную женщину смотрят. Нет, , так на кусок мяса смотрят, когда неделю не ели. Я взяла его. Под свою ответственность.
—Как снимок? Ставим? — Славка одобрения ждёт.
Зачем ему нужно мое одобрение? Если точно знает, что настоит на своем выборе? У него есть это право перечить мне, я боюсь потерять классного фотографа, я боюсь потерять его…
– Хороша?
Пожимаю плечами. Легко быть красивой, когда папик косметикой обеспечивает. Моей косметикой стал единственный карандаш и ещё детский крем, смешанный с каплей синей заправки для фломастера. О! А тушь фирмы «Северное сияние»? Процесс таков: плюёшь на брикет, потом мусолишь щёточку и на ресницы.И, не дай бог, в глаза попадёт...
— Неплохо. На сегодня свободен. И давай без пивнушек.
Он давно уже не уходит в запой. Можно не предупреждать. Так на всякий случай. Славка нажрался в первый же день работы. И спал в кабинете главного, на кресле. Я сторожила коридор и боялась, что он до утра не проспится. В этом случае мы автоматически вылетим оба. Первый и единственный случай, когда я всем рисковала, всем, а он даже и не понял. Утром взял фотоаппарат и рванул снимать митинг педагогов. Они требовали зарплату.
Странно, но Славка зарплату не требовал. Тогда все кричали, ногами топали, пугали забастовкой...И получали своё тазиками и фонариками по взаимозачёту. У меня с той поры тазов в доме штук пятнадцать...Да...Времячко... Жил Славка во времянке, чистюля от природы мучился отсутствием водопровода и бани, потому умывался каждое утро колодезной стылой водой и шагал на работу. Я могла вызвать его ночью: сегодня шахтёры перекрывают трассу. Будь добр фоторепортаж. Он прилетал, хватал "Олимпус" и щёлкал. А я потом разглядывала снимки и диву давалась: эмоции, жизнь, краски.
— Почему не уходишь?
Славка усмехается. Ему некуда идти. Нет, сейчас у него есть квартира, я настояла, чтоб дали, а вот семьёй не обзавёлся. И я не обзавелась. И сидим каждый в своём кабинете допоздна, и общаемся по спикерфону. Периодически. Он никогда не уходит с работы, пока не уйду я. Проводит до машины. И спросит:
– Довезти?
– Я помню дорогу.
Другого ответа не будет. Никогда. Есть три вещи, что способны разрушить карьеру: неумение лгать, ребенок и роман с нижестоящим.
«О.И.посмотрите снимки!!!" - Экран ноутбука мигает настойчивым требованием принять файлы...
Синяя тетрадка... «Но дорога в рай уготована, тем кто шел по тропе любви...»
Дорога в рай? Глупышка, нет её. Мы строим рай на земле. Через грязь, через боль, через унижения строим. Впрочем, тебе не придётся, ты счастливица, ты родилась с неоновой надписью на лбу «Всё оплачено» А я свой сама создала. Дом, гараж , машина... Рай на шесть комнат, в центре уездного городка...Городка, который ненавижу, за детство моё, за мразь эту, редактора, за любовь несостоявшуюся, за то что у меня есть рай, но семьи нет, и не будет уже. За то, что я сильная, и всего добилась...Только зачем мне одной шесть комнат?
А файлы надо принять.
Опять фото? Славка в своём репертуаре. На снимке плачет женщина, до странности похожая на меня. Берёзовый листок в ладонях. Золото осени. Сжимает так, будто в жизни важнее ничего нет.
«Может улыбка Бога в рыжей воде отразится»
Когда ты это увидел, Славка? Женщина плачет...Вот слеза на щеке. И рот кривит некрасивая гримаса...И родинка у самой губы...Это плачу я... Я умею плакать?
Славка пишет: «Красивая и успешная"