Сначала в коридоре резко запахло копченой грудинкой. Потом запах усилился, стал нестерпимым. Определить, что это я не успела, - каталку вкатили в операционную. Сбросили меня, вышли. Белые силуэты окружили стол… от белого исходил холод… Почему-то вспомнились ангелы…
Потом сестра долго терла мне руку...
Спросила коротко:
– С венами что? Кровь сдавала?
– Да. Много лет! – ирония в свой адрес. Я уже знаю, чем это закончилось для меня.
– Дура, – сказала сестра, и сделала укол в кисть. Сверху.
В следующее мгновение запах грудинки ударил в нос.
Сестра, окружившие меня студенты исчезли. Родственники, друзья, встречу с которыми я все время откладывала, как-то вдруг, сразу, остались далеко позади. Я ушла.
Впереди была пустота. Ничто.
Сначала было просто темно. Потом в прямоугольном туннеле начали метаться разноцветные огни. Огонь, как в новогодней гирлянде, перемещался по периметру прямоугольника... Рывками приближаясь к центру плоскости, рассекавшей туннель перпендикулярно оси. Там исчезал.
Впрочем, земные аналогии не отражали сути. Все, что еще час назад было моей жизнью, осталось далеко позади. Все, вплоть до твоего ночного звонка, до котенка, которого я подобрала вчера... Не в пространстве. Во времени. Время материализовалось. Его можно было потрогать.
Зато все, что еще час назад было мною, перестало существовать вовсе...
Нет, я не взлетала над своим телом, не видела его сверху. Но все мои земные дела стали видны вдруг и сразу. Даже те, о которых я успела забыть. Все, без исключения, они ЗАКОНЧИЛИСЬ для меня.
Я не могла больше влиять на ход земных событий, потому что меня больше не было! И те, кто еще вчера кусали меня, - даже эти две дуры из интернета, кусали теперь пустоту!
Сначала было страшное чувство отчаяния. Испуг. Слишком много осталось незавершенных дел! Люди, любившие меня, должны будут, в одночасье, смириться с моим отсутствием…
...Впрочем, если быть совсем точной, кое-что из земных ощущений, все-таки, осталось... Это ощущение скорости. Правда, и оно теперь отличалось от прежних, земных понятий.
На Земле, чтобы говорить о скорости, надо иметь тело. У меня его не было!!! То, что было, определению не поддавалось. Было непривычно, неуютно, страшно.
Сознание вне оболочки?!! Мысль, существующая сама по себе?
А этот мечущийся огонь... и скорость – тоже я?
...В туннеле тесно… Хотя...как может быть тесно тому, чего НЕТ?
И скорость - огромная! Стенки мелькают, сливаясь в сплошную полосу... как в компьютерной игре, когда бродишь в поисках врагов по бесконечному лабиринту.
При такой скорости, расстояние, на которое я успела уйти от точки начала отсчета, измерить даже тысячами километров не возможно...
И только МЫСЛЬ, – абсолютная по величине, катится в пространстве, словно стеклянный шарик по кафельному полу. Подпрыгивая и постукивая.
Я не могу ничего видеть, слышать,трогать...
Я могу только ЗНАТЬ...
ЗНАЮ: стенки голубоватые, холодные, словно кафельные.
ЗНАЮ: прикасаться к ним нельзя!
... Эта МЫСЛЬ пришла ниоткуда, трудно продираясь в пространстве сквозь материализовавшееся время. Как, впрочем, и мысль о странности и неизбежности моего земного пути...
Впрочем, теперь любая моя МЫСЛЬ пробивалась ко мне трудно, словно в многослойной печатной плате, между подложкой и фольгой.
Наконец, МЫСЛЬ сформировалась, и зазвучала где-то за кадром. В глубине. Звук металлический, монотонный, дребезжащий...
И ЭТО тоже - Я?
Что произносит ГОЛОС, – не разобрать. Звуки знакомые, но в слова не складываются... Может я должна сложить их?
... Огонь все еще продолжает свое движение по спирали... Только теперь цепочка состоит из множества вспыхивающих, разноцветных точек, каждая из которых имеет прямоугольную форму!
А я, с удивлением, понимаю вдруг, что существую в некой новой субстанции.
Конца туннеля не видно, и скорость все нарастает...
Я уже так далеко, что связи начинают рваться. Как там, на Земле рвалась паутина в лесу...
И приходит странное ощущение непоправимости ситуации.
Необратимости происходящего. Неотвратимости.
И все, что осталось там, на Земле, становится мелким, неинтересным.
Не моим, как спелая клубника на чужом огороде. И приходит успокоение.
Я смиряюсь, начиная ощущать себя в новом качестве. Смакую новое ощущение. Даже мысль о разлуке с близкими, почти не причиняет мне боли. То есть, боль есть, — нет ее носителя.
Если бы у меня были руки, я сжала бы и разжала пальцы, чтобы почувствовать их. Теперь я делаю это без рук. Пробую напрячь мышцы и снова расслабить их. Мне уже не нужно тело. Я существую без него...
А скорость все возрастает! Вот уже почти не жаль оставленного на Земле МИРА.
Он быстро удаляется, и память о нем тает...
Система принимает состояние устойчивого равновесия, двигаясь при этом со скоростью, приближающейся к скорости света!
В этот момент что-то происходит. Появляется еще один звук. Посторонний.
Это странно. Система была замкнута!
Однако горошины звука продолжают сыпаться, стуча вразнобой.
Наконец, звуки начинают складываться в слова.
– Давай, давай, возвращайся!
– Господи, кому это? Возвращаться не хочется! Возвращение ничего хорошего не сулит!
– Холод! Безденежье! Несбывшиеся мечты!
– Давай, давай!
Кто-то тянет ко мне руки, но стенки защищают меня...
– Предательство! Незаслуженные обиды! Необъяснимая, патологическая какая-то злоба незнакомых со мною людей!
– Теснота жилища и тщетность усилий что-то исправить!
– Ч-черт! Пульс в норме! – голос ближе, стенки туннеля замедляют движение, потом останавливаются.
– Давай, давай, возвращайся!
Стенки медленно двинулись в обратном направлении.
Тело начало возвращаться, но сознание противилось.
– Нет, нет, Господи, я туда хочу-у-у-у! Я уже порвала с миром! Мне было нелегко там, и я простилась с ним!
Вместе с телом возвращаются отчаянье и боль.
ГОЛОС, по-прежнему, звучит где-то вне туннеля. Мне предлагают его покинуть. А я не хочу. Не хочу-у-у-у-уууууууууу!
Где-то далеко появляется слабый свет.
Пытаюсь открыть глаза… получается не очень. Да и язык слушается плохо, - я
странно растягиваю слова, сожалея, что ощущение легкости быстро уходит.
– Я разве еще жива? – сама чувствую свою иронию.
– Придется жить дальше?
Медсестра начинает нервничать: я долго не выхожу из наркоза. Она легко шлепает меня по щекам, и я открываю глаза.
Изображение появляется не сразу. Голубые больничные стены. Белые плафоны... Белые халаты...
И ГОЛОС:
– Сла-а-а-ва богу-у! Я думала, придется тащить в реанимацию!
– Боже, слова - то какие! И голоса! Чужие! Я не знаю их!
– Я буду жить?
В ответ смех:
– Судя по всему долго!
И снова этот длинный, темный коридор, и этот противный запах копченой грудинки...
Каталку ставят у кровати... до нее не близко, санитары тяжело сбрасывают меня.
Уходят.
Я становлюсь им неинтересной, – ЖИВОЙ.
Наркоз продолжает отходить, хотя резкости еще нет, а воздух в палате - густой и липкий. Определить расстояние до предметов трудно, как в горах, когда смотришь с вершины на вершину.
Закрываю глаза, пытаюсь найти вход в свой туннель. Я хочу вернуться туда, найти, утраченное...
На соседней кровати тетка начинает громко хрустеть, откусив огурец.
Сжимаюсь, пытаясь остановить время.
Еще вчера нас было здесь двое.
Второй остался там, в туннеле.
Смерть уже состоялась.
Он уже не родится. НИКОГДА.