И никто не скажет

Лалибела Ольга
«И никто не скажет, вынимая нож:
Что ж ты, скот, любимую замуж выдаешь?»
(Андрей Вознесенский)

Он наблюдал за ней с другой стороны улицы и видел, как она волнуется. Он знал ее, как никто, все привычки и жесты, и когда заметил, что она вместо пудреницы открыла мобильный телефон и посмотрела в него, как в зеркало, понял, что мыслями она витает где-то далеко.

Эта манера использовать предметы не по назначению в моменты тревоги, волнения и отрешенности, была ему до боли знакома: она могла побрызгать на уложенные в прическу волосы дезодорантом, вместо лака, провести по губам тушью для ресниц, а уж что творилось на кухне, когда она мечтала или нервничала, не описать словами!

Он ел суп и понимал, что она положила туда нарезанные яблоки, предназначенные для компота, а в компоте находил ароматические коренья, которым место было в бульоне. Но ни разу не возмутился, а стоически и безмолвно поглощал все странно модифицированные блюда, потому что очень любил ее, и эта любовь сейчас привела их сюда к часам, где уже несколько поколений людей назначали друг другу встречи.

Он отметил, что она посмотрела на запястье правой руки, решив узнать, который час. Это не удивило его, хотя ему было доподлинно известно, что часы она носит на левой. К тому же ни один человек, стоя под колонной с часами, никогда не будет узнавать время по наручным часам.

Он сам придумал себе эту боль. Нашел для нее местный сайт, где любой мог напечатать стихи, обсудить, поделиться сокровенным. Он знал, что она пишет. Наивные и угловатые по форме, но искренние по сути строки. Она не давала ему их читать. Он подбирал разбросанные повсюду листки сам. Читал о том, что творится в душе у любимой жены. Ему казалось, что она хочет, чтобы он прочитал. Чтобы можно было не говорить.

Он сам выбрал фотографию, которой открывалась ее страница. Ту, где она улыбается первому теплому дню, а, казалось, только тому, кто на нее смотрит.  Короткие светлые пряди делают совсем юным и без того молодое лицо. Подлинные имя и фамилия.

И он не ошибся. Рваные, «нервные» строки стихов, улыбка, отражение солнца в глазах - все действовало, как приворот. Предложения сыпались одно за другим.

«Кто на этот раз?», думал он, волнуясь не меньше, чем она.

Ожидание не было долгим. Мимо него, к ней навстречу, на всех парах кто-то промчался прямо на красный свет светофора. «Молодой, совсем ребенок», фиксировал он, наблюдая, как «ребенок», не отрывая взгляда от нее, машет рукой вверх, в направлении часов, как бы прося прощение за опоздание. Они пошли рядом, не касаясь друг друга, но ему уже была видна нить, протянувшаяся между ними.

Он проводил их взглядом, развернулся и зашагал в другую сторону, вспоминая про себя любимого Гумилева: «Это было не раз, это будет не раз…», надеясь, что сегодня вечером вино останется вином, и поцелуи не будут «окрашены кровью».