Слух о том, что экзамен по теории государства и права на втором курсе будет принимать профессор Воронов, распространился по юридическому факультету с быстротой молнии. Все наши девочки просто не могли найти места от счастья. Если вы думаете, что профессор был добряк и сыпал пятёрками направо и налево, то вы ошибаетесь. Все прекрасно понимали, что ему сможет сдать экзамен только небольшая горстка отличников. Но зато у студенток появилась возможность предстать перед профессором во всей своей красе, когда он будет смотреть на тебя и только на тебя, когда он будет слушать тебя и только тебя, улыбаться, пусть насмешливо, но только тебе и что-нибудь скажет, неважно что, глядя в твои глаза своими потрясающими глазами.
В профессора Воронова были страстно и безнадёжно влюблены все девочки курса, и ни одной из них не удалось привлечь его внимания. А это был шанс.
Мы все, как один, бросились учить его лекции, а в перерывах между зубрёжками, метались по магазинам , пытаясь подобрать для себя что-то невообразимое из одежды.
Я же, помимо лекций, старательно изучала первоисточники (так у нас назывались политические и юридические документы, которые издавались в России в разные исторические периоды), чтобы поразить его невиданной глубиной своих знаний. Изучая первоисточники, я была поражена, насколько они не соответствовали научным выводам, изложенным в учебнике. И я просто жаждала поделиться с профессором моим открытием.
Экзаменационная сессия началась 8 января. Я лихорадочно сдавала экзамен за экзаменом, чтобы к двадцать четвертому, когда был назначен экзамен по госправу, быть совершенно свободной.
И вот пришёл этот волнующий день. Я проснулась рано утром с ощущением, что сегодня произойдёт что-то необыкновенное. И вместо того, чтобы просмотреть наиболее трудные разделы учебника, как я обычно делаю перед экзаменом, я принялась мерить платья и юбки, не зная, чему отдать предпочтение. Сестра-близняшка, которая всегда была в курсе моих проблем, авторитетно изрекла:
- Все нарядятся, как попугаи. Чтобы выделиться, надо одеться максимально скромно. Одень моё платье в мелкую клеточку. Кстати, оно тебе идёт. Ты в нём - ну просто нежная беззащитная сиротка, - смеялась Катя. - Твоего профессора прошибёт слеза. Так что пятёрка обеспечена.
Я так волновалась, что у меня не было сил сопротивляться. Я натянула клетчатое платье, старательно расчесала длинные густые космы, надела сапожки на высоком каблуке.
Выглянувшая из кухни мама с интересом на меня посмотрели:
- Как одежда меняет облик человека, - загадочно произнесла она. И снова скрылась на кухне.
Когда я подходила к девятой аудитории, где по расписанию, должен быть экзамен, там уже толпились студенты. Сестра не ошиблась: все девчонки были разодеты, как модели на подиуме. Они уставились на моё клетчатое платье с явным осуждением.
- Скромность, конечно, украшает, если нет других украшений, - хихикнула язва Ритка, сверкнув роскошными серёжками. Шутка всем понравилась, но развить волнующую тему не успели. В это время кто-то выглянул из аудитории и пригласил первую группу желающих. Девчонки нерешительно переглянулись:
- Давай ты, Серёжка. Ты у нас везде первый. - И Сергей решительно шагнул к двери. За ним последовал его друг Петя Крутых и Маша Белова. Остальные замерли в долгом ожидании. Наконец, дверь открылась и из аудитории вышел Петя Крутых.
- Ну, что? - выдохнули мы все одновременно.
- Да ну его, - махнул рукой Петя. - К нему пересдавать не пойду ни за что.
- Что тебе досталось? На какие вопросы не ответил? Он что, сыплет? - волновались ребята.
Вся эта суета и вопли совершенно вывели меня из равновесия. Я незаметно отделилась от группы и спустилась на этаж ниже, где было пустынно и прохладно. Спокойно походила по коридору, стараясь думать о приятных вещах. И тут в конце коридора появилась эта дылда, Светка Юдина.
- Ирка, где ты ходишь? - гаркнула она. - Твоя очередь! Беги скорее!
- Какая очередь?- не поняла я.
- Ты что, с дуба рухнула? Мы же установили очерёдность сдачи. Чтобы красивые шли вперемешку с некрасивыми.
- Да ну вас, - отмахнулась я. - Я ещё не настроилась.
- Иди, слышишь! Не вызывай ярость масс!
Едва я подошла к аудитории, как Ритка, любительница продемонстрировать, что она у нас самая главная, открыла дверь и впихнула меня внутрь. Я влетела почти на середину комнаты, как пробка из бутылки, и остолбенело остановилась перед профессором.
- Вы куда так стремительно? - спросил профессор, улыбаясь.
Я растерянно молчала.
- Берите билет.
Я положила перед ним зачетку, вытянула билет и показала профессору.
- Прекрасно! - почему-то резюмировал он. - Садитесь, готовьтесь.
Я села за последний стол, пытаясь сосредоточиться. Билет оказался счастливым. Все вопросы простые и интересные. Было, где развернуться и показать, что я умею мыслить аналитически. Разобравшись с билетом, я стала незаметно любоваться Борисом Владимировичем. До чего же он был хорош! Интеллигентное волевое лицо, внимательный доброжелательный взгляд, юмор и остроумие - ну просто идеал мужчины! Не случайно неутомимая Ритка Наумова организовала клуб фанатов профессора Воронова. Наблюдая за тем, как он принимает экзамены, я заметила, что к студентам он не придирается, ему интересна их точка зрения. Однако, зубрилы его раздражают, это заметно по выражению его глаз, по саркастической улыбке.
Я не успела оглянуться, как подошла моя очередь.
- Ну-с, - посмотрел он на меня, - прошу вас…
Я вскочила и почти подбежала к столу, присев на кончик стула. Волнение накрыло меня мощной волной. Я глубоко вдохнула, устремив взгляд в его глаза. Борис Владимирович улыбнулся улыбкой доброго волшебника:
- Так… Что у вас там? - взглянув в мой билет, мягко вымолвил он. - Слушаю вас.
Как только я начала говорить, волнение, как это у меня бывает всегда, отступило. Я отвечала легко и свободно, он слушал с интересом. В его глазах я читала
поощрение. Я воодушевлялась все больше и больше, голос звучал уверенно, слова складывались в нестандартные фразы. Я чувствовала, что ему нравились и даже удивляли мои ответы. Это был мой триумф. Когда я закончила, он спросил:
- А как вы можете охарактеризовать современную Россию?
- Я считаю, что идеология современной России, впрочем не только её, но и других так называемых цивилизованных стран, именуемая неолиберализмом, по сути очень близка криминальной идеологии. Вернее, на мой взгляд, она адекватна криминальной идеологии.
Глаза профессора округлились, и он спросил:
- Как прикажете вас понимать? Согласитесь, что это довольно радикальное суждение.
- Это не голословное утверждение, - твёрдо заявила я. Оно вытекает, во-первых, из современной культуры, воспевающей преступление и преступников, взявшей на вооружение нецензурную лексику и криминальный язык; во-вторых, - из современного национального законодательства, и действующих норм международного права ( и там, и там защищается только право сильного и допускается свободное толкование закона в интересах доминирующих групп); а также из судебной практики, гуманной к опасному преступнику и чрезвычайно жёсткой к потерпевшему и, наконец, из навязываемого телевидением криминального образа мышления и криминальной модели поведения.
- Выводы суровы, - усмехнулся профессор. - Неужели всё так плохо? И никакого позитива не видите?
- Вижу! - с готовностью проговорила я. - Самый замечательный позитив - это люди. Наше поколение обязательно преодолеет страсть к стяжательству и потребительству. И тогда само собой рассыплется и криминальная идеология. Ведь она держится только на культе наживы.
Профессор смотрел на меня смеющимися глазами:
- Ну давайте мне свою зачётку, госпожа философ. Хотя я во многом с вами не согласен, но пятёрку вы заслужили.
Сияющая выскочила я из аудитории, и вдруг меня пронзила острая боль в правом боку. Я охнула и схватившись за живот, села на пол.
- Ирка, что с тобой? - ко мне со всех сторон кинулись наши студенты. - Не сдала? Что случилось?!
- Мне плохо, - едва выговорила я.
- Ирке плохо! - закричали со всех сторон. - Борис Владимирович, Соболевой плохо!
Сквозь пелену, застлавшую глаза, я увидела, что ко мне наклонился профессор Воронов и тревожно спросил:
- Ирина, что случилось?
- Не знаю…Больно… - простонала я.
Он поднял меня с пола и понёс куда-то по коридору. Студенты толпились рядом. - Откройте дверь, - отрывисто командовал он, остановившись у какой-то комнаты. - Звоните в скорую. - Он осторожно уложил меня на диван. Его рука нащупывала мой пульс. - Найдите мне телефон родителей Соболевой.
Скорая приехала быстро. Осмотрев меня, врач уверенно заявила:
- Отвезём в институт Склифосовского. У девушки острый приступ аппендицита.
Даже пребывание в больнице и пережитая операция не могли выбить из меня сладкое воспоминание о том, как профессор Воронов нёс меня на руках в кабинет секретаря. Мне казалось, что это самый необыкновенный, самый счастливый день в моей жизни. Сестре Кате я рассказала об этом ещё в больнице. Но пессимистка Катька тут же нашла повод охладить мои мечты.
- Напрасно ты так радуешься, - сказала она . - Вот увидишь, твои девчонки из зависти объявят тебе бойкот.
И была права. Когда, через две недели я появилась на факультете, никто из девчонок не выразил радости. А Ритка со мной даже не поздоровалась.
- Ты что? Не узнаёшь меня? - ехидно спросила я. - Так у меня была не пластическая операция.
- Ты нарочно всё это разыграла, - фыркнула Ритка, тряхнув рыжими волосами.
- Прекрати, Ритка, что ты в самом деле! Мы же все равноправные фанатки. Нечего завидовать. Может, завтра тебе ещё больше повезёт.
Зелёные глаза Ритки смягчились:
- Ой, какой же он клёвый мужик! - Она прижала кулачки к груди и крепко зажмурила глаза.
- Выходит, тебе повезло больше, чем мне. А я ничего не видела и ничего не чувствовала, - утешила я подругу.
Тут подбежали и другие девчонки, и мир был восстановлен.
На каникулы мама отправила нас с Катей в студенческий лагерь в Словению. Сама она тоже взяла отпуск и впервые одна на десять дней уехала в Сочи кататься на горных лыжах. "Отдохнуть от вас и от кухни", - заявила она нам.
Нашей маме, когда она осталась вдовой, не было и тридцати. Она была красивой, энергичной, но после трагической гибели отца замуж выйти не захотела. Впрочем, до этого ли ей было, когда на шее остались двое близнецов - подростков. Теперь, когда нам исполнилось 18 лет, и мы уже были студентками, мама решила освободиться от нас хотя бы на две недели.
Возвращаясь из лагеря, мы с Катей только и говорили, что о маме. Мы соскучились ужасно, и, может быть впервые так остро ощутили, как мы к ней привязаны. Поэтому, когда она открыла нам дверь в квартиру, мы, как сумасшедшие кинулись к ней, едва не сбив её с ног. Мы все трое крепко сжимали друг друга в объятиях, смеялись и непрерывно целовались, как будто не виделись целый год.
А потом, когда мы сидели за столом, поедая с аппетитом мамину стряпню, мы смотрели на неё и не могли насмотреться. Молодая, загорелая, счастливая. Её глаза сияли, она смотрела на нас с радостной и ясной улыбкой. Она была такая же, как всегда, и… не такая. Что-то в ней изменилось. Появилась какая-то загадка. Иногда во время нашего шумного разговора, она замолкала и задумывалась, глядя в пустоту. И мы с Катей недоуменно переглядывались, потому что это нас как будто обижало. Ведь мы считали, что мы имеем на маму все права, и прежде всего - право на её душу.
- Мам, ты что, влюбилась? - вдруг спросила Катька.
Мама растерянно перевела взгляд из пустоты на нас и покраснела. Катькина прямолинейность и мамино смущение покоробили меня.
- Ладно тебе, Катька. Скажешь тоже! - рассердилась я. Катя поняла меня с полуслова. И мы заговорили о красоте и опасности горнолыжного спорота.
Как быстро закончились каникулы! И вот мы с Катей уже торопимся в наш университет - я на юрфак, она - на физфак. А мама на работу - в свой "Экспоцентр".
Едва я переступила порог аудитории, ко мне кинулись девчонки.
- Ирка, случилось ужасное, - заголосили они все одновременно.
- Что?!
- Борис Владимирович влюбился и собирается жениться!
- Глупость, - уверенно изрекла я. - Это всё сплетни.
- Да нет же!
- Ну, кто это может знать, влюбился он, не влюбился.
- Источник стопроцентный!
- Кто же?
- Лариска!
- Откуда Лариска может знать? Подумаешь, живёт с ним в одном доме. Что он, объявление на доме повесил?
- Да слушай ты, не перебивай! Лариска случайно познакомилась с его домоработницей. И та ей рассказала, что у Бориса Владимировича лет десять назад в авиакатастрофе погибла жена, которую он очень любил. А недавно в какой-то больнице он познакомился с женщиной, у которой муж летел этим же самолётом. Представляешь, какое совпадение! И он жутко влюбился в эту женщину и сделал ей предложение.
- Офигенно! - выкрикнул кто-то из девчонок.
Но мне это не показалось правдоподобным.
- Не знаю, что-то уж очень похоже на литературный жанр. Не верится в такие совпадения. В жизни так не бывает. - заключила я. И многие девчонки со мной согласились.
Когда, наконец, в аудитории появилась вечно опаздывающая Лариска , она нам не только подтвердила всё сказанное, но и выдала новую сенсацию: из окна своей комнаты она несколько раз наблюдала, как эта женщина в среду в одно и то же время (наверное, сразу после работы) приезжала к нему на своём "фольксвагене". И уезжала часа через два-три.
- Он всегда её провожает до машины. И они потом ещё долго целуются, - взволнованно тараторила она. - А вчера я лицом к лицу столкнулась с этой женщиной во дворе дома.
Рассказ Лариски нас потряс.
- Как она выглядит?! - верещали мы.
- Как- как! Красивая. Даже очень. Но уже немолодая. Лет под сорок.
- Ну, для Бориса Владимировича она вполне молодая, - попытался кто-то вякнуть.
Мы все накинулись на непрошенную заступницу. Нам было непонятно, зачем ему нужна эта старуха, когда любая восемнадцатилетняя посчитала бы за счастье быть его женой.
- Как от неё избавиться? - задумчиво произнесла Светка Юдина.
- Девчонки, - таинственно понизив голос, прошептала Ритка - у меня есть план, как устранить её с нашего пути. Только дайте слово, что никому не проболтаетесь .
И мы, как участники заговора, поклялись хранить в тайне наш план даже от самых близких людей.
Мы подъехали к дому профессора Воронова на двух машинах. Десять человек. Все - члены клуба его фанатов. Остановились на стоянке недалеко от подъезда Бориса Владимировича. Было уже темно, и стоянку освещали два тусклых фонаря. Кругом -тихо и пустынно. Девчонки выгрузились из машин и столпились вокруг рыжей Ритки. Настал её звёздный час. Она строго и деловито давала последние наставления:
- Вы все смотрели фильм америкосов "Малолетние убийцы". Действуем по сценарию фильма: как только она выйдет из машины, берём её в кольцо и начинаем унижать и задирать. Поставим её на колени и потребуем, чтобы она поклялась, что забудет навсегда к нему дорогу.
- А если она не испугается?
- Испугается, - твёрдо ответила Ритка. - Помните, как в кино…
- Да при чём здесь кино? В кино всё возможно!
- А при том. Сцены насилия америкосы не придумывают абы как. Их всегда консультируют психологи. Психологи дают совет, как надо действовать, чтобы испугать любого человека. Кроме того, я прихватила с собой вот это…- И Ритка достала из сумочки нож, похожий на финку. Вид ножа ошеломил всех.
- Ритка, - сказала я, с трудом подавляя дрожь в теле, - Я не могу… Я не пойду с вами.
- Вот слабак! Вот трусиха! Зря мы тебя приняли в свою команду, - она презрительно сплюнула. - Ну ладно. Ты останешься здесь. Всё равно кто-то нужен на стрёме. Но учти, если проболтаешься кому-нибудь, берегись. - И она переложила нож из одной руки в другую.
Все заворожённо смотрели на нас.
- Остальные действуют, как договорились, - скомандовала Ритка.
В этот момент к стоянке на свободное место ( машины через три от нас) подъехал тёмный "фольксваген".
- Это она! - прошептала Лариска.
- Девочки, за мной! - И девчонки толпой направились к машине.
Я стояла, прислонившись к дверце. Меня бил противный озноб. Я слышала, как щёлкнула дверца "фольксвагена", мелькнула меховая шапочка нашей соперницы, и девчонки тотчас окружили её плотным кольцом. Сначала я ничего не слышала. Видела только движущиеся, как в медленном экзотическом танце, напряжённые спины моих подруг. И вдруг до меня донёсся голос Ритка:
- На колени, сука! На колени! Иначе получишь по полной!
Но женщина, видимо, была не из робких. Она не встала на колени, а только крикнула маминым голосом:
- Девочки! Остановитесь! Так нельзя!
Я, как безумная, сорвалась с места, и кинулась к толпе. Отшвырнув Ритку, которая, размахивая ножом, толкала женщину в грудь, я с ужасом увидела, что это была… моя мама! От Риткиного толчка она упала, глухо стукнувшись головой о землю. И замерла, глядя своими светлыми глазами в небо. Не помня себя, я выхватила у Ритки нож, схватила её за руку и полоснула лезвием по её ладони.
- Ты никогда не забудешь этот день, гадина! - выкрикнула я срывающимся голосом. Совершенно теряя голову, я упала перед мамой на колени, покрывая поцелуями её лицо:
- Мама, мамочка, - рыдала я, - только не умирай.
Мама медленно перевела взгляд на меня и что-то сказала едва слышно. Я попыталась её поднять, но не смогла. И в этот момент кто-то большой и сильный, поднял маму с земли, прижимая её к себе:
- Ничего, ничего, любимая, всё хорошо… - говорил он. - Где больно? Ты можешь стоять? - И он осторожно поставил маму на ноги, крепко обнимая её за плечи.
Это был профессор Воронов.
- Не беспокойся, кажется, всё в порядке, - тихо отвечала мама.
Борис Владимирович, повернулся к девчонкам, и молча посмотрел на них. Они замерли, поражённые случившимся. Сбившись, как овцы, в тесную кучку, они смотрели на нас в неподвижном оцепенении. Ритка зажимала рану здоровой рукой, и сквозь её пальцы кровь капала на снег. Увидев кровь на руке Ритки, Борис Владимирович подошёл к ней, осмотрел ладонь и перевязал ей руку своим носовым платком. -Рана неглубокая, - сказал он, - дома смажешь иодом и сделаншь тугую повязку.
Потом он снова подошёл к нам, обнял маму за плечи правой рукой, тесно прижимая её к себе, левой взял меня, точно ребёнка, за руку и повёл к подъезду.
Я оглянулась, и как в стоп-кадре во мне навсегда запечатлелась эта картина: девчонки, застывшие, как изваяния, и Ритка, благоговейно прижимающая к губам руку, завёрнутую в носовой платок своего кумира.