Глава 108
Синее море лениво кидало полосы серебристой бахромы на берег, покрытый мелким
песком и раскинувшийся полукругом, по одну сторону которого находилось
нагромождение каменных глыб, по другую – высился золотой утёс. Великолепие этого
дня освещало лучом эллинского солнца отель – величественное здание колониального
стиля.
- Реальный пафос, – сказала Мариам, потрогав чугунную статую пантеры, украшающую
вход. Шершавая, с прозеленью, она будто простояла на этом месте пять сотен лет. Между
тем это был недавно отстроенный отель в окрестностях Пафоса. А такие детали, как
облицовочный камень, чугунные решётки и ограды, фонари, статуи, декоративные
элементы, выглядели ровесниками эпохи крестовых походов.
Публика – представительная и чопорная, русские были замечены в количестве трёх
человек. По вечерам женщины выходили в шикарных платьях, мужчины – в костюмах,
некоторые были даже в сюртуках и бабочках. По системе «всё включено» шведский стол
был только по утрам, в обед и ужин к каждому столику подходил официант и принимал
заказ.
Вправо от reception начинался огромный холл, заполненный диванчиками и креслами,
обитыми потрескавшейся, «под старину», кожей. Свет проникал через панорамные окна
по левой стене. По центру задней стены был огромный камин, над ним – мутное зеркало в
золочёной раме, мраморную доску украшали старинные часы с двумя подсвечниками по
бокам. Справа и слева от камина, в специальных нишах, длинными рядами под потолок
уходили книжные полки, украшенные гипсовыми, под бронзу, бюстами древних поэтов и
ораторов. Собрание книг в кожаных переплетах, покоившихся в идеальном порядке,
пленяло вытесненным на них тончайшим узором – виньетками, завитками, гирляндами,
кружевами, эмблемами, гербами.
Правой стены не было как таковой – там высилась колоннада, позади неё – небольшой,
усыпанный песком, дворик, с набросанными тут и там обломками амфор. По периметру
двора-колодца высились пятью этажами стены отеля с деревянными балконами на
замысловатых кронштейнах. Солнечный свет проникал сюда через стеклянную крышу.
В отеле был тренажерный зал, сауна, многоуровневые водопады и бассейны,
великолепный сад, магазины, рестораны. Развлечений как таковых было мало. Очевидно,
это было место для спокойного, неторопливого отдыха солидных людей. Вместо
дискотеки по вечерам играл оркестр. Тоже развлечение не для всех – не каждый мог
танцевать фокстрот, мазурку, или вальс.
… Они поднялись в свой номер, – комнату с узорными обоями, с балкона которой
открывался вид на вершины миртовых и тамариндовых деревьев, сад, бассейны, и дальше
– на пляж, на море и мыс.
Мариам принялась выкладывать из пакетов купленные в городе сувениры. Разложив их на
столе, она полюбовалась ими, затем стала упаковывать и складывать в чемодан.
Переодевшись для купания, вышли на улицу, сели в открытую машину, взятую напрокат,
и поехали на пляж. Побережье перед гостиницей пока что не было оборудовано,
приходилось ездить на пляж соседнего отеля. Прибыв на место, заняли лежанки, и пошли
купаться. Мариам любила плавать, могла заплыть довольно далеко, и подолгу находиться
там, качаясь на волнах, так что приходилось плыть за ней, чтобы вызволить, наконец, из
воды. В этот раз она ограничилась коротким заплывом. Вернувшись, попросила сделать
ей массаж. Когда Андрей проработал спину, и перешёл на плечи и руки, она спросила,
многим ли девушкам Андрею приходилось делать массаж. Не колеблясь, он ответил, что
Мариам – первая и последняя.
- Ты делаешь так, будто всю жизнь только этим занимался, – если что.
И принялась допытываться, много ли было у него женщин до неё. Он клятвенно заверил,
что она у него первая во всех отношениях, – и в массаже, и во всём остальном. Она
успокоилась.
Прошлый раз, когда она об этом спрашивала, Андрей отшутился, – мол, он же не
спрашивает, сколько мужчин было у неё.
- На минуточку, ты у меня первый, – напомнила она. – Ну, так сколько.
Его мученический взгляд устремился к небу, и она, восприняв это как некий мысленный
подсчёт, вскочила, и побежала к берегу. Там, сорвав с безымянного пальца обручальное
кольцо, выбросила его в море. Затем, упав на песок, зарыдала. Подбежав к ней, он
принялся успокаивать её.
- Ты даже не можешь точно вспомнить, сколько у тебя их было? Боже мой, за кого я
вышла замуж…
Ему с трудом удалось успокоить её. Конечно же, она у него первая. Вся его жизнь была
трудным путём к ней, единственной, самой желанной. А в Хайфе на алмазном заводе,
куда они ездили на экскурсию, пришлось приобрести ей новое кольцо.
В этот раз – Андрей был уверен, что это не последняя её попытка – всё обошлось.
Перевернувшись на спину, Мариам принялась размышлять, где будут расставлены
сувениры – статуэтки, вазы, панно. Потом сказала, что неплохо было бы купить
приглянувшуюся ей люстру… и туалетный столик.
Вечером они сидели в ресторане, Андрей комично копировал мимику и движения
чопорного англичанина во фраке, сидевшего за соседним столом, Мариам громко
смеялась. Потом она спросила, что за пожелание было написано им на клочке бумаги и
вложено в иерусалимскую стену Плача. Андрей ответил, что нельзя говорить об этом,
иначе не сбудется. Он же не спрашивает о том, что она написала на своём листке. Мариам
согласилась с этим.
На сцене околоджазовые экспериментаторы оперировали в рамках бибопа с
акцентированной ритм-секцией и вибрафоном. Саксофонист то поддерживал гармонию,
то оттеснял трубу с лидирующих позиций; балансируя между рваными синкопами,
длинным чистым тоном, и задушевным полушёпотом.
Какие это были беззаботные и радостные дни. От экскурсий отказались,
предупреждённые о том, что главное в поездке – не ходить туристическими тропами, хоть
это и очень трудно на Кипре. На машине ездили по острову, заезжали в небольшие
селения, побывали в том месте, где, по преданию, Афродита вышла из вод морских.
Скалы, словно поднимавшиеся из моря, поросшие оливковыми деревьями, на склонах
паслись козы – идиллический, успокоительный для глаза пейзаж, зелёно-серый под
пронзительно-голубым огромным небом.
В тот день на обратном пути они заблудились. Поняв, что опоздали на обед, заехали в
какой-то маленький городок. Оставив машину, стали бродить в поисках кафе. На одной из
улиц увидели целый ряд лавок, соперничавших друг с другом в великолепном изобилии
снеди. Тут, у дверей магазина, гирляндами висели колбасы и окорока, а там, во фруктовой
лавке, виднелись ящики с абрикосами и персиками, корзины винограда, целые горы груш.
Ящики с плодами и цветами стояли по обе стороны дороги.
Мариам отважно предложила купить мясо, она его пожарит в гостиничном номере.
- На утюге? – рассмеялся Андрей, и повёл её под стеклянный навес ресторана, где обедали
какие-то мужчины и женщины.
Они заняли столик, и, в ожидании заказа, обсуждали сегодняшнюю поездку, вдыхая
изумительной аппетитности запах, коварно проникавший сюда с кухни, смешиваясь с
табачным дымом и национальной греческой музыкой, доносившейся из колонок.
Принесли бифштекс цвета бургундского, истекавший чуть подпекшейся кровью. Андрей
сделал замечание – было же сказано: «максимальная прожарка». Официант, не
понимавший по-английски, лишь развёл руками. Сидевший за соседним столом мужчина
пояснил, что бифштекс с кровью – фирменное блюдо этого заведения, заказывать здесь
что-то другое просто кощунство. Тогда Андрей заглянул в кувшин, и обнаружив там вино,
попросил унести его, и принести два литра чистой крови.
В один из дней они добрались до Никосии, а, узнав, что из Лимассола ходят лайнеры в
Израиль, съездили и туда, побывав в Хайфе, Тель-Авиве, и Иерусалиме. Последним
местом экскурсионного тура по этому древнему городу была стена Плача. Напротив стоял
бронетранспортёр, на крыше его сидели солдаты в камуфляже с автоматами наперевес.
Туда сюда семенящей походкой, петушком, сновали мужчины в странных, по типу
камзола, черных одеждах, в белых рубашках, с пейсами, в черных шапочках. Взад вперёд
ходили полицейские. Кишмя кишели подозрительные оборванцы, попрошайки. В этой
суете были написаны на листочках бумаги пожелания, и, по традиции, вложены среди
камней, из которых сложена стена Плача.
Свадебное путешествие запомнилось ясным небом, прозрачными далями, разлитыми в
воздухе пряными ароматами, воссозданием в душе волнующего строя чувств. Казалось, во
всём мире царит гармония, появилась уверенность в том, что совершенство достижимо.
Мариам словно переступила черту взросления. Она стала более мягкой, нежной,
послушной, старалась во всём угодить. Самое совершенное и приятное для глаз создание.
«Может, это и есть тот самый предельный случай, в существование которого отказывается
верить отец?» – подумал Андрей.