Бабушка напекла румяных пирожков и хлопнула дверью.
- Опять подгорели, - она отколупнула корочку. - Старая стала. За что мы ей платим?
Я пожала плечами:
- Так повелось. Нельзя же бросить старушку. Теперь уже ничего не изменишь. Придется жить, как живем, и ждать конца.
- Знаю. Грустно у нас. Второй день снег.
- Сыплет и сыплет, - согласилась я, сняла передник и подошла к окну.
- Смотри, какие хлопья. Сугробы у Ратуши. Она… приедет, как думаешь? Столько лет прошло.
- С тех пор, как это случилось, она перестала приезжать, ты знаешь.
Она потрогала герань. Переставила горшки и хромоногий подсвечник:
- Розы скоро зацветут.
- Да, теперь они цветут зимой, - вздохнула я. – Камин растопить?
- Как хочешь. Мы все перепутали…
В домах напротив зажглись огни, на площади – гирлянды и старый чугунный фонарь, горевший снизу желтым, а сверху, под колпачком – синим электрическим светом.
На башне пробило одиннадцать. Вьюга выла и стучала в окно. На нашей елке качались шоколадные конфеты в серебряных бумажках. Позвякивали чашки и кукольные рюмки на маленьком столике.
Мы поглядывали на дверь, прислушиваясь: а вдруг?
- Я все равно надену розовое платье.
- А я голубое.
- Оно так идет к твоим волосам, - солгала я: волосы у неё давно стали седыми.
Где-то далеко заиграла музыка. Захлопали фейерверки.
- В королевском замке веселье, - она задернула занавеску. - Что у нас к пирожкам?
- Лимонад в ореховых скорлупках и какао. Все, как всегда.
- Как сорок лет назад.
Она смахнула слезу. Посмотрела в зеркало, потом на меня:
- Я стала глупой и сентиментальной курицей.
- Неправда. Ты всегда была умной девочкой. Садись к столу. Пора.
Латунный маятник сверкнул недобрым глазом. Часы заскрипели шестеренками.
- А ты – хозяйственной и сердечной, - она улыбнулась.
Большая фигурная стрелка прыгнула на цифру два, а маленькая робко притиснулась к двенадцати. Говорящий Сверчок высунулся из кулачкового механизма и прохрипел:
- Пор-ра, пор-ра!
- Помним! – обрадовались мы в два голоса: жив! Надо же: Говорящий Сверчок жив, он сегодня с нами. Добрый знак.
Моё розовое платье выцвело за сорок лет, а её – полиняло и из голубого превратилось в белое.
- Он боится, что мы пропустим время. Ты ни о чем не жалеешь? – она подняла на меня свои хорошенькие глазки.
- Нет. Я знала, что нельзя путать сказки, но я… любила его. Он был таким веселым и отчаянным...
- …невоспитанным безобразником! – хихикнула она, тряхнув по-девчоночьи кудряшками. – А мой Охотник добрым. Он никого не хотел убивать! Ни волков, ни оленей из королевского леса. И я не жалею.
- Мы ни о чем не жалеем, - я расправила скатерть, придвинула пирожки и с тоской поглядела на часы: большая стрелка подползла к единице. Вот уже сорок лет наши часы ходят наоборот: сейчас без пяти двенадцать, а не начало первого, и скоро Новый Год. Осталось несколько мгновений. - Откроем шампанское?
Она кивнула. Зажгла свечи, подложив под хромоногий подсвечник абрикосовую косточку. На потолке запрыгали янтарные тени. Сколько лет мы ждем чуда! Если оно случится, то непременно в праздник. Таково условие. Мы надеемся, но шансов у нас нет.
- Ах, если бы один часовщик!..
- Не начинай сначала. Ты же знаешь, в городе не осталось часовщиков, а Главные Часы на Ратуше она заводит сама.
- Злая бессердечная женщина!..
Я покачала головой:
- Сердце у неё есть, но, говорят, ледяное. Не трави себя, дорогая.
Она стиснула побелевшие пальцы:
- Каждый год мы ждем полуночи – и… напрасно? Скажи, напрасно, да?! Чуда не будет?
Часы зашикали, зашипели. Музыкальный механизм в деревянном корпусе пискнул. Сейчас все решится. Откроется дверь, и Снежная Королева смилуется, повернет стрелки наших неправильных часов в обратную сторону, и мы вернемся в сказку.
- Боже! – я бросилась к комоду. – Мы забыли! Мальвина, бант! Все должно быть, как прежде!..
Трясущимися руками я завязала бант на её седых волосах, пристроила на свою голову красную шапочку.
- Теперь все. Приборы поправь, - шепнула я, толкнув её ногой под столом.
Сердце у меня остановилось.
Стрелки на циферблате обнялись и замерли. Я зажмурилась: «Давай же! Приходи, приходи!»
«Дили-дили-донн! Дили-донн!», - запели противные часы и начали бить.
- Ах! – заплакала Мальвина, закрыв лицо руками.
Прошла целая вечность. В окно по-прежнему ломилась вьюга. По полу дуло. За дверью стояла разрывающая душу тишина. «Дили-донн!» - стучало моё одинокое сердце…
- Тебе налить… какао? Теплое.
- Налей, - она стянула безжизненной рукой бант. – И… ему, пожалуйста.
Я положила на тарелку пирожок, поставила бокал перед пустым стулом.
- А Буратино?
- Он не любит какао, я налью ему лимонад, - я выбрала самый красивый стакан и слила в него оранжевую жидкость из ореховых скорлупок.
Каждый год мы накрываем наш стол на четверых, но садимся за него вдвоем.
Вот уже сорок лет.
Мы перепутали сказки, и за это наказаны.
- С Новым Годом?
- С Новым Годом, дорогая. Я спрячу её в комод, - я взяла из её рук голубую ленту и положила на полку вместе с красной шапочкой. – Она испытывает нас. В следующем году она непременно прилетит и исправит время. Пока мы ждем, ничего не потеряно.
- Неправда…
«Я знаю», - сказала я про себя.
- Ты верь…