Ответы на вопросы Галины Щекиной
(«Свеча», № 9)
1. Литература и жизнь
Литература и жизнь. Правомерно ли такое сочетание этих слов и понятий? Каково Ваше собственное их видение и толкование? Литература и человек в начале ХХI века: как меняется роль литературы и писателя нашей эпохи?
Любые сочетания любых слов имеют право быть. Даже два несочетаемых – «масло масленое» - заключают в себе иной смысл, чем одно из них, но без другого или с любым другим.
Но, если рассматривать глобальные понятия: «великая русская литература» и «жизнь русского народа», - то вот она литература, а вот народ. Да рядом. Да, бывает, литература заступается за свой народ, сочувствует ему. Но чаще презирает. И всегда от него открещивается, соблюдает дистанцию. И Пушкина, назвавшего русский бунт бессмысленным и беспощадным, хотя бы только за эти высокомерные, снобистские слова, вряд ли этот народ считает своим. Бунт, возможно, и был беспощадным, - возражаю я Александру Сергеевичу, - но никак не бессмысленным. Бессмысленным же был гнёт со стороны царской власти и аристократии (сословий, так считается, образованных!) по отношению к крестьянству, то бишь к народу.
Писатель чаще соглядатай, чем соучастник и сочувственник. Чаще учитель, ментор и «мент», чем товарищ.
И в веке двадцать первом ничего не меняется. Только, похоже, разрыв писателя и «простого» человека увеличивается и увеличивается. С. Говорухин заявил так: «Я очень разочаровался в своём народе», а Ю. Афанасьев сделал открытие: «Народ предавал и убивал интеллигенцию», В. Ерофеев же пробормотал: «Я испытываю боль за русский народ, потому что он вял и сир», Э. Лимонов почти что проскандировал: «…народ дурно пахнет, и выпивает, и одет плохо». И защитник прав человека А. Приставкин (странно – почему защищают права, а не человека самого? почему в этой защите доходят до абсурда, встают на сторону уже и не людей, а звероподобных home sapiens-ов?), и сатирик Г. Горин, и журналистка В. Новодворская, и Р. Киреев, и В. Максимов, и А. Зиновьев и, и, и… говорили что-то похожее. Пишущие махнули на свой народ рукой и повернулись к нему задом, отделили себя от него.
Но если говорить не о литературе вообще и не о народе в целом, а о конкретном человеке (читателе) и о конкретном стихе иль рассказе, то проникновение в жизнь первого идей, эмоций, принципов, которые содержат в себе вторые, возможно.
Когда-то давно мне было страшно и стыдно признаться себе и, тем более, другим в том, что меня кто-то обдурил, облапошил, обвёл вокруг пальца. Помните детскую дразнилку – «Обманули дурака на четыре кулака…»? Но потом и тоже уже, слава Богу, давно я прочитал: «Умного человека можно обмануть, но сделать его дураком невозможно». И жить сразу стало легче! Я понял тогда, что бояться и страшиться нужно своей лжи, а не чужой, хоть и обращённой на тебя. Не верить – грех, скорее всего, не меньший, чем врать.
Литература, конечно же, может влиять на чью-то жизнь, но только в том случае, если этот кто-то сам того хочет, то есть желает читать и читает. Но так как большинство не читает, то и влияние литературы на народ, на жизнь обычного человека до того мало, что, если его округлить, оно будет равно нулю.
2. Добро в литературе и в жизни
Согласны ли Вы с тем, что литература изначально служит добру? Что такое добро в жизни, в объективной действительности? Что такое добро в литературе?
Как, какими средствами литература борется, может и должна бороться со злом?
Нет, не согласен. Изначально, пока ещё создаётся, роман или поэма, служат пишущему, удовлетворяют его потребности, инстинкты, комплексы, вселяет или усиливает надежду на славу ли, на деньги ли… Потом же, когда литературное произведение обнародовано, оно может стать инструментом в чьих-то руках. Если им будет пользоваться человек добрый или, по крайней мере, с добрыми намерениями, то и произведение будет помогать творить добро, а если наоборот… Ведь любую аксиому, любой афоризм, любую идею можно извратить. Да так и бывает почти что всегда.
3. Прекрасное и безобразное в жизни и литературе
Прекрасная литература и прекрасное в литературе - что это такое? Что существеннее для воспроизведения добра в литературе - содержание или форма? Может ли быть прекрасным в литературе реалистическое отражение безобразных проявлений жизни?
Содержание или форма. Курица или яйцо. Цветок живой или точная до мельчайших деталей, до всех пылинок и волосков его искусственная копия. Но копия не даст нам никакого представления о запахе цвета, его упругости, податливости, внутренностях, наконец.
В литературном же произведении форма и содержание зависимы друг от друга, как нигде больше. Никчемное содержание заслонит собой оригинальную форму, а уродливая форма отобьёт всякую охоту проникать в глубины сюжета, проникаться идеями и умозаключениями автора.
Кто-то «балдеет» от жары, а кто-то её переносит с трудом. Кого-то коробит мат в художественном произведении, а кто-то от него получает эстетическое наслаждение. Что для одного прекрасно, то для другого чудовищно. В настоящее время в нашей стране, увы, нет общепринятых, общенародных критериев, чтобы однозначно что-то назвать безобразным или красивым.
Но в общем и целом жизнь и литература прекрасны!
4. Как соотносится современная литература и современное искусство? Какой «изм» вы употребили бы для определения состояния нынешней литературы?
Вначале о поэзии. Стихи – и только, пожалуй, стихи, да ещё, наверное, музыка – суть сама жизнь. Поэт ведь живёт стихами (неважно – каждодневно или несколько раз в год), он ведь не записывает то, что видит или слышит, не фотографирует окружающее, стихи для него есть продукт жизнедеятельности. И значит, стихи всегда (если только они настоящие) не могут быть противопоставлены реальности. Не может же Тютчев противостоять Тютчеву, город Москва городу Москве. Поэтому стихи и жизнь (так как они одно и то же) нельзя сравнивать, нельзя соотносить…
Но о прозе так сказать, я думаю, мы не можем. Прозаик – это наблюдатель, собиратель, коллекционер фактов, пейзажей, смыслов и просто словечек, он психолог, гуру, «инженер человеческих душ». И обо всём том, что он видит, слышит, осознаёт, чувствует, переосмысливая это, преобразуя и преображая, он и пишет. И о соответствии прозы и жизни говорить нужно. Конечно, любое прозаическое произведение как-то, каким-то боком похоже на жизнь, на действительность какого-то человека или группы людей. Но вот такой прозы, которая бы соответствовала самочувствию, самоощущению большинства людей, то есть всего русского народа, за исключением, может быть, последней повести В. Распутина, я не знаю. Моё поэтому ощущение, повторяюсь: вот она литература, а вот он народ.
Об измах сказать мне нечего.
5. Смысл художественной литературы. Как литература служит познанию мира?
Какой смысл для Вас заключён в словах «художественная литература», в чём сущность, специфика и критерии художественности? Как можно понять признание Л.Толстого: «Художественное не могу, как не могу в игрушки играть».
Художник (а нашем случае – писатель) не фотограф, а если и фотографирует, то не обычной и дешёвенькой «мыльницей», а аппаратом навороченным, изменяющим, устрашающим, украшающим то, что попадает в поле зрения … Может быть, поэтому мы фотки с незнакомыми физиономиями, снятые «мыльницами» обычно просматриваем быстро, бегло, в памяти не сохраняем, а вот созданные фотохудожниками, которые подобными гигиеническими аппаратами брезгуют, задерживают наше внимание долго, порой, заставляют возвращаться к ним не раз. То же можно сказать, если мы начнём сравнивать газетную статейку, в которой действительность просто запротоколирована, и рассказ, в котором она (действительность) преобразована фантазией автора. Вот в этом и сущность, и специфика, и отличие художественного произведения от милицейского протокола. Вот тут, если покопаться, наверное, можно наткнуться и на критерии.