Роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго» - есть не только произведение выдающегося русского писателя и поэта, но и является отражением той эпохи, которая в нем описана: эпохи сложной, противоречивой, неоднозначной. Как следствие времени в нем переплелось множество разнообразных мыслей, идей, идеологий, от философских взглядов на жизнь и смерть, до противостояния новых и старых мировоззрений. Естественно, что такая идейная насыщенность повлияла и на особенности формы, особенности строения романа. Он состоит из семнадцати частей, причем эпилогом является шестнадцатая, а последняя часть целиком состоит из стихотворений Юрия Живаго. Совершенно ясно, что это и есть та самая тетрадь доктора, в которую он записывал свои стихи. Но почему автору романа потребовалось поместить их отдельно, в последнюю часть, почему он не расставил их среди прозаического текста, не вплел их в канву произведения? Это было бы логично, ведь многие из них без труда соотносятся с конкретными эпизодами романа. Зачем Пастернак помещает стихи отдельно? Этому может быть много объяснений, например, возможность взглянуть на Юрия Живаго, не как на литературного героя или человека, жившего в один из самых сложных и драматичных периодов в истории страны, а как на автора стихотворных произведений, как на поэта. Но только этим замысел Пастернака явно не исчерпывается.
Тематическое содержание стихов весьма разнообразно: от пейзажной и философской лирики, до бытовой народной сценки и сказки. Есть и еще одна важная тема – тема христианская. И проходит она в трети всех написанных стихов. Но эта же тема в самом романе на первый взгляд затрагивается не часто, так что складывается впечатление некоторого дисбаланса и необоснованности. Следовательно, можно предположить, что этот религиозный посыл идет не столько от главного персонажа, сколько от автора романа. Но какая же идея в нем заключена, какую мысль хотел выразить автор такой концепцией?
Сюжеты стихотворений этой категории берутся в основном из Нового завета. Эти стихи порой представляют собой полное переложение священного текста на поэтический язык и постепенно наталкивают на проведение параллелей и аналогий между двумя книгами – романом и Библией. В итоге обнаруживаются удивительные совпадения. Кто такой Юрий Живаго? Прежде всего, он доктор, призвание его – помогать людям, лечить их и даже спасать им жизни (хоть он и не может воскрешать мертвых, подобно Иисусу Христу). Божественная заповедь «Не убий» для него вообще является важнейшей. Даже во время стычки партизан с белыми, когда Живаго пришлось отстреливаться, он целился в дерево, что бы не попасть в кого-нибудь. Это говорит о том, что и в разгар Гражданской войны доктор продолжал придерживаться своих принципов и общечеловеческих ценностей, каким бы жестоким и бесчеловечным не было время.
Подобно Иисусу Юрий Живаго – странник. Путешествуя большей частью поездом или пешком, он из Москвы направляется на фронт Первой мировой войны, Гражданскую встречает уже на Урале и снова возвращается в Москву. Сходство с Христом усиливается еще больше, когда он по пути в Москву встречает Васю Брыкина, походившего «на послушного, слепо ему преданного ученика и последователя». Учил ли чему-нибудь доктор Живаго? Да, безусловно. Свою философию, взгляды, мысли о личности, соображения об истории и религии Юрий Андреевич излагал на бумаге. «Доктор писал маленькие книжки в один лист по самым различным вопросам. <…> Книжечки расходились. Любители их ценили». Наконец, как книга сделала образ Иисуса Христа и его деяния вечными для людей, так и роман Бориса Пастернака открыл перед Юрием Живаго грядущие времена, грядущие эпохи.
Так что же хотел сказать автор, явив миру своего героя? Согласно христианству мы живем в ожидании Второго пришествия, а между тем богоподобные, боговдохновенные люди рождаются на свет во все времена, живут, страдают и умирают, дав надежду и указав путь другим. И видимо, не случайна тяга к подобному роду персонажей происходит у литераторов в сложные, переходные этапы истории. Вспомнить хотя бы Мастера, из романа Михаила Булгакова. Поиск новых путей всегда рождает новых мессий.