Вступление к повести об Александре Македонском

Михаил Лаврёнов-Янсен
Совсем другим был этот эллинский мир с его культурой, традициями и бытом, сопутствовавшим событиям более чем двух тысячелетней давности. О нравах  в  древней Греции хорошо сказано в опубликованной в прошлом году  статье А. Архиповой «Поклонение эросу» («Независимая газета». «НГ-религии» от 2007-03-07 ,  http://religion.ng.ru/style/2007-03-07/8_eros.html ). Известно также, что там существовал закон, карающий граждан, если они избегали публичной полемики, что цари  там выбирались на царство, войсковое собрание утверждало решения командования и планы военных действий, а корабли строились на пожертвования городского и сельского  населения. Лишь  проникнув  в  жизнь той древней цивилизации, начинаешь понимать, как невежественней  порою  выглядит  мировое сообщество ныне  – в эпоху развития  технологий,  массового потребления   и  массовой информации  –  с его лицемерной, ханжеской  моралью,и повсеместным  культом денег...      
 
Всего лишь десятилетие непрерывных захватнических войн, ничтожный для истории срок  с  334 по 323 г.г. до нашей эры,  должно было повернуть жизнь человечества  в иное русло, сделать её  другой – более спокойной по характеру,  толерантной по сути, и свободной от случившихся впоследствии,  происходящих  в мире и  поныне жестоких потрясений.  Однако этого не произошло. С той поры пал гордый Карфаген, обрушился вековечный Рим, рассыпалось христианское единство, ожесточился подлинный ислам.  Возникли новые теории  и верования, имевшие  целью  объяснить мир и объединить человечество,  но и они оказались принесёнными  в жертву  маргинальным политическим интересам, сиюминутной выгоде,  неизменному  желанию  человека   властвовать  над всем и всеми.
   
Впрочем, в долгой жизни человечества редко приветствовались   умеренность,  совладание собой  и  сознание неразделённости  мира.  Скорее  покаянными были эти качества социума,  они  никогда  не признавались движущей силой истории. Напротив, общественной наукой, государственными деятелями, монархами всегда  творились законы, определявшие генератором прогресса существующие  между людьми  социальные, национальные и культурные разногласия. А, методы управления  всегда  основывались на страхе и верноподданничестве.
 
Не отличался  в юности от других самодержцев  и  Александр Македонский. Он в полной мере унаследовал от  отца, царя Филиппа, и от своего ближайшего окружения своеволие, жестокость и нетерпимость, сопутствующие в  управлении государством любому властителю. Установление демократии в Элладе и принципов независимого  взаимодействия стран в Коринфском союзе  лишь мешали осуществлению его амбициозных  целей.  Для  молодого царя  небольшого государства  основным  посылом к завоеванию Азии  стало чувство мести к персидскому властителю  Дарию,  предшественник которого  вторгся  на македонские земли  за полтора века до рождения  самого Александра. Кроме того, во славу родины он горел желанием не только превзойти  успехами отца  в  установлении македонской  гегемонии среди  греческих государств,  он хотел   превзойти  своими  подвигами  легендарных греческих героев и  воссесть на трон в качестве наместника Бога.

Однако  Александр не вошёл в историю кровожадным тираном. В его действиях историки просматривают  нечто большее, чем удовлетворение собственных  властных  амбиций. Создание македонского царства видится Александру не только в порабощении народов, но и в попытке объединения культур и создания единой на земле нации. Возможно,  такой вывод напрашивается потому, что  столицей мира он предполагал сделать, не греческие Афины или  македонскую Пеллу, не основанную им египетскую Александрию,  а древний   персидский город Вавилон. Такой вывод следует и из самого факта  знакового исторического события – бракосочетания в Сузах, когда впервые, кажется, в истории  политические цели вторглись в интимную сферу человека, и по велению царя было совершено  одновременно несколько тысяч кровосмесительных браков.

Наряду с этим сам Александр, будучи по природе приверженцем  гомосексуальных связей, испытывал серьёзные  трудности с зачатием наследника, который родился лишь через четыре месяца после его смерти. Сын Александра, совсем  ещё ребёнком,  был убит людьми, стремящимися к власти.

Как автор повести, я представляю здесь свою версию происходивших в те времена событий, нисколько не претендуя на  их  абсолютную историческую  достоверность, хотя,  я и следовал  хронологии исторических событий, и использовал в эпизодах  некоторые документы. Передо мной была иная цель: показать, каких титанических усилий и жертв стоит людям свобода, между тем  как её надо искать не во вне,  а внутри себя.   Для раскрытия этого, мне также пришлось вторгнуться в интимную сферу самого Александра  и его близкого друга и соратника, Гефестиона. Мне думается, в какие бы времена,  каких бы высоких государственных постов, не достигали люди, их внутренние побуждения остаются неизменными – человек всегда стремится к  собственному превосходству над  окружающими, ему свойственно  объяснять и оправдывать  этим  свои поступки. Основные  принципы индивидуальной психологии, разработанные Альфредом Адлером в прошлом веке, видимо,  также неизменны, как и закон всемирного тяготения.  Но, если это так, то для  общества в целом они могут иметь губительные последствия, ибо громящий витрины студент в своём самовыражении  не менее опасен, чем  политический, или религиозный лидер, проповедующий идеи нетерпимости.
   
Александру не удалось создать царство справедливости и свободы. Должно быть, воля к жизни, стремление к намеченной цели  его  оставили. И, достигнув всего, он уже не захотел ни к чему стремиться. А, может быть, понял бесполезность попыток изменить в мире нравственность. Далеко ли мы ушли с тех пор в совершенствовании собственной морали? Давно ли человечество строило «социалистические лагеря»? Вдохновлялось идеями национал-социализма, классовой ненавистью,  фашизмом, неограниченной властью монархов?  В основе всех  исторических драм и трагедий  лежит один метод – деление, на лучших и худших, правых и левых, виновных и невинных, облечённых и не облечённых властью, хозяев и рабочих,  посвящённых и не посвящённых в способах  построения «подлинных демократий» и т.д. На этом фоне эллинская культура кажется значительно нравственней многих теперешних, где слова «толерантность»  и «терпимость» общество  стало произносить вслух   лишь в конце двадцатого  – начале двадцать первого века, встав перед угрозами  ядерной войны и глобального террора.
 
А что же произошло с личностью за  эти два тысячелетия?  Задаваясь таким вопросом, я представляю себе  раздвоенного  человека, одна часть которого выступает  приверженным своим кумирам, озлобленным,  хитрым  и алчным субъектом, радующимся горю и страданиям  других, вторая же его  часть –  открыта к восприятию любви,  терпимости и целостности мира. Однако, это усреднённый человек. А, если брать каждого в отдельности, то его рассудок расколот также  как и общество национальными, социальными, культурными и прочими противоречиями,  веками копившимися в подсознании. И отнюдь не всегда  эти противоречия побуждают его  к  толерантности. Наоборот, злоба и месть  охватят его сознание прежде, чем любовь и терпимость. При этом он стремится достичь в жизни всего наиболее лёгкими путями, главным образом, примкнув к властьимущим, впитав  в себя их идеи, вместо того, чтобы реализовать свои убеждения и  свою роль, данную ему судьбой и Богом. В борьбе за реализацию собственного «я»  слабый человек  нередко проигрывает, повинуется злу, в утверждение своей гордыни  преступает нравственные законы, становится убийцей, грабителем и насильником,  – и  вот он уже не частично, а целиком во власти мрака. 
Мне думается, что внутренний мир человека не создан для того, чтобы пополнять океаны зла.  Его сознание  творится  для любви и созидания. И, если каждый, прочтя повесть, найдёт в себе силы понять, принять и простить моего Александра,  то  он одержит победу, прежде всего,  над  тёмными силами внутри себя, а значит и над злом целого мира. 



В книгу "Александров камень" также включены два созвучных выбранной теме рассказа – «Гео» и «Мотылёк», повествующие как о живой, так и  об  иной  реальности.
 
13 декабря 2008 г.