Один шаг до безумия

Ринка
На улице шёл то ли дождь, то ли снег. Порывы ветра срывали с деревьев листья и кружили их над асфальтом, бросая под ноги редким прохожим. Над мокрым грязным тротуаром летали бумажки, яркие обёртки, фантики и жухлые коричневые листья.

 За углом дома раздался зычный голос, и на тротуар рядом с проезжей частью вышла странная компания. Высокая худая женщина в ярко-розовой девчачьей куртке, высоких резиновых сапогах и длинной пёстрой юбке. Из-за худого морщинистого лица и седых волос она казалась старухой. Женщина шла широким мужским шагом, при этом громко разговаривая со своими спутниками. Рядом с ней бежало пять крупных толстых дворняжек, которые и были её единственными собеседниками. Псы преданно смотрели женщине в глаза, и даже вроде бы кивали мордами, когда она обращалась к ним с каким-нибудь вопросом. Седые всклокоченные волосы женщины были собраны в пучок на затылке, но от ветра несколько прядей выскочило из причёски. На одной прядке висела обычная железная шпилька. Женщина не замечала беспорядка, творившегося у неё на голове и, размахивая руками, читала собакам стихи Есенина. Шпилька сорвалась со своего ненадёжного пристанища и упала в лужу. Светло-серая сука, перед чьим носом пролетел неизвестный предмет, понюхала воду, в которую он упал, и вопросительно посмотрела на хозяйку. Та ничего не заметила и продолжала читать стихи. Собака коснулась воды носом, фыркнула и обошла лужу. Женщина подошла к подъезду и, зачерпнув из кармана куртки пригоршню крошек, бросила их на землю.

- Гули, гули! – прокричала она, задрав вверх голову и сделав повелительный жест собакам, которые остановились на приличном расстоянии уже привыкшие к странностям своей хозяйки.

Рядом с крошками приземлился один-единственный голубь и, схватив самую большую крошку, снова улетел. Женщина постояла минуту, глядя по сторонам в поисках птиц. Увидев, что из-за дождя желающие полакомиться предложенным угощением не спешат на её зов, махнула рукой и продолжила свой путь. Собаки потрусили следом, время от времени отряхиваясь и апатично тявкая.

Женщина шла по улице спокойно и словно не замечала дождя, который щедро лился с серого хмурого неба. Промокшие волосы повисли неопрятными прядями, розовая куртка сильно намокла и стала какой-то коричневой, а женщина шла, гордо подняв голову, и с выражением читала стихи.

На проезжей части раздался визг шин, и женщина повернула на звук голову. На дороге остановился большой чёрный джип, а под его железным брюхом лежало худенькое тельце чёрной собачки. Пёс не шевелился, а только громко и хрипло дышал. Женщина шагнула с тротуара на дорогу и присела на корточки рядом с собакой. Её сопровождающие выстроились в шеренгу на тротуаре, с интересом глядя на хозяйку. Затемнённое окно машины опустилось, и на улицу выглянула изящная девичья головка с короткой стильной стрижкой. Хозяйка автомобиля вытянула шею, пытаясь разглядеть, что попало под её колёса.

Женщина быстрыми движениями ощупала лежащую собаку и обратилась к водительнице иномарки:
- Спаси душу свою, грешница! Отвези нас к ветеринару. Я знаю куда. Потому что пятно у тебя на совести несмываемое, чёрное…Божье создание ты обрекла на муки.
 
Сняв с себя куртку, женщина переложила на неё заскулившую собаку. Завернула пса полами куртки и прижала к груди. Шагнула к открытому окошку автомобиля, спокойно произнесла, как предсказала:
- Уедешь ты…Сердца людей превращаются в камни…Люди сами наказывают себя…Чёрные души умирают прежде, чем останавливаются сердца.

Владелица машины нерешительно потянулась к задней дверце, но, увидев, что со странной женщины ручьями льётся вода, отдёрнула руку. Женщина с собакой на руках продолжала стоять у машины и пристально смотреть в глаза девушке, сидевшей за рулём. Та, не выдержав её взгляда, закрыла окно. Машина сорвалась с места, взметнув из-под колёс фонтаны грязи, и скрылась из глаз. Один пёс гавкнул, и снова стало тихо. Лишь только дождь шуршал и скулила раненая собака. На дороге показалась ещё одна машина. Женщина вышла на середину дороги и встала, перегородив проезд. Взвизгнули тормоза. Из машины выскочил сухонький невысокий мужчина с блестящей лысиной.

- Ты с ума сошла? Сейчас же сойди с дороги! – закричал он, подбегая к женщине.

- Помоги! Отвези меня! Живая душа гибнет! – с напором проговорила женщина, поворачиваясь к нему лицом.

- Ну-ка, прочь! Уходи с дороги, сумасшедшая! – истерично завизжал мужчина и, схватив женщину за локоть, потянул в сторону тротуара.

 Безмолвные до этого момента псы тут же оказались рядом с хозяйкой. Пять оскаленных морд, десять горящих злобой глаз уставились на сразу поблёкшего мужика. Перестав кричать, он шустро нырнул в безопасное брюхо машины и, прижимаясь к обочине, объехал женщину с собаками. Минуту псы постояли рядом со своей хозяйкой, словно чего-то ожидая, и вернулись на тротуар.

 Из пелены дождя вынырнула  старенькая  «шестёрка» и притормозила около женщины. Из окошка высунулся толстенький улыбчивый мужчина и сокрушённо сказал:
- Алла Михайловна, ты опять чудишь? Кто там у тебя?

- Тварь Божья беззащитная…От людской чёрствости пострадавшая, - сказала женщина, продолжая покачивать укутанную курткой собаку.

- Давай, садись. Только быстро. И гвардию свою тут оставь, - с вздохом проговорил мужчина, открывая заднюю дверцу.

Алла Михайловна громко приказала псам, стоявшим на тротуаре «Домой!» и села в машину. Около ветеринарной клиники мужчина затормозил и сказал своей пассажирке:
- Я ждать тебя не могу, Михайловна! Как сделаешь, всё что нужно, сиди, меня жди. Я через пару часов приеду.

Алла Михайловна ничего не ответила и, бережно прижимая к груди куртку с собакой, вышла из машины. Что-то тихонько шепча на ухо собаке, она дошла до дверей ветеринарной клиники и открыла тугую дверь.

 В большом светлом холле сидели граждане со своими питомцами, но оставляя на серой плитке грязные мокрые следы, Алла Михайловна невозмутимо подошла к двери восьмого кабинета. Стукнула костяшками пальцев по косяку и вошла в кабинет. Ей навстречу поспешила девушка в белом халате:
- Женщина, выйдите за дверь и дождитесь своей очереди! – возмущённо обратилась она к бесцеремонной посетительнице.

 Алла  Михайловна остановилась и громко сказала, обращаясь к доктору, осматривающему рыжего спаниеля:
- Алексей! Жестокость человеческая границ не имеет. Совесть по земле растоптана. Только твари Божьи чисты душой и на муки обречены…

- Стоп! Стоп! Алла Михайловна, сядьте на стул у стеночки. Я сейчас закончу с пациентом и займусь Вашей тварью…тфу-ты, ну-ты, собакой…Одну минуточку,- остановил её доктор, и женщина на удивление покладисто присела на краешек стула.
 
Вокруг её ног тут же образовалась грязная лужица, на которую очень неодобрительно косилась девушка в белом халате.

Через десять минут хозяин спаниеля, получив кучу рекомендаций по лечению собаки, вышел из кабинета, и доктор сказал, обращаясь к своей помощнице:
- Мила! Попроси, пожалуйста, никого не заходить.

Та кивнула и вышла за дверь. Оттуда тут же послышался недовольный гул.

- Ну, что тут у нас на этот раз? Давай, Алла Михайловна, клади свою тварь…то есть псину на стол. Будем смотреть, - сказал с улыбкой доктор.

Алла Михайловна аккуратно положила собаку на стол и отошла в сторонку. Доктор осмотрел животное и обратился к женщине, которая вопросительно смотрела на него ясными карими глазами, так не соответствующими её морщинистому измождённому лицу.

- Везучая псинка! Шину я ей наложу, а тебе уколы дам и таблетки. Дома будешь ей делать. Только возможно хромать собака будет всю оставшуюся жизнь, - серьёзно проговорил доктор и стал давать указания вернувшейся помощнице.

- Внешние изъяны ничего не значат…Главное, чтобы душа была чиста,- сурово произнесла Алла Михайловна и качнула головой, разбрызгивая  с волос воду.

Всё то время, пока Алексей занимался собакой, женщина просидела молча, спокойно глядя перед собой.

Наконец, всё необходимое было сделано, и доктор передал спящую собаку женщине. Алла Михайловна величественно произнесла «Спасибо» и, прижимая к груди собаку, вышла из кабинета.

Мила, помощница доктора молоденькая практикантка удивлённо спросила:
- Алексей Георгиевич! А  почему эта бабка без очереди? И почему не заплатила?

- Слушай Милочка, скажи пациентам, что у нас перерыв пять минут. Устал  я чего-то…Мы с тобой чайку выпьем, и я тебе расскажу про эту «бабку»,  хорошо?

Мила согласно кивнула и, предупредив посетителей о перерыве, включила крохотный чайник, стоящий на подоконнике. Когда девушка налила в чашки чай, Алексей отхлебнул дымящийся напиток  и, потерев рукой лоб, начал рассказывать:
- Ты думаешь, что это бабка…Так вот, этой бабке не больше пятидесяти пяти лет. Она была учительницей в нашей школе. Неулыбчивая, старая дева отлично преподавала русский язык и литературу. Очень строгая, но надо признаться, что знания она вкладывала в наши шальные головы просто виртуозно. Знаешь, именно на её уроках я понял, что учитель это не тот человек, который всё знает сам, а тот, который может передать свои знания другому. Всё, что она нам объясняла, я помню до сих пор.
 
- А что же с ней случилось? Она же явно того…ненормальная, - спросила Мила, с интересом глядя на Алексея Георгиевича.

- Так ты слушай…Когда я учился в выпускном классе, произошла странная история. Русский язык был у нас в тот день первым по расписанию. Алла Михайловна зашла в класс после звонка. Её одежда была порвана и испачкана, на щеке красовался огромный синяк. Она пыталась вести урок, но как только подняла руку, чтобы написать что-то на доске – упала. Мы, здоровенные лбы, смеялись над ней. А она сидела на полу и что-то бормотала. Кто-то из девчонок побежал за медсестрой, а я подошёл и присел рядом с ней на корточки. Наша Алла Михайловна читала стихи Есенина… Больше уроки она никогда не вела. Много слухов ходило про то, что с ней случилось. Говорят, что она вступилась за бродячую собаку, которую пьяные ребята привязали к дереву…Но, что произошло, точно не знает никто,  - Алексей помолчал и продолжил, - После того дня разум так до конца к ней и не вернулся. Хотя, мне иногда кажется, что она гораздо разумнее всех нас. Она не пьёт, не курит, мужиков не водит, классику целыми страницами наизусть читает. Подбирает на улице собак, лечит и потом у себя в  квартире оставляет. Мы живём с ней в соседних подъездах. И знаешь, что интересно? Эти безродные псы слушаются её, как детсадовские дети воспитательницу…Разве что парами не ходят. Я ей уже третью собаку лечу. Вот, если здоровый пёс бегает, то она может его и не заметить. А больное животное тут же под её опёку попадает. Денег я с неё не беру, потому что учительница она моя бывшая. Совесть не позволяет.  Да и чего с неё возьмёшь. На одну пенсию живёт, да ещё столько хвостатых нахлебников. Мне порой даже кажется, что её собаки лучше, чем она питаются. Ну, ладно, допивай чай и пора народ принимать.
Милочка поставила грязные чашки на подоконник и позвала следующего пациента.


Задумавшись, Алексей вздрогнул от резкого визгливого голоса очередной клиентки с маленьким абрикосовым пуделем:
- Мой Дори очень плохо ест. Вы слышите, доктор?
Алексей кивнул головой и занялся четвероногим пациентом.

 Алла Михайловна сидела в коридоре, прижимая к груди тихонько сопящую собачку. Ей всегда становилось неуютно в этой клинике. В голове роились какие-то страшные образы и слышались угрожающие звуки. Чтобы прогнать это странное состояние Алла Михайловна стала шёпотом читать стихи. Почему-то лучше всего помогали стихотворения Есенина.
 
Хлопнула входная дверь, и в коридор вошёл мужчина, который привёз сюда Аллу Михайловну.
- Всё уже? Тогда поехали, пока пробка не образовалась.
Алла Михайловна молча встала и пошла за ним в машину.

Через пару месяцев в компании странной женщины появилась ещё одна собака. Небольшая чёрная сучка скакала на трёх лапах и старалась держаться как можно ближе к ногам хозяйки, пригибаясь к земле, когда по дороге проносились машины. Женщина была в той же самой розовой куртке, только сапоги поменялись на ботинки, а на голове красовался чёрный беретик с маленькой серой розочкой на боку. Шёл сильный снег, и вскоре на берете образовался небольшой сугроб. Снежинки переливались под скупым зимним солнышком, и казалось, что кто-то, словно в насмешку, надел  корону несчастной больной женщине, чей мир сузился до размеров собачьей стаи. Тёмные глаза женщины горели пронзительным ярким светом, а  к серому зимнему небу летели стихи Есенина:
- Для меня было все тогда новым,
Много в сердце теснилось чувств,
А теперь даже нежное слово
Горьким плодом срывается с уст.