— Ш-ш-ш-ш-ш…
— Не шипи!
— Идите ВСЕ В ЖОПУ!!!
— Наша девочка подала голос…
— Пошли вон из моей головы!!!
— Ш-ш-ш-ш…
— Лизи, скажи ему, чтоб заткнулся!
— Заткнись!!!
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— Заткнитесь вы все!!!
— Лизи, детка, что она сказала?
… голова отрывается от подушки. Распахнутая форточка тяжело хлопает о стену. Стекло звенит. Разобьется, как пить дать! Прямо сейчас разобьется. Надо закрыть форточку. Холодно. Натягивает одеяло до самого подбородка. Тело сжимается в нервный комок. Форточка хлопает. Глаза распахнуты. Широко. Глаза широко распахнуты. Белые ногти впиваются в пододеяльник. Кто-то выключил ночник. Темно. Форточка хлопает. Неровные пятна теней. Луна уже взошла. Неровные пятна теней на потолке. Как густые потеки крови. Там, наверху… Там кого-то убили. Там лежит тело. Прямо над ней лежит тело и истекает кровью…
— Слышали, там кого-то убили!
— Кого?
— Лизи, ты должна знать…
— Знаю…
— А-а-а-а-а-а!!!
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— Лизи, расскажи, расскажи!
— Только если он заткнется…
— Марк, да затрахал ты уже шипеть! Заткнись! Лизи, расскажи!
— ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ ВСЕ!!!
— Девочка не хочет. Мы должны заботится о нашей девочке…
— Мы меш-ш-ш-шаем ей спать…
— Марк, заткнись!
— Лизи, расскажи шепотом…
— ****ь, не надо!!! Замолчите! Ну, по-жа-луй-ста!!!
… форточка с дребезгом разбивается и падает на ковер треугольными кусками стекла. Рама перекашивается. Скрип. И ветер нервно стучит деревянными осиротевшими щепками о стену. Не надо думать. Думать не надо. Не-надо-думать-ни-о-чем! Пятна на потолке расплываются. Все шире. И шире. Это кровь. Точно, кровь! Лизи знает, что это… Лизи не существует!!! Лизи никогда не было, нет и не будет! Лизи — плод воображения! Больного воображения! Резкие, дерганые движения ШИРОКО РАСПАХНУТЫХ глаз. Быстрый взгляд по комнате. Украдкой. Из-под края одеяла. Пальцы на ногах скрючены. Остатки форточки скрипят. Она прислушивается. Голоса стихли. Голоса замолчали. Пятна на потолке становятся все больше. Тело истекает кровью. Голова сильнее вжимается в подушку. Холодные костяшки пальцев, сжимающих одеяло у самого подбородка. Широко распахнутые глаза…
— Девочка молчит. Может, она уснула? Лизи, расскажи. Шепотом, чтобы не разбудить ее… Расскажи, пожалуйста!
— Марк, ****ь, урод, не вздумай шипеть снова! Понял, гавнюк?! Заткнись!
— Там — девушка. Двадцать один год. Был. Тупой удар по затылку. Сорок три ранения коляще-режащим предметом в области груди и живота. Сказать по правде, это была отвертка. Паршиво. Донельзя паршиво убивать девушку отверткой. Нет, ее не насиловали. Просто убили. Нет, не из-за денег. Просто так убили. Просто так. И семьдесят два пореза на голове. Нет, она еще не умерла. Она, пока еще живая. Но скоро умрет. Убийца уже ушел. Она лежит там одна. Я не знаю, зачем он затащил ее на крышу. Да, на крыше он ее и резал. Конечно, она отбивалась. Разумеется, она хотела жить! Что уж тут поделаешь? Так вышло.
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— МАРК, гандон хренов!!!
Она не перебивает голоса. Там, на крыше, прямо над ней, умирает изрезанная девушка. Ее убили просто так. Больше никто не знает о том, что она лежит там. Остатки форточки скрипят. В комнате прохладно. Она боится. Пятна на потолке все увеличиваются. Умирающая девушка там, на крыше, теряет все больше крови. Наверное, ей лучше умереть. Лизи сказала: 72 пореза на голове. Голова — это ведь и лицо? 72 пореза… Кровавое месиво. Даже тысяча пластических операций не поможет.
Она резко сдергивает с себя одеяло. Скрюченное тело выпрямляется, как пружина. Пружина. В голове что-то щелкает. Наверное, еще одна пружина. Кожа мгновенно покрывается «мурашками». Почему не было слышно звуков борьбы? Почему девушка не кричала? Она спусткает ноги с кровати на пол. Острые коленки. Крупные суставы. Вытянутые ступни с длинными пальцами. Пальцы близко друг к другу. Немного изогнуты. Белые кривоватые пластинки ногтей. Белые трусики и кремовая мужская майка — в темноте все одинаково серое. Белая кожа. Испуганное лицо. Темные волосы всклокочены. ШИРОКО РАСПАХНУТЫЕ ГЛАЗА. Ладони упираются в кровать, комкая и без того мятую простынь. В темноте все одинаково серое. Резкий толчок — и она уже на ногах. Страх заливает тело. Страх заполняет глаза. Страх плещется в ядрах молекул, из которых состоит тело. Страх — это лишняя жидкость в крови. Так говорит Марк. Несуществующий Марк. Марк — плод воображения. Больного воображения…
— Лизи? Марк? Щелкунчик? Ребята?..
— Лизи, нас девочка зовет.
— Да?
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— Марк, заткнись!!!
— ****ь, вы слышите меня???
— Да.
— Лизи?
— Да.
— Она на крыше? Да?
— Да.
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— МАРК!!! Еб твою мать!!! ЗА-ТКНИ-С-С-СЬ!!!
— Девочка, тебе не надо идти туда. Не ходи!
— Она прямо над моей кроватью?
— Тебе туда нельзя! Ты уже не поможешь ей!
— Мне что, спокойно спать, когда надо мной человек умирает, да?
— ТЕБЕ ТУДА НЕЛЬЗЯ!!!
— Ш-ш… Пусть идет…
— Марк, ****ь! Какого хера?!
— Не иди туда!
— Лизи! Что мне делать? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ???
(тоненьким голоском, изображая умирающего человека) — По-мо… По-мо-гите-е-е-е-е…
— Марк! Ублюдок!
— Я иду туда!
— Нет! Тебе туда нельзя! Не ходи!!!
— Я иду туда!!!
— Иди!
— Не ходи!!!
— Я ИДУ ТУДА!!!
Как в фильме ужасов. Медленно, придерживаясь за стену, она выходит из спальни. Шаги небольшие. Сдерживаемые страхом. Фонарика нет. Глаза давно привыкли к темноте. Из спальни — в прихожую — через небольшой узкий коридор. Голыми ступнями по светло-зеленому (серому) старому ковру в катышках и мелком мусоре. Правая рука плетью висит вдоль тела. Левая — распластанной ладонью скользит по стене. Рельефные выпуклости на обоях.
— Не иди туда, малыш!!! Не надо!!!
— Заткнитесь!!!
— Лизи, скажи ей!..
— Не буду…
— Заткнитесь!!!
— Иди.
— Нет, нет. Прошу тебя, не надо!
— Щ-щ-щелкун, заткни ****о… Пусть идет…
— Иди в жопу, Марк!
— Заткнитесь!!!
Босые ноги — без носков — в старые поношенные кроссовки. Фонарика нет. Страх. Ей жутко страшно. Металлический замок на двери щелкает до неприличия громко. С легким скрипом дверь приоткрывается ровно на столько, чтобы ее тело — трусики, майка и кроссовки — выскользнуло из квартиры. В подъезде не горит свет. Почему? Глаза давно привыкли к темноте. ШИРОКО РАСПАХНУТЫЕ, ИСПУГАННЫЕ ГЛАЗА. Лестница на крышу — у двери в квартиру соседей: напротив ее двери. Она кладет руку на холодную ступеньку. Лестница выкрашена в голубой (в темноте — серый) цвет. Облупившаяся краска и комочки грязи врезаются в ладони. Голова запрокинута назад. Она смотрит вверх. Туда, где приоткрыт люк входа на крышу. Замка на его крышке не было никогда. Она ставит ногу на первую ступеньку, напрягает мышцы икр, подталкивая тело вверх. Страх замедляет движения. Она понимает, что должна двигаться быстрее. Там, наверху, умирает девушка. Нужно идти быстрее. Но она ПРОСТО НЕ МОЖЕТ! Страх замедляет движения… Наконец она наверху. Пальцы правой руки упираются в деревянную крышку. Ноги напрягаются. Плечи напрягаются. Крышка приоткрывается. Запах мочи и голубиного помета. Мочой пахнет сильно. Запах птиц еле ощутим. Скомканные клочья газет. Черно-белые (темнота здесь ни при чем).
— Не иди туда! Еще не поздно вернуться! Не надо!!!
— Заткнитесь!!!
Она поднимается. Газетные листы под подошвами кроссовок громко шуршат…
— Вернись!
— Ей нужна твоя помощь!
— Ш-ш-ш-ш-ш… Это всего лиш-ш-шь бумага…
— Заткнитесь!!!
Это всего лишь бумага. Она откидывает крышку совсем (вдруг придется убегать?!) Низко нагнувшись, пролезает под деревянными балками и выходит на плоскую крышу. Спутанные провода и какие-то веревки. Антенны. Пахнет смолой. Рядами — кирпичные выступы труб. Холодный ветер полосует тело. Кожа моментально покрывается «мурашками». От холода стучат зубы. Плетеное колечко хирургической стали на нижней губе поблескивает в свете луны. Черным размывчатым пятном на лопатке из-за майки выглядывает татуировка. Руки нервно цепляются за плечи. На левом запястье - три кожаных ремешка и плетеная из голубого (серого) бисера фенечка. Ветер трепет спутанные волосы. Ей всего двадцать. Она на год младше умирающей девушки. Тело напряжено. Вены на висках вздуты. Глаза всматриваются в темноту в ТОМ направлении… Длинная крыша. Ее квартира — слева. Справа — соседская. Изрезанная девушка лежит над ее спальней. Там, где по потолку растекаются пятна. Ноздри трепещут, пытаясь учуять запах крови. Ветер рвется во всех направлениях. Он на свободе, но мечется, словно зверь в клетке. Медленные, неуверенные шаги. Полубоком. Испуганный взгляд — стремительным броском за кирпичную трубу и обратно.
… тела нет. И следов крови тоже нет. Нет никакой девушки. Это все сумасшествие. Сумасшествие. Лизи, Марк, Щелкунчик — их ****ые голоса — сраная галлюцинация!!!
— Вы все НАВРАЛИ!!! Вы всегда ОБМАНЫВАЕТЕ МЕНЯ!!! ЛГУНЫ!!!
— Девочка!..
— Заткнись, Лизи!!! Заткнитесь вы все!!! Вы обманули меня!!! Вы снова меня обманули!!! Оставьте меня в покое!!! Суки!!!
— Девочка!..
— Закрой рот, ублюдок! Вы выродки! Вы паразиты, поселившиеся в моей голове!!!
— Девочка!..
— Да вы, ****ь, достали уже!!!
— Девочка!..
— Заткнитесь!!!
— Ш-ш-ш-ш-ш…
— Марк, заткнись!
— Все заткнитесь!!! ВСЕ ЗАТКНИТЕСЬ!!!
Нервные угловатые движения разозленного человека. Она спускается с крыши. Озябшая. Захлопывает за собой дверь квартиры. Сильно. Громко. Пусть соседи думают, что хотят. Она — сумасшедшая. Ей можно все! Не снимая кроссовок, — в спальню. Заебали! Голоса. Голоса. Голоса. Обманщики! Что притихли? Ржете теперь, да? Ха-ха! Как смешно мы над ней прикололись! «Иди туда!», «Не иди туда!», «Ей нужна твоя помощь!». Придурки!!! Она садится на кровать, обхватывает голову руками. Пальцы крепко впиваются в кожу под волосами. В глазах — сухие слезы. Тело бьет бессильная дрожь. Ярость захлестывает. Мышцы не могут согреться. Пальцы сильнее сдавливают голову. До боли. Теперь их не слышно. Но они только притворяются. Завтра они появятся снова. Но… На этот раз они зашли слишком далеко! Спина напрягается. Ноги резко выпрямляются, отрывая тело от кровати. Два шага. Под кроссовками хрустит стекло. Осколки разбитой форточки. Остов форточной рамы продолжает скрипеть. В комнате прохладно. Она садится на корточки. Поднимает один из самых крупных осколков. Длинное прозрачное треугольное лезвие. Задумчиво вертит его. Подцепляет кончиком его несколько других стекляшек на полу. Берет покрепче в правую руку. Большим пальцем левой — медленно проводит по ребру осколка, подушечкой указательного — слегка касается кончика стекляшки, проверяя остроту.
— Только дайте мне повод, уроды!.. — шепчет она.
— Ш-ш-ш…
— Заткнись, Марк!..
— УБЛЮДКИ!!!
— НЕЕЕЕЕЕТ!!! ДЕВОЧКА, НЕТ!!! ОООСТАААНОООВИИИСЬ!!!
— УБЛЮДКИ!!!
Стекло очерчивает небольшие полудуги, вспарывая кожу от запястья до локтя. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз.
— ООООСТАААНООООВИИИИСЬ!!!
Кожаные ремешки падают на пол. Кровь заливает ковер, растекаясь по лежавшему на полу стеклу. Мелкие бисеринки разрезанной фенечки разлетаются по полу, смешиваясь со стеклом и кровью. Она безжалостно рубит свою руку, пока голоса в голове, умолявшие о пощаде, не смолкают. Обрушивается боль. ШИРОКО РАСПАХНУТЫЕ ГЛАЗА. Она роняет осколок. Окровавленной правой рукой хватается за изрубленную (темно-красное мясо наизнанку)… Лицо заляпано. Отступать поздно. Маленькие гейзеры вязкой жидкости выплескиваются из разинутых ртов порезов. Она медленно, дрожа всем телом, встает. Подходит к кровати. Как подкошенная падает на простынь. Сворачивается клубочком, подтянув ноги к самому подбородку. Кроссовки — на ногах. Становится тепло. Луна спряталась. На потолке больше нет расплывающихся пятен. Она укутывается в одеяло. Липкое не кажется неприятным. Майка на груди намокла и пристает к телу. Снаружи становится все теплей. Внутри — разливается прохлада. Вся кровь вытечет из нее, и у соседей этажом ниже на потолке растекутся темные пятна… Боль не отпускает. Но ей больше не мешает спать назойливое бормотание голосов. Она закрывает глаза…