В свадебное путешествие Макс предложил отправиться на Птичий Остров.
- Малыш, обещаю, потом у нас в распоряжении будет весь мир, и, поверь мне, он тебе ещё приестся, но сейчас дела складываются таким образом, что я должен быть в пределах относительной досягаемости. Политика – женщина капризная, ревнивая и мстительная. Или же свадьбу можно отложить на осень-зиму.
«Осень-зима» особенно испугали Наташу, и она, не раздумывая, согласилась на остров. Тем более что у Макса было новое ружье, которое не хотело дожидаться сезона охоты, а на острове - симпатичный охотничий домик для особо важных персон, и никого вокруг.
- Малыш, представляешь, только ты и я. Как Адам и Ева. – Он взял её руку в свои, задержал на секунду, потом поднес к губам и поцеловал. – И знаешь, мне бы очень… очень хотелось, чтобы мы оттуда возвращались уже втроем…
В который раз, не теряя своей высоты, волна счастья захлестнула её, и на глаза навернулись слезы.
- Макс, я тебя люблю… Я люблю тебя... Я так долго...
- Я знаю... И я тоже люблю тебя, малыш…
Теперь, когда выбор был сделан, слова произнесены, и отступать было некуда, он думал о том, что свалял дурака, потеряв столько времени, что грязные слухи о том, что он гей, ему здорово навредили, и что женитьба и рождение ребенка кардинально исправили бы ситуацию.
Остров встретил их полуденным зноем, пряным коктейлем запахов и невероятной красотой. У берега тихо шлёпала вода, где-то время от времени порывался пострекотать кузнечик, пытаясь вставить свою нотку в счастливую симфонию отдалённого птичьего гомона, высоко-высоко на полотне сероватого от жары неба чертили письмена ласточки...
В доме же было сумрачно и прохладно. Человек, привёзший их на остров, поставил тяжеленные сумки на пол в большой прихожей. Макс пожал ему руку и поблагодарил:
- Спасибо, капитан.
Тот взял под козырёк и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Когда до них донесся звук отходящего катера, они уже целовались. Нет, не целовались. Это он целовал её, он пил её, медленно и тягуче, и ей казалось, что из неё уходит жизнь и перетекает в него, и она была согласна на это, и растворялась в ощущениях, становясь невидимой и невесомой, и оставался только он один, её господин и хозяин, сильный и властный, и она была его женщина, его раба, и подчинялась ему, и принимала от него всё, и она принадлежала ему, а он принадлежал ей, и были они мужем и женой. И это было счастье. И оно стоило трёх лет унижений, увёрток, уловок, мелкой лжи, расчётов и многого всякого другого, нехорошего, тёмного и стыдного, что теперь теряло остроту и значимость.
Только на третий день Макс вспомнил о новом ружье. Они обследовали остров и решили назавтра, с утра пораньше, пойти поохотиться.
Макс, её мужчина, её муж (ей было сладко думать о нём как о муже) был богом. Она взирала на него снизу вверх с восторгом и обожанием. Его мужественной внешности очень шла охота. Он красиво целился, красиво стрелял, практически без промахов, так что они вернулись домой к обеду, увешанные трофеями. И трофеев было бы гораздо больше, если бы у них была охотничья собака. Но Макс собак не любил, и поэтому чуть ли не половина добычи так и осталась биться и умирать в болотцах да в камышах. И всё равно принесённого было очень много.
- Видишь, малыш, твой муж – добытчик. И ты со мной никогда и нигде не пропадешь. Я в любой ситуации смогу прокормить дюжину наших ребятишек!
Счастливо задохнувшись от слов «твой муж», Наташа умоляюще сложила ладошки и попросила:
- Макс, пожалуйста, подожди минуточку, я сбегаю за камерой. Это надо запечатлеть для истории!
Она пулей влетела в домик, вытащила камеру, пулей же вернулась и начала снимать, как Макс, увешанный связками битой птицы, шёл к ней, такой уверенный, статный, такой мужественный…
- Малыш, без тебя истории не получится. Давай-ка теперь ты…
Он скинул связки птиц на траву, взял у неё камеру и скомандовал:
- Иди на меня вон от того дерева…
Она схватила пару связок, оказавшихся на удивление тяжелыми, и побежала с ними к указанному дереву.
- На счет «три» иди на меня. Раз.. два… три!
Она пошла, пытаясь делать серьезное лицо, но распиравшее её счастье смехом вырвалось наружу, и она закружилась в каком-то безумном танце, и вместе с ней, расправляя в последнем полёте крылья, закружились связанные мёртвые птицы.
На ужин они приготовили утку. Это было восхитительно – вместе колдовать на кухне. Правда, утка оказалась жесткой и отдавала тиной, но холодильник был забит деликатесами, так что ложиться спать голодными им не пришлось.
На следующий день Макс учил её стрелять.
- Малыш! Просто поразительно! Да ты прирожденный стрелок! Слушай, мы с тобой без средств не останемся. В случае чего пойдём в киллеры. Как тебе идея?
- С тобой-то? О-го-го!
Она не стала говорить, что брала за большие деньги уроки у престарелого снайпера, сосватанного через знакомых своих знакомых, равно как и училась ездить на лошадях, только чтобы однажды, в случае удачи, она смогла бы разделить с Максом его интересы.
- Хорошо, что я взял два ружья. Завтра пойдем вместе. Малыш, ты мне преподнесла подарок!
Теперь они охотились вдвоём. И всё было как по заказу: невероятной красоты природа, прекрасная погода, обилие птиц...
А ещё были безлунные ночи с тёплым ветром, белыми бабочками-призраками и таинственными шорохами, и – покой, какой был, наверное, в Эдеме, когда яблони только зацветали.
Время шло и быстро, и медленно: она ещё не насытилась островом, но ей уже было приятно думать о том, что скоро они вернутся в город, в свою новую квартиру, а впереди будет долгая и удивительно счастливая жизнь, и всю эту жизнь они будут вместе.
***
Утро было знойным, по-настоящему знойным.
- Тебе лучше сегодня остаться дома, малыш, - мягко сказал за завтраком Макс. В голосе явно прослушивались и забота, и приказ. И она осталась дома.
Наташа любовно перемыла посуду, вытерла её и поставила на место. Что нужно, убрала в холодильник, вытащила из морозилки кусок духовой свинины и оставила в миске размораживаться. Села в кресло и попыталась читать «Ребекку», однако английский её быстро утомил. Пыталась подремать, но счастливое нервное возбуждение гнало сон. Она надела купальник, выбрала из кипы старых журналов несколько штук, взяла шезлонг и вышла позагорать. Глянцевые картинки с бесконечными интерьерами увлекли ее в будущее настолько, что она вздрогнула от испуга, когда раздался детский голосок:
- Вы из города?
Перед ней стояла девочка лет семи, а то и меньше, болезненно-худенькая, нескладная, голенастая, с реденькими пушистыми выгоревшими волосами, торчавшими в разные стороны. Коротенькое платьице было грязным. Ручки и ножки тоже были грязными и тонюсенькими, а личико – безумно знакомым.
- Вы из города? – повторила свой вопрос девочка.
- Да, мы из города.
- Вы сюда приехали потому, что в городе страшно жить?
- Нет, не поэтому. В городе жить совсем не страшно.
- Но трудно, да?
- Почему?
- Так ведь там голод…
- Кто тебе сказал? Почему ты так думаешь?
- Вы ведь приехали сюда охотиться, да?
- Да.
- Значит, в городе больше нечего есть… Голод в городе наступил…
- Да нет же, в городе нет голода. Там всегда есть что покушать. Магазины круглосуточные...
- Аааа… Наверное, вы нищие...
Наташу передёрнуло.
- С чего ты взяла, что мы нищие?
- Тогда, наверное, у вас много детей…
- Нет, у нас ещё пока нет детей.
- У вас – это у вас и вашего мужа?
- Да.
- Ваш муж – это тот, который там… - и девочка кивнула в сторону реки.
- Да, это мой муж.
- Значит, это не для детей… Тогда всё-таки вы с ним, наверное, очень бедные…
- Да нет же, ну с чего ты взяла, что мы бедные?
- Но вы же приехали охотиться…
- Ну и что?
- Значит, вам нечего есть. Так ведь? Иначе, зачем бы вы убили столько птиц?
Разговор стал походить на заезженную пластинку. Тема еды была очевидно доминирующей, и Наташа подумала, что эта оборванная девочка, наверное, просто очень голодна и не знает, как намекнуть, чтобы её чем-нибудь угостили. «Похоже, попрошайничать она ещё пока не научилась».
- Слушай, знаешь что? Нам, действительно, столько не нужно. Сейчас я тебе принесу уток, ты отдашь их маме, а мама приготовит из них что-нибудь вкусное.
- У меня больше нет мамы…
Наташа испугалась продолжения разговора, засуетилась, пытаясь сообразить, куда Макс девает добычу, но девочка коснулась её загорелого плеча тоненькими полупрозрачными пальчиками и тихо сказала:
- Нет-нет, не надо… Мы здесь, на острове, не едим птиц…
- Тогда знаешь что? Ты подожди меня здесь, не уходи. Ладно? – Она вскочила с шезлонга и рванула на кухню. В огромном холодильнике было полно снеди: на прошлой неделе опять приходил катер, и капитан навёз продуктов, которых хватило бы на целую зимовку. Она отыскала пакет, стала кидать в него всё, что попадалось под руку, и при этом думала: «Максу ничего не скажу. Он бы не одобрил».
Пакет получился слишком тяжелым, и Наташа сообразила, что этому эфемерному созданию ни за что не дотащить его до дома. Она отложила что-то обратно и выскочила с пакетом на крыльцо. Но девочки уже не было. Сердце у Наташи бешено колотилось, и она в изнеможении села на ступеньку.
«Господи, что это было? Откуда она взялась? Стоп! Здесь же никто не живет на этом острове… Галлюцинация… или я схожу с ума…»
Ласковый тёплый ветерок нежно прошелся по её разгоряченной коже. Она благодарно закрыла глаза, глубоко с облегчением вздохнула, но тут же уловила в ветерке тонкий сладковатый тошнотворный и страшный запах, отозвавшийся в желудке позывом к рвоте. Она встала, и, пытаясь определить, откуда он, пошла за дом, дальше по узкой тропинке за сарай… Запах усилился. Обошла старые огромные кусты сирени, дошла до зарослей шиповника, служивших, видимо, изгородью, нашла в них проход, вышла на небольшую выгоревшую до голой земли от многочисленных костров полянку, и увидела на ней большую медленно и тяжело шевелящуюся серую кучу, похожую то ли на огромного медведя, то ли на какое-то фантастическое животное. Задерживая дыхание, она подошла поближе. Это была их добыча, их охотничьи трофеи. В падали копошились жуки, муравьи, черви, мухи, осы, то из какого-нибудь клюва, то из уже пустой глазницы, то из-под крыла выползали, вылетали насекомые, крылья, головы, лапы невыносимо медленно и тяжело шевелились, и казалось, что это мёртвые птицы безуспешно пытаются выбраться из кучи... Гудение насекомых сливалось в какой-то единый непрекращающийся мучительный стон... Дикий крик в горле перехватил спазм. Какое-то время она не могла вдохнуть, а потом всё-таки вдохнула, жуткий запах разложения ворвался в лёгкие, и её стало рвать… Уже убегая, она за спиной явственно услышала сдавленный хриплый звук, похожий на утиное кряканье... Вероятно, какая-то подстреленная вчера утка была ещё живой.
Спотыкаясь и царапаясь о кусты, она домчалась до домика и ворвалась в его спасительный сумрак, промчалась в ванную комнату, открыла на полную дурь воду и влезла под душ. Она долго тупо стояла под жёсткими весёлыми струями и всё пыталась избавиться от навязчивой картинки шевелящейся кучи.
С ощущением полной безнадёжности, бессмысленности и непоправимости она, в конце концов, покорно вылезла из кабинки, и несколько секунд простояла у зеркала, ужасаясь своему виду. Потом, мокрая, вышла на крыльцо, взяла пакет со снедью, предназначенной для девочки, занесла его на кухню и аккуратно разложила всё по полочкам холодильника. Переоделась. Увидев в окошке Макса, увешанного птицами, она легла, укрылась простыней и притворилась спящей. Она слышала, как он принял душ, потом стал звякать на кухне ложкой о чашку. Запахло кофе... Через какое-то время Макс зашел в спальню, пристроился рядом, и его тяжелая рука легла на её плечи. Он осторожно повернул её к себе – и ужаснулся бледности и сиреневым кругам под глазами.
- Малыш! Господи, малыш, что с тобой? Да что с тобой?
Она попыталась что-то сказать, но выдавила из себя только что-то нечленораздельное.
Макс принес холодной воды, положил ей на лоб мокрое полотенце, устроил поудобнее и вышел. Она слышала, как он сухо и четко говорил с кем-то по телефону, но не разбирала слов. Потом он опять вошел к ней.
- Малыш, всё хорошо. Не волнуйся. К ночи мы будем уже дома.
Скоро ей полегчало настолько, что она встала и помогла мужу укладывать вещи. Потом пришел катер, вошел всё тот же капитан, молча кивнул им, взял сумки и вышел.
- Давай-ка, малыш, посмотрим, ничего мы тут не оставили случайно? – и Макс стал методично выдвигать и задвигать ящики, открывать и закрывать дверцы. Нашёл какие-то бумаги, пробежал их глазами, усмехнулся, вынул из сумки папку и сунул их в неё.
С улицы потянуло гарью. Наташа выглянула в окно и увидела в той стороне, где была эта страшная поляна, клубы дыма и выскакивающие из-за кустов шиповника языки пламени, в котором, как ей казалось, сухо трещали птичьи перья, муравьи, мухи, осы, и от жара лопались жирные белые черви. Она устало подумала о той живой утке: «Только бы она уже умерла...» Мимо окна прошёл капитан с небольшой канистрой и стал спускаться вниз, к катеру. Макс подхватил свою спортивную сумку, открыл дверь, пропустил её вперёд, потом запер дверь на два ключа, и они пошли следом за капитаном. К вечеру они действительно были дома.
После душистой ванны она сидела на кухне и пила особый травяной чай, который приготовил ей Макс. Он сидел напротив, держал её за руку и опять говорил о том, чтобы она не волновалась, что всё будет хорошо, и что, скорее всего они вернулись с Птичьего острова втроем, как он и мечтал, и в этом всё дело… Она вымученно улыбалась ему, кивала. На секунду перед ней возник образ девочки с Птичьего Острова. «Понятно… Теперь всё понятно... Та девочка была похожа на птенца...» Внутри у Наташи что-то похолодело. «И у меня, конечно же, будет девочка… А Макс? А что Макс?» И тут же пришло знание: «Он будет любить этого ребенка…»