- Вот тебе рубль, смотри не потеряй, купишь три литра молока и булку хлеба!
- А мороженое?
- С получки, - привычно ответила мать и собиралась уже потихоньку выдвинуть
меня за дверь. Но я была толстая и упрямая, меня не так-то легко было сдвинуть с места, а матери некогда было долго упрямиться, она быстро сунула мне десять копеек и благополучно выпроводила.
Помахивая гремящим бидоном, я пропрыгала нарисованные на асфальте классики и уже совсем было направилась к магазину, как в открытых дверях соседнего парадного появилась Лариска, тоже с бидоном и слегка зареванная. По дороге Лариска показала мне большую грязно-белую лужу и объяснила причину своей слегка зарёванности. Вот здесь, на этом самом месте, она споткнулась, и лужа эта ни что иное, как три литра молока, и что от матери она получила подзатыльник, ещё один рубль и строгий наказ смотреть под ноги. И она, Лариска, теперь будет каждый малюсенький камешек обходить стороной.
В очереди долго стоять не пришлось, молоко белой пенистой шапкой вспухало в бидоне. И это было очень красиво! Дома почему-то такой шапки уже не наблюдалось."И почему так? Непонятно," - рассуждали мы, по очереди откусывая от вафельного стаканчика, причем Лариска так широко открывала рот, оставляя на моем мороженом глубокие впадинки от зубов, что какие-то странные кошки, наверное, маленькие и жадные , скребли мне душу.
Тем не менее, виду я не подавала, к тому же Лариска сказала, будто у неё дома лежат три фантика от сказочно дорогих конфет "Трюфеля", которые по самым большим праздникам едят самые богатые люди, и она, так и быть уж, подарит один такой фантик мне, ведь мы же подруги, и ведь я же даю ей откусить от своего мороженого. Про грязно-белую лужу было забыто. Поравнявшись с ней, я, как ни в чем не бывало, легко перепрыгнула через ее неровные края, но Лариска, вознамерившись проделать тоже самое, затопталась на месте, широко шагнула, подскользнулась и села в самую её середину! Ларискино молоко текло широким белым потоком, лужа на глазах превращалась в море. Лариска ревела густым басом, а в моей душе что-то тоненько и противно звенело: "А я не пролила, а я не пролила!" Наверное, те самые маленькие жадные кошки радовались! И зря радовались - подзатыльник поджидал и меня тоже.
- Где хлеб? Забыла? А мороженое почему не забыла?
Странные люди взрослые - разве можно забыть про мороженое, это же не хлеб! И что тут спрашивать-то? И так ясно!
- Бегом за хлебом! Я кому сказала, чтобы одна нога здесь, другая там! Отец сейчас на обед придет, а она прохлаждается!
"Да, пожалуй, придётся бежать во всю прыть," -подумала я, не торопясь проходя мимо Ларискиного парадного. И точно, появилась Лариска, опять с бидоном, сильно зарёванная! И мы помчались со всех ног! На обратном пути я, весело размахивая авоськой с хлебом, бежала вприпрыжку - а чего за хлеб-то переживать, ну уронишь пару раз, всё равно он никуда не денется, это же не молоко. Отряхнешь ладошкой, никто и не узнает. Лариска, сопя, торопилась за мной, но все же соблюдала осторожность - белое молочное море обошли с большим старанием. Лариска успела рассказать, что получила уже два подзатыльника, кроме того она оказывается тетеря, и вообще вся в отца.
Какая такая тетеря? И совсем Лариска на отца не похожа, это же ясно, как божий день! У дяди Жоры живот большой, такого у Лариски просто никогда не может быть, и сам он огромный, с усами, а когда стучит во дворе костяшками домино, то смеётся басом, и говорит такие слова, которые при родителях лучше не повторять - попадёт по первое число! Возле парадного Лариска облегчённо вздохнула, махнула мне рукой и скрылась, но через пару минут раздался грохот, бидончик выкатился на улицу, молоко ручейком стекало по ступенькам. Я смотрела на Лариску, и чувствовала, что у меня щиплет в глазах, и что, если бы у меня был миллион рублей, я бы его весь отдала Лариске, пусть она купит еще три литра молока, а я, так и быть, схожу с ней ещё раз!
А фантик от дорогой конфеты "Трюфеля" она мне и правда подарила. А как иначе? Мы же подруги!