В мои три-четыре года дедушка звал меня ласково – «девушка».
Помню, как вскидывал на плечи, смеялся – подмигивая, словно заговорщик, искоса взглядывая на бабушку.
А она ворчала и улыбалась:
- Дурочкой будет твоя девушка. Это же надо – край не знать…
На всех детских фотографиях я – с огромными шишками на лбу. Бесстрашно шагала с высокой кровати, с сундука, с крыльца… Бабушка вскрикивала, со слезами прижимала меня к себе, причитая…
А жилетка деда Миши пахла кожей, сапожной дратвой, дымом… Была она сшита из лоскутков: мягкой замшей – кверху, завитками овчины – внутрь. Я прятала лицо у него на груди, задыхаясь – от любви и счастья.
Начиная с весны, дедушка брал меня «на отару». Сопки покрывались первоцветами – пушистыми подснежниками – и переливались: фиолетовым, жёлтым, серебристым. Их звали «ургуйки», я знала – это первый корм. Овцы шли, задумчиво пожёвывая острые стрелки новой травы и мягкие нежные ургуйки.
Летом на сопках - множество саранок: ярко-жёлтые - «волчьи», и корни-луковицы у них не едят. А вот корешки оранжевых лилий - с туго закрученными лепестками и чёрными тычинками – лучшее лакомство. Дедушка выкапывает луковки, очищает от земли, моет в большой алюминиевой миске и ставит передо мной.
Этой же маленькой плоской лопаткой, которой копает саранки, он чистит у овец раны, засыпая их белым порошком и смазывая чёрной вонючей мазью. Я стою рядом, поглаживаю кудрявый лобик овцы, бормочу ей: «Потерпи, ну, потерпи немножко…». Потом протягиваю корочку хлеба и морщусь от щекотки, когда шелковистыми губами «бяшка» подбирает последние крошки с ладони…
Главная радость лета – гостить у бурят. Огромная юрта, куча ребятишек, костры…
Дедушку уважают: режут барана, варят большие куски мяса, подают трубку. И старухи все – с трубками. Их лица – как земля: с глубокими морщинами и трещинами беззубых ртов. На меня смотрят ласково, протягивая комочки слипшихся «подушечек» - самых сладких конфет моего детства.
***
От времени на жилетке полопались и разошлись швы. Я выберу несколько лоскутков, чтобы оставить – навсегда – в лоскутном одеяле моей памяти.