Калиф на час

Рябцев Валерий
     За неделю до «этого» Антон вдруг начал, что называется, спотыкаться на ровном месте. Всё бы ничего, но это была роковая «правая-кровавая» нога! А уж он то имел печальный личный опыт и знал всю убедительность и действенность этой приметы. Правда, это было так давно, что та ситуация просто не могла повториться из-за радикальной перемены обстоятельств. Но всё же… всё же… сей факт настораживал и вызывал подспудное беспокойство: «А что на этот раз? Какой «сюрприз» светит мне?» И сердился на себя за неумение поднимать ноги, и выговаривал себе: «Ах ты волчья сыть травяной мешок! Али ты идти не хошь?..», и суеверно скрещивал пальцы на руках пока, не споткнувшись особенно злостно, в очередной раз, вынес конкретный вердикт:
      - Да это просто виноваты новые туфли, никак не привыкну, «делов-то» их поменять!
Но не успел.

     Удар был нанесён профессионально: хлёстко, в самое уязвимое место. Порок пьянства такого масштаба безжалостен – тут же последовал второй, третий и… Антон сдался… пустился во все тяжкие...

       Первый день был безымянным, второй прошёл под лозунгом: «Вздрогнем», третий звучал грозно: «Тёмные силы гужбанят», четвёртый, естественно, был обозначен строкой: «Четвёртые сутки пылают станицы». Пятому… только предстояло дать имя собственное.

       Ранним утром поднятый горячечным похмельным синдромом Антон брёл окраиной городского района решая: «налево» или «направо»? Хотя чего там было решать? «Сапоги дорогу знают» - вертелась в голове домашняя заготовка. Идя потупив голову, дыша «духами» многодневного перегара и «туманом» очередной сигареты, которой он пытался сбить особо острые утренние угрызения совести и томление духа он и не заметил, как на его пути оказалась девочка. Небольшого росточка, на вид так годиков семи-восьми. Она шла впереди не спеша, чуть наклонив голову, вся такая ладненькая, а розовая курточка и беретик необычайно украшали её наряд. Антон, представив свой «супербрутальный» вид, решил не обгонять ребёнка, - мало ли чего, напугаю дитяти, - подумалось ему. Но потом припомнив, что наклон головы - есть верный признак доброжелательного внимания, а впереди была «контора», где за низкой оградкой, с грозным видом и лаем носилась кавказская овчарка, решил, что чиниться не надо, а можно просто подойти и заговорить, и провести ребёнка мимо опасного места. Быстро нагнав девочку, и, кашлянув в кулак прочищая горло, спросил своим самым проникновенным голосом:
     - А… разве можно маленьким детям одним ходить через этот пустырь? Рано утром?.. А-а?
Она словно ждала этот вопрос. Внимательно посмотрев на «непонятливого» дядю большими серыми глазами, ответила:
     - Можно!.. Я живу недалеко тут, - и, сделав какой-то неопределённый жест рукой, улыбнулась.
Они сразу же перешли на «ты».
Грозная овчарка, когда они проходили мимо, вопреки своим неизменным правилам просто вильнула хвостом, а потом одумавшись, демонстративно зевнув, отвернулась.
     - С чего бы это? - Про себя удивился Антон. Шли они рядом минут десять, не больше. Какие-то ничего незначащие вопросы-ответы, а перед самой развилкой, где Антону предстояло принять альтернативное решение, она вдруг спросила:
     - А как тебя зовут?
Антон назвался.
     - Какое красивое и ладное имя! - совсем по-взрослому и с «той», именно той, узнаваемой интонацией ответила она.
     - Да-а-а?.. - протянул изумлённо Антон, а потом, показав рукой «направо», - добавил: - мне туда.
Она попрощалась с ним легким одобрительным кивком головы и понимающей улыбкой.
Антон шёл быстро-быстро, не оглядываясь. – Допился! Вот ты какая, белая горячка, - с ужасом подумалось ему…

     Весна 1981 года волновала кровь, будоражила воображение. Антон уже познавший и радость любовных отношений и огорчение сердечных разочарований мнил себя опытным и бывалым, хотя если честно сказать, опыта было – кот наплакал.

     К воскресному вечеру смутное весеннее томление стало невмоготу и он решил прогуляться. Благо до пригородного леска было рукой подать. Как-то незаметно за простыми размышлениями он зашёл довольно далеко. Смеркалось. Назад решил возвращаться другой, короткой дорогой…

     Всё случилось так неожиданно, что он по началу ни удивиться, ни испугаться толком не успел. Из-за близкого поворота неожиданно на Антона выскочила миниатюрная женщина-спортсменка в олимпийке и кедах. Вместо того чтобы пробежать мимо, она, вдруг, шарахнулась к нему и с размаху со словами: - Спаси! Спаси! - бухнувшись на колени, вцепилась мёртвой хваткой в его ноги, полностью лишая возможности сдвинуться с места. Это был приступ животного страха, паники, полностью лишивший её рассудка. Это он понял по крупной дрожи сотрясавшей её худенькое тело, по искажённому лицу и молящим глазам с отчаянием устремлённым на него, по голосу полному ужаса и страха, которым она не переставала заклинать Антона: «спаси! спаси!». Теперь и ему стало не по себе. Паника – вещь заразная… Он попытался её отпихнуть, но не тут-то было, она только крепче, стальной хваткой прижималась к нему.
     - Да как же я тебя спасу, если ты мне и шага не даёшь сделать,- безуспешно пытался достучатся до её разума Антон.
Сам же лихорадочно считал варианты. В карманах ничего, кроме ключей, да и что там могло быть у законопослушного гражданина? Палка? Дрын? Но и этого, как назло, поблизости не валялось. Оставался вариант уговорить нападающего или нападающих отпустить несчастную с миром. Главное тут самому не показать своей слабинки, своего страха. Антон подбирая правильные слова с напряжением смотрел на поворот, но он был пуст. Наконец за деревьями мелькнула какая-то тень, Антон напрягся… и, вдруг, оттуда раздалось звериное рычание, негромкое, но полное ненависти и какого-то сожаления… Тут и Антона пробил озноб… к такому повороту он явно не был готов. Тень промелькнув ещё раз, похоже, растворилась в лесной глубине, оставив растерянных и напуганных наедине с лесом и тревожной тишиной…
…Только минут через сорок, когда они уже подходили к её дому она перестала к нему льнуть и постоянно оглядываться. Попрощались они у самого подъезда. Проводив взглядом закрывшуюся дверь, он подумал:
     -Господи, кто же мог на неё позариться?! Ни рожи, ни кожи... Впрочем, - вспомнив большие серые глаза признался он себе, - глаза красивые. Это точно!

     Через полгода осенью они случайно встретились в магазине. У неё была большая сумка с покупками, у Антона хорошее настроение и свободное время. Ну, как не помочь? По дороге и познакомились. Женщина назвалась красивым именем Лида. Он с улыбкой назвался Антошей. Она, выразительно посмотрев на него, певуче повторила:
     - Антон?.. Антон! - какое красивое и ладное имя!
И он понял - награда нашла героя.

В первое свидание она была какой-то зажатой и закрепощённой. И совсем не произвела на него впечатления. Антон был снисходительным «джентльменом», он, честно сказать, ничего «такого» и не ожидал от «серой мышки». Но вскоре он познал всю глубину женского блаженства. Она сопротивлялась до последнего… но судорожная волна вырывалась, вдруг, помимо её воли, и не зная удержу сметая всё на своём пути прокатывалось по её телу, и оно, такое горячее и упругое вмиг распадалась на клеточки, становилось бездонным морем, и… Антон тонул в нём, тонул весь без остатка, теряя способность соображать, сопротивляться, и что-либо ещё воспринимать, кроме этого падения, кроме этого парения... Потом, потом они лежали рядышком переплетя ноги и он слушал, как успокаивается её сердечко, как выравнивается дыхание, и не было для него музыки родней и ближе…
Но! постель-постелью и всю жизнь в ней не проведёшь. Да и к хорошему, человек привыкает быстро. Для Антона эта связь, что ни говори, была интрижкой. Слишком многое их разделяло. И замужество Лиды, и пресловутый квартирный вопрос, да и разность менталитетов со счетов скидывать не стоило. Но Лида к нему тянулась, всей своей простой душой, он это чувствовал и видел. И если какие-то вопросы можно было порешать, отложить и перевести отношения на новый, достойный уровень, то её замужество было для Антона истинным камнем преткновения. Лида о своём благоверном сильно не распространялась, а Антон, узнав, что её «законный» сам не в ладах с законом и находится то ли в местах не столь отдалённых, то ли в бегах, и не выспрашивал – много будет чести.

     Они встречались всё реже и реже. И вот самый канун нового 1982года. Антон получил сразу два предложения на его встречу. На оба и согласился. Лиде ответил коротко – буду, встретим вместе. Второе приглашение, от сослуживца, было оговорено рядом условий. «Старый» товарищ поучал его: «Будут девушки, да не абы какие, а студентки консерватории, между прочим, и тебе будет – восходящая звезда, век воли не видать. Так, что ты там смотри, свои солдафонские прихваты бросай, чай не в казарме будешь находиться, а в приличном обществе, анекдотов не рассказывай, можешь, чуть про классическую музыку поговорить». Антон дурашливо ответил: «ню-ню». Ещё чуть пошутили, посмеялись, вспомнили поручика Ржевского рассказав в тему по анекдоту, и разошлись готовиться…

     … Их познакомили и посадили рядышком за праздничный стол. «Восходящая звезда» представляла собой кисейную барышню с субтильной фигурой. Звали её Вика.
     - Н-да, - подумал Антон, - солдат ребёнка не обидит.
Застолье как-то вяло набирало обороты. Всё чинились, потому как было много малознакомых людей. Антон рассудив, что самое интересное ещё не скоро, впереди, в первый же перекур по-английски закрыл за собой дверь.

     … Через полчаса он уже был у Лиды. Перед этим, по дороге, он твёрдо решил – это свидание последнее. Это Рубикон. Перспектив он уже давно не видел. Что-то она скрывала от него, а мужчины не любят женских тайн, ох как не любят…
…Лида встретила его довольно буднично, без праздничного макияжа и вечернего платья. Антон по началу даже чуть рассердился - могла бы, мол, и подсуетится перед кавалером-то. Но потом, поостыв, решил: "Хорошо, что вообще приняли". Свидание не получилось. Лида чего-то тяготилась, Антон не выспрашивал, наверное чувствовал, можно нарваться. Бой курантов они встретили в постели. Тоже не самый плохой вариант. Но в два часа Антону вдруг стало ужасно скучно, и он, под очевидно надуманным предлогом стал собираться восвояси. Перед этим он рассказал, что с нового года отбывает в длительную командировку не особенно заботясь о достоверности своей легенды.
Проводить его она вышла на улицу. Антон, чмокнув её в щёчку, полуобняв за плечи, шепнул, - Иди, простудишься, и не оборачиваясь заспешил своей дорогой. Гримасу отчаяния исказившую её лицо и навернувшиеся слёзы он уже не видел…

      - Во дают! во где-то гуляют! - восхитился Антон, - услышав довольно слаженное на всю улицу «смок он зе вота». Песнь сопровождалась дребезжащими литаврами, роль которых, по-видимому, взяли на себя кастрюльные крышки. Какого же было его удивление, когда он понял, что хоровое пение раздаётся с балкона, где он сегодня перекуривал.
В квартире царил дух полной свободы нравов. Кто шатался, кто обнимался. В «телевизоре» ГДРовская рок-группа «подарок» партии и правительства советским людям на новый год, с удовольствием распевала: «во бист ду?! во бист ду?!» старательно низводя звонкую букву «б» до глухой «п».
       - Сами канайте туда, мелкими шагами… тоже «мене» братья по соцлагерю… - беззлобно отозвался Антон.
     Он налил себе рюмку и только прицелился вилкой в опёнка, как кто-то, сзади, закрыл ему ладошками глаза.
     - Я искала тебя, - раздался Викин укоризненный голос.
У Антона перехватило дыхание. Тепло нежных рук и тонкий аромат иногда похлеще нокаута.
     - Так… я… это… - Антон замялся, не зная, что сказать. Но тут Вика сама пришла к нему на помощь.
     - С Новым годом! с новым счастьем! – колокольчиком, на более высоком регистре, прозвенел её голосок.
… Они выпили за Новый год. Антон, дабы окончательно побороть смущение, наполнил бокалы по новой.
     - За что? - она испытывающее смотрела ему в глаза.
Антон не отводил взора. В её глазах он видел плавающий хоровод разноцветных новогодних огоньков, или это было её прошлое, настоящее и заманчивое будущее?..
     - За что?.. Не отмалчивайся!
Он, подумав, ответил:
     - За крещендо!.. В наших отношениях!
После этого тоста Вике стало совсем «хорошо» и она доверчиво прилегла Антону на колени. Он, в знак поощрения, положил свою ладонь на маленький холмик её груди.
 Внутренний голос, грубый и циничный, сказал:
     - Всё познаёт в сравнении. Здесь и сейчас!
И Антон, было, вожделенно прицелился к скромному декольте, как другой твёрдо возразил:
     - Только попробуй!
Тогда Антон нагнулся к Вике и тихо-тихо, почти что шёпотом произнёс:
     - Вика, ты чудо! Ты, маленькое чудо!
Она услышала его, несмотря на шум и гам пьяной компании, усталость и треволнения последних предпраздничных дней, услышала, улыбнулась и заснула…. А Антон сидел истукан-истуканом боясь пошевелится и потревожить её целомудренный сон…

Августейший август, благостная пора! Но тот август был для Антона временем напряжённым, спрессованным и в ожидании заветного события, и гонку со временем и самим собой. Предстоящая вскоре свадьба, покупка под это событие квартиры, ремонт и другие заботы требовали полной отдачи и напряжения сил.
В один из таких заполошных дней и произошла встреча с Лидой. Заскочив в салон городского автобуса, он вплотную столкнулся с ней, не увильнуть, не скрыться. Поздний срок беременности – вот, что сразу бросилось ему в глаза.
- Недолго-то она печалилась, - почувствовав маленький укол самолюбию, подумал Антон. Поздоровались, как старые знакомые, как соседи или как коллеги не видевшиеся день или два. Антон сделал вид, что не заметил беременности. Два-три стандартных вопроса, два три таких же ответа, и вот, бросив дежурное «пока», он уже пробирается на выход. Если бы Антон обернулся в дверях, то увидел бы, как бессильно склонив голову, она закрыла лицо руками.... И только к вечеру, ещё раз мысленно проиграв встречу, он сумел сформулировать впечатление: «Хороша! Всё-таки беременность и материнство главное украшение женщины!»

     Вскоре отшумела весёлая свадьба, и… медовый месяц оказался для Вики испытанием. В ней ещё не проснулось желание - издержки строгого воспитания. Антон проявил такт и терпение, и всё стало складываться, но тут её мама, властная и давно овдовевшая женщина, решив, что её дочь наивна и неразумна, а зять изощрён и коварен, взяла инициативу на себя в вопросе их семейного строительства. Это теперь-то Антон знает, что нельзя соревноваться в глупости с упёртым человеком – себе дороже. Но тогда он принял вызов. Терпел, терпел беспардонное вмешательство, а потом, не выдержав, заявил: «Я ни чей век уедать не собираюсь и свой не позволю», - хлопнул дверью. Конечно, это был демарш, рассчитанный на слабонервных, но тёща человек старой закалки, умело воспользовавшись представившейся паузой и довела дело до банального развода. Кармическая связь мать-дочка помноженная на «организаторский талант» бывшей тёщи, оказались сильнее тихо звучавшей мелодии любви.... И ещё долго-долго он вспоминал Викины тихие прощальные слова:
«Всё, что ни делается – к лучшему…»

     Только по прошествии долгих десяти лет Антон «созрел» и решился на второй брак. Вторая жена была полная противоположность первой. Этакая светская львица – местного р'озлива. Симпатичная, яркая, уверенная, она знала себе цену. И как-то полушутя, полувсерьёз заявила: «Я дорогая…» На что Антон по простоте душевной брякнул: «Не дороже денег!» И это чуть не порушило начинающий роман.
В тоже время состоялась ещё одна, виртуальная, встреча с Лидой.
 Как-то его не самая дальняя родственница, вдруг, передала Антону привет от неё.
- Лида?.. Наморщил лоб Антон. Хотя он сразу понял о ком речь, - Какая Лида?
Ему тут же и предъявили школьную фотографию, на которой были запечатлены детишки и родители по случаю окончания третьего класса. Антон был смущён, ибо родственница знала о серьёзном новом романе и почувствовал если не провокацию, то просто подвох, а потому постарался скомкать разговор и перевести на нейтральную тему. В ответ, он, ни благодарностей, ни привета не передал, фотографию не рассматривал,.. а зря. В девочке стоящей рядом с Лидой можно было узреть и его фамильные черты…
Вскоре «серьёзный роман» закончился поспешной женитьбой. Антон одним ударом решил покончить и с затянувшимся холостяцким периодом своей жизни, и с посягательствами возникшего вдруг конкурента. Но вскоре выяснилась неприглядная подоплёка матримониального поведения его «суженой». Конкурент оказался не просто конкурентом, а старым «заслуженным» любовником, в пику которому это действо и творилось. Полгода Антон боролся то ли сам с собой, то ли со всем осуждающим и смеющемся над ним миром, а когда её высокомерное отношение иссякло и сменилось на просто сердечное, когда казалось все треволнения и страсти остались позади, когда уже ничто не мешало плавному течению семейной жизни, он, вдруг, взял, да и предложил ей развестись… Гордая женщина не смогла ему отказать…

       Прошло какое-то время, да нет, целая эпоха!
     - Где та страна? Где те люди? «Иных уж нет, а те далече…» - думал Антон листая свой дневник. Что он пытался там найти? То, что не смог найти на книжных полках? Но и дневник не мог пролить бальзам на рану. Сейчас он ему показался сборником каких-то восторженно-наивных записей, которые, к тому же, и читались теперь в укор... Но! сегодняшний день - особый день, он просто обязан был его отметить. «И был вечер, и было утро: день пятый». Аккуратно выписал число на новой чистой странице, подчеркнув его два раза, и, поставив восклицательный знак, он написал под ним – День Ангела! Да, сегодняшняя случайная попутчица заставила взглянуть Антона на себя со стороны, но кроме душевных развалин он там ничего не узрел... И он думал, думал, ведь кроме укора ему давали шанс… или он просто хотел в это верить?..
Да, он страстно хотел сделать этот день поворотным в своей судьбе, не рассуждать долго, а сделать первый шаг! Но какой? Все возможные варианты, он, кажется, уже использовал раньше.
     - Идти по-второму кругу? – спрашивал он сам себя, - нет, это не выход…
     …Бессонница последних дней давала о себе знать, и уже лёжа в постели, борясь со сном, в полудрёме, всё пытался и пытался поймать ускользающую мысль…
     Звонок проводного телефона раздался утром.
     - Ты ещё жив, курилка? – хриплым со сна голосом спросил его Антон. - И кого это с утра угораздило? - думал он снимая трубку. На его недовольное «да» раздалась неожиданное:
     - Пап, привет!
Оцифрованный сжатый-пережатый сигнал не смог убить тепло и обаяние молодого женского голоса. Антон в растерянности молчал.
- Папуль, ты меня слышишь? – встревожились на той стороне.
- Это сон или явь? - вслух, наконец, спросил он сам себя.
- Ой, извините, кажется я ошиблась,- испугались там.
- Нет, нет, - теперь испугался Антон, - не кладите трубку, прошу вас... Пожалуйста!..