1
- Сама дура! И вообще я ухожу от тебя, надоело так жить! Я за вещами завтра вернусь!
Игорь хлопнул дверью и быстро, не дожидаясь, когда освободится лифт, стал спускаться по лестнице с девятого этажа. Он уже третий раз так хлопает дверью, ночует у матери в Еловке, и дважды на следующий же вечер возвращается к Ирине.
Дело в том, что работают они на одном заводе, в одном отделе главного металлурга, и столы их напротив. Оба – инженеры по обработке металлов давлением, поэтому выбор места приложения сил по специальности у них невелик.
По вечерам они ещё преподают металловедение, она - в техникуме, он – в филиале института, и оба ждут ухода на пенсию преподавателя ковочно-штамповочного производства. С их трёхлетним Борисом сидит бабушка: день в день совпали его рождение и её 55-летие, так что Антонина Михайловна ни дня не работала после наступления пенсионного возраста.
Когда Игорь спустился во двор, стал накрапывать дождичек. Соседка по лестничной клетке снимала с веревки бельё.
- Игорь, чего ждёшь, снимай ваши простыни! – и добавила словами и голосом мультяшного Винни-Пуха. – Кажется, дождик начинается.
Игорь послушно стал снимать простыни, пододеяльники и наволочки, складывая их вчетверо, потом оказалось, что надо ещё пополам сложить, торопливо запихивая в карманы брюк прищепки. Только вошёл под козырёк подъезда как хлынул ливень. Успел!
На последний автобус в деревню к маме он всё равно уже опоздал. Можно и на пригородном до Молявина, а там, может, какая попутка до Арефина подбросит, а дальше до Еловки и вовсе рукой подать. Дорога давно знакома. По ней ходил с четвёртого по восьмой класс в село, потом, каждый понедельник в город, в субботу обратно, когда учился в техникуме, из политеха вот, всё же за сто с лишним километров, приезжал лишь раз месяц. А то и реже.
Снова не стал ждать лифта, поднялся на самую верхотуру: всё равно надо разминаться – на работе же или за столом или за кульманом.
- Вот, бельё принёс,- сказал Ирине, как бы извиняясь за возвращение.
- Ой, Гошка, спасибо! Какой ты у меня молодец! Я, извини меня, наверное, была полчаса назад неправа. Но что-то мы часто стали в последнее время ругаться. Давай разберемся, обсудим всё. Мама с Борей к своей сестре ушла, ныне же пятница, нам ни кто не помешает, вот и поговорим начистоту.
Пятница у Озябликовых день особенный. На заводе это день чистоты, поэтому всех итээровцев, не занятых срочными делами, отправляют из кабинетов на закреплённую улицу, которая тянется вдоль забора предприятия. Когда-то купец Теребин поставил свой заводик на окраине села, теперь это чуть ли не центр города, поэтому и велено здесь блюсти порядок. Обычно благоустройство, наверное, навечно закрепленных территорий все сотрудники разных отделов заканчивали к обеду и со спокойной душой от выполненного долга шли по домам.
В пятницу же Антонина Михайловна уходила, в последнее время уже и с внуком, поскольку ему теперь там есть с кем побаловаться, играть - этой традиции лет, пожалуй, двадцать – в карты к старшей сестре, куда приходили ещё две подружки-старушки, одна из которых с внучкой. А ещё в пятницу, вот счастливое совпадение, у Озябликовых не было по вечерам уроков ни в институте, ни в техникуме.
- Почему мы ссоримся? – снова задала вопрос Ирина.
- Почему-почему, - передразнил он. – Оба мы с тобой в последнее время раздражительные стали. Ты чуть что, огрызаешься, а для меня и любая мелочь здесь заметна: кажется всё не так, словом, не хочу жить примаком. На тёщу не обижаюсь, она всё делает, чтобы нам помочь, но ведь, даже когда ты явно не права, всё равно она встаёт на твою сторону, а я один против вас двоих... Ты, Ир, не обижайся, но тут я не чувствую, что дома, хотя уже четыре года здесь живу. Давай сходим к директору, попросим у него хоть однокомнатную квартиру.
- Гошка, милый, да я согласна. Думаю, что Сергей Николаевич нам не откажет, мы же с тобой вон как для всех трёх кузниц стараемся. А потом маме ту однокомнатную отдадим.
- И мебель тут всю надо менять, её же твоя мама Антонина Михайловна в шестидесятых годах, наверное, купила, сами-то мы мало что приобрели. Я вот думаю из конструкторов на производство уходить, там больше платят, да и скоро часы у нас на преподавание ковки-штмаповки прибавится, так что денежки будем копить.
Директор Сергей Николаевич Сметанин был крутоват. Если что не по его, так и матом может любого покрыть. К его чести он так же грубо мог, не заискивая, говорить и с вышестоящим начальством, не любил когда вмешивались в его дела сверху, не любил и московских пустобрехов, гораздых на глупые советы. Однажды, это слышали несколько человек, находившихся в его кабинете, он смело послал дальше Москвы заместителя министра. В другой раз оборвал председателя облисполкома, который стал зачитывать ему жалобу на неправильное распределение квартир. Мне лучше знать, ответил он второму лицу в области, кто для производства нужнее, эта пи….ка или специалист по газификации, которого я только квартирой и переманил с оборонного завода. Его завод не первый год был лучшим по всему министерству.
Квартиры он распределял лично, конечно самых первых очередников не обижая, профком ему не препятствовал, да и строить жилья завод стал в последние годы больше всех в городе.
- Значит, однокомнатную просите, – уточнил он у Озябликовых на приёме по личным вопросам. Супруги, конечно, могли с директором встретиться в любое время, но решили пойти официальным путем. – Так у вас же, Инка, – со всеми хорошо знакомыми он говорил попросту и на ты, - трёхкомнатная. Ага, мать туда хочешь переселить. Ясно, дело житейское. Жаль, что Антонина Михайловна так быстро на пенсию ушла, хороший она у меня была начальник планового отдела. Помогу. В пусковой девятиэтажке уже всё расписано. Скоро начнём возводить новую, в ней и получите. Но с двумя условиями. Тебя, Игорь, мне уже советовали в начальники второго кузнечного цеха, вот и выведи его, пока та девятиэтажка строится, в передовые и чтобы она механические цехи не задерживала с дефицитом. А ты, Инка, подай пять рацпредложений, кровь из носу, но подай, тогда и будет у нас разговор.
- Ой, Сергей Николаевич, только позавчера в БРИЗ отнесла одно, давайте и его сосчитаем, - нахально высказалась обрадованная Инна.
- А в чём его суть?
- У нас половинки ножниц после обрезки облоя «горбатыми», как мы их называем, получаются, поэтому их приходится потом править на фрикционном прессе. Так я предложила новый штамп: матрица вверху, пуансон внизу, а ещё есть выталкиватель на пружинах и прижим. И поэтому детали не горбятся.
- Это словно баба сверху, а мужик внизу, - пошутил Сергей Николаевич. – Умно. Ты на мою шутку не обижайся.
- Да я и не обижаюсь, мне и главный металлург тоже так сказал, когда посмотрел чертежи.
- Значит, мыслим одинаково, не зря я его на эту должность назначил. Ладно, Озябликовы, решим ваш вопрос, идите.
На следующий год весной завод заложил новую девятиэтажку. Игорь Николаевич уже выводил цех №2 в передовые, Инна подала ещё одно рацпредложение, правда, без экономического эффекта, но исключающие травматизм при холодной штамповке за счет рычага, механически убирающего руки работницы из опасной зоны. Супруги по вечерам стали, как и планировали, преподавать ещё и ковочно-штамповочное производство. Деньги накапливались даже с опережением ими самими составленного графика, так что отважились они на второго ребёнка. Родился Дима в день, который и ныне помнит вся Россия – 19 августа 1991 года.
Лучше бы его не было. Сперва неразбериха со строительными материалами затормозила возведение нового дома, потом директор грубо, в своей манере, поговорил по телефону с молодым губернатором, отказавшись выполнить его просьбу бесплатно давать тепло от своей котельной в два административных здания. Раз мы строим капитализм, возразил он кудрявому губернатору, то почему же некоторые не хотят платить за товарный продукт. Тот спорить не стал, но через неделю прислал одновременно пять комиссий, которые, разумеется, нашли несколько нарушений. К слову, такие же были и у остальных директоров городских предприятий, но наказали одного и обидевшийся Сметанин ушёл на давно заслуженный отдых. Без него завод очень круто покатился вниз, не то, что дом строить, зарплату не чем стало платить. Сократили ползавода, в первую очередь как раз всю вторую кузницу, чтобы её отдельно стоящее здание выгодно отдать в аренду, потом от оставшейся половины убавили ещё половину, а денег всё не было и не было...
2
- Что мне, папа, делать? Жена меня совсем не понимает! Я даже уходить от неё к вам собираюсь, что посоветуешь, папа? – одолевал, чуть не плача, своими вопросами отца Борис.
- Что-что, нас вовремя надо было слушать, но об этом говорить уже поздно, надо тебе помогать исправлять ситуацию. Твоя Яночка уже беременна, а вы квартиру снимаете. Сразу материальный вопрос: как будешь жить, если тебе придётся платить алименты, да ещё жене с ребёнком, а если она не уйдёт к родителям, за жильё платить? Второй вопрос – ты характер жены хорошо изучил? Может, в чём-то лично ты виноват? И она хороша – расставить ноги сообразила быстро, а как жить с мужем – ни кто не научил. Сколько ей? Восемнадцать? И который раз скандалите?
- Второй.
- Всего-то! И ты быстрее в панику. Её-то хоть любишь или у вас было просто, извини за прямоту, половое влечение?
- Люблю. Но в последние недели характер у неё стал ужасный, такой она раньше не была.
- А вот тут ты не прав. Мы с тобой перед свадьбой говорили уже на эту тему, но, видно, мало. Откуда ты мог знать её характер, если встречались всего месяц, на второй день знакомства вы уже в машине друга узнали свои любовные возможности – и как раз это вам и понравилось в первую, видимо, очередь. Да, мало прежде я тебе внимания уделял. Знаешь что, завтра я всё равно поеду в Еловку, надо родительский дом проверить, тем более, что теперь все родственники отказались от дома в мою пользу, а я там два года не был. Вот там, в Еловке, и заночуем на воскресение, там обо всем подробно поговорим. А сейчас не пори горячку, отправляйся к Яночке, извинись, если не прав, если прав, всё равно извинись, она же беременна, в такое время все женщины бывают капризны, твоя мама, например. И отпросись у неё на два дня, объяснив подробно причину. Понял?
- Да. Ладно, пап, так и сделаю.
- Инна, слышь, ты нам назавтра с Борисом на два дня поесть наготовь, в Еловку едем.
Инна вышла из кухни.
- Я слышала почти весь ваш разговор. Значит, Борис снова с Яночкой поругался. Девочка, надо признать, капризная. Но и наш виноват. Ты с ним, Игорь-Гоша, в деревне поласковее поговори, объясни ему всё получше, хоть ему и двадцать один год, но всё равно ещё ребёнок. Ты же умеешь убеждать.
- Раньше надо было с ним на все житейские темы говорить, может, умнее бы был.
В это время выглянул из своей комнатёнки Дима. Квартира хоть и считается трёхкомнатной, но две комнатки такие малюсенькие. Когда Борис ушёл на квартиру, то родители из зала перебрались в его комнату. А в Димкину наконец-то купили, пришлось кредит брать, новый дорогущий компьютер. Скоро шестнадцать будет человеку, всё канючил и канючил, что у него самый старый компьютер, перед одноклассниками стыдно. Как быть ему не старым, если его, уже списанный, отец принес из института. Вот самая дорогая покупка за последние годы, если не считать современной стиральной машины и сотовых телефонов, и первый купили опять же не себе, а Димке. А большая часть мебели всё ещё тёщина.
- И меня возьмите в Еловку, я там не был с похорон бабушки, когда мне десять исполнилось, а теперь шестнадцать, - напрашивался младший сынок.
- Дим, - вмешалась мама, - им там вдвоём побыть надо, у твоего брата трудная ситуация. Но тебя в следующий раз обязательно возьмём, я тоже туда поеду, теперь решено, что бабушкин дом наш будет.
- Мать, я, пожалуй, прилягу, что-то устал сегодня, да и просто подумать о завтрашнем разговоре надо, сказал муж.
- Отдыхай, Игорёк, отдыхай. Мне ещё вам надо бутербродов наготовить, курицу запечь, а колбасы, хлеба и ещё кое-что завтра утром у автостанции успеете до отправки автобуса сами купить. Да ещё вот бельё погладить надо, так что я ныне в зале лягу, чтобы тебе не мешать.
Егора потянуло не на размышления, а на воспоминания. Если бы вот он тогда, когда решил уходить, развёлся, что бы было. Нет, не так. Димки бы не было. А парень славный растёт! В школу сам напросился с шести лет, на золотую медаль тянет, хочет информатику в самой Москве изучать. В городе, считает он, ему неудобно – родители преподы, другие студенты скажут, что всё ему достается по блату, да и что ни говори, столица есть столица, там гораздо большему можно научиться и работу престижную, может и за границей, потом можно найти.
Карьера, если не стал бы жить с Инной, тоже неизвестно как бы сложилась, ведь ему, он же мужчина, пришлось бы тогда уйти из отдела, а то и с завода. А женился ли бы снова? На примете же никого не было. Притом вот что надо учесть: сколько он знал знакомых со вторым, а то и с третьим браком, редко из которых оказывался счастливым, а вот спивался каждый второй. Разве только вот их бывшему редактору многотиражки повезло – у него третья жена сущее золото, но ведь и сама она уже второй раз в ЗАГС шла уже бабушкой. Ну, допустим, завод жалеть нечего, он и не помнит, сколько директоров после Сметанина сменилось, а дело всё хуже и хуже, пока почти совсем не прекратилось производство. Игорь, не дождавшись выплаты долга по зарплате в солидную сумму, ушёл на постоянную преподавательскую работу: когда мама умерла, просил новое заводское начальство отдать часть денег, чтобы достойно справить похороны, так не дали, вот после этого и ушёл. А жена ушла с завода в техникум ещё в первый год развала, теперь там завуч вечернего отделения.
Вот после рождения Димы и пошло всё наперекосяк. Не у них, Озябликовых, а в стране. Накопленные деньги пропали, завод разорили, какой-то аферист по чьей-то подсказке за смешной долг обанкротил предприятие. Все это видели, всё начальство в районе и области это прекрасно знало. Того афериста объявили в розыск, искать же не стали. Да и искать его не надо было – жил неподалеку от прокуратуры и с прокурорскими же выпивал. Потом якобы истёк срок давности, два года-то всего, кажется, и он вернулся на разорённый им же завод каким-то начальником по ценным бумагам. Вот такой у нас капитализм, и сколько же будет продолжаться период первоначального, вернее, грабительского накопления капитала?
А вот детям вроде так и надо. Борис учиться дальше не пошёл, зато устроился на своеобразный американский островок в нашем городе – совместное предприятие, у проходной которого висят и наш флаг, и звёздно-полосатый. Освоил станок с ЧПУ, теперь их он обслуживает одновременно три, зарплата по нынешним меркам у него очень высокая, поэтому и, женившись, сразу квартиру с Яночкой сняли. Яночка там же, контролёром, получает тоже прилично, их продукцию покупают за высокую точность даже Америке и Японии. Порядки там жёсткие, но работающим там нравится, все как один говорят, что если бы при социализме вся страна так трудилась, то и августа-91 и не было бы. А Димка вообще без ума от современной техники, компьютеров-телефонов, и вообще считает, что мы свою страну проели. На уроках истории их так учат?
Так о чём ему в первую очередь завтра с Борисом говорить надо?
...Проснулся рано. Снилась Еловка, деревенька посреди леса и с чистым озером на её окраине. Он, босой, ноги в цыпках, с друзьями подглядывает в щёлку сарая, куда вошли, оглядываясь и думая, что их не заметили, Рая и парень из соседней деревни. Кто-то из мальчишек чихнул – и вся ребятня потикала от сарая...
Ах, Еловка, Еловка! Уже несколько лет ты пустуешь зимой. После похорон матери на следующую весну не стало двух последних постоянных жительниц, старушек-подружек. Живут тут летом лишь дачники – дети, а то и внуки коренных еловцев, давно уехавшие в города. Пешком в деревню можно пройти по любой из трёх теперь чуть виднеющихся в траве тропок, раньше истёртых до пыли, а для машин, грузовиков или на худой конец, когда долго нет дождей, уазиков-вездеходов, есть в сумраке леса среди корневищ и ямин, в которых вода всё равно не просыхает, дорога. Но какая? Если по ней с трассы идти пешком, то затратишь двадцать минут, если ехать на машине, то, люди специально засекали – восемнадцать. И всё же есть в деревеньке один дачник из Дзержинска. Ещё есть одна интересная дачница, однофамилица, но не родственница Озябликовых, Анфиса Ивановна, которая давным-давно вышла замуж в Польцо, мужа уже схоронила, детей в город определила, а в своём селе огородом не занимается. Огород у неё, да ещё какой, всем соседям пример, в Еловке, где у неё, селянки, дача. Вот и живёт тут с апреля по ноябрь, да и зимой не раз заглянет в Еловку проверить дом. А грамотная какая! Это она всем напоминает запомнившиеся ей слова из песни Владимира Высоцкого: «Пусть впереди большие перемены – я это никогда не полюблю!»
Спел он это впервые в 1969, кажется, году, а деревенским перемены не нравятся лишь с последнего десятилетия прошлого века.
Вообще-то Игорь давно, с тех пор как стал учиться в техникуме, деревенским себя не считает. Но при случае в разговорах обязательно посочувствует всем знакомым, вспоминающим их родные места.
Да, пропадает деревня! Соседняя Липовка опустела за год. Весной, после очередного объединения мелких колхозов, убрали там начальную школу. Говорят, что первым перебрался в город многодетный Максим, самый в деревне умный мужик, к мнению которого прислушивались все. Никого он не агитировал, ни кому слова не сказал, а осенью все дома оказались заколоченными.
А вот Еловка держалась долго, хотя здесь никогда не было ни школы, ни магазина, ни фельдшера. Но чем дальше отодвигалась от деревни центральная усадьба колхоза, тем меньше становилось в Еловке жителей. А почему не пустела так долго, так об этом вся округа прекрасно знает: в каждом доме тут обязательно было по шесть детей, не меньше, даже как-то ещё в довоенной газете написали про этот «еловский стандарт».
Игорь Озябликов был как раз шестым ребёнком. Три сестры у него довоенных годов рождения, ещё две после возвращения раненого отца с фронта, а на парне была сделана окончательная остановка. Его и выучили всей большой семьей. Теперь ему и дом сёстры оставили.
Но надо вставать, собираться. С Борисом договорились встретиться в девять утра, за десять минут до отправления автобуса. Купил по пути хлеба, колбасы, конфет получше, вдруг кто-то из внуков его одногодков там будет, взял и бутылку водки, не с сыном, нет, это исключено, а на всякий случай – летом в деревне можно увидеть и того, кого не встречал десятилетиями.
А тут и сын подоспел.
- Пап, зачем такую тягость с собой тащить, всё это можно было бы и в Арефине купить.
- Так, сынок, это многолетня привычка – едешь в деревню, из города что-то с собой прихвати. А ну нас в Еловке отродясь магазина не было. Зато варили и коптили на продажу колбасу, собирали грибы-ягоды, и в город с полными сумками на продажу, обратно – тоже с полными сумками: товар – деньги - товар, как по Марксу. А ты про еловский стандарт знаешь?
И всю дорогу рассказывал про историю деревни, про Озяболиковых, Шубиных, Колосовых – в деревни было всего три фамилии, 18 домов, около полутораста жителей.
- У нас в каждом доме всегда жило три поколения: бабушка с дедушкой, отец с матерью и дети. Вот так и опыт передавался, вот так и была крепка, нет не семья, бери больше – держава.
Автобус до Арефина домчал быстро. Хорошо, что в этот раз достались сидячие места. В центре города была уже такая давка, что водитель вышел из автобуса и силком впихивал в салон последнего пассажира, чтобы закрылась передняя дверь. Теперь им с Борисом надо пробираться сквозь всю эту массу пассажиров, хорошо, что впереди тоже кто-то выходил...
Игорь в поездках по области, когда после сокращения всего его цеха некоторое время работал в отделе снабжения, наблюдал, как в разных районах садятся люди в деревенский автобус, недаром говорят: что ни город – то свой норов. В Богородске все культурно, не смотри что сельские, становятся в очередь к своему автобусу и даже в их городе отправляющиеся в Богородск вежливо спрашивают, кто за кем стоит. А вот на вачском направлении сплошная давка: автобус ещё подъезжает к платформе, а люди уже толпой готовы его штурмовать, чтобы достались сидячие места. Даже когда пассажиров всего пятнадцать-двадцать, то есть мест всем хватит, но нет, прут напролом, толкая соседей сумками, корзинами. Да ещё тем, кому на первой, в Верхополье сходить, встанут в начале салона, остальные протискиваются через них на заднюю площадку.
В Арефине зашли на кладбище, выпололи траву на могилах родственников.
А вот и Еловка! Дом целёхонек, издали видно, только, как и к соседним, к нему нет тропки. Густая трава везде: между колей малоезженой дороги, от дома до дома по всей улице, в огороде что-то невообразимое растёт выше забора сплошной зелёной с серой полынью массой. Дома дачников сразу заметны светлыми окнами.
Вот и знакомое крыльцо с деревянным, как принято издавна в Еловке, крашеным полом и крышей над ним теремком, поддерживаемой серыми от дождя и потрескавшимися по всей высоте стойками. Из-под стрехи испуганно вылетела птичка. Из пола метровой высоты вымахал крапивный куст. Замок заржавел, а ключ должен быть в щели слева от крыльца. Игорь сел на лавку в крылечке, стряхнув паутину и прошлогодние коричневые листья.
- Борис, достань из сумки фотоаппарат, щёлкни меня на фоне крапивы, и чтобы ржавый замок тоже в кадр попал. Сюжет получится хороший: «Давно мы дома не были!». Всем сёстрам такой снимок пошлю!
В сенях, посветив фонариком, обнаружил и косу, и топор, и запас сухих берёзовых дров, бересту для розжига. В кухне и двух комнатах пахло плесенью, сыростью, занавески даже не серы, а почти черны, везде пыль, пыль, пыль...
- Вот мы и дома, ты, Борис, не забыл, где у нас колодец? Воду в сени, натаскай полную бочку, шесть раз, как сейчас помню, надо сходить. Но проверь, не протекает ли бочка. А я затоплю печь, открою окна, осмотрюсь, потом к соседям сходим. А вечером окончательно определимся, что делать, да и поговорим с тобой по душам в темноте. Можно и лучину зажечь. Да ты, наверное, и про керосиновую лампу ни чего не знаешь?
3
- Ты, Игорь, извини меня, что в детстве тебя, бывало, поколачивал, - после объятий и первого тоста за встречу, занюхивая хлебом хорошо прошедшую, хотя и тёплую, внутрь водку с модным названием «Путинка», сказал друг юности Санёк, который как раз и приснился Игорю нынешней ночью, как они подглядывали в щёлочку за Раей.
- О чем ты? Да я и не помню ничего такого, дети же были – детские и забавы. Расскажи лучше о себе, очень давно мы не виделись.
- Давно живу в Нижнем, он ещё тогда Горьким был, а вот автозавод всё равно не переименовали. На нём, мастером в кузнице, и работаю. Там и женился, супруга из Выксы родом, техникум местный кончила, тоже мастер, в инструментальном цехе, теперь у нас двое детей. Утром поехали в Выксу к её родителям, только я по пути сошёл: дом-то дачникам из Дзержинска сдаю, раз в год они со мной за аренду расплачиваются, вот за деньгами и заехал. А теперь они вроде избу покупать собираются, да в цене мы пока не договорились: им дорого кажется, всё же десять лет со мной сполна рассчитывались, за домом ухаживали. Покупали бы сразу – дешевле бы в итоге вышло. А ты тут с сыном, один он у тебя?
- Двое, ещё Дима, ему шестнадцать, а вообще-то я скоро дедушкой стану.
- А я уже дед. Внучке Оленьке год, вот давай за наше третье поколение и тяпнем!
Стукнулись гранёными двухсотграммовыми, маленковскими, как их почему-то называли в Еловке, стаканами, каких в городах давно не осталось, всё рюмки да фужеры...
Санек, пережевав хлеб с колбасой, продолжил:
- Поломаются дачники, да и мою же цену всё равно заплатят, куда денутся. Ныне как раз в цене такие вот хаты в стороне от больших дорог – тишина, уединение, даже электричества нет, так что отдых от надоевшей телевизионной трескотни обеспечен. В больших городах, по себе знаю, такое одиночество ценится. Сам бы жил, да у меня дача всего в пяти километрах от города, и уединение есть: у нас зимой провода обрезали, так я для своей дачи восстанавливать электропроводку не стал, да и телевизор всё равно стащили, зато тишина по вечерам. Обещали по поводу покупки мои дачники через неделю позвонить. А я вечером на трассу, автобус на Выксу мимо около восьми часов пойдет.
- А шофер остановит?
- У меня на двойном тетрадном листе крупно «Выкса» написано, водитель издали заметит, вот как умно я придумал! А теперь давай тяпнем по последней и пойдём в нашем озере искупаемся. И сына своего зови туда.
Игорь с удовольствием согласился, озеро свою свежесть хранит до позднего вечера, раньше они в Еловке в самую жару даже в полночь ходили плескаться, из тёплой воды в ночную прохладу и выходить не хотелось.
Борис, оказывается, пока друзья детства вспоминали юность, успел всю траву скосить в огороде. Неужели их коса такая до сих пор острая, её же никто давно не отбивал? И как же ловко у Борьки всё получилось, его же косить-то ни кто не учил! Вообще-то он рукастый парень, не то что Димка-отличник, проводящий всё время за компьютером, а вот к домашним делам, которые чуть посложнее и требуют молотка, отвертки и плоскогубцев, не привык, надо сей недостаток немедленно, пока учиться в Москву не уехал, исправить, иначе ему, почти белоручке, в столичном общежитии будет трудно. А Борис молодец!
Пожалуй, внезапно Игорю пришла хорошая мысль, дом надо Борису с Яночкой оставить, пусть сами в нём хозяйничают. Борис за это лето кое-что в порядок приведёт, чтобы со следующего туда своих наследников возить на свежий воздух для пользы здоровья. Наследнику-то, высчитал Игорь, к тому времени полгода будет.
О своем решении вечером сообщил сыну. Дом от растопленной печи ещё не остыл, хотя все окна с трудом, но раскрыли. Решили спать в просторных сенях, наносив туда с огорода успевшей высохнуть травы, накрыв зелёное и приятно пахнувшее ложе, чтоб ни где не кололось, найденными в материном комоде простынями. Почти на сеновале!
Перед сном, в городе так рано ещё не ложились, решили посидеть на крылечной лавочке, отмахиваясь берёзовыми ветками от комаров.
- Ну что, берёшься сам за ремонт?
- А вам с мамой разве этот дом не нужен?
- У нас то выпускные экзамены, то вступительные надо принимать, отпуска только с августа, да и то не раз в техникум или институт вызовут. По секрету скажу: меня в этом году, с сентября, на административную работу поставить планируют, а я свои часы отдавать ни кому не буду, так что времени свободного станет ещё меньше. Так что, Борис, с Яночкой мирись! И берись за ремонт избы. А знаешь, у меня однажды, когда тебе три годика было, чуть дело не до развода дошло, но вот помирились, и с тех пор крупных ссор у нас не было, так, по мелочи иногда, да и нашей общей шуткой всё остановим: кто-либо из нас скажет, что, кажется, дождик начинается. И вот представь себе – не стали бы мы жить, значит, Димки-то бы не было. Да у вас с Яночкой всё ещё только начинается.
Помолчали. Потом отец продолжил:
- Вот с Димкой, когда он родился, мы больше, чем с тобой занимались, потому что сами постарше и поумней стали, а тебя больше бабушке доверяли.
- А я что, хуже Димы? Нет. Я, может, на тот год в вечерний институту поступлю. Правда, у нас рабочие на сложных станках получают вдвое больше инженеров.
- А начальство повыше?
- Ну, у тех в несколько раз больше нашего.
- Вот-вот. Но ведь то начальство когда-то рядовыми мастерами или конструкторами начинало, мои же бывшие ученики, а ты думал, как: институт закончил – и сразу главный инженер. Так не бывает, надо все ступени пройти, чтобы дело понять. Так вот опыт и накапливается.
- Да, пап, тут ты прав.
- Я, Борис, в последнее время как раз об этом часто задумываться стал, об опыте, о преемственности. Вроде бы всё просто: у тебя перед глазами пример дедушек-бабушек, родителей, всё ясно: что не надо делать, как не надо поступать, сколько известно чужих ошибок, зачем же их детям повторять? Сосед, к примеру, пьяница, всю печень пропил, однажды, упав, ребро сломал, так сын лакает больше родительского – и тоже рёбра ломает. А литературных примеров сколько! Только молодёжь книжек почти не читает. Видно, что на чужих ошибках многие не учатся, некоторым и свои не впрок, неужели очередному поколению опять ошибки родителей делать? Я вот к чему клоню: у вас с Яночкой скоро ребёнок будет, так воспитывайте его вместе и дружно с первых дней, а с супругой уже сейчас будь поласковей. Но и ей в принципиальных вопросах не уступай, ты же мужчина! Под каблук только тряпки попадают.
- Да помирился я с Яночкой ещё вчера!
- Вот и славно.
- Пойдем до сна по Еловке пройдемся, я тебе про все дома и про наших дачников подробнее расскажу.
Утром встали пораньше, ещё раз истопили печь, когда затухли все угли, политые для надежности водой, закрыли окна в доме и собрались домой: последнего автобуса на трассе ждать было рискованно – вдруг пройдёт, переполненный, не остановившись.