«Московия, славная наша держава…»
Гимнописец неразборчиво хрюкнул и умолк. Государь и Великий князь Аппарат Первый-второй и Окончательный смачно выругался и в сердцах треснул кулаком по полированной крышке. Глупая машинка, полученная от проклятых мерканийцев за право торговли лягушачьими ножками на Китай-городе, уже в который раз зажёвывала перфоленту, никак не желая вставлять в текст трудное слово «многопартийность». А между тем, в условиях неуклонной демократизации слово это имело важное политическое значение. Сегодняшний закон увеличивал минимальную численность партии аж до шестнадцати миллионов человек, что включало почти всё взрослое население и пахло уже книгой рекордов Гиннесса, неизмеримо повышая международный престиж страны.
Государь подошел к узкому кремлёвскому окошку и посмотрел во двор. Первые два думских омона уже проголосовали и теперь, растянувшись цепочкой, носили воду из проруби на Москве-реке. Третий омон, собравшись в кружок у костра, занимался не менее важным делом – сочинением традиционного утреннего письма татарскому хану. Посол в высоком малахае уже восседал на собачьей упряжке, готовый возвращаться в далёкую Нагатинскую степь, где гордо реяли бунчуки ханской ставки.
Ордынский владыка Мехмед Мишик-оглы Уна-Унсоев был зело стар и капризен, а в последнее время ещё и порядком озлоблен. Его славных аскеров, посланных на юг, порубили в капусту кровожадные импи, стоящие на страже Большой Трубы, по которой из промышленных арыков западного Байконура шёл поток ослиной мочи в Албанскую федерацию и дальше на север, в Камерунский каганат. Раздражение хана было так велико, что южную голову четырёхглавого медведя, украшавшего верхушки кремлёвских башен, пришлось на всякий случай убрать. Восточную голову сняли ещё раньше, тоже из дипломатических соображений. Великий князь тяжко вздохнул: о той истории не хотелось даже вспоминать.
В дальнем углу двора змеилась бесконечная очередь купчишек, мещан и прочего бухгалтерского люда, сгибавшегося под тяжестью мешков с недельным балансом. Баланс визжал, кудахтал и гоготал, измученный дьячок едва справлялся с сортировкой товара и выдачей лицензий. В целом бюджет пополнялся неплохо, и стабилизационный фонд, хранившийся в копчёном виде в подвалах дворца, вполне позволял правительству пережить суровую зиму. Однако и недоимщиков тоже хватало. Жадные олигархи готовы были сто лет просидеть в яме, лишь бы не делиться с государством.
Ничего, справимся, и не таких обламывали… Государь, скривившись, покосился на полированный деревянный ящик, рядом на столе лежал дырокол и почти израсходованный рулон бумажной ленты. Теперь снова набивать. Совсем не на кого положиться, грамотных-то где взять? То-то и оно. По-мерканийски да по-албански каждая собака знает, а гимн – дело святое, тут, поди, даже запятые нужны.
Он снова вздохнул. Да, с образованием беда. Яйцеголовые совсем обнаглели. Которых удалось изловить, только прикидываются, что работают, а сами стишки да всякую похабщину на заборах малюют. А кто написал, как узнаешь? Ночью не проследить, волки так и рыщут, боязно. Впрочем, последняя поправка к закону о СМИ включала и заборы тоже, упоминая даже кол и верёвку, но с исполнением, как всегда, дело обстояло неважно.
Великий князь, прищурившись, бросил взгляд в небо. Что ж, видно, запланированный ещё в прошлом году полёт на Марс снова придётся отложить. Когда же теперь?