Поручик переживал свой звёздный час. Точнее двухзвёздный – по числу звёздочек на бутылке, пожалованной ему с утра в знак окончания опалы.
А может и трёхзвёздный. Третья звезда была водяным знаком на визитке с факсимиле самого герцога де-ла-Гё: ему, почти приятелю славного королевского повара, словно простому члену Королевской Фамилии, предлагали ночлег в Лиловой Крепости.
Правда, Крепость расположилась на самом краю Королевства, и пользовалась зловещей славой, к тому же герцог стремительно терял форму и с минуты на минуту готовился оставить этот мир на попечение потомков... Не беда! Третья звезда увлекла его.
Поручик пыжился от гордости, сиял в предвкушении бесконечных почестей и радостей. Не исключая кулинарных.
Не спеша взобравшись на стремянку, он, практически со второго раза, переместился в седло терракотового мерина иностранной породы. Это был любимчик местного золотника, названый в честь кого-то Эдельвейсом.
Поручик вонзил каблуки в брюхо мерину и тот попробовал взять в карьер.
Так или иначе, он двигался вперёд, играя духом, пока к вечеру не добрался до большого противопожарного болота, в центре которого и утопала в роскоши и других пороках Лиловая Крепость.
Он с наслаждением вдохнул тошнотворный смрад гнилого болота. Некоторые неразумные животные считали его проходимым, поэтому дохлятины кругом было вдосталь. Его окружили стада местного гнуса. В воде резвились толстые, отъевшиеся на жирных болотах отборного перегноя, пиявки и другие непримечательные животные.
От природы Поручик не лишён был некоторого мужества и регулярно укреплял его аккуратными стопочками, однако неприятные ощущения несколько исказили его улыбку.
Дав мерину набраться храбрости, он больно ткнул его пяткой, и Эдельвейс снова ожил. Смрадное гнилостное болото окружило их со всех сторон.
Меж тем, заклубился туман. Однако гнус звенел, трясина чавкала, и не было причин бояться, что они сбились с пути.
В сумерках Эдельвейс больно ударился о фасад Лиловой Крепости, зловещие очертания которой по-прежнему мрачно нависали над болотом. Мерин взвыл. Поручик, воспользовавшись заминкой, осмотрелся.
Ни звука не донеслось из Крепости. Только бешено выли псы, коты истошными визгами напоминали, что весна в разгаре, да жуткие вопли неслись откуда-то снизу. Не знакомый со светскими развлечениями, Поручик не придал этому значения.
Он успокоил мерина и углубился в раздумья. Тревожные мысли одолевали его, обгоняя друг друга. Вскоре и темнота стала угнетать храбреца. Лишь странные завывания болотного газа, изредка нарушавшие печальное безмолвие, несколько развлекли его.
Наконец, он решился и пихнул своего спутника. Эдельвейс, однако, замер и наотрез отказался скакать дальше. По его застывшей морде было видно, что бедное животное перепугано насмерть. Вдруг он взбрыкнул и рванул прочь...
Поручик лихо выбрался из лужи. Тщательно утерся куском хвоста и направился к парадному. Тревога мерина несколько развлекла его. От души посмеявшись над его предрассудками, он решительно взялся за дверной молоток...
Под его натиском дверь, в конце концов, открылась и он ввалился в странный чертог, наполненный отблесками стали и костра, разведенного в большом камине. В глубоком кресле, свернувшись клубочком, мирно спал сам герцог. Рядом стояла женщина неопределенного возраста.
Глупости уже готовы были охватить опытного молодчика, но тут луч света от блеклой луны, пробился сквозь сумрак, и Поручик увидел перед собой древнее как мир создание.
- Пришёл, - удовлетворенно проскрипела она, и, окинув его оценивающим взором, добавила - Сойдет.
Она взяла со стола канделябр с догорающей свечой и покинула усталого путника через потайной ход, дверь которого уже не в силах была прикрыть. Ещё долго скрип её позвоночника и жуткое покашливание, грозившее Крепости обвалом, мешали Поручику сосредоточиться.
Наконец он устал и, незнакомый с местными обычаями, решился представиться спящему герцогу. Сон герцога оказался вечным. Это обескуражило Поручика. Он закрыл глаза и завыл. Кто-то подхватил его завывания. Поручик плотнее сомкнул очи, в надежде, что эти глупости ему сняться.
Прошло немного времени, и он, решив подсматривать, обнаружил герцога в окружении товарищей. В их гримасах была некая безысходность. Видимо, они явились за своим и заодно бросали алчные взоры на замершего в почтении Поручика.
От переполнявших чувств, его скрутило и швырнуло на колени. От толпы кто-то отделился и, не касаясь стертых коленями плит, направился к нему.
Нечто дотронулось до страдальца. Всё его тело, сверху донизу, аккуратно, без досадных зазоров, пропахала адская боль.
- Ну уж это слишком! - закапризничал Поручик и покосился на парадный вход. Позывы к рвоте взывали к движению. Словно мотылёк с обожжённой задницей, он бросился наутёк.
Резво, в два прыжка, одолел он большую лужу и скрылся в окрестностях.
Бредя по болоту, пробиваясь сквозь кусты и клочья тумана, он долго слышал невыносимый вопль, разрывающий его легкие.
Вдруг он споткнулся и упал. Голова его погрузилась в трясину, но, вследствие природной лёгкости, вскоре всплыла. Он долго лежал меж болотных кочек, затискав их до изнеможения. Сознание медленно возвращалось к нему, и вскоре, ни о чем не думая, он уснул.
Разбудила его сильная боль и мерин. Эдельвейс, всю ночь скитавшийся где-то неподалеку, споткнулся о него. К несчастью, морда его пришлась как раз на окрепшую за ночь голову хозяина, и это стоило бедняге четырех зубов.
Поручик выбрался из-под товарища, вскарабкался на кочку и перебрался ему на спину.
Он ехал по утреннему болоту, размазывая по мордам (своей и беззубой лошадиной) счастливые слезы благополучного спасения...