Краеугольный камень «реального социализма», освященный решениями многочисленных съездов, массовыми починами хозрасчетных коллективов, триумфальными успехами бригадных подрядов и передовых колхозных ферм, знакомый с детства принцип – «каждому по труду», в силу своей кажущейся очевидности не вызывал массового отторжения в обществе. Дожить до торжества коммунистической идеи, чтобы получать «по потребностям», надеялись немногие. Казалось более естественным и реальным делом озаботиться каждому о своих нуждах, начав построение своего маленького «коммунизма» в индивидуальном порядке. Последняя попытка определения исторических сроков наступления большого, общего для всех коммунизма была предпринята Н. С. Хрущевым и, судя по последствиям, не встретила ни должного понимания, ни энтузиазма у его соратников по Политбюро. Одно дело – коммунизм в виде лозунга, пролетарий с молотом в виде плаката, пламенная речь в виде ритуала, но совсем другое - становиться самому на деле равным этому пролетарию. «Товарищи» по партии между собой-то не были равны. И поднимаясь на трибуну Мавзолея, выстраиваясь на ней в строго определенном, тщательно продуманном порядке, соответственно политическому весу в негласной номенклатурной иерархии, давали обильную пищу для «инсинуаций» зарубежной прессе и прочим «вражьим голосам».
Услужливая общественная наука возвела принцип «распределения по труду» в ранг «экономического закона социализма», не смотря на то, что «распределение по труду» при углублении в этическую, мотивационную сторону вопроса обнажает корыстный, эгоистичный движущий интерес работника, со всей партийной стыдливостью именуемый «материальным». Интерес этот старее египетских пирамид, и отнести его к сугубо «социалистическому» можно было лишь, не опасаясь гнева основоположников научного коммунизма, надежно заключенных под стеклами в массивных рамках на стенах кафедр марксистско-ленинской философии советских вузов.
Вот как представляли себе «распределение по труду» авторы учебника для системы партийной учёбы 1968 года издания, времени известных «косыгинских» реформ: «Почему жизненные блага распределяются при социализме по труду, а не по потребностям? Это обусловлено тем, что уровень производительных сил, производительности труда при социализме ещё недостаточно высок, чтобы обеспечить изобилие материальных благ и перейти к распределению по потребностям. Кроме того, труд ещё не стал для всех членов общества привычкой, первой жизненной потребностью. Сохраняются пережитки частнособственнической психологии в сознании некоторых людей. Хотя уже при социализме моральные стимулы превращаются в могучую движущую силу развития общества, существует необходимость в использовании материальной заинтересованности для привлечения людей к труду».
Какова логика, однако! Если «сохраняются пережитки частнособственнической психологии в сознании некоторых людей», то из этого можно вывести «экономический закон социализма»? Разве социализм для того завоевывался, чтобы потакать частнособственническим инстинктам? Чем же такой «социализм» отличается от государственного капитализма?
Подобный «закон» входит в вопиющее противоречие с фундаментальными этическими ценностями и порождает массу неудобных вопросов. Кто и какими мерками будет определять «стоимость» труда? Чем определяется «цена» творческого, нестандартного труда? Кто будет оценивать в денежном эквиваленте радения всевозможных начальников? Кто будет сочинять «справедливые» формулы и придумывать всяческие «правильные» коэффициенты? А сколько должны будут «получать» нетрудоспособные члены общества, инвалиды, пенсионеры, дети? Кто будет это все громоздкое хозяйство контролировать? Кто будет контролировать контролеров? Какова будет общественная цена содержания огромной непроизводительной армии учетчиков, бухгалтеров, налоговиков, фининспекторов и прочих ревизоров с членами их семей? Это что, плата за «справедливость»? А не эта ли система привела к столь гибельному для страны и общества результату? В примерно такой причинно-следственной связи: оплата по труду – материальный интерес – неравенство – несправедливость – крах?
Рассмотрим аргумент об отсутствии «изобилия». Надо полагать, брежневские «теоретики» под изобилием понимали возможность удовлетворения любой, не ограниченной разумом прихоти. При таком определении «изобилия», коммунизм, действительно, отодвигался в исторически безопасные дали, дабы не слишком докучать номенклатурным радетелям за народное благо своими теоретическими неудобствами, из которых принцип равенства людей был не из последних.
А вот так партийные писатели представляли себе «уравниловку»: «При уравнительном распределении не проводится различий между квалифицированным и неквалифицированным трудом, между добросовестным работником и лодырем. И тот и другой при оплате труда получают одинаково, поровну, что выгодно только лодырям. Все это подрывает личную материальную заинтересованность каждого работника в том, чтобы лучше работать, постоянно повышать свою квалификацию, производительность своего труда».
Не претендуя на оригинальность, замечу, что деньги – никудышный воспитатель. Вот по части растления, разложения личности – инструмент более чем подходящий. Ждать когда под благотворным влиянием «материального интереса» лодырь превратится в самоотверженного строителя светлого будущего можно лишь при условии, что на пути в это прекрасное будущее нет никакой спешки. К тому же «уравнительное распределение» это еще не равенство. Речь должна идти о равной степени удовлетворения рациональных, разумных человеческих потребностей каждого члена общества. Физически, характер и объемы предоставляемых обществом потребительских благ разнятся, в зависимости от индивидуальных запросов. Равенство означает равнодоступность жилья, продуктов питания, равные возможности отдыха, доступности медицинских услуг, образования, удовлетворения культурных, духовных запросов человека. При этом, потребности молодой девушки, разумеется, будут заметно отличаться от потребностей сталевара, военнослужащего, ребенка или пенсионера. В сравнении с основной, жизнеобеспечивающей частью потребления, индивидуальная, вариабельная ее часть относительно невелика и вполне может быть обеспечена рынком товаров и услуг, при использовании денег или, что вероятнее, персональных кредитных карточек. По мере роста эффективности общественного производства, насыщения рынка, формирования разумной культуры потребления, нужда даже в кредитных карточках как средстве финансовых расчетов отпадёт.
Если воспитание лодыря «рублём» малоэффективно, то каковы могут быть иные средства воздействия на нерадивого работника? Прежде всего, конечно, коллектив. В настоящем рабочем коллективе, где все добросовестно, с полной отдачей трудятся, лодырь, рвач, «несун» чувствуют себя весьма неуютно. Наряду с прямыми средствами отрезвляющего рабочего воспитания, есть ещё административные и уголовные. Упования же на «материальный интерес», как дисциплинирующий фактор или наивны, или, скорее всего, неискренни.
Ну, а как быть с «различиями между квалифицированным и неквалифицированным трудом»? Да никак не быть. Принцип равной удовлетворенности потребностей людей и есть ответ на этот вопрос. Это касается любых видов «квалифицированного труда», от инженерного, преподавательского, научного до управленческого, директорского, министерского и президентского.
Странная закономерность. Человек, находящийся в угнетенном, подневольном состоянии на низших ступенях социальной лестницы стремится к равенству, т. е. к повышению своего статуса. Зачастую идет на каторгу, на лишения, берется за оружие в борьбе за справедливость, за свободу. Побеждая, обретая власть, общественное положение, начинает «забывать» свои же слова о равенстве и справедливости и не торопится уравнять себя с другими, находя внутреннее оправдание своего возвышенного положения в своих заслугах перед народом, партией, в своем «опыте», руководящих способностях, в конце концов, убеждая самого себя в своей исключительности и незаменимости.
Социализм начинается с равенства. Коммунизм всего лишь добавляет к равенству изобилие. Обобществление средств производства, уничтожение частной собственности есть необходимое, но недостаточное условие построения полноценного социалистического общества. Как равенство, так и свобода для своего утверждения в обществе не требуют капиталовложений, финансирования, строительства дорогостоящих объектов и сооружений, нуждаясь лишь в наличии разумной направляющей воли. Отсутствие равенства автоматически ведет и к ограничению свободы. Действительно, «хлебные места», обеспечивающие в условиях неравенства преимущественное положение, становятся привлекательной добычей, объектом беспринципного соперничества, кадровых интриг, блокирующих доступ к ним действительно компетентных и ответственных людей, ограничивая свободу их самореализации. В свою очередь, подавление свободы нарушает важнейший принцип «от каждого по способностям», ведет общество к стагнации и загниванию. Кто знает, сколько невостребованных талантов, несостоявшихся руководителей, конструкторов, ученых не смогли полноценно подарить свой талант народу, будучи остановленными на дальних подступам к социально значимым должностям корыстным, материальным интересом самозваной, цепкой управленческой «элиты»? Неравенство дает преимущественную дорогу во власть не лучшим представителям общества, а худшим, имеющим минимальные нравственные ограничители, не гнушающимся никакими средствами в борьбе за вожделенный пост.
Представим себе, к примеру, атомную подводную лодку как единую замкнутую систему. Каждый, из более чем ста грамотных, мужественных подводников, занимая свое место согласно боевому расчету, становится частью единого целого организма. Чем более он себя будет ощущать этой частицей, тем меньше в нем страха, боязни замкнутого пространства, чувства несвободы. На борту лодки все равны. От ошибки любого могут пострадать все. Чем больше понимания взаимозависимости в экипаже друг от друга, тем более сплоченной и отважной становится команда. Какие здесь нужны дополнительные способы мотивации действий членов экипажа? Материальный интерес? Премия, если лодку не потопил ненароком? Может, страх? Так за неправильные действия сам виновник пострадает, чего никакое мыслимое наказание не перевесит. А какой «интерес», к примеру, имеют клетки печени в организме? Почему не просят «премиальных», а «честно» и «профессионально» делают свое дело, «всего лишь» получая право на полноценную жизнь? Каково отношение моряков к «собственности» в виде подводной лодки? Что изменится для подводников, если они все, сходя на берег, придут в свои дома, равные по удобствам и площади, получат равные довольствия на себя и членов своих семей? Разве что, их боевое братство будет продолжено и на суше, привнося в жизнь ту атмосферу солидарности и взаимовыручки, которую они имели в походе.
Характерно, что либеральные пустозвоны мигом затыкаются, когда речь заходит о реальной эффективности, а не о мифической «рыночной». Когда надо создать действительно предельно действенный социальный организм, например армию, ни о какой «невидимой руке рынка» речи не идет. Распоряжения, приказы, дисциплина, равенство перед лицом общей ответственности. Либерализм – химера для внешнего потребления, для воров и властолюбцев из партноменклатуры, да экзальтированных неофитов из «творческой интеллигенции», всерьез воспринявших идейные «ценности» двухвековой давности. Самих же капиталистов ничего кроме прибыли не интересует, и там, где для увеличения или сохранения прибылей нужна боеспособная армия, ее строят на принципах не сильно отличающихся от строевых уставов Красной Армии.
Так и современное общество должно быть построено, как экипаж огромного судна, где от работы каждого, зависит благополучие всех. Неважно как назвать этот корабль, являющий собой совокупность всей «общенародной собственности». Думаю, это вообще никакая не собственность. Это техногенная среда обитания, наряду с воздухом, землей, солнцем, природными ресурсами образующая единое пространство, благоприятствующее человеческой жизни. А среду, как и саму жизнь не следует рассматривать в политико-экономических категориях вообще, разве что осмысливать в философски-этическом плане…