Тревога
Пока реклама с экрана телевизора навязывала зрителям разные товары, Ольга успела расправить сыну постель, проследить, чтобы он сделал все необходимые на ночь дела. Уложив, она ласково погладила его по мягким волосенкам:
- Смотри «спокойной ночи», а потом – спать.
Сын крепко закутался в одеяло и уставился полусонным взором в телевизор.
Ольга подошла к окну, чтобы задернуть штору. Весь день капал мелкий нудный дождь, но к вечеру небо прояснилось, закатное солнце подрумянило городской пейзаж, и следующий день обещал быть теплым и уютным.
Под окном остановились две милицейские машины, постояли с мгновение, а затем быстро уехали.
Сквозь шум льющейся воды и бряканье моющихся тарелок она слышала, как Хрюша со Степашкой рассказывали ее сыну приторно-глупую историю, и Ольге подумалось, что под нее невозможно не уснуть.
На душе было легко и чисто, будто вымыто дождем. Она давно не испытывала такого счастливого состояния. Видимо, это оттого, что прояснилась погода, а завтра вернется из командировки муж, и они всей семьей поедут в деревню к ее матери. Там, в деревне, она по-настоящему могла расслабиться и отдохнуть, а грядки и сенокос – это не работа, праздник…
В прихожей запиликал звонок. Ольга удивленно взглянула на часы – поздновато для гостей.
На площадке стоял молодой, почти мальчишечка, милиционер:
- Срочно, в течение получаса, прибыть с тревожным пакетом на Советский проспект, семьдесят пять, - он говорил очень четко и серьезно.
- Простите, не поняла, - смутилась хозяйка.
- Тревога, - также четко сказал милиционер, - сборный пункт на Советском проспекте, в здании РОВД. Прибыть нужно не позднее двадцати двух часов.
Что-то вдруг больно дернулось внутри у Ольги, и она почувствовала, как по рукам побежали мурашки.
- Да, конечно… но что случилось? Что потом? Повезут куда-то?
- Все распоряжения на месте, - милиционер уже начал спускаться по лестнице.
- Постойте, что нужно положить в этот… тревожный…?
- Тревожный пакет? У вас же памятка должна быть. Что… Еды на сутки, документы, лекарства, полотенце… сами подумайте!
Милиционер сбежал по лестнице.
Ольга в оцепенении осталась стоять у открытой двери. Мысли в голове суетились, пульсировали, мешались. Сразу вспомнились милицейские машины под окнами. Закат какой-то необычный, ядовито-яркий. Подумалось, что какая-то авария на заводе. А точного ответа не было. Что? Что…
Она стряхнула с себя столбняк и быстро стала собирать необходимые вещи.
Сын уже спал, раскинувшись, из-под одеяла торчала розовая пяточка. У Ольги сжалось сердце, но она взяла себя в руки и решила разбудить его в самый последний момент.
Телевизор потихоньку бубнил новости, но тревоги на лицах дикторов не было. Ольга пощелкала кнопкой: по всем программам шли предвыборные дебаты, только по местному телевидению какой-то пустой фильм. Пресса молчала. Не знала? Хотя смешно… Скрывала? Но что? Война?! Безумие. Тишина вокруг... Авария? Все-таки, наверное, авария, и они с сыном уже несколько часов дышат не свежим последождевым воздухом, а – смертью…
Ольга бегала по квартире с целлофановым мешком, в котором болталось одно полотенце, и никак не могла сосредоточиться и сообразить, что входит в этот «тревожный пакет».
Пресса молчала, но вокруг была тревога. Ольга ясно ощущала ее теперь всем телом, каждой клеточкой, тревога была всюду и во всем, и она была тем более страшна, невыносима, так как шла от неизвестности. Отнимала силы.
Ольга почувствовала невыносимую усталость и опустилась на диван. Она не знала, что делать дальше. Пожалуй, впервые она всерьез осознала отсутствие мужа. Он бы все взял в свои руки и не дал бы ей распуститься. Но сейчас нужно было решать все самой. Ольга собрала остатки сил и…
Через пару минут «тревожный пакет» был собран, Ольга бросила его в коридоре, и только тут заметила, что так и не закрыла дверь. На площадке было тихо. Соседи, наверное, в такой же растерянности пытались собраться, понять происходящее. Ольга закрыла дверь и стала будить сына. Он сопел во сне, вздыхал, но не просыпался. Она взяла его, сонного, на руки, стала одеваться, путаясь в одежде, и сын захныкал. Ольга чувствовала, как дрожат руки, но рассудок ее теперь был спокоен и холоден.
Вновь запиликал звонок.
Ольга резко распахнула дверь.
На пороге снова стоял тот же мальчишка в милицейской форме:
- Вы извините, ради Бога, - быстро сбивчиво говорил он. – Оставайтесь дома. Тревога учебная, с этими выборами все запутались, чуть не каждый день поднимают. А я недавно работаю. Адрес перепутал. У нас сотрудница в соседнем доме живет. Простите, пожалуйста! Простите…- он побежал по лестнице вниз.
Ольга осталась в полной растерянности. Потом очнулась, быстро положила сына в кровать и распахнула окно:
- Молодой человек!
Милиционер торопливо шагал от дома.
- Товарищ милиционер! Так тревога точно учебная?
- Конечно! – крикнул он, обернувшись на ходу. – Извините еще раз. Спокойной ночи!
Гуляющая во дворе молодая пара странно посмотрела на участников непонятного диалога, и заулыбалась между собой.
Ольга вновь раздела сына и уложила спать. Потом стала разбирать «тревожный пакет» и рассмеялась. Смеялась долго, никак не могла успокоиться, и смех постепенно перешел в слезы. Ольга плакала, уткнувшись в ладони. Рядом, к суточному запасу еды, брошенному в пакетике на пол, пристроился кот, медленно и деловито жевал колбасу. Сын крепко спал, так и не поняв, что случилось. Из распахнутого окна тянуло вечерней свежестью.
А Ольга плакала и плакала. Ей вдруг близка и понятна стала любая трагедия, о которой она слышала за смутное время из прессы: всякая авария или стихийное бедствие в далеких неизвестных городах, и война в кавказской республике, такая непонятная и ненужная, что не верилось в ее реальность… И перед всем этим она была бессильна. Не могла защитить себя и своих близких.
В телевизоре все также плели свою политическую паутину люди, обещающие счастье и процветание всем, и ей в частности. Она вспоминала их лица, слова. И боялась каждого, и ждала что-то от каждого. Еще было время и неизвестность.
А в душе? В душе осталась учебная тревога. Учебная – перед большой, настоящей, страшной – и, увы! вполне возможной…
15.06.96г.