ХУДОЖНИК ИВАНОВ И ЕГО ЧЕРТ
Трагикомедия в двух действиях с одним антрактом из посюсторонней жизни, сочиненная Львом Ханиным и Сергеем Мосиенко в Новосибирске в 2004 году.
Персонажи
Художник Иванов. – Лет около сорока пяти.
Чёрт – Существо в сценах первого действия украшенное необходимыми причиндалами (Хвостом, рожками, копытами). Во втором действие возникает в образе пожилого потрёпанного джентльмена одновременно похожего на Антона Павловича Чехова и Якова Михайловича Свердлова.
Марина Игоревна. - Была когда-то женой Иванова и сохранила об этом времени самые мерзкие воспоминания. Выглядит лет на тридцать, хотя гораздо старше.
Дама в чёрном. Жена заказчика. Плоская и широкая.
Кудрявцев Сергей Эммануилович. – Джентльмен. На службе. Не глуп. Со всеми, кто не начальник и небогат, разговаривает снисходительно-покровительственным тоном.
Володя. Художник и друг, часто проводит время за умственной беседой и выпивкой.
Лена. Молода, образована, красива. Редкое сочетание во все времена.
Кузьмин. Неприметный господин в штатском.
Манекен, изображающий натурщицу. – Манекен.
Действие первое
Сцена первая
Мастерская Иванова. Большая комната в четыре окна. В одном углу диван, на журнальном столике полупустая бутылка “Мартини” и несколько мандаринок. Стеллаж с книгами и альбомами. Везде стоят прислоненные картины в рамах и без.
На сцене должен быть экран на котором постепенно появляются фрагменты картины Босха “Воз сена”. К началу действия картина готова примерно на две трети. Художник работает над его центральной частью. Картина одновременно на мольберте и на конструкции, что видна из зала. Остальная её часть заполняется постепенно во время работы художника, до конца пьесы.
На подиуме среди комнаты в кресле в раскованной, естественной позе сидит натурщица. Хотя, если приглядеться, она больше похожа на Манекен. Звучит тихая музыка – тема её должна повторятся в ряде сцен.
Иванов. (Обращаясь к Манекену. Во время монолога работает). Почему ты не спросишь, Дмитрий Леонардович, а зачем вам в мастерской бинокль? Я бы отрапортовал; чтобы вблизи наблюдать превращения воздуха в облака. Там, в небе, совсем другая жизнь. Нечеловеческая. Облака сливаются, и в порыве страсти оплодотворяют землю дождем и в свой срок накрывают её снегом.
(Поднимает голову. Задумывается).
Иногда, они хлещутся молниями и ругаются громом, так, для острастки. Там, где небо уходит в вечность, что-то всегда происходит. И очень важное. Не пойми что. Зря что ли своих богов люди загоняли то на небо, то в преисподнюю? На земле им места нет.
(Пауза. Декламирует)
“Усталый раб, замыслил я побег в обитель дальнюю трудов и чистых нег”.
(Кистью показывает на Манекен).
Ты среди облаков – Ева. Из той плоти, из которой сотканы облака. “Дыша духами и туманами…”. Облака, подсвеченные золотом заходящего солнца. И это было - сотворение вселенной, сотворение женщины в бесконечном небе – вот, что это было. Теологи и физики пусть отдохнут. Никто из людей начало мира не наблюдал и рая не видел.
Открывается та часть левой створки, где изображено сотворение Евы (К Манекену)
Разве на земле может быть Рай? А ещё где нибудь? На Луне, на Плутоне? Не знаешь? И я не знаю. И никто не знает. А спросить некого и не с кого. Оттуда никто не возвращался. Потому, наверное, никто туда не спешит.
Говорить, когда молчат – одно удовольствие. Получается - вечные истины изрекаешь. Картины делаются как дети - для этого занятия предпочтительно одиночество. Никто не мешает, рассуждай да крась картины и крась. Плати налоги, плати алименты, живи да радуйся! Вот он, наш девиз! Только плати!
Раздаётся требовательный стук в дверь, Иванов, не торопясь, под аккомпанемент усиливающегося грохота, кладёт инструменты, вытирает руки. Открывает. Врывается стильно по-летнему полуодетая блондинка.
Марина Игоревна. Час долблюсь, оглох, что ли? У меня с тобой всегда одни неприятности! (Показывая на Манекен) Понятно! Баб рисуем. Голышом, естественно. На ребёнка тебе наплевать! Всегда так было! Как мне не повезло! Свободен, наконец? А ты всегда меня обманывал. Поздно я тебя раскусила. Мне скоро улетать, а тебя не поймаешь. И дома нет, и в мастерской тебя не застать. Работаешь? Я всегда знала, как ты работаешь! Мазила несчастный. Я тебе записку оставила на столе. А ты ещё и дома не бываешь!
Иванов. У тебя ключи от моей квартиры?
Марина Игоревна. Я ещё не все вещи забрала.
Иванов. Разве?
Марина Игоревна. (Глядя на Манекен) Смотри-ка, развалилась, сидит, не шелохнется. Я вам, милочка, про него расскажу, чтобы знали с кем связываться. А молодая! А бесстыжая! (Иванову) Пусть одевается и уматывает. Я при посторонних женщинах не собираюсь выяснять наши отношения.
Иванов. У нас остались отношения? Чтобы их выяснять? Ты мне полгода уже посторонний человек.
Марина Игоревна. (Подходит к Манекену со спины) Ну с ребёнком ты не разводился, я надеюсь? (Обращаясь к Манекену) Девушка, как не совестно, у меня отдельный разговор, неужели вам интересно? Ну, молодежь!
(Как бы поторапливая, подталкивает Манекен. Манекен падает и рассыпается).
Иванов. Что, угробила натурщицу?
Марина Игоревна, пятится назад и падает на диван.
Иванов. Собирай! Или “скорую” вызвать?
Марина Игоревна нетвёрдой рукой свинчивает пробку и нервно глотает из горлышка.
Марина Игоревна. Что это?
Иванов. Это? Итальянский вермут. Настоящий!
Марина Игоревна. (Показывает на пол) Это…
Иванов. То, что осталось от девушки. Я же сказал, собирай.
Марина Игоревна. Дай отдышаться. (Припадает к бутылке). Это инфарктом пахнет.
Иванов. Это ты инфарктом пахнешь!
Пытается забрать бутылку, но поздно. Из неосвещённого угла показываются черт. Обыкновенный, по-летнему одетый Чёрт. В шортах и майке с надписью “Калифорния”. Без головного убора. Не скрывает старорежимных рожек, хвоста, на который он впрочем, старается не наступать. Художник делает неопределённый пассы рукой.
Иванов. Кыш, проклятый, кыш отсюда!
Марина Игоревна. Это ты мне? (С угрозой) Я тебе такое “кыш” покажу. (Оглядывается и видит черта. Предобморочно). А это что?
Иванов. Не “что”, а “кто” – Чёрт! Познакомься.
Чёрт, подхватив хвост, подходит к даме и, кланяясь, галантно представляется
Чёрт. Зовите меня просто – Чёрт!
Не отвечая на изысканное приветствие, Марина Игоревна швыряет в Чёрта мандаринку, и добивает вермут. Он её ловко ловит, и тут же очистив её, преподносит даме. Та её машинально съедает.
Чёрт. (Любезно) Плод подчеркнёт букет напитка. К вермуту, самый раз. Не яблочко, конечно, коим я угощал Еву.
Марина Игоревна. (Не обращая внимания. Иванову) Я тебе давно говорила, допьёшься! От тебя всего ждать можно! Откуда он взялся?
Иванов. А я знаю? Стал красить заказ, он и объявился.
Марина Игоревна глядя на черта, пятится к двери. Чёрт молчаливо, но с любопытством наблюдает семейную сцену.
Иванов. Зачем пришла? Натурщицу изувечить? Настроение испортить? Вермута выпить? С чёртом познакомиться?
Марина Игоревна. Я в Грецию улетаю. Мне твой вермут даром не нужен! Хотела тебе ребёнка отдать на неделю. А теперь (оглядываясь на Чёрта) нет! Я лучше (С угрозой и подтекстом) Нинке пристрою.
Не прощаясь, Марина Игоревна уходит.
Иванов. Являются тут всякие, незваные.
Чёрт. Я над собой не властен. Выпивку прятать надо. Извини. Это ведь не вермут, это - проявитель. Даже если лосьону в отчаянии наглотаешься - появлюсь и вразумлю, что вредно пить спиртосодержащее вообще, а лосьон в частности.
Иванов. Ты меня угробил! Вызовет ведь “скорую” и отправит в дурку, вот увидишь.
Чёрт. Не переживай. Нынче коммунизма нету, и в дурку, за здорово живёшь, не упекут.
Иванов. Что ты на меня навязался? Никаких договоров не подписывал. Ни кровью, ни чернилами. Дьяволу в компаньоны не набивался. Из того, что у меня есть, я точно знаю, чего у меня нет. Денег мне хватает, таланта у меня … (задумывается)… достаточно. Ни Рафаэлем, ни Рубенсом, ни Репиным быть не желаю. Я тот Иванов, для которого Бог создал мир и только я так вижу его. Моё место на Земле не займёт никто.
Чёрт. Не оригинальничай! Жил, помню в позапрошлом веке ребе Зюся, он ученикам так и говорил, дескать, как предстану перед ликом Господа и он спросит меня - не почему ты не Моисей, не почему ты не Соломон, он спросит: почему ты не был ребе Зюсей?
Иванов. Так что же ему Господь сказал, когда он предстал перед Ним?
Чёрт. Нас туда не приглашают. Обходятся как-то.
Иванов. (Схватившись за голову) Что-то надо делать! Ещё немного, я увижу настоящих чертей и небо в алмазах на Владимирке.
Чёрт. Сам не пей. Других гони.
Иванов. Всё надо в меру: и пить надо в меру, и не пить, кстати, тоже надо в меру. Ты зачем даму испугал?
Чёрт. Я же не нарочно. Вокруг тебя сфера образовалось. Если в диаметре семи с половиной метров ты или кто-то рядом клюкнет, то вот он я. (Напевает) “Так природа захотела. Почему? Не наше дело”. Я не знаю, а ты тем более не поймёшь. А рога и хвост? Ну, пошутил, извини.
Иванов. Мечтаю о полотне: “Чёрт, готовящийся к сдаче экзаменов по квантовой механике”. Позировать будешь?
Чёрт. Некогда мне заниматься ерундой. Утром просочился к тебе домой, бумаги кое-какие забрать. Наткнулся на экс жену. Марину Игоревну. Фу! Слава Богу, невидимый был. Ругалась матерно, но записку оставила. На.
(Вытаскивает из кармана и протягивает)
Иванов. Мог бы и остановить. Она-то, простодушная, думала, что одна - вот и распоясалась.
Чёрт. Твоё счастье - тебя не было! Представь, испугался. Я - испугался! Она слова швыряет, как кирпичи. Осталось чувство боли и побитости. Так что я в отместку ей и объявился с рогами и копытами.
Иванов. Пятнадцать лет прожил с этим существом! Уходя, решил забрать только три “К”: кошку, книги, картины.
Чёрт. А жене оставил кюхе, киндер, кирхе?
Иванов. Книги не отдала, чтобы интерьер не испоганить. Интеллигентная дама.
Чёрт. Ты записку посмотри.
Берёт записку, читает, смеётся.
Иванов. Извещён уже! В Грецию улетает. Просит, чтобы я позаботился о дочке. В Грецию! (Мечтательно) А там хорошо. Вино, Парфенон, гречанки нежные и тебя рядом нет. Окаянного.
Чёрт. Мы везде. Однако, ты не слишком нежный родитель.
Иванов. Папа ребёнку нужен в момент зачатия, а потом, наверное, не очень. С точки зрения природы. А ты мне вообще не нужен!
Чёрт. (Обиженно) Я же в командировке. Люди и мы - гримаса природы, но к нам эволюция подошла иначе. Мы сами по себе. Не надоедай мне!
Иванов. А ты мне как надоел! Живу анахоретом, девушку не пригласи, с товарищами не посиди, не дай Бог, явишься. Что обо мне подумают?
Чёрт. А что думать, был хороший художник Петров-Водкин, будет ещё один, Водкин, но Иванов. Не последний, в череде художественных дарований.
Иванов. Ты, вообще, кто такой, чтобы ставить меня в очередь?
Чёрт. Дурак! Это не я, это время решает кого куда.
Иванов. Время? Время-то людьми думает!
Чёрт. Ты знаешь что такое время?
Иванов. Конечно! Это промежуток между крайними датами жизни. Днём рождения и днём смерти.
Чёрт. Мне надо вступать с тобой в умственные дискуссии, о природе времени? У меня краткосрочная командировка.
Иванов. Кто тебе командировку-то отметит?
Чёрт. Спецотдел администрации. Там и шлёпнут печать.
Иванов. А интересно, суточные у вас какие?
Чёрт. Ты рисуешь? Рисуй! Вон ещё осталось сколько. Только не перемудри, а то окажешься эпигоном Глазунова.
Иванов подходит к столику. Рассматривает бутылку.
Иванов. Надо же, ничего не оставила!
Чёрт. Тебе Митя слишком мало лет, чтобы слишком много пить.
Иванов. Как не выпить, вон голубка моя бессловесная на полу лежит никому не нужная.
Чёрт. Это мы мигом.
Вместе с Ивановым собирают Манекен и водружают его на подиум.
Чёрт. Ты объясни людям, что она всё-таки не человек. Осторожнее обращаться надо.
Сцена вторая
Негромкий стук в дверь.
Иванов. (Чёрту). Испарись! Всех знакомых распугаешь!
Чёрт. Надо бы! Ходят и ходят, работать не дают.
Иванов. Пропади ты пропадом. Как друга прошу. И поскорее.
Перед тем, как исчезнуть Чёрт кладёт в карман несколько мандаринок. Исчезает. Дверь тихонечко приоткрывается и входит Господин с большой буквы. Крепко держит изысканный кожаный портфель с инкрустацией.
Кудрявцев. (Протягивает визитку) Сергей Эммануилович Кудрявцев. Вице-президент …
Иванов. Соединённых Штатов?
Кудрявцев. (Испугано) Отдела реализации нефтепродуктов при Городском банке.
Иванов. Прибыльное дельце, говорят.
Кудрявцев. (Уклончиво) Не всегда.
Иванов. Чем обязан?
Кудрявцев. Извините, что без предупреждения, но у вас нет телефона… Вас рекомендовал, как самого талантливого художника города уважаемый Аркадий Борисович. В галереях и салонах выбор небогат и цены… Ужасают цены.
Иванов. На искусстве не сэкономишь. Зачем платить галерее много, если она мне платит мало.
Раздаётся телефонный звонок. Иванов вздрагивает. Кудрявцев выхватывает из маленькой кобуры у пояса трубку
Кудрявцев. Да! За литр? За килограмм? Пять бочек. Скажи ещё пять канистр. Мало!
Кудрявцев. Извините, и здесь дела. Из под земли достанут. (Прячет аппарат в кобуру) Так вот, говорит, талантище, а нам работы нужны именно такого уровня.
Иванов. Польщён. Но я всего лишь вкладываю душу в работу и продаю по частям.
Кудрявцев. Работу или душу? Душу частями не продают.
Иванов. А вы откуда знаете? Пробовали?
Кудрявцев. Я бы взглянул на ваши картины.
Иванов. Пожалуйста, “квантум сатис”, по потребности, как выражались Римляне в древности, а медики сейчас.
Покупатель внимательно смотрит картины. Поворачивает иные из них к свету, некоторые отставляет в сторону. Всё делает сноровисто и молча. Часто вынимает трубку, отдаёт распоряжения. Иванов работает, иногда поглядывает на покупателя. Кудрявцев подходит к Иванову и разглядывает то, что стоит на мольберте. Музыкальная тема звучит несколько иронически.
Кудрявцев. Что тут у вас? Ничего не понимаю. (С интонацией знатока) Похоже, из древности сюжетец. Воз с золотистой соломой наблюдаю. Люди дерутся из-за неё. Монахи какие-то. Аллегорию пишите? Кому это надо?
Звонок. Кудрявцев судорожно выдёргивает из кобуры трубку.
Кудрявцев. А? Что? Да, а кто же? Опять! Нет! Где? Филиппины? Мне некогда. Потом. Эквадор. Говорю Эквадор.
Зачехляет трубку. Смотрит на Иванова, на картину, явно вспоминая о чем, шла речь.
Иванов. (Пытаясь быть обходительным. Возвращает к предмету разговора) Заказчику надо. Пришёл, оставил задаток, а перед тем как уйти попросил, чтобы было много в золотистых тонах. Для гостиной в тёмных тонах. Вот и работаю. Масштаб! Однако где вы видите воз с сеном? Монахов? У меня облака подсвеченные золотым солнцем сотворённого мира. У вас со зрением всё в порядке?
Кудрявцев. Причём здесь зрение? Я же говорю аллегория. Вы одно видите, - я другое. Искусство!
Иванов. Вы знаете старинную поговорку: “Мир это воз сена, и каждый старается урвать с него, сколько может?” Её, кажется, фламандцы придумали.
Кудрявцев. Фламандцы, говорите? Можно и по-другому: допустим “Мир это бочка с нефтью, и каждый старается с неё слить, допустим, по силе возможности”.
Иванов. Ловко это у вас. Точно не фламандцами сочинено, а арабами из Эмиратов.
Кудрявцев. Если заказчику, предположим, ваша аллегория не понравится, я бы для своей коллекции приобрёл.
Иванов. Задаток он оставил… Не возьмёт, у меня побудет. Хорошая работа она не пропадёт. Если не сойдёмся с вами? В конце концов, дочке завещаю…
Кудрявцев. (Разглядывая картину) Глубоко копаете. От начала мира! Господь забавлялся. Такое начало вселенной сочинил. И художники туда же! Неделю назад был в Париже, заглянул на Монмартр, вот где фантазия, вот где художники!
Иванов. У метро “Красный проспект” тоже много художников! Такие же яркие цвета и краски тоже настоящие.
Кудрявцев. Зря вы так. Париж, признанная столица художников.
Иванов. Когда-то была. Теперь, где художник, там и столица.
Кудрявцев. Вы рассуждаете… А нам деловым людям… Кстати, о душе! Сколько хотите за три полотна, семь миниатюр? (Показывает на отобранные картины)
Иванов. Больше, чем за собственную душу. Двадцать пять долларов квадратный дециметр картины, и столько же, квадратный сантиметр миниатюры.
Кудрявцев достаёт из портфеля рулетку и калькулятор и после необходимых манипуляций, оглашает сумму
Кудрявцев. Четыре тысячи пятьсот восемьдесят четыре доллара семнадцать центов. Видите ли, я рисовать не умею, зато и в живописи не разбираюсь. Арифметика - мой конёк! Дороговато будет.
Иванов. Если вы имеете в виду морских коньков, для них, думаю, да.
Кудрявцев. Правильно. И для них… дорого!
Иванов. Поезжайте на Монмартр.
Кудрявцев. Вы же знаете, в галереях цены выше, чем на Монмартре, но может быть, мы с вами договоримся?
Раскрывает портфель, вытаскивает завёрнутую в целлофан тарелку с нарезанным лимоном и бутылку “Мартеля”
Иванов. Я не пью!
Кудрявцев. А я - пью!
Иванов. Не у меня!
Кудрявцев. А обмыть сделку?
Иванов. Сделку? Вы расслышали слово “да”?
Кудрявцев. Мы и об этом поговорим.
Иванов. Без “Мартеля”.
Кудрявцев. Какой же это разговор?
Иванов. Как хо тите, но вам хуже будет.
Кудрявцев. От “Мартеля”? От французского “Мартеля” из Франции? Хуже не бывает!
Иванов. Мне всё равно. Я вас предупредил!
Кудрявцев. Вы предпочитаете из горла? Что ж, помянем юность боевую.
Иванов. Стаканчики я вам найду. И мандаринки остались. Но денег то я не вижу!
Кудрявцев вытаскивает из кармана бумажник и, глядя на Иванова, начинает отсчитывать купюры. Откладывает их в сторону, берёт со столика стаканчик. Наливает и выпивает.
Кудрявцев. Удивительного тона напиток. Не желаете?
Иванов. Верю на слово. Налейте.
Кудрявцев немедленно разливает напиток по стаканчикам. Чокаются и выпивают. Из-за мольберта показывается недовольная рожа Чёрта.
Чёрт. (Иванову) Я же тебя предупреждал! Обязательно нужно меня дергать, да? В казино выигрываю и - исчезаю… Даже деньги забрать не успел! Крупье в обморок грохнется: столько у него беспризорных остаётся…
Иванов. Извини, клиент упрямый.
Чёрт. (Пренебрежительно) Этот?
Кудрявцев. В чём дело? Вы собственно, кто такой?
Чёрт. Я? (Гордо) Я - Чёрт! Сегодня на бирже резко подскочили котировки на предметы искусства.
(Из-за мольберта достаёт какой-то невероятный портфель. Вынимает из него бювар, раскрывает его)
Чёрт. Убеждайтесь. Цена одного дюйма накрашенного холста за последние сутки подскочила. На Токийской бирже на 1.17 пункта, на Нью-йоркской на 1.16 пункта, а на Лондонской, на 1.28 пункта. (Наставительно) Деньги надо не в нефть вкладывать, а в полотна. Искусство дорожает. Тенденции современного рынка.
Кудрявцев. Мы чертей таких видывали, настоящим и не снилось! (Раздражённо) Позвольте, господин Чёрт или как вас там, взглянуть на курс. Мы не получаем подобных котировок.
Чёрт протягивает бювар.
Подпишитесь. Почувствуете уверенность при свершении сделок такого рода.
Кудрявцев. Как нефть котируется за баррель, представляю, но дюйм крашенного холста? Это выше моего понимания.
Чёрт. А понимать нечего. Нефть потребили и нет её. Картина другое дело. Чем старше, тем дороже! Так что придётся вам согласно последним изменениям сделать добивочку.
Кудрявцев. (Опять вынимает калькулятор. Жмёт на кнопки.) Согласен. Увеличиваю на 7%. (Копошится в бумажнике и докладывает к стопочке на столе) Договорились?
Чёрт. Нет договора, нет расписки, нет сделки.
Иванов. Нет, нет! Я согласен! В следующий раз, пожалуйста, хоть по ценам Таиландской биржи.
Чёрт. Художник должен думать, когда кисточкой водит по полотну. Вам, Дмитрий Леонардович изумительно удаются картины облачной и заоблачной жизни. Вы с вечностью на ты. Картина ваша будет бесценна. Нет таких запасов нефти, чтобы её уравновесить! Это говорю я! Лувр, Эрмитаж, Прадо. Вот где ей надо выставляться. А не потеряться в собрание жуликов из подозрительного банка. Бездарный ты продавец! Ответственно заявляю клиенту: картину я буду пристраивать. А этот господин? (Тыча пальцем в Кудрявцева) Он за копейку купил рубль! И ещё какие-то проценты стесняется добавить. Тем более что дюйм значительно меньше дециметра.
Кудрявцев. (Встревожено) Мы уже договорились. Вот деньги, вот расписочка в получении… (Достаёт из портфеля бумагу) Подписать бы для бухгалтерии. Аванс я оставил. Остальные 50%, после того, как заберу. Завтра заеду…
Чёрт. Кто заедет? Кому? За что и куда заедут?
Кудрявцев. Заеду… Совсем голову заморочил! В мастерскую, за картинами. Уже за частично оплаченным, но неотгруженнм товаром. Заеду! Понятно? А с товаром ничего не произойдёт? Знаете, бывает всякое. Хотя, считается, картины, дескать, не горят.
Чёрт. Да, но исчезают, как впрочем, и рукописи.
Чёрт подходит к стеллажу, находит маленькую книжечку.
Чёрт. (Перелистывает книжку). Вот, пожалуйста. (Читает) “Погибший от нищеты и отчаяния Ван Гог в последних своих работах напоминал жившего в семнадцатом веке земляка своего Херкюлеса Сегерса”
Рассуждение длинноватое, кое-что пропущу. “В числе его поклонников был Рембрандт! Картины его не покупались, и как печально заметил друг-биограф: “Это привело к тому, что безутешный художник глушил свою печаль в вине, и однажды вечером, когда, по обыкновению, художник пьяный шёл домой он упал с лестницы и умер”.
И дальше. “В картинах гениев есть что-то, что вызывает отвращение и раздражение современников, но до тех пор, пока посмертная слава не бросит золотой отсвет на их уже знаменитые полотна”.
Иванов. Мой галерист, вслед за Лотреком, уверяет, что художник должен быть голодным, в лучшем случае полуголодным. Лотрек, понятное дело, иронизировал, а эти господа серьёзно считают, что голодному проще. Творить! (Чёрту) Ты, небось, и спихнул его с лестницы?
Чёрт. Наоборот, вина не давал. И говорил ему прямо: “Тебе, говорю, Херкюлес долбанный, не речные пейзажи надо красить, а изображать сцены у сводни. Сюжет на все времена. Девок голых – вакханок. Красиво красить портреты господ, богатых и влиятельных. В манере Шилова или Рафаэля”. Ведь мог бы! Гений! Способности фантастические, но нет, отвечал он мне, душа дороже, ну и результат… Грохнулся с лестницы и больше не встал.
Иванов. (Задумчиво) “Пока посмертная слава не бросит свой отсвет на уже знаменитые полотна”. (Кудрявцеву) Попробуйте приобрести для своей коллекции, что-нибудь из работ Сегерса? Слабо! В жизни столько вам солярки не продать!
Кудрявцев. В будущем, когда вы, не дай Бог, преставитесь, мы разместим ваши полотна на рынке. А пока, сколько надо дизельки продать, чтобы оплатить один дюймо-дециметр? То-то?
Чёрт. (Ломая язык. Дурачится) Я любитель, и я есть пониматель искусств. (Кудрявцеву) Художника, артистум он любитель многого из женщин, больших количества вин, и пива несколько. Вот он рисователь холодного облаков, а сам хочется бутерброд с сыром и чтобы колбаской сверху. А для души…
Кудрявцев. Дело известное, чем больше хочется, тем больше вдохновения. Как с женщиной… Такое в приступе голода наплетёшь. А потом дети. Как последствия минутного вдохновения. Вот что такое голод!
Иванов. Душа - не пустая бутылка. Как пространство и время не существуют друг без друга, так и душа не может отдельно без содержания – нет в ней ничего, так и её не существует.
Чёрт. А кто определит, есть душа у данного субъекта или нет. (Показывает на Кудрявцева).
Звонок. Кудрявцев выхватывает из кобуры трубку.
Чёрт. Это мне. (Отнимает у Кудрявцева мобильник)
Кудрявцев. Но… Чёрт. Никаких, “но”! (Собеседнику в трубке) Привет, всегда, когда надо, находишь! Сколько? Всё жалко! Сто семьдесят пять? Много, достаточно и трети! (Кудрявцеву) Теперь - Вас.
Кудрявцев. С кем я разговариваю? О! Павел Семёнович! Но Павел Семёнович! Так дела не делаются. Я вам диктую реквизиты, и вы мне всё сливаете? Но столько даже в Ираке нету! Меня не касается? А, стопроцентная гарантия? Вышлю факс. Вы пошлёте? Понял!
Чёрт. Вот как надо работать. Раз-два и … всё.
Кудрявцев. Я, с вашего разрешения, откланяюсь. А то вдруг цены на Чикагской бирже опять поднимут.
Чёрт. И я. Исчезаю! Исчезаю!
Пропадает.
Кудрявцев. Странный какой-то Чёрт. Подозрительный. Похож на нечистого. Он настоящий?
Иванов. Подлинный! С сертификатом от санэпидемстанции. Вам предъявить?
Кудрявцев. (Испуганно) Нет! Мне некогда.
Иванов. А “Мартель”?
Кудрявцев. Это вам. Я завязал!
Кудрявцев пересчитывает отложенные картины, забирает портфель, что-то записывает в ежедневник, уходит. Иванов подходит к стеллажу, перелистывает книжку. Читает. Улыбается.
Музыка звучит во время всей сцены.
Иванов. Тихо, слава Богу. Нет никого.
Подходит к мольберту.
Иванов. (Глядит на полотно) Откуда сено? Где он тут телегу увидел с ангелами? Облака, Ева, солнце. Не понимаю. Дурака валяют! Нашли повод, время и место. Художника всякий обидеть норовит.
На заднике сцены открываются изображения, о котором говорил Кудрявцев. Стог сена. Фигурки, убивающие друг друга. Монахи, крадущие клоки сена. Набивающие мешки соломой. Кавалькада, следующая за телегой.
Сцена третья
Художник работает. Высвечиваются новые фрагменты картины. Тихонько приоткрывается дверь, в неё просачивается подтянутый джентльмен средних лет, за ним ослепительная девушка лет двадцати пяти. Она озирается и пока Иванов разговаривает с гостем, ходит по мастерской и с интересом разглядывает картины.
Иванов. (Заметив гостей) Ну, денёк! С утра жена. Чёрт с фантастическим нюхом на чужую выпивку в моём диаметре, ещё этот с авансом, покупатель! Деньги, пропади они пропадом! (Подходит к столу суёт бумажки в карман) Друг Вован припёрся! (Негодующе) Володя, у меня работа стынет, мне столько накрасить надо. Пришёл не вовремя - так уйди хотя бы вовремя!
Володя. (Шёпотом) Я с девушкой.
Иванов. (Шёпотом) Заметил. (Громко) Куда жену дел?
Володя. Тише ты! На дачу.
Иванов. Её на дачу, а сам…
Володя. В скверик, пивца без нервов. На людей посмотреть, воздухом подышать. Девушка - глаз не оторвать, на скамеечке книжку читает. Об испанской филологии. Интересно, разговорились.
Иванов. А я? Я здесь причём? У тебя самого мастерская, между прочим!
Володя. А если ко мне придут? Секреты в нашей среде распространяются со скоростью тока в медной проволоке. А ты нынче не поднадзорный.
Иванов. (Напевает) “Не буду я тебе читать моралей, юнец!”
Володя. И не надо. Сам знаешь, как получается. Разговорились. Забыл что ли? Как “снимают”, “тёлок рубят”: знакомятся, одним словом. В скверике хорошо! А у тебя лучше. Можно и зрительный голод утолить, а, если, удастся и иной.
Иванов. Есть статья и административный штраф за содержание притона. Ты понял?
Лена. Да тут женщина! Позирует! Бедняжка, ей наверное, холодно.
Иванов. Скажите проще – голая дама. Но это не дама, это натурщица. Мы работаем! Руками не трогать: Она этого не любит и в знак протеста, саморасчленяется. У неё мгновенный период полураспада.
Володя. Не вибрируй. Никому твоя Джоконда не нужна. Сидит и сидит, пусть дальше позирует.
Иванов. А вдруг тебе понравится? Махнёмся не глядя! У неё масса достоинств. Молчалива, не требовательна, ни не нервов, ни романов предыдущих, ни дней “критических”. Выносит любые психологические нагрузки, хоть на Марс отправляй.
Володя. Не внемлю вкусу безалкогольного пива и не вижу смысла в резиновых девушках. (Просительно) Ты уж мне поспособствуй. Мешать не будем. У тебя же есть кладовочка… запасник. Не жлобся. А я бы девушке некоторые твои работы разъяснил. Как художник, понимаешь?
Иванов. Созерцание мерцающего света холстов поможет тебе в этом деле? Не впутывай мои картины! (Бросает кисть) Знаю, не отвяжешься. Чёрт с тобой! Только не пей.
Володя. (Подходит к мольберту. Рассматривает) Что это тебя в средневековье потянуло. Стилистика не твоя. Сотворение мира, телега с сеном. Ты когда–либо, видел телегу с сеном? Черти какие-то, кого-то это мне напоминает. Ты хоть понимаешь, что делаешь? У тебя всё другое – и почерк и темы…
Иванов. Да вы что все - с ума посходили, что ли? Я крашу Еву среди облачного пейзажа! В золотистом свете. Достал! Ты, наверное, много пива с водкой принял?
Володя. Что ты? Чуть-чуть, для храбрости!
Лена. Володя, а вы и вправду маг. Сколько лет живу, а таких чудес не видела.
Иванов. Барышня, ходить на выставки надо.
Лена. Я не барышня. Я – Лена. Классные картины. Но какие они разные - картины на выставке и картины в мастерской.
Иванов. Поздравляю! Тонкое наблюдение. Я – Дмитрий Леонардович. Ваш поклонник как-то не удосужился вас представить.
Лена. А что - ваш дедушка хотел, чтобы его сын стал художником?
Иванов. Не знаю! Дед, назвал отца, в честь великого человека - Леонардо, так он всю жизнь и промаялся. Представляете? (Голосом шпрехшталмейстера) Леонард Иванов! Ладно, не художником был, а если бы был?
Лена. В аспирантуре со мной обучается прикольный малый, того вовсе зовут Ричард Артурович.
Иванов. Если он из Ланкастеров, то это ничего…
Лена. (Рассматривает то, что стоит на мольберте) Ваша новая работа отличается от остальных. Может быть, чья-то душа вселилась в вас?
Иванов. Я в переселение душ не верю. Художник, как женщина. Женщина даёт жизнь новому человеку. Художник – своим фантазиям.
Володя слушает диалог без всякого интереса, поглядывает на часы, покашливает.
Володя. Вы тут пока пообщайтесь, я отлучусь. Буквально на минуточку отлучусь. (Иванову) Ты девушку развлекай, но … смотри, я на обмен не подписывался.
Уходит. Дмитрий и Лена, занятые друг другом внимание на его уход не обращают.
Лена. Это здорово, что вместе с женщиной у вас рождается вселенная. Хотя было это скорее по иному.
Иванов. Разумеется. Но кто кроме философов и физиков хоть как-то в этом разбирается? А вот библейскую историю, так или иначе, знают все.
Лена. Вы правы, Адам, Ева, Господь простодушный, которого обманывает вместе с Евой Змей. Мы живём в этой легенде. И по ней выстроен порядок жизни.
Иванов. Лена, здесь только Ева, а всё остальное, подразумевается, но на холсте этого нет.
Лена. Не скромничайте! У вас всё прекрасно получилось!
Иванов. Говорите, “порядок жизни”! Все знают, что убивать, лгать, красть, предавать нельзя. Не спрячешь простенькую коммерческую операцию – продажу своей и покупку чужой души.
Лена. Есть перечень грехов, они и у атеиста вызывают отвращение.
Иванов. Безусловно. Но я поступаю так, а не иначе не оттого, что боюсь ада. А потому что я человек.
Лена. Вот уж не думала, что ещё остались люди живущие так.
Иванов. Все мы, если глядеть сверху, неразличимая масса. Да и о вас, я, откровенно говоря, подумал…
Лена. Что?
Иванов. А что думают в подобных случаях?
Лена. Легко снимающаяся девка?
Иванов. (Смущённо) Нечто в этом роде.
Лена. Ошибочка вышла. Володя, друг ваш, занятный джентльмен, а у меня на душе… проблемы. Говорит… то да сё, рядом друг, тоже художник замечательный. Работы посмотрим, заодно укрепим наши начинающиеся взаимоотношения. Отчего бы и нет? Я - свободный человек в свободной стране.
Иванов. (Улыбаясь) Разумеется. Володя - славный парень. Художник. Красит абстрактные композиции и конкретно любит женщин, хотя, говорят, нынче это не модно.
Лена. Вы не похожи на человека подверженного модным поветриям.
Иванов. Главное не врать - ни себе, ни другим.
Лена. У вас на картине всё беспросветно. Все едут в ад. Или гибнут по пути к нему.
Иванов. Ничего не понимаю. Крашу одно, видят другое. (Елене) Но, облака и Ева - вы видите их?
Лена. Конечно!
Иванов. Чёрт знает что происходит! Вот, кстати у Чёрта и спрошу!
Появляется Володя с подозрительно пузатым пакетом
Володя. Извините, я, кажется, пропустил, что-то интересное. (Иванову) Дмитрий Леонардович, вы не будете возражать, если я Елене покажу некоторые полотна в твоей кладовке, пардон, запаснике? А то “спрайтик” согреется.
Иванов. Не смею препятствовать интересу к моему искусству.
Лена. Если хозяин будет “не против”, я здесь - не последний раз.
Иванов. (Указывая на пакет) Ни капли! Ты меня понял!
Володя. Мог при даме и не напоминать. Несмотря на все искушения, я веду нравственный образ жизни.
Иванов. То-то, смотрю, явление Симеона Столпника. Нимба что-то не вижу.
Володя. Я, господин живописец, особо нравственен, когда никто не мешает мне пестовать мою нравственность.
Иванов. Мне натурщика не хватает для разработки образа “прелюбодея”. Смотри, будешь язвить, попадёшь на полотно, а там вечная слава тебе гарантирована.
Володя. Старик, ты ставишь меня в неловкое положение, где ключ от кладовки?
Иванов. Эка тебя бес в ребро то пихает. Там в двери отродясь замка не было. И ни грамма! Даже не нюхай.
Володя. Обижаешь, хозяин. А “Мартель”, конечно, себе!
Открывает дверь, жестами предлагает Лене войти. Она заходит. Дверь захлопывается. Иванов возвращается к работе.
Иванов. Везёт же дурню. Какое удивительное существо. Хм, третий должен уйти? На четвереньках! Но третий то кто? Вот вопрос тебе, брат художник.
Звучит музыка. Негромко и печально. Иванов с головой уходит в работу, забыв обо всём. Картина начинает открывать новые фрагменты. Является Чёрт. На этот раз в смокинге, при бабочке, тёмные брюки, лаковые башмаки, имеющие сходство с копытами. На голове, почему-то цилиндр.
Иванов. (Удивлённо) Ты откуда?
Чёрт. Из преисподней! Испугался? Шучу! С приёма в обладминистрации сорвался. Французский посол ну, и натурально весь бомонд.
Иванов. (Показывая на копыта). А это?
Чёрт. Так не заметил никто. Все свои! Такое дело заверчивается. Если бы узнал, ахнул.
Иванов. Ну, расскажи.
Чёрт. Жить хочешь?
Иванов. Пока? - Да!
Чёрт. Если узнают, что ты в курсе, из книги живых вычеркнут и быстренько занесут в книгу мёртвых. Понял?
Иванов. Ты меня не пугай!
Чёрт. Я не пугаю, я информирую. Ты “Матери истории ценен”. Избавлю от подробностей криминальной хроники местной (с издёвкой) элиты. У тебя и так на холсте всякой погани предостаточно. Но ты работай, работай, я здесь на минуточку. По делу.
Тихонечко крадётся к двери кладовки, без шума её приоткрывает.
Иванов. И ты туда же? Где на моём холсте видна “погань”?
Чёрт. Ты не видишь, я вижу. Но что я вижу, ты не видишь.
Начинает комментировать.
Чёрт. Ноги у девушки замечательные, дивные, мечта, а не ноги. Они росли явно не для паршивого новосибирского асфальта. И бюст гармонично развит относительно ног и всего остального. И в целом, хороша. А твой дружок, однако, пытается девушку споить и… совратить. Пошлый приём ординарного ловеласа. Но, впрочем, действенный.
Иванов. Получается?
Чёрт. Нет, в одиночестве употребляет эту винаповскую дрянь. И уже откровенно не знает что делать.
Иванов. Главное, чтобы даму не бил по голове!
Чёрт. Воспитанный немолодой человек. Я не замечаю в нём желания бить кого-то по голове. Чудная девушка! Подумай, ты нынче одинок, а как бы она тебе скрасила грядущие долгие зимние ночи? Утешала бы в период творческих неудач. Никто от них не застрахован. Даже ты.
Иванов. Отстань, а?
Чёрт. Я так… Благожелательный взгляд со стороны. Такие ножки, Пушкин бы не поверил, что в Сибири может быть такое совершенство. Жаль, что ноги не живут отдельной от тела жизнью…
Иванов. В отличие от того, что “между”.
Чёрт. А ты циник! Я в “натуре”, покраснел.
Иванов. Читал я как-то удивительный роман Дениса Дедирота, по-моему, он назывался “Нескромные сокровища”. Вот они там эти сокровища, произносят монологи. Какой-то дурак критик обозвал сей роман, пойми его идиота, порнографическим!
Чёрт. Зачем ты так, раз критик – так дурак! Может просто несчастный человек. Он может “нескромные сокровища” лишь в книге Дени Дидро и встречал. Бывали очень умные люди, зарабатывающие на жизнь критикой.
Иванов. Ты намерен мне прочесть лекцию о критиках?
Чёрт. Да я так, эрудицией блеснуть.
Снимает цилиндр. Кладёт его на столик. Просовывает рогатую голову в дверь.
Володя. А-а-а! Сила нечистая! Допился!
Выпихнув Чёрта из дверного проема, Владимир останавливается около Иванова.
Володя. Ты был прав, не надо было пить эту пакость. Он ещё здесь? Домой. Лечиться. Неужели горячка?!
Убегает.
Чёрт. Я исчезаю. Боюсь опоздать. Ожидается встреча трёх губернаторов. Каждый хотел бы видеть другого – в аду! (показывает на картину) И поверь мне, там, именно там, ха-ха, они будут лицезреть друг друга, до второго пришествия.
Иванов. Что-то ты власть народную не жалуешь!
Чёрт. Любую не жалую. Чем выше человек заползает на ступени вашей обезьяньей иерархии, тем меньше человеческого остается в этой персоне.
Подходит к картине.
Хороша! Здорово говорил Шолом-Алейхем: “Талант, что деньги! Есть - есть. Нет – нет”.
Иванов. Деньги и талант? Это разные субстанции! Как вода и огонь, их сравнивать нельзя. Ты же алхимик, каббалист, соедини их. Человечество тебя бы отблагодарило.
Чёрт. (Наставительно) Клады не нахожу, денег не раздаю, дам совращать не помогаю.
Иванов. Не тянешь ты на Мефистофеля! Помню, читал “Фауста”, и смеялся, что же это за Гретхен, что только Чёрт и помог её уломать!
Чёрт. Да, было дело, намаялись с ней…
Из каморки появляется смущённая Лена.
Лена. Вы, в самом деле, Чёрт?
Чёрт. (Галантно). Я это он! Я есть очень хороший актёр! Но кто, кто, может оценить мои талант? (Меняет интонацию с дурашливой на деловую) Сожалею, скучные обстоятельства заставляют откланяться.
Раскланивается. Исчезает.
Лена. Вы извините, я не ждала от вашего друга такого натиска.
Иванов. Век живи, век оглядывайся.
Лена. Мне неловко перед вами и вашим товарищем. Он меня принял за что-то другое.
Иванов. У него бурная фантазия. Всегда был выдумщик.
Лена. Если он кого - то принял за меня. Очень жаль.
Иванов. Он, может быть, совсем того не желая, сыграл роль руки провидения.
Лена. Дважды за один вечер выдержать натиск, для меня многовато.
Иванов. Не бойтесь, моя манера общения с малознакомыми дамами не предполагает бешеного напора в первую встречу. Откровенно? Очень бы хотел вас увидеть.
Лена. (Из сумочки достаёт визитку) Вот, теперь вы будете знать, как найти меня. (Улыбаясь) Без посредников.
Иванов. (Серьёзно) Я разыщу вас. Редко бывает, чтобы красота совпадала с умом. (Записывает на холсте её телефон)
Лена. Ум встречается реже красоты. Грустно, но мне пора.
Иванов. Там, где Ева в облаках, там наверху я бы хотел дать ей ваше лицо. Не откажите мне в этом, придите часам к десяти…Если сможете, конечно.
Лена. В первую половину дня я свободна.
Иванов. Это согласие?
Лена. Да!
Иванов берёт её руку и целует.
Конец первого действия.
Действие второе
Сцена первая
Мастерская. Утро. За столиком непринужденно расположился Чёрт. Шляпа, пенсне делают его похожим одновременно на Чехова и Свердлова. Вторичные инфернальные признаки отсутствуют. Уткнувшись в газету, попивает Мартель. В мастерской темновато, Чёрт освещен дисплеем включенного ноутбука. Из компьютера слышны музыкальные сигналы.
Чёрт. (Откликаясь на сигналы) Да, слышу, слышу! Да, понял, понял! (Манипулирует клавишами) Отвечу! К чему спешить, если всё равно не опоздаешь?
Набирает несколько команд.
Чёрт. Так, новости у нас. Неужели замену пришлют? Вроде бы справляюсь. Что им там надо, непонятно! Стараюсь, делаю, что могу, нет – недовольны! Всё, как у людей. Соприкосновение миров чревато… Ну, допустим, там, в Англии уже им пейзаж Констебля сделали. Быстрее, чем здесь, но ведь надо понимать, что и страна другая. Условия получше, народ поорганизованней. Полиция лучше работает, в конце концов!
Опять набирает команды на компьютере.
Какие нынче новости в художественном мире? (Комментирует). Так, в Лондоне пропал пейзаж Констебля. И уже найден. Хорошо. Молодцы! Из Эскориала испарился триптих Босха “Воз сена”. Надо же, так прямо взял и испарился! Да вместе с рамой дубовой. Директора музея дона Кристобаля Диего Алонсо уже допросили. Отобрали подписку о невыезде. Шумим, братцы, шумим. Картину ищут, ещё не нашли.
Смотрит на картину.
Через день отыщется. И не успокоятся. Там у них в коллекции Гойя есть очень нужный нам. Вот она участь командированного в иные миры! Бог знает, когда на Земле художник с его задатками объявится. Долго же я искал Босха и нашёл! Как талант нечасто встречается! Но и то верно, талант не заразен. И как он появляется, не знает никто. Алмазы искусственные производят. В шахматы автомат лучше чемпиона играет, люди до границы вселенной добрались, слава Богу, мысленно, а как художника вывести? Не знают. И не узнает никогда.
Подходит к стеллажу, берёт книгу, читает
“Душа есть как бы единый род, который может быть разделён на три части… человеческая душа… совершает действия благодаря осмысленному выбору и рассуждению и поскольку воспринимает всеобщее”.
Хмыкает. Ставит её на место.
Интересно, отчего друг художник не спросит меня: Что ты делаешь на Земле? А что ему сказать? Мы подбираем для нашего музея лучшее, что сотворено людьми. Для вечного сохранения. То, что проверено и оставлено временем. До Пикассо включительно, но и то не всё! Прыгаю из века в век. Трудно найти гения, который смог бы, повторить чей-то удивительный труд. Скоро, скоро я отбуду в бесконечность, скоро я исчезну. Хорошо, что наши миры не пересекаются. Такое может быть, рехнуться и там и тут.
Подходит к картине
Чёрт. У меня тело моложе души лет на шестьсот, а может душа моложе тела на какие-то паршивые полторы тысячи лет. Как они уживаются вместе? Не могу понять! И, оттого, что не могу понять, оттого и уживаются.
Пока Чёрт рассуждает, в мастерскую без стука входит массивная женщина в чёрном и внимательно рассматривает картину на мольберте.
Дама в чёрном. Вы – художник?
Чёрт. Что за потребность в художнике с утра?
Дама в чёрном. Не ваше дело кто, когда мне нужен! Мне всё равно. Хоть чёрт, хоть художник. (Показывает) А это - картина, заказанная моим мужем?
Чёрт. И поговорим с вашим мужем о заказе.
Дама в чёрном. Вот так-то господин художник, вы исполняете заказ?
Чёрт. Вас что-то не устраивает?
Дама в чёрном. Жизнь!
Чёрт. (Показывая на картину) Что вы говорите? И это ваша жизнь?
Дама в чёрном. Мой муж заказал большую абстрактную мазню в золотистых тонах, для гостиной в тёмных тонах. Дал задаток и не маленький. Я вижу большой конкретный нонсенс. Бога, ангелов, воз сена, и какие-то хари вокруг этого воза.
Чёрт. Здесь скорее ассонанс и косеканс можно увидеть. Подожду вашего мужа. И с ним всё обсудим.
Дама в чёрном. Невозможно. Его тоже заказали. Более удачно, чем он вам.
Чёрт. И всё потому, что заказчику вашего мужа заказ обошёлся гораздо дороже, чем вашему мужу заказ картины.
Дама в чёрном. Вы сравниваете!
Чёрт. Увы! Гримасы жизни. Которой вы так недовольны.
Дама в чёрном. Что будем делать?
Чёрт. Зачем вам картина? Теперь.
Дама в чёрном. Мужа уже нет, но гостиная ещё есть, а там необходимо светлое пятно, о котором говорил дизайнер. Я о нём говорила мужу, а он говорил вам. Вы должны соответствовать за те деньги, что приняли. Вижу - не соответствуете.
Чёрт. Я не соответствую жёлтому пятну?
Дама в чёрном. Вы – да. Картина – нет!
Чёрт. Вернуть аванс?
Дама в чёрном. С процентами придётся возвращать. Приглашу охранников, они разберутся. Мастерскую вынесут, остальное разнесут. Договоры надо выполнять.
Чёрт. Здесь на правой створке будет изображён ад. Я вас туда врисую. А это навечно и уже ничего не поделаешь.
Дама в чёрном. Не вам решать! Рассуждаете, как чёрт знает кто.
Чёрт. Попали в точку. В душе каждого художника живут черти. И характер у них разный. Так вот, в моей душе живёт очень грустный Чёрт. Он рисует мир, как его видит. Понимаете?
Дама в чёрном. Не очень.
Чёрт. Для вашей гостиной, заказ выполнит другой художник. Я передам ему ваши пожелания. И мы на этом нонсенсе разойдёмся, не правда ли?
Дама в чёрном. Я не одна приду к вам принимать заказ.
Чёрт. Понимаю. Я тут недавно детективчик прочёл. На современном материале.
Дама в чёрном. Делать больше нечего.
Чёрт. Не скажите. Сюжетец занятный, но ситуация самая пошлая. Жена устроила безвременную кончину бесценному другу жизни. Рассказать вам как это было? Немолодой, но очень богатый господин непривлекательной наружности увлёкся молоденькой мерзавкой. Дамскому благополучию, не говоря уже о семье, приходит конец. Вице-президент фирмы моложе дамы на двенадцать с половиной лет. Любит её безумно, и несколько раз доказывал это в квартирке, снятой, кстати, на деньги почившего супруга. Там же был составлен интересный план, дама внесла необходимую сумму. Семнадцать с половиной тысяч из коих юный друг присвоил двенадцать. А много ли надо джентльмену, даже если у него приличная охрана?
Дама в чёрном. Мало ли глупостей пишут в детективах?
Чёрт. Мадам, если вы не отстанете от бедного художника, органы пристанут к вам. А что ещё хуже, к вашему относительно юному другу. Вы дарили ему диктофон? Некоторые записи он бережёт, как собственную жизнь.
Дама в чёрном. (Сохраняя спокойствие) Понимаю, почему не получается картина. Вам надо зарабатывать не кистью, а пером. Детективы уходили бы влёт.
Чёрт. (Декламируя) Преступление страшней
Наказания.
И ты не узнаешь никогда,
Что за поворотом.
Если там тебя ждёт смерть.
Поэт из Прокопьевска написал. Талантливый парень. (Конфиденциально) Мадам, мазню в светлых тонах вы получите. Если отстанете от художника. Мой вам совет. Отеческий. Я всё же старше вас. И гораздо.
Дама в чёрном. Я уйду, но я ещё подумаю.
Уходит.
Чёрт. Ничего не меняется. И Господь заповедовал, и классики писали. Не построить своего счастия на несчастии ближнего. Они продолжают. Развлекла меня дама. Ей Богу, развлекла. Хорошо, что не Дмитрий Леонардович ей попался. Он бы так легко не отделался.
Подходит к компьютеру.
Надо бы подумать. Художник для Гойи необходим. Нервы здесь на Земле потребны нечеловеческие. Сосредоточиться невозможно. И мне мешают и Дмитрию Леонардовичу мешают.
Возвращается Дама в чёрном.
Чёрт. Не прошло и полгода…
Дама в чёрном. Я подумала. Мне нужен такой человек как вы.
Чёрт. Я не совсем человек. Я похож на него. И то не всегда.
Дама в чёрном. Если бы вы знали, как они мне надоели. Как я устала от них. От людей.
Чёрт. Не в моих возможностях вам помочь. У меня нет полномочий менять что-то в человеческой природе.
Дама в чёрном. Не надо менять ничего. Вы такой, какой есть, меня вполне устраиваете.
Чёрт. Так, теперь вам картина понравилась?
Дама в чёрном. Нет, причём здесь картина? Картина мне не нравится. Зачем вам рисовать? Я чувствую в вас поразительные способности?
Чёрт. Меньше всего старался вас поразить.
Дама в чёрном. У вас получилось. На мне мужнин бизнес. Мы разовьём его дальше. С вами.
Чёрт. Пока вам не подвернётся очередной молодой человек? Но тут, неувязочка может получиться, с вашей точки зрения я бессмертен.
Дама в чёрном. Понимаю. Когда ввести вас в курс дела?
Чёрт. Никогда. У меня здесь другие задачи.
Дама в чёрном. Я упорна. Я умна. Я красива, когда захочу. Я всегда добиваюсь своего.
Чёрт. Тогда я вам незачем.
Дама в чёрном. Мы должны совпасть, как две половинки, когда-то сотворённые Господом, и зачем-то разбросанные им по пространству.
Чёрт. Вы никогда не писали стихов? Чувствую опыт работы со словом.
Дама в чёрном. Я многогранна. И поверьте, нам вместе будет хорошо.
Чёрт. Допускаю, но мои земные дела идут к завершению. Мне нужна та картина, которая вам не понравилась. Когда она будет завершена, мы исчезнем вместе с ней. Но никак не с вами.
Дама в чёрном. Я не так темна, как вам могло показаться. Мне Босх не нужен. Не могу понять (Подходит к картине) Такое ощущение, что картина настоящая.
Чёрт. Она и есть настоящая.
Дама в чёрном. Но зачем её рисовать, если она есть.
Чёрт. Моё ноу-хау. Их будет две. И обе настоящие.
Дама в чёрном. Это ведь она, я слышала, пропала из испанского музея? За неё Испанцы сулят сто миллионов песет?
Чёрт. Она вернётся туда. Вскоре. Совершенно бесплатно.
Дама в чёрном. Не скажите, за такие деньги, Интерпол, как пишут, землю пашет носом. Причём буквально.
Чёрт. Не надо преувеличивать возможности этой артели. Сидят чиновники в мундирах и ждут, когда она объявится.
Дама в чёрном. А “Джоконда” вас не интересует?
Чёрт. Она у нас ещё с прошлого века экспонируется.
Дверь тихонько приоткрывается. Входит Лена.
Лена. Извините, а где Дмитрий Леонардович?
Чёрт. Скоро будет.
Лена. Я на улице подожду.
Чёрт. Зачем? Пока мы секретничаем с дамой, вы смело завариваете чай. В знакомой кладовочке. Поверьте, Дмитрий будет очень рад. И чаю и вам.
Лена. Он точно придёт?
Чёрт. Но он же вам назначил свидание.
Лена. Не свидание, он должен рисовать меня. И вообще я не знаю, где тут вода…
Дама в чёрном. Девушка, подождите со своей водой. Мы разговариваем.
Чёрт. Да я сейчас, покажу, что где. Это быстро.
Уходит с Леной. В этот момент в мастерскую решительно входит Марина Игоревна
Сцена вторая
Марина Игоревна. (Глядя на даму в чёрном) Я думала, что у мужа вкус получше.
Входит Иванов. Слушает.
Дама в чёрном. Чего это вы имеете в виду?
Марина Игоревна. Не “чего”, а “кого”. Вас, уважаемая.
Дама в чёрном. (В свою очередь, рассматривая Марину Игоревну) Теперь мне понятно, почему он так плохо выглядит.
Марина Игоревна. С вами милочка, он, разумеется, выглядит лучше, чем со мною.
Дама в чёрном. Я сегодня впервые увидела его.
Иванов. Девушки, либо успокойтесь, либо на улицу!
Дама в чёрном. Это интересно кто?
Марина Игоревна. Мой бывший муж.
Иванов. Для гостя невежливо: будучи в гостях спрашивать, кто хозяин.
Дама в чёрном. Вы рисуете картину по заказу мужа?
Иванов. Ну, я! А что?
Дама в чёрном. Утром мужчина был с бородкой. И в пенсне. На Маркса похожий.
Иванов. А, так это мой Чёрт! Кстати, куда он подевался?
Из кладовки появляется Чёрт, в руке у него кофеварка.
Чёрт. И я понадобился. Видишь, занят. Помогаю Елене приготовить чай. По воду иду. (Выходит)
Иванов. Я на чаепитие в этих Мытищах никого не приглашаю. Все свободны! Мне работать надо.
Марина Игоревна и Дама в чёрном. (Одновременно) Но…
Иванов. Никаких “Но”, тоже мне, театр “Кабуки”. (Даме в чёрном) Я же для вас пишу картину. Вы мне мешаете.
Дама в чёрном. Мне копия Босха не нужна!
Иванов. Чёрт знает, что творится! Я не Босх! Я Иванов. Я для вас, по вашему заказу, пишу пейзаж слегка сюрреалистический. Где вы все Босха видите?
Марина Игоревна. Слушай, что тебе говорят.
Иванов. Тебя милая, в последнюю очередь! Хватит.
Дама в чёрном. Мы с вашим другом всё обсудили.
Иванов. И до чего вы договорились?
Дама в чёрном. Договорились. Вас и вашей картины не касается.
Иванов. Излагаете загадочно.
Марина Игоревна. Нинка не берёт. Ей некуда.
Иванов. Ты улетишь когда нибудь?
Марина Игоревна. Завтра утром. Билеты! Мне, что билеты сдавать?
Иванов. Не нужно было тебе милая выходить за меня замуж. За дочкой вечером зайду. Не переживай, нам с ней будет хорошо.
Марина Игоревна. Договорились!
Дама в чёрном. Что-то ваш товарищ Чёрт, долгонько чай заваривает.
Дверь кладовки приоткрывается. Из неё выглядывает Чёрт.
Чёрт. У нас здесь интересный разговор?
Дама в чёрном. (Чёрту) Как я почувствовала, что вы не художник? Я хотела бы увидится с вами в другом месте, чтобы поспокойнее было.
Иванов. И я о том же. Работать не даёте!
Марина Игоревна. Я могу быть уверена?
Иванов. Да!
Чёрт. Да тебе немного, в общем, осталось.
Иванов. Такой бедлам только ненормальный может выдержать. Пора работать.
Уносит манекен. Выводит Лену за руку из кладовки. У мольберта ставит стул и предлагает девушке сесть на него. Дама в чёрном, что-то втолковывает Чёрту. Марина Игоревна, удерживаясь от комментариев, внимательно рассматривает Лену.
Чёрт. Вы господин художник трудитесь, а мы вас покинем.
Марина Игоревна. Как ты мне надоел! Как сделать так, чтобы вовсе тебя не видеть!
Дама в чёрном. Наша доля такая женская, милочка, терпеть и терпеть.
Появляется Кудрявцев.
Кудрявцев. Всем привет – чертям, художникам и милым дамам! (Марине Игоревне) И вы тоже рисуете?
Марина Игоревна. Что вы? Нет, нет и нет! Я была замужем за художником, и это всё моё отношение к искусству.
Кудрявцев. Такая женщина и на свободе?
Чёрт. Вас ознакомить с последними известиями Токийской биржи?
Кудрявцев. Ах, всюду достают дела!
Чёрт. Они ещё не так достанут.
Кудрявцев. Я принёс остаток, можно, я, наконец, заберу товар?
Иванов. Кажется, надо подписать ещё какие-то бумаги?
Кудрявцев. “Натюрлих”! (Проверяет отложенные работы. Достаёт расписку и деньги) Получите и распишитесь.
Иванов не считая, суёт деньги в карман, подписывает бумажку.
“Мартелю” не желаете? Обмыть сделку!
Чёрт. Если он остался.
Кудрявцев. Я больше в этой компании не пью. (Звонит мобильник. Кудрявцев привычным жестом выхватывает из кобуры трубку) Векселя липовые? Да я их сам проверял! Я отвечу? Уф! Это вы ответите! Мы ещё посмотрим! (Зачехляет)
Марина Игоревна. Как необычен и приятен не пьющий мужчина.
Дама в чёрном. Они ловко притворяются. Которые не пьют. Значит, ещё какую – нибудь пакость измышляют.
Чёрт. (Кудрявцеву) Так говорите всё дела у вас. И как они обстоят?
Кудрявцев. Фантастически! То, что вы мне посоветовали. Та сделка, через Павла Степановича. Но, на векселях фальшивых чуть не попался. Надуть желали сволочи!
Чёрт. Все этапы надо держать под контролем.
Кудрявцев. А условия? Что-то у вас всё играючи выходит.
Чёрт. А что играючи так то нюх, способности. Знание рынка и людей. А у меня договорец уже готов. Подписать надо. Глупостей не делайте.
Кудрявцев. Поскорее бы! Я улетаю завтра.
Дама в чёрном. Все куда-то улетают. Особенно непьющие.
Кудрявцев. Да, улетаю. В Грецию, а что такого?
Марина Игоревна. И я улетаю в Грецию.
Кудрявцев. Не верю своему счастию! Когда?
Марина Игоревна. Завтра. Рейс 17-69.
Кудрявцев. Минуточку. (Достаёт бумажник, вытаскивает билет.) Но, позвольте, это мой рейс.
Марина Игоревна. Это наш рейс!
Кудрявцев. А может мы там останемся, на некоторое время – я свободен, вы тоже. Как я понял.
Марина Игоревна. Быстры вы, господин коммерсант. Я всё-таки порядочная женщина.
Кудрявцев. С такой фигуркой непорядочных женщин не бывает. А зовут вас…
Марина Игоревна. Марина!
Иванов. (Выглядывая из-за мольберта) “Порядочные девушки не ценят, когда им дарят, а потом изменят”. А вы господин покупатель должны ответить репликой “Так вы - порядочная девушка?”
Марина Игоревна. Вот! Все свидетели, почему я развелась с этим эрудитом. Слово не скажет в простоте.
Иванов. “Гамлета, принца датского”, трагедию, могла бы и прочесть. А то мне совестно перед покупателем. Товарец-то с гнильцой.
Марина Игоревна. Ты мне уже полгода, как посторонний человек! Не вмешивайся в мою жизнь! Нашёл принцессу, дуру молоденькую и морочь ей голову! Художник!
Кудрявцев. Может я в живописи не мастак, но в женщинах, таких, как ваша бывшая супруга. О, на берегу Тирренского моря…
Чёрт. Скорее, Эгейского. Но вам, простите невольный каламбур, один чёрт.
Дама в чёрном. Перед вами холст натянутый, краски - немерено! Такая модель перед вами расположилась. Мне по-женски завидно - пишите её. Господин художник, зачем вам вмешиваться в жизнь? Живите там в своих картинах.
Лена. Почему люди устроены так, что художнику мешают все и, одновременно, тусуются вокруг него?
Дама в чёрном. Потому, что жизнь не устроена иначе!
Кудрявцев. (Опять звонит мобильник) Да! Я! А кто же ещё? Меня не будет завтра. И послезавтра тоже не буду. Я появлюсь (Марине Игоревне) Вы какое время рассчитываете пробыть на берегу… э-э, Эгейского моря?
Марина Игоревна. Полторы недели.
Кудрявцев. Через две недели…Вопросы к Петру Юрьевичу. У него всё под контролем. Не переживай, мобильник со мною. Привет! (Зачехляет трубку)
Иванов. Ты переходишь перекрёсток на зелёный. Всё нормально, и вдруг, ни с того ни с сего прямо в лоб летит на тебя бабочка – капустница. Ей смерть!
Кудрявцев. Ну и что?
Иванов. Отскочил и чуть не под машину. Пусть живёт. Тоже тварь Божия. Не я дал ей жизнь и не мне её отнимать!
Марина Игоревна. Знаю я твою человечность. Для бабочек… Вон одна сидит.
Иванов. Тебя ждёт Греция и новая жизнь. Я уж по старому, как получится.
Во время разговора Иванов работает. В картине открываются новые фрагменты.
Марина Игоревна. (Кудрявцеву) Нам надо бы договориться, обсудить, впереди “Дорога дальняя”…
Кудрявцев. А что обсуждать? За вами заеду, и покатим Мариночка в “Толмачи”, а там Греция, и мы в Греции. А нам будет хорошо.
Чёрт. (Всматриваясь в картину) Да и мне скоро выпадет дорога неблизкая.
Кудрявцев. Минуточку, (Чёрту) у нас ещё несколько дел, их бы тоже надо бы закруглить.
Заходят в кладовку.
Дама в чёрном. (Иванову). А вы давно знакомы?
Иванов. С вами? Недавно!
Дама в чёрном. Да нет, с этим, бизнесменом… в пенсне.
Иванов. С Чёртом? Да как вам сказать, с одной стороны, всю жизнь, а с другой, пару недель.
Марина Игоревна. Он чем - то действительно похож на него (показывает на Иванова) Всегда сложен, когда дело проще простого, и прост чрезмерно, когда надо хорошенько подумать.
Дама в чёрном. Так ведь он не художник!
Иванов. Некогда ему рисовать! Столько дел и в администрации и вообще, он ко многим вхож.
Дама в чёрном. Такой человек. Сразу виден
Лена. Да там чайник! Мы же забыли.
Иванов. (Смотрит на мольберт, потом на девушку). Что-то я схватил, хотя работы ещё много. Пойдёмте Лена, чай я заварю особенный, навряд ли вы где-то отведаете такой.
Заходят в кладовую. Оттуда выходят Кудрявцев, за ним Чёрт.
Чёрт. Имейте в виду. Сделка должна быть анонимной, секретной. Как Красную ртуть торговать: её и в природе нет, но и денег она стоит. Не жульничаёте, иначе пожалеете!
Кудрявцев. Всё будет тип-топ.
Чёрт. Не люблю оптимистов. И не жадничайте. Всем поименованным лицам, должно достаться. Или - не достаться, тогда вам достанется!
Кудрявцев. Понял.
Чёрт. В Греции найдут. И везде достанут, если что!
Дама в чёрном. Ох, эти дела.
Марина Игоревна. Думаю, не найдут нас!
Кудрявцев. Марина, давайте скажем всем “до свидания”! Пусть ищут и попробуют найти. Ха-ха.
Марина Игоревна и Кудрявцев, забрав картины, уходят. Чёрт подходит к почти завершённому триптиху.
Чёрт. Что делает страсть с человеком? Ещё немного и – “до свидания, Земля”.
Дама в чёрном. (Поёт) “Сэр, возьмите Алису с собой…”
Чёрт. Хотя в вас человеческого немного, и даже если бы и совсем не было. Не получается.
Дама в чёрном. Но мы же с вами договорились. (Умоляюще) Появляйтесь хотя бы изредка, иногда. Я так хочу!
Чёрт. Эко вас, плющит и таращит. Я существо самостоятельное, но подневольное. Не могу бросить всё и отдаться чувствам. Хотя, подчас очень и не прочь. В вас, действительно, что-то есть.
Дама в чёрном. Где это вы научились таким словам?
Чёрт. В ваших кругах и не так говорят. Одним словом, колбасит вас!
Дама в чёрном. Говорите, как хотите. Главное, мы понимаем друг друга. Если мы будем вместе, знаете, сколько мы можем сделать?
Чёрт. Смотря чего – сделать. Вы и без меня способны на слишком многое.
Дама в чёрном. Я, действительно, способна.
Чёрт. Вы хотели мне что-то рассказать о делах? Посмотрю, чем смогу вам помочь. Вы действительно, этакое, особенное … существо.
Подходит к двери кладовой.
Дмитрий Леонардович, мы уходим. Счастливо оставаться.
Уходят. Из кладовой выходят Иванов и Лена.
Иванов. (Продолжая разговор) В сочинениях, картина тоже сочинение. Истину приходиться выдумывать. И выдуманное – становится истиной!
Елена садится перед художником. Он опять за работой.
Лена. Чем выдуманнее, тем правдивее?
Иванов. Если ты художник – да!
Лена. Немного же на Земле было художников.
Иванов. Вдобавок, человек должен быть свободен! Художник, тем более! Как за нами присматривают! Отечество, “родные и близкие”. И всё из лучших побуждений, чтобы не натворили чего.
Лена. Художник - творец. И это главное.
Иванов. Всегда чувствовал этот надзор ласковый, но строгий. Хотя, я вроде бы человек не плохой, и ни к чему дурному не предрасположен, но я всегда был кому-то должен, а как это тяготит! Совсем недавно я почувствовал себя свободным, когда увидел вас… У меня стала получаться эта картина.
Лена. Свобода - слово глубокое.
Картина завершается. В мастерскую, неслышно проникает очень Неприметный господин в штатском. Слушает разговор.
Иванов. Есть риск – утонуть! Но свобода даёт возможность человеку стать самим собой.
Лена. Это трудно!
Иванов. Не утонуть? Кому как! Сказано, что живопись есть искусство выражать невидимое посредством видимого.
Лена. Так вы сейчас, глядя на меня, делаете видимым то, что не видно никому?
Иванов. Не бойтесь. Это портрет вашей души. Она прекрасна!
Неприметный господин в штатском. Свобода! Свобода! Для чего она простому человеку? Что она ему дала?
Иванов. (Оглядываясь) Вы философ, или так, интересуетесь искусством? У меня не галерея. У меня мастерская.
Неприметный господин в штатском. Я интересуюсь искусством, по работе.
Лена. Вы что-то не очень похожи на искусствоведа.
Неприметный господин в штатском. Не только искусствоведы по службе работают с искусством. В позапрошлом, предположим, году два домушника вскрыли квартиру коллекционера и унесли восемь икон, две картины какого-то Фалька и одну маленькую – Петрова-Водкина. Так мы - нашли.
Иванов. Мои картины не так известны, чтобы их крали у меня из мастерской.
Неприметный господин в штатском. Будете работать, будете продаваться, и вас начнут красть. (Разглядывая стоящие на полу картины) Но, по-моему, произойдёт это не скоро. Во всяком случае, не при моей жизни.
Иванов. Тем более.
Неприметный господин в штатском. Что тем более?
Иванов. Что вы у меня делаете?
Неприметный господин в штатском. Сингалец поступил.
Художник заканчивает картину. Отходит. Внимательно рассматривает. Лене.
Вы знаете, у меня ощущение. Получилось. Благодаря вам.
Лена. Вы нашли истину?
Иванов. Да!
Неприметный господин в штатском. (Подходит к Иванову и предъявляет удостоверение) Инспектор Интерпола, майор Кузьмин.
Иванов. Счастлив видеть инспектора Интерпола! Но с этой почтенной организации у меня дел нет.
Кузьмин. Вы телевизор смотрите?
Иванов. Нет.
Кузьмин. А газеты?
Иванов. Не читаю.
Кузьмин. А как живёте?
Иванов. Со вчерашнего дня счастлив.
Кузьмин. Я говорю, вчера сигналец поступил, у вас в мастерской хранится картина (Вытаскивает из кармана бумагу. Читает по ней) Босх. Триптих. Называется “Воз сена”. Украдена в Испании три недели назад. Сто миллионов премии тому, кто найдёт её.
Иванов. Ну и что?
Кузьмин. Как что? А это у вас, что?
Иванов. Картина. Заказная.
Кузьмин. (Рассматривая триптих). Однако, это оно!
Иванов. Ещё краски не высохли! Босх жил шестьсот лет назад в Голландии, я живу в двадцать первом веке и в Сибири.
Кузьмин подходит к мольберту и пробует пальцем. С недоумением рассматривает руку.
Иванов. Майор, осторожнее.
Кузьмин. Правда, краска ещё свежая. Ничего не понимаю!
Иванов. Что-то глаза у всех застит, мне не заказывали Босха, мне заказывали “Сотворение мира и Еву” в сюрреалистической манере и золотистых тонах, - дали задаток. Я очень уважаю Босха, но не понимаю, какое он ко мне имеет отношение.
Кузьмин. И рамка, в смысле, багет – та, старинная рамочка. Краска свежая. Ну-ну, чертовщина. И ещё сообщают черти у вас подозрительные завелись. Почему-то с сертификатом. А механика простая. Они крадут, вы сбываете. Сигнальчик, говорю, проверить надо.
Лена. Может репродукция некачественная? Бывает такие, что папу за маму примешь. Если бы у бабушки, говаривал бывший генерал Лебедь, было, кое-что, сами знаете… Да и вам пить вовсе не надо, а то и вправду черти пригрезятся.
Кузьмин. Мы позируем? Вам слова ещё никто не давал.
Иванов. Может, спектральный анализ сделаем в инфракрасных лучах, и отстанем от художника?
Кузьмин. Мы картину, триптих этот, конфискуем до конца следствия, а там и анализы чьи-то будем анализировать.
Иванов. Я художник, не юрист, но краем уха слышал, что существуют такие бумажки. Называются они ордерами на обыск, на изъятие, на арест. Или я не прав?
Кузьмин. Не хотите по доброму, добровольно, как хотите. До скоренького!
Уходит.
Иванов. Не одна работа не приносила мне столько неприятностей. Чертовщина и только!
Лена. Значит, работа того стоила. Ведь, действительно, шедевр.
Иванов. Теперь вопрос - чей?
Лена. Ваш!
Появляется Чёрт. Довольный и весёлый.
Чёрт. Наконец-то! “Миг вожделенный настал: Окончен мой труд многолетний…”, не помните, как у Александра Сергеевича дальше?
Лена. (Продолжает)… “Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?”
Чёрт протягивает пакет.
Иванов. Что это?
Чёрт. Тебе, за работу.
Иванов. У меня другой заказчик.
Чёрт. Заказчица. Я с ней договорился. Она ждёт от тебя другую композицию, в мажорных золотистых тонах.
Картина исчезает. Мольберт пуст. Гаснет изображение картины на заднике сцены.
Иванов. Где моя картина?
Чёрт. В нашем музее. “Вечном музее бессмертных творений человечества”.
Иванов. Так это действительно был Босх?
Чёрт. Да!
Иванов. А я? Кто тогда я? Я считал себя гением, я же чувствовал - мне удалось! Я прикоснулся к вечности! И оказаться всего лишь копиистом?
Чёрт. Душа твоя, мастерство твоё, равновелики Босху. И поверь, после Босха таких, как ты, не было.
Лена. Зачем вы мучаете его! Он может создать работу, которая никакому Босху бы и не снилась!
Чёрт. Клянусь! Клянусь Богом всех художников – Леонардо, лет через триста я буду искать созвучную тебе душу, чтобы она повторила портрет той прекрасной части природы, той, чей портрет ты напишешь. Она перед тобой! (Показывает на Лену) Помни – ты гений. Существо, способное не только жить, но сотворить иную, прекрасную, новую жизнь.
Иванов. И ты больше не появишься даже, если я выпью?
Чёрт. Нет. Мне осталось немного дел общественного и частного порядка. Да и командировку надобно отметить. Прощайте!
Прощается. Исчезает. Иванов – Лене.
Давайте, напишу ваш портрет такой, какая вы есть на самом деле.
Лена. Но об этом мы договорились ещё вчера.
Появляется Володя.
Володя. Ну и дела! Лена, привет! Где твой триптих?
Иванов. У заказчика. Деньги дал и работу забрал. Ту-ту!
Володя. И, точно, вижу, что нет её.
Лена. А что вам до картины Дмитрия Леонардовича?
Володя. Газет не читаем, телевизор не смотрим. Жизнь мимо пролетает.
Иванов. Ежи Лец говорил, что окно в мир закрывают газетой.
Володя. И открывают ей же, например, в газете “Тайны современности” напечатана интересная статейка, дескать, непонятно как исчезают полотна в музеях, а потом, возникают там же. Среди последних Констебль и Босх. Точь в точь, такой, как у тебя в мастерской торчал.
Иванов. Ты, кажется, ещё не отошёл от вчерашнего потрясения? Я художник. Краденым не интересуюсь.
Появляется Кузьмин. Протягивает какую-то бумажку.
Кузьмин. Я за “Стогом сена”, картиной нашедшейся. Люди ждут.
Иванов. Это не ко мне.
Кузьмин. Перепрятал уже?
Иванов. Ну да, в Мадрид слетал, в “Эскориале” оставил.
Володя. Новости. Мир гудит. “Воз сена” на том же месте возник, так же непонятно, как и пропал. Кстати, твоя жена…
Иванов. Я не женат.
Володя. Не важно! Она в Грецию летит одна.
Иванов. Что, бой-фрэнд исчез?
Володя. Увы! Твоего “покупателя” в “Панораме” показали, облапошил Саддама Хусейна и пару миллиардеров из стран капиталистической демократии.
Иванов. (Кузьмину) Я же вам объяснял, у меня моя картина – “Сотворение мира и сотворение Евы, среди облаков”. Её заказчик забрал. (Володе) Да ты что? Он чёрта пытался обмануть? Вот и результат! Жулик!
Кузьмин. Если, не так, ответите! Все ответите! И Чёрта лысого найдём.
Володя. Ладно, уходим, уходим, надо человеку работать.
Уходят.
Иванов. Ставит чистый холст на мольберт. Лена садится на место манекена. Полный повтор экспозиции начала пьесы. Освещение, музыка те же, что в начале.
Иванов. Начнём! (Работает)
Лена. Как становятся художником?
Иванов. Приблизительно так же, как зеленоглазой блондинкой. Одни рождаются сразу, а другие путём некоторых ухищрений становятся таковыми… Почему ты не спросишь: Дмитрий Леонардович, а зачем тебе в мастерской бинокль? А я бы ответил…
Конец