Возьми меня к себе

Сергей Дигурко
* * *
Дача Давида находилась в глубине смешанного леса. Метрах в пятистах текла изгибаясь, довольно полноводная и широкая река со смешным и непонятным названием Свыть. На песчаном пляже загорало человек двадцать- тридцать от силы:отпускники, дачники... Молодежь и пожилые люди. По глади воды изредка проплывали лодочки-плоскодонки. Из камышей выглядывали удочки рыбаков. Сновали стрекозы. Клевало...
 
Ева, слегка перекусив, спросила разрешения у Давида осмотреть дачу. Прошлась по этажам. Заглянула на чердак. В уютном доме было чисто прибрано и светло. На столах и подоконниках – вазочки с цветами . На стенах - картины с пейзажами заснеженных гор, голубых озер. В углах на стеллажах – детские игрушки и книги.
« Хорошо. Хорошее место. Спокойное. Бодрое. Мне нравится», - подумала девушка и, подняв коленки и подперев ладонями щеки, села в шезлонг на веранде.
 
Наблюдая за купающимися, прислушиваясь к разговорам старших за столом, незаметно для себя уснула. Ей снилось, что она скользит над водой, не касаясь поверхности, стараясь догнать пару белых лебедей. Птицы, быстро работая лапами, поднимают волну, оборачиваются, смотрят на нее. Лебедь - самка взмахнула крыльями и, сделав несколько кругов , вытянув шею, зашипела.
 
Еве почудился человеческий голос: « Ты красивая, но я лучше. Я умею летать. А ты нет. Ты ползаешь. Не топчись под ногами, заклюю».
Ева, взмахнув ресницами, открыла глаза. Капелька пота, сорвавшись с носа, соскользнула под майку.
Девушка мотнула головой. « Жарко». Осмотрелась. Глеб, отойдя к забору, о чем-то разговаривал с Давидом. Анна и Зоя, держа бокалы с красным вином, приблизив лица, перешептывались.
 
Ева, осторожно спустилась с лестницы. За кустарником подкралась к мужчинам.
- Кто меня будет развлекать? Завезли в глухомань и бросили? Пойти, что ли поискать себе кавалера?
Давид от неожиданности вздрогнул: - Партизанка ты Ева. Напугала старика.
Кавалера? Ну, уж нетушки. Обойдутся кавалеры. Пойдем, я тебя на лодке покатаю?
 
- У вас есть лодка? И молчали? Пошли. Здорово. Только я переоденусь. Я мигом, - обрадовалась Ева и вернулась в дом, на ходу приглашая мать с подругой: - Пошли кататься, хватит секретничать.
Через десять минут вернулась на лужайку в купальнике, в платочке вокруг талии, который слегка прикрывал бедра. Взяла Давида под руку:- Я готова, мой капитан.
 
Зоя поднялась: - Я тоже пойду, освежусь. Побежала по тропинке догоняя быстро удаляющихся Еву и Давида.
- Ревнуешь ? – окрикнул ее Глеб. Та отреагировала нервным взмахом руки.
- Пойдем и мы, Аня! – подошел к жене Разин, опускаясь на колени.
- Ты иди, я посуду перемою и спущусь на пляж. Женщина и в отпуске - хозяйка- кухарка.
 
Глеб вытащил из сумки фотоаппарат: - Еву пощелкаю, а то новых фоток ее совсем у нас нет.
- Сто лет не фотографировались. Зонтик захвати. Печет там сильно. Обгорим, - улыбнулась Анна, собирая тарелки.
Глеб спустился на пляж. Давид управлял лодкой. Зоя сидела на корме. Ева, размахивая платком, руководила плаванием, расположившись на носу посудины.
 
Заметив Глеба, закричала: - Свистать всех наверх. На абордаж.
Глеб, воткнув древко зонтика в песок, разделся и, выбирая наиболее удачные ракурсы начал фотографировать веселую компанию.
Из-за поворота показалась лодка с двумя мощными моторами на корме. Поднимая большую волну, заложив крутой вираж, пронеслась рядом с лодчонкой Давида. Ева, взмахнув руками и не найдя опоры, упала в воду.
 
Давид, не сразу увидев это, несколько раз оглянулся, а затем нырнул вслед за девушкой, оставив Зою одну в лодке, которая испуганно прижала руки к мокрому телу. Глеб, отбросив фотоаппарат на подстилку, бросился в воду и что есть силы погреб к месту происшествия. Набрав в легкие побольше воздуха, нырнул и энергично задвигал руками и ногами. Мутная вода мешала ориентироваться. Вынырнув, с облегчением увидел невдалеке от себя две головы: Давида и Евы. Девушка, выплевывая воду, держалась за плечо Давида. – Хватайся за Глеба, - крикнул Давид. – Я к Зое, - погреб к уплывающей вдаль лодке.
Ева схватилась за шею Глеба.
- За плечи, за плечи, держись, а то вместе ко дну пойдем топориками, - попросил ее Разин.
Ева легла к нему на спину, ухватившись пальцами с острыми ноготками за спину.
 
- Ненормальные. Отморозки, - возмущалась девушка, грозя вслед чужакам кулаком. - Я же плавать не умею.
Разин, почувствовав под ногами твердое песчаное дно, освободился от ее рук.
- Ты что делаешь? – всхлипнула, не понимая его действий Ева.
Он развернул ее лицом к себе. – Мы уже приплыли. Ты как? Сильно перепугалась, наверное?
 
- Если честно, то не очень. Не успела. Так все внезапно произошло,- прижимаясь к нему ответила Ева, по – прежнему, не находя под ногами опоры.
- А я сильно испугался за тебя, моя девочка, - дрогнувшим голосом ответил Глеб.
- Да? Черт, да где же это дно, будь оно неладно, - заметив сползшую с одной груди чашечку лифчика, возмутилась Ева. Смущенно отстранившись, отвернулась, пытаясь поправить одежду, продолжая крепко держаться за Глеба.
 
- Давай помогу.
Разин взял ее за талию . Ева, приведя себя в порядок, повернулась: - Спасибо. Своевременно, - показала рукой в сторону берега, на котором, прикрывая от солнца лицо рукой, стояла Анна, всматриваясь в лодку.
Не увидев в ней Еву, недовольно взмахнула руками.
- Здесь мы, здесь, - окликнул ее Глеб, подталкивая Еву к берегу.
- А я уже начала волноваться, - ответила Анна, заходя в воду. – Учишь плавать ее? Ну и как успехи?
 
- В ванной проще, - скупо улыбнулась Ева, обрызгала мать водой и тяжело дыша, выползла на сухой песок.
- Грейся, разбойница,- увернулась Анна, ныряя с головой.
Ева нагребла на себя кучу песка. Положила под голову руки, наблюдая, как мать, вынырнув далеко от берега, повернулась на спину и быстро поплыла к лодке.
Глеб показал Давиду и Зое жестом указательного пальца приложенного к губам, чтобы они не рассказывали Анне о происшествии с Евой и поплыл вслед за женой.
 
Анна уцепилась рукой за борт лодки: - Как гребется, Давид? Ой, а ты что такая мокрая Зоя? Тоже купалась? Ты же не умеешь плавать?
- Нет, я не купалась. Это Давид меня водичкой охлаждает.
Глеб подплыл к Анне: - За тобой, милая, не угнаться.
- Гляди в оба , уплывет еще к русалкам, - рассмеялась Зоя.
- Тебе помочь в лодку взобраться? – предложил жене Разин.
 
- Я поплаваю еще рядышком, - оттолкнулась Анна от лодки ногами.
- Далеко только не уплывай. Здесь течение сильное и ямы, - предупредил ее Давид.
Глеб взобрался в лодку: - Подвинься ,Давид. Вместе погребем. Смотри, - указал на появившуюся моторную лодку. Позвал Анну. – Аня, держись за борт.
Они вдвоем налегли на весла, и через несколько минут нос лодки уткнулся в песок.
 
- Не нравится мне эти ребята. – Вставляя весла в уключины, сказал Давид.
- Пошли домой, - подал руку Анне Разин.
- Глеб, да что случилось? Давайте еще позагораем.
- Пошли, пошли, не спорь, - оглядываясь на затормозившую моторку, сказал Разин. Ева, собрав вещи, уже ждала их. - Покупались?
- Маловато, - ответила Анна.
 
- Уже вечереет, пора домой собираться, - напомнил Глеб.
- Вы не останетесь на ночь? – удивилась Зоя. – А мы уже и постели приготовили вам. Оставайтесь Аня.
- Завтра много дел. – Возразил Глеб.
- Брось, Разин. В какие века выбрались ко мне в гости и уже спешишь. У тебя же отпуск.Мне тоже завтра в клинику. Пораньше ляжем, пораньше встанем, успеем. Зато, как спится здесь!? Цимус!
 
Лес, звезды, луна. Звуки природы. Такой заряд эмоций, что на целый год хватает.
- Ладно, уговорили. Остаемся.
- Остаемся, так остаемся, - довольно протянула Ева.
- Остаемся, но ужин сегодня делают женщины. Наша очередь.
О, я приготовлю салат из ромашек с помидорами и майонезом. Не побрезгуете? – посмотрела на Зою.
- Ага, еще сосновых шишек туда накроши, деточка, - сморщилась Зоя.
- Эх, тетя Зоя, тетя, Зоя, - не чувствуете вы зов природы ?
- Зов природы после твоего салата придется останавливать «лоперамидом», - отпарировала женщина, поведя брезгливо пухлыми плечами.
- Девчонки, ну что вы, в самом деле, - остановил их Давид. - Три женщины на кухне хуже атомной войны. Проверено.
 
- Вот. Значит, ужин сегодня готовлю я, - утвердительно высказала Ева и отворила калитку. – Сейчас высушусь и за дело. А вы отдыхайте, наслаждайтесь закатом, мои дорогие.
Вытащила из сумочки фен и полотенце, заспешила в летний душ.
- Командирша, - пробурчала Зоя. – И как вы ее только терпите, Аня и Глеб?
- Представляешь, терпим. Тяжко, но пока терпим, да, Аня? - улыбнулся Разин.
 
- Ага, приходится, но скоро терпелка моя лопнет? – ответила Анна. – А ведь, действительно –красота. Смотрите, какой закатище! Вода в реке багряная с прожилками золотыми!
- Ветер завтра будет, - заметил Давид.
-Завтра будет завтра. А сегодня – кайф. Нужно сфотографироваться на память. Глеб, как ты считаешь? – поправила прическу Анна.
 
- Давайте на веранде, там вид на реку превосходный, - предложил Давид.
Они поднялись по лестнице.
- А меня забыли? – выскочила из душа взлохмаченная Ева.
- Вид у тебя не фотогеничный, барышня. На хиппи похожа ошпаренного кипятком, - остановила ее Анна.
- Пусти, - протиснулась между ней и Давидом, наспех вытираясь полотенцем, Ева.
 
- Снимай. – Крикнула Глебу.
Разин сделал несколько снимков.
- Давай я теперь вас вместе запечатлею? – предложил Давид.
Глеб передал другу аппарат. Ева надела на голову венок из ромашек и присела на корточки между Анной и Глебом. Щелк… щелк… птичка вылетает…
-Готово? Я на кухню, - девушка шмыгнула носом.
 
- Простудилась что ли?- покосилась на нее мать.
- Неа. Вода хлюпает. Нанырялась.
Глеб протянул ей термос: - Горячий кофе. Держи.
- На природе кофе? Обижаете. Винца горяченького – другое дело.
- Ужин у нас будет сегодня или нет? – раздался требовательный вопрос Давида.
- Ой. Исчезаю. – Надела фартук и спряталась за кухонной дверью, Ева.
 
На столе во дворе под низко опущенной лампой с плетенным деревянным абажуром парила ароматная молодая картошечка, усыпанная мелко нарезанным луком с петрушкой с укропом. Пахло подсолнечным маслом, жареной рыбой, ржаным хлебом. У каждой тарелки горела свеча…. В большом блюде сверкали красными боками большие помидоры, пахли зеленью полей огурцы в пупырышках.
- О! Волшебство! Ты фея, Ева? – потирая руки от удовольствия, засмотрелся на яства Давид.
 
- Я скромная Золушка, - посасывая помидорку, - ответила, морща носик, девушка.
- Прошу господ надеть вечерние наряды и к столу.
Глеб, удивленно поглядывая на Еву и Анну, повязал вокруг шеи салфетку.
- Какие таланты рядом с нами живут?
- Рядом? Точно, - опустилась по - соседству с ним Ева.
- Устала? – посмотрела на дочь Анна.
 
- Все во имя, все во благо… Налить поварихе полную чарку! – потянулась к пузатой бутылке.
Глеб плеснул граммов пятьдесят красного вина.
- Дядя Давид, обижают ребенка. Красное вино повышает уровень гемоглобина, а тут некоторые из присутствующих, зажимают, хроменькой девчонке не дают насладиться нектаром.
 
- Ева, не паясничай, - одернула ее Анна.
Девушка вдруг серьезным голосом и не менее с серьезным выражением лица заговорила, смотря вдаль темного леса:
 
«Дяденька, возьми меня к себе.
Не хочу я больше жить у мамки.
Мамка меня бьёт по голове,
А ещё устраивает пьянки.
А недавно выбросила прочь
Из окна любимую игрушку.
Дяденька, я плакала всю ночь
В жесткую, противную подушку.
А когда я вырасту большой,
Я пойду работать и не буду
Ни давиться слипшейся лапшой,
Ни лизать немытую посуду.
Буду я в кроватке чистой спать
Сладко так, без мамкиного храпа.
Я ещё умею рисовать.
Дяденька, а что такое папа?»
За столом воцарилось молчание, которое прервала сама Ева.
- Это не мои стихи. Это Михась Сычук.
 
Анна, тем не менее, жестко посмотрела на дочь.
- Эх, Ева, Ева, - поставила бокал на стол и попыталась встать.
- Аня, - остановил ее Разин.
- Да – да, хорошо, Глеб. Я останусь.- Закурила, стараясь не смотреть на Еву.
Та молча поднялась и, подойдя к матери, что шепнула ей на ухо. Анна, подумав, обняла ее: - Проехали. Иди, питайся…
 
Разговор не клеился. Давид, пытаясь развеселить компанию, наиграл на гитаре несколько мажорных мелодий, потом, положив инструмент, принялся сосредоточенно вытаскивать из окуньков косточки и складывать их горкой на салфетку.
Ева, перекусив и сославшись на боль в ноге, ушла в свою комнату. Быстро стемнело. Допив вино и выключив свет, на который упорно слетались комары, друзья отправились отдыхать, пожелав всем спокойной ночи.
 
Анна разделась и легла рядом с Глебом, укрывшись легкой простыней.
- Возьми плед, Аня, ночи здесь прохладные, - Разин заботливо укрыл жену.
- О чем думаешь, Глеб?
- Стараюсь сосредоточиться на приятных мыслях, чтобы заснуть, - поцеловал ее Глеб.
 
- А ты вспомнить попытайся фильм интересный или книгу, которая тебе нравится, - подвинулась ближе к нему Анна и зевнула.
- Книгу? Устройство и правила эксплуатации инжекторных двигателей.
- Да ну тебя, Глеб, - толкнула его тихонько Анна.
- Тогда правила ухода за детьми…
 
- Ага, актуальная тематика, - согласилась Анна. – Соски, присыпки, памперсы. А впрочем, на что это ты намекаешь, дружочек? – поднялась на локте, заглянула Глебу в глаза.
- На то самое , о чем ты подумала, - погладил ее по плечу Глеб.
- Ну вот, приплыли. Нет, муженек, не обижайся, я же уже далеко не в том возрасте, чтобы детей заводить.
 
- Какой там возраст, Аня? Самый сок!
- Не глупи, Глеб. Не обижайся, но… мне,… мне и одного сокровища под именем Ева достаточно.
- А обо мне ты не подумала?- размял Глеб сигарету и чиркнул зажигалкой.
 
- Понимаю, что тебе хочется своего ребенка, Глеб, но… Может быть, тебе в таком случае, нужно было жениться на другой женщине?
 
- На какой еще другой? Ты о чем, Аня?
- На молоденькой.
- На молоденькой дурочке, которая нарожала бы мне дюжину сорванцов, так?
- Дурочек сейчас готовых на такие поступки мало, но одного – двух она могла бы тебе подарить…
- Кто она? – возмутился Глеб.
 
- Глеб, на ночь, глядя, давай не будем сцены разыгрывать театральные, хорошо? Ты ведь прекрасно понимаешь все мои слова…
- И даже мысли, - продолжил Разин.
- Тем более. Выбрось из головы свои, мои мысли. Давай спать, - взяла у него из рук сигарету, затушила и, повернувшись спиной, вздохнула. – Шуточки, блин. Соски, горшки. Ну и дела, в дурном сне не приснится…
 
- Хватит бурчать, Аня. Нет, так нет. Я не настаиваю, и насиловать тебя не собираюсь.
- Ага, попробуй только. Такой крик сейчас подниму, что волки в лесу позавидуют, - двинула его пяткой Анна.
- Ах, ты еще и драться, - обнял ее Глеб, - ну, держись у меня.
- Глеб, - умоляюще прошептала Анна.
 
- Все, все… Отбой. По постелям и палатам, - поднял с пола упавшую подушку Разин и уставился в потолок, слушая, как дыхание Анны становится спокойней и тише. Спокойней и тише…
На улице усилился ветер. Окно начало тихонько подрагивая, стучать. Глеб поднялся и прикрыл его, задвинув шпингалет. Надел джинсы и на цыпочках, выйдя из комнаты, спустился во двор. Обошел вокруг машин, проверив дверные замки, присел за столик.
 
В одном из стаканов осталось после ужина немного вина. Пригубил, сполоснув рот, выплюнул теплую жидкость, огляделся и поднялся в дом.
В комнате Евы, зажегся ночник. Дверь приоткрылась. – Глеб.
Разин вошел к девушке.
- Прикрой дверь, - попросила она.
- Что случилось, Ева? Почему не спишь? Нога болит? Голова?
 
- Спина горит. Натри мне ее кремом, пожалуйста, - протянула ему тюбик и повернувшись на живот откинула простынку.
Разин прикоснулся к спине: - Да ты вся горишь.
- Ой, - вскрикнула Ева, поеживаясь. – А мне, наоборот - холодно.
- Сейчас, потерпи, - Глеб прочитал название крема. – «Неженка», точно – Ева – неженка.
 
Выдавил крем на руку и осторожно начал наносить его на воспаленную кожу.
Ева приподняла волосы: - И шею намажь, а то даже прикосновение волос раздражает. – О, хорошо. Уже легче. Теперь чуть ниже , – скинула простынку. Глеб остановил движения, увидев, что Ева лежит перед ним без одежды. Округлые ягодицы – дыньки, длинные ноги… шрам на правом бедре.
Ева, выжидая, затихла. Потом повернулась к Глебу и легла на спину, высунув язычок.
Разин попытался встать.
- Не уходи, Глеб. – Ева взяла его за руку и положила ее к себе на грудь.
 
– Нет! – проборомотала Ева, прикрыв глаза. Разин почувствовал, как бьется учащенно сердце Евы под ладонью, как бьется его собственное сердце. Провел рукой по груди девушки, по животу.
 
Ева, приподнявшись на подушке, открыла глаза, и чуть раздвинув ноги, взяла Глеба за руку и легонько начала подталкивать ее вниз. В лесу ухнула сова. Разин, тряхнув головой, освободил руку, попытался накрыть Еву простынкой.
- Ева, ты сошла с ума. То, что ты мне предлагаешь, знаешь, как называется? – встал с кровати и направился к выходу.
- Это не инцест, Глеб. Ведь мы не родные по крови с тобой.
 
Разин оглянулся. Ева, поджав ноги, нагишом сидела на кровати и смотрела горящими глазами в зеркало.
-Не инцест? Не родные по крови, говоришь? А как это, по-твоему, называется? Как? Ответь?
- Любовь! – ответила Ева, отвернувшись к стенке.
- Господи, - опешил Разин. – Любовь. Это не любовь, Ева. Это страсть, минутная слабость, если хочешь. Дурак я… Зачем вошел к тебе.
 
- Зачем? Хотелось, вот и вошел.
- Ты думаешь, своей головой, о чем говоришь? Я думал, что тебе плохо.
- А мне действительно плохо, Глеб. Разве вы, ты,… этого не замечаете. Ты не замечаешь, что мне плохо все это время, как,… как ты появился у нас в доме, как стал жить у нас, жить с мамой. Не замечал? Мне плохо, потому, что я не могу быть с тобой, Глеб.
 
Разин присел на кровать: - Накройся, Ева.
Девушка накинула простынку, вытерла ее краешком слезы.
- Ева… Я не знаю, что тебе сказать. С одной стороны… это измена. Ты хочешь, чтобы я изменил Анне, твоей матери с тобой, с ее дочерью. С другой стороны, если это Любовь, то как я могу тебе запретить это делать … Любить человека запретить нельзя.
 
- Тебя любить, - напомнила ему, Ева, дотронувшись до щеки Глеба.
- Нет – нет. Блажь все это, Ева. Почему ты так не любишь мать? Ответь?
- Потому что она с тобой. Потому, что ты ее любишь больше чем меня. Ты меня любишь, Глеб? Ведь я вижу, чувствую, что любишь, что я тебе нравлюсь…
- Блажь, Ева. Дурь. Эгоизм красивой штучки. Ты просто созрела для… Твое тело требует ласки. Но это не значит, что ласкать его должен я, муж твоей мамы.
 
Блажь. Найдешь себе сверстника, который будет любить, и ласкать твое тело и душу, которого будешь любить ты взаимно. Ты просто перегрелась на солнце, Ева. Это пройдет. Забудь.
- Значит, и ты перегрелся, Глеб? – шмыгнула носом Ева.
- Ага, я и тут со всеми вами, чувствую, перегрелся. Ты права, Ева.
- Значит ты против категорично? Не оставишь мне даже толики шанса любить, ждать, верить?
 
Глеб поднялся, посмотрел на нее грустными глазами.- Закрой за мной двери и пощади, пожалуйста, Анну, очень прошу тебя об этом, моя девочка.- Улыбнулся и вышел в коридор.
На лице Евы, испортив его ночную свежесть и красоту, застыла гримаса боли, разочарования, недоумения. Девушка стремительно, насколько позволяла это
 
сделать ей скованность ноги, заходила от одной стены комнаты к другой, то, зажимая ладони под мышками, то, растирая кремом возбужденное тело, то, хлопая себя по щекам. Затем прикрыла дверь, закрыла ее на задвижку, бросила тюбик с кремом в косметичку и легла в кровать, сжав руки коленками, свернувшись калачиком.
* * *
 
Анну разбудил будильник. Не открывая глаз, она прервала его трель, хлопнув ладонью по кнопке-бугорку. Зевнула несколько раз, укрылась сползшим на пол пледом. Спустя пару минут, поняла, что лежит по диагонали на кровати.
- Глеб?
На подушке рядом увидела записку. Протерла глаза, чуть сощурившись, прочитала: « Аня, я уехал в город. Вернешься домой на машине с Евой.Созвонимся позже.
Целую. Глеб».
 
Встала с кровати, накинув халат, открыла створки окна.
«Дела. Я уехал… странно». Вышла на веранду. Молочная гладь реки, зелень берегов, щебетанье птиц. Во дворе Давид подкачивал колеса машины.
Увидел Анну: - Доброе утро! Как спалось?
- Привет, Давид. Спалось, как в детстве.
- Да и я крепко – крепко спал. Даже не слышал, как Глеб твой уехал.
 
- Я тоже не слышала. Записку вот отписал и умчался. Зоя еще спит?
- Нет, собирает вещи, - Ответил Давид. – Кофейку попьем и вперед.
- Пойду я Еву потороплю, - Анна вернулась в дом, дернула ручку двери. – Ева! Подъем. Ева?
- Иду, иду, - раздался недовольный голос дочери.
 
- Через полчаса уезжаем. Поторопись.
Умывшись и почистив зубы, Ева собрала вещи и вышла на веранду.
- А где джип?
- Глеб уехал рано утром. Я с тобой поеду, - ответила Анна, садясь на заднее сиденье «Пежо».
- Ясно, что дело темное, - пробурчала Ева.
 
- Что ты бормочешь там себе под нос, Ева?
- Так, ничего особенного, - в прежнем духе ответила девушка. – Поехали что ли, Львенок?
Анна помахала Зое и Давиду: - Спасибо за отдых ребята. Догоняйте.
Весь путь до города Ева, стиснув губы, молчала, не отвечая на вопросы матери.
Анна, поняв безуспешность попыток разговорить дочь, сосредоточилась на корректировке рукописи.
 
Текст не лез в голову. Она то откладывала его в сторону, смотря за окно или в затылок Евы, то вновь заглядывала в тетрадь, ловя себя на мысли, что никак не может осилить первые две страницы. Буквы сюжета перемешивались с буквами из записки Глеба, с буквами на дорожных указателях. Не выдержав, сказала Еве: - Дочь, дай я поведу машину.
Та отрицательно покачала головой. – Уже подъезжаем. Потерпи.
 
Подъехав к дому, они молча вытащили багаж, поднялись в квартиру. Ева ушла в свою комнату, включила на всю катушку музыку, закрыла дверь на ключ.
Анна, постояв в коридоре, открыла настежь окна, заварила крепкий кофе и набрала номер телефона Глеба. Телефон не отвечал.
« Ладно, дела, так дела, займусь и я творчеством». Забросала грязное белье в стиральную машину и, отпивая обжигающий кофе, погрузилась в чтение рукописи.
 
«…Чудно все сложилось…Запутанно, нелепо и так… Она глотнула кофе. Ох, елки! Сама не заметила, что положила три ложки сахару. Гадость какая! Вот именно…приторно все получилось…Все довольны, все смеются. Только…Не лезет в глотку. Вот она жизнь – чашечка великолепного кофе, приготовленная настоящим маэстро кофейного дела, а ты по рассеянности бросаешь туда лишнюю ложку сахара – и все испорчено.
 
За окном было видно, как к остановке подошел автобус. Двери открылись, первым сошел немолодой мужчина в сером плаще, он подал руку идущей следом женщине в черном пальто и шляпе, но та или не заметила или проигнорировала этот жест. Они пошли по улице рядом, и я заметила, что они ссорятся. На углу женщина остановилась, развернулась и пошла в другую сторону. Он бросился за ней.
 
Вскоре они скрылись из виду. Мужчина был, наверное, преподавателем религиоведения или философии. Женщина… Наверное, той, с которой его соединил Бог.
Есть рояль. Никто не знает, как его внесли в твое сердце. Ты не умеешь на нем играть. Ты будешь его ненавидеть - отобравшего у тебя целую комнату, но без него уже не сможешь представить своего дома… И ты никогда не сможешь…не захочешь, от него избавиться…
…почему она так много говорила всегда сама, так мало его слов будет жить в ее памяти… Так мало, но как много места они будут занимать, до остатка, до…
Если добавить в кофе еще немного слез, получится жуткая бурда…»*
-Точно. Бурда , а не отпуск, - Анна кинулась в подушки, - лучше пахать до одури зимой, летом, весной, осенью, чтобы не было места дурным мыслям. Чтобы не хотелось выть: "Боже, возьми меня к себе".
* Из рассказа Э. Галаган - Твой ангел, мой гений