--Нет, не приехал, Надежда Ивановна. Ждем.
Каждую субботу я слышала, как мама разговаривает с бабушкой по телефону. Каждый раз одна и та же тревожная фраза – «Не приехал. Ждем». Вернисаж закрывался в четыре, папа приезжал в шесть, – время раннее, но всегда казалось, что уже очень поздно, – за окном ночь, у нас тускло горит ночник, мама молчит, телевизор смотреть не хочется, кот сидит на спинке дивана и, несомненно, тоже ждет папу.
Когда в дверь звонили, сердце начинало неистово колотится, мама с котом бежали к двери, а я сидела в комнате и ждала заветную мамину фразу: «Ну, слава Богу!» Это означало, что матрешки проданы, что у нас есть деньги, что сегодня во всей квартире будет бессмысленно гореть свет и разрываться телевизор, мама в несколько заходов натаскает из магазина полный холодильник продуктов, а если не уместятся, будет складывать их на балконе, в огромный нержавеющий бачок. На ужин обязательно будет что-нибудь особенное, счастливый кот, обожрется ливерной колбасы, мы с папой не угомонимся до середины ночи, а с утра с фотоаппаратом отправимся в лес, не на протоптанные тропинки, а в сугробы – чем глубже, тем лучше.
Но нередко папины возвращения были грустными. Тогда из коридора звучала другая фраза: «Ну, ничего страшного, Витюш, в другой раз продашь». И наступали хмурые будни. Папа расписывал матрешки, мама готовила, изворачиваясь со скудными продуктами. В доме пахло лаком, и все ждали субботы.
Хуже всего, когда субботним вечером раздавался звонок, в сердце врывалась надежда, но вместо папы заявлялась соседка Райка. У нее не было телефона, и свои визиты она объясняла тем, что нужно срочно позвонить. Мы с мамой сидели в комнате, а из кухни доносились одни и те же разговоры:
--Привет, Зой. Ну, как ты? А я тут к Ритке ездила, она мне колготок взяла четыре пары. Ой, да что ты! Утром хотела конфет купить, куда там, все доставать приходится.
По заснеженным улицам люди волокли елки, кто – пушистые, кто – совсем голые, канун праздника сопровождался притоком народа к дверям магазинов. Я наблюдала за этим в окно и ждала папу. Уже третью декабрьскую субботу мама встречала его печальным «Ничего страшного, Витюш».
В тот день папа уехал на Вернисаж ни с одной, а с двумя полными сумками не проданных матрешек. Ровно в шесть раздался долгий оглушительный звонок, мы бросились к двери, на пороге стояла Райка. Она явилась в новом пронзительно желтом халате с яркими оранжевыми цветами.
--Здрасьте! Я позвоню? А то, прям, срочно!
--Пожалуйста, – мы с мамой ушли в комнату.
--Алле, Марин, привет. Ну, че, там у тебя? А будут до праздника? Не, ну, прям, козлы! А мне тут три халата привезли! Турецких. Ой, красивые-е! Яркие такие! Нет, сама ходить буду. Че я ни женщина, что ли…
Известив Маринку, а потом Ритку, а потом Зойку о приобретенных халатах, сорочках и колбасе, довольная Райка вошла в комнату:
--Ну, ты в Детском мире-то была? Я лично Машеньке три штуки купила! Сейчас цены-то старые – все ни по чем!
--Да нет, – отвечала мама, – вот, Витю ждем, там будет видно.
--А я лично считаю, что для ребенка ничего нельзя жалеть. Куклы, прям, как живые – красивые-е! Глазки закрываются, волосы, прям, как настоящие в косичках, трусики с кружевами…
Я с Машей дружила, несмотря на ее неповоротливость, но в тот раз сидела и думала: «Она и не знает, что кукол надо купать, спать укладывать» А перед глазами все время маячили трусики с кружевами.
В Детский мир папа водил меня часто, деньги нам, хоть и перепадали раз от раза, но, как правило, всегда помногу. Просто мы до этого жили очень бедно и сейчас, когда появилась возможность, «залатывали дыры». Магазины в начале девяностых с одной стороны радовали низкими ценами, с другой – огорчали совершенно пустыми прилавками. Лишь изредка можно было напасть на что-нибудь стоящее. Райке повезло, она напала на кукол, а мы ждали папу.
--Я тут три халата взяла. По блату! – не могла остановиться Райка.– Никому не предлагаю, а тебе -- хочешь, продам?
--Да нет, спасибо, -- мама уже начала нервничать.
--Ну, деньги потом отдашь. Главное, чтобы до Нового года, а то мне сережки обещали привести… -- дальше она продолжала шепотом. – Ребята где-то воруют, прям, почти за полцены. Я лично для Маши хочу две пары взять, там одни с глазком, а вторые…
--Да нет, Раечка, не надо. Мы Витю ждем.
Но Райка не унималась:
--А вторые…
Тут раздался папин звонок, и мы втроем мимо Райки бросились к двери.
Маме даже и говорить ничего не пришлось -- у папы в руке болтались только две пустые сумки. Он стоял добрый и веселый с новогодним морозом и снегом на шапке и воротнике. Тут уж я не выдержала и сама, вместо мамы, сказала:
--Ну, слава Богу.
Встреча была такой долгожданной, радостной и шумной, что мы даже не заметили, как ушла Райка.
До закрытия Детского мира оставался час. За крупным снегом облупившееся, темно-желтое здание с двумя входами выглядело праздничным, новогодним. Первый вход был заколочен, второй -- ремонтировался. Вообще, ремонтировались и второй и третий этажи, лестница оказалась залита белой краской, но и эта картина выглядела праздничной. Казалось, что цветными стали даже выцветшие черно-белые фотографии счастливых детей, подсвеченные изнутри. Но самое главное, что белые следы с лестницы, а мокрые с улицы вели на первый этаж – в игрушки. Отдел работал! Мало того, сразу стало ясно – только что привезли товар…
Через полчаса продавщицы любезно подарили папе толстый полиэтиленовый мешок, мне теперь кажется, что папа в тот вечер не пропустил ни одной игрушки неожиданного новогоднего привоза, мешок был забит. Но помню я только белую свинью Нюшу, зоологическое лото, механический искрящийся пистолет, красные пластмассовые щит, меч и шлем, металлофон и еще один клавишно-духовой инструмент, я так и не знаю, как он называется, целую кучу резиновых зайчиков, ежиков, лисичек и, самое главное, «настоящий автомобиль». До педалей синего железного «москвича» я еще не доставала, и папа с мешком за плечами вынужден был тащить меня на буксире по заснеженной улице. Но, видимо, ему очень нравилось это занятие, -- прохожие смотрели на нас с восхищением, а я ехала и представляла, как завтра мы с папой купим елку, достанем игрушки с антресолей, пока папа будет елку устанавливать, мама начнет их протирать влажной тряпочкой, а я следом -- сухой.
За поворотом был наш подъезд. Мы сразу услышали:
--Я лично считаю, что для ребенка ничего нельзя жалеть. Я Маше три штуки купила…
Мы подкатили к подъезду. Бабушки, Райкины слушатели, сразу оживились:
--Ох, ты! Сонька, машину приобрела!
--Нас-то покатаешь, хоть?
Я обещала, что непременно всех покатаю. Папа уже выбился из сил. Он развлекал бабушек, называл себя Дедом Морозом, а притихшая Райка топталась за его спиной. Потом папа взгромоздил на плечи и мешок с игрушками и машину, я держала ему подъездные двери, и, когда они почти закрылись, услышала:
--Ну, куклы-то… Куклы-то кончились. Так и не купили.