ПЬЯНЫЙ АЛХИМИК
Пикин допил абсент, оставшийся от вчерашнего застолья, не утруждая себя богемной процедурой с кусочком сахара и огнем. Он просто вылил зеленоватую жидкость в маленький бокал, получилось грамм сто пятьдесят, и на одном дыхании опустошил его, кривясь от горечи. Он поднял глаза и посмотрел в зеркало старенького трюмо и на выдохе почти шёпотом произнёс:
«Какая мерзость! «Зеленая фея»!
Спирт с полынью, а накрутили вокруг него – чуть ли не напиток Музы. Хотя ничего не стоит делать, не пытаясь постичь нового, даже выпивая глоток вина, а тут легендарный абсент, дававший глюки творчества невротическим натурам.
«Зачем ты пьёшь, Пикин?»
Задал он вопрос своему отражению и пьяно махнул рукой с незажженной сигаретой, опускаясь в кресло. Пикину хотелось общения. Его распирало от нахлынувших философских размышлений и похмельной бодрости:
«Что ж, можно поговорить и с собой. А курить мы бросим».
Он, приподнявшись, повернул кресло так, чтобы видеть свое отражение в зеркале и, глядя на себя, затянулся не зажженной сигаретой.
«Не лицо, а биография страны: глаза зелёные, седина прямо из нервов лезет, морщины – гримасы печали и немножко радости, лоб выше среднего, жевательный аппарат слабо развит, впалые щеки выдают общую худобу тела. Всё остальное здесь». Пикин постучал кулаком в грудь.
«Я знал и ты знал, что мы это узнаем. Это слово-ключ всегда рядом с нами и в нас. Мы боялись произнести вполне произносимое».
Он погрозил пальцем зеркальному собеседнику, который, как показалось Пикину, уже был мало похож на него. Пикин в силу склада своего ума редко размышлял о банальном, его всегда тянуло к глобальным выводам. В свои сорок лет он интенсивно пытался найти ответ на смысл прожитого и ещё больше на смысл своего будущего, которого он уже давно не видел дальше одного-двух месяцев. В философских терзаниях он открыл в себе хорошего собеседника.
«Ты только подумай, как я этого не видел раньше. Насколько можно быть слепым. На все неразрешенные и мучительные вопросы был один ответ – Безумие! Да, именно с большой буквы, потому что это безумие всех, вцепившихся в шарик, ползающих по огрызку чего-то под названием Земля. Это мы её так назвали, а как её назвал тот, кто её слепил, нам узнать не дано. Рылом-с не вышли. А всё норовим подержать творца за космические яйца, в нутро природы залезть, поковыряться там своими лапами. Почему нам мало того, что уже есть? Может чуем своё несовершенство? Я бы с удовольствием остался в девятнадцатом веке с его каретами, паровозом и телеграфом. Нет, нам надо всё быстрей и выше! Куда торопимся? Могильщика не объехать! Эх, люди-человеки!
Кстати, как только речь идёт о кладбище сразу же в памяти всплывает одно и то же стихотворение. В нём действительно есть магия потустороннего, согласись».
Пикин встал и, глядя в помутневшие глаза отражения, проникновенно с выражением прочел:
О, если правда, что в ночи,
Когда покоятся живые,
И с неба лунные лучи
Скользят на камни гробовые,
О, если правда, что тогда
Пустеют тихие могилы, -
Я тень зову, я жду Леилы:
Ко мне, мой друг, сюда, сюда!
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Приди, как дальняя звезда,
Как легкий звук иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне все равно: сюда! сюда!..
Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба,
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь... но, тоскуя,
Хочу сказать, что всё, люблю я,
Что всё, я твой: сюда, сюда!
Пикин почувствовал в глазах слезы и грустно ухмыльнулся своей сентиментальности, медленно опускаясь в кресло, как будто боясь нарушить тишину и торжественность момента.
«Я как-то это стихотворение прочёл на поминках одной поэтессы. Подошла ко мне девица из «интеллигентной семьи», студентка пятого курса факультета журналистики. Глазки грустные, личико красивое, не отягощенное интеллектом, в ушах серьги с брюлликами цены не малой и говорит, чуть ли не с французским прононсом: «А вы не могли бы переписать для меня ваше стихотворение». Эта дура подумала, что это я написал. Я ей говорю, что у меня есть отпечатанный экземпляр дома. Можем заехать после поминок. Поехали...
Слез я с неё, стою, любуюсь её прелестями. Она мне: «Не забудьте про свое фантастическое стихотворение, дорогой». Еле смех сдержал. Не пожалел, отдал сборник Пушкина. Сначала смутилась, хотела разозлиться, потом ума хватило рассмеяться. Так я, брат, за Пушкина пополнил его список. Бардак. Куда катится образование?
Ницше прав, человек это больное животное, потерявшее рассудок. Да он и не мог его не потерять. Ещё старик Диоген, не помню какой, то ли из Синопа, то ли Лаэртский, оба были с причудами. Ну, тот, который ходил с зажженным факелом средь бела дня и отвечал вопрошавшим: «Я ищу человека!». Во когда ещё нормального человека искали мудрецы. Что же можем понять сейчас мы со своим деградировавшим умишком и изуродованной психикой. По нам всем цивилизация катком прошлась. Сплющила до червя. Оскудели умишком, исчахли душой – всё чаще оступаемся».
Пикин сильно сжал ладонями виски, пытаясь выдавить внезапный приступ головной боли, и посмотрел в зеркало. Отражение неподвижно сидело, сложив руки, и внимательно изучало взглядом хозяина. Пикин даже не стал утруждать себя этой визуальной аномалией. Ему казалось, что все мысли за все годы размышлений мгновенно собрались воедино, как шарики ртути и породили новое качество вещества способного постичь истину. И именно сейчас он эту истину превращает в слова, подобно алхимику, записывающему новую формулу-ключ к праматерии. В такие мгновения пространство подчиняется магии слова.
«Мы все слуги безумия. Можешь даже не оглядываться, это сказал я.
Любить не умеем. Любим как-то лениво и болезненно, чуть ли не заставляем себя любить. Вытягиваем из себя это атрофированное чувство и качаем, как мышцу. Зато как мы умеем ненавидеть, это, пожалуй, самое натренированное чувство. Эта мышца у нас не заржавеет! Она тренируется в ежедневных скандалах и стычках. И одержимость всё больше с надломом, больная, без ангела и света. Мы обезумевшие звери, батенька!
А если мы заглянем в наши сны – в наши сокровенные подвалы и сундуки подсознания, в наши омуты утопленных чувств? Никто, никогда не расскажет правду о своих снах. А ведь во снах мы, что ни на есть настоящие, самые настоящие, бесконтрольные. В сон никто не влезет, не спугнёт. Туда даже сознание боится заглядывать. Там иногда такие чудовища рождаются, голливудским маньякам не снилось. Сумасшедший Фрейд со своим психоанализом всё лез во сны, пока не захотел залезть в постель к Юнгу. Тот тоже доанализировался до своих тараканов .
Хотя кому нужна реальность? От неё бегут, кто куда. Кто в церковь, кто в секты, кто в кино. Каждому нужен свой глюк, своя персональная иллюзия, как минимум, романтика от любовной до уголовной. Кстати, женщины раньше сошли с ума, их и в психушках в три раза больше, а всё потому, что в их головах фантазий и бреда помещается куда больше чем в мужских. Помнишь, жила у нас соседка, милая девица двадцати лет. Дружила с нормальным работящим и честным парнем. Он с неё пылинки сдувал. Так нет, убежала с каким-то пройдохой, который был в розыске за ограбление. Чего ей, суке, не хватало? Иллюзии, романтики! Сейчас передачки носит в тюрьму. Запоем читает макулатуру про жизнь бандитскую, плачет под песни Круга. Декабристка?! Нет. Сумасшедшая. Когда две таких особи сходятся, вокруг всё горит. Есть ещё более утончённые сумасшедшие. Те в творческих и философских поисках. «Богема». «Творческие натуры». Да простые шизики! Бардак в голове, в доме и в произведениях. Сидит такое «творческое» утыканное неврозами, тупо рвёт на себе волосы из разных мест или обнюхивает себя – кто как оттягивается. Спроси у него: «Ты, дружок, болен?» «Нет!», – завопит «венец творения». Болен! Мы все больны и все в неврозах. Возьмите справочник по психиатрии и вы найдете в нём «своё» и это при том, что ещё никто толком не знает, что такое психически здоровый человек. Учёные утверждают, что в обществе от десяти до двенадцати процентов психически больных. Чушь! Десять – двенадцать здоровых, и то когда-то было. Мы здоровы пока мы дети и то лет до семи, пока нас не изуродуют социальным. Пока мы дети, мы просто любим, ни за что любим мамку и папку, бабку и деда. Потом нам объясняют, за что надо любить и главное, за что будут любить тебя. Тут и начинается торг. И торгуемся мы потом всю оставшуюся жизнь, постепенно сходя с ума от напряжения. Хотя, человечество запаслось аптечкой, даже целой аптекой. Все полки заставлены лекарством. Жри на выбор. Кто послабее жрет христианство, кто посильнее ислам, кто по коварней – иудаизм, я уж не говорю о политических пилюлях и телесных. Наше чрево огромно и в каждого вмещается ровно столько, сколько он может вместить в свое порочное нутро, но при этом каждый хочет иметь индульгенцию. И всегда найдутся те, кто по сходной цене эту индульгенцию выдаст.
Нет, завтра я на мир буду смотреть другими глазами, я устал его видеть необъяснимым… Сколько раз мы слышим и повторяем затасканные фразы «этот сумасшедший мир», «мир сошел с ума», но никогда не воспринимаем эти слова буквально, глубинно, а лишь как метафору, подсунутую под очередной случай свершившегося безумия. И все эти случаи безумия мы считаем исключением, но ни в коем разе правилом, неизбежностью. А ведь это система и её сбои системны. Вот живёт психически больной человек, ему прописали лекарства, он их принимает, надеясь избавиться не столько от болезни, сколько от страха официального диагноза, но он всё равно срывается и периодически попадает на больничную койку. Живущие рядом с этим человеком уже знают первые признаки такого срыва, медики знают, что чаще всего обострения проявляются весной и осенью и заранее готовятся к потоку больных. Но ведь с официальным учётным диагнозом только десятая часть от реальных больных. Остальная огромная часть научилась прятать свою болезнь, особенно когда оказывается один на один с психологом или психиатром. Именно эта затаившаяся масса сумасшедших самая страшная сила. Если они способны обмануть психиатра, то что им стоит обмануть простого человека: навязать ему свои взгляды, переубедить. В некоторые минуты их ум бывает логичен до стерильности, в другие спутан, подавлен эмоциями – их невозможно поймать за извилину чистого сумасшествия. Мой приятель к сорока пяти годам женился третий раз, человек умудренный, прожил с новой женой более трёх лет и совершенно случайно узнал, что она находится на психиатрическом учёте с диагнозом шизофрения. О чём это говорит? А говорит это, мой молчаливый друг, о том, что он не смог отличить больную женщину от здоровой, имея возможность сравнивать не только с прошлыми жёнами, но и с десятком затяжных любовниц. Вот как всё запуталось! Скоро и отличать будет некому, да и сравнивать не с чем – эталон-то утратили! Профессор Азаров давал мне уроки проявления внешних признаков дегенерации и психических отклонений в рамках традиционной науки. Это помогает, но только тогда, когда природа сама позаботилась о знаке-метке. А если этой метки нет? Сколько мы имеем случаев серийных маньяков, убийц и садистов, когда внешне человек не имел никаких признаков вырождения и проходил достаточно серьёзное медицинское обследование, устраиваясь на работу в милицию или спецслужбу. Психическая патология удивительный дипломат и тончайший психолог. Маньяков ищут лучшие сотрудники и следователи, к их поимке подключаются специалисты по психическим патологиям, но их ищут годами и десятилетиями, часто не находят. А пойманные не редко оказываются заслуженными педагогами и сотрудниками милиции с отличными характеристиками с места работы и службы. Кстати, о педагогах, – Пикин засмеялся почти внутриутробно, после чего вытер слезы воротом расстегнутой рубахи и продолжил севшим голосом, – между прочим, не такой уж редкий случай. У моего приятеля была тётя – завуч школы, с педагогическим стажем около двадцати лет. Детей у неё не было, а у её сестры было пятеро сыновей. И вот, она решила помочь сестре и взяла опеку над одним из сыновей. Опекала она его и воспитывала лет десять, вплоть до окончания школы. Так вот этот опекаемый уже трижды сидел в тюрьме за кражи и разбои, а те дети, которые избежали изысканного педагогического воспитания, ни разу не нарушили закон. А сколько несчастных семей у психологов и психиатров. О чём это говорит? Да всё о том же, наши знания о человеческой природе во многом ошибочны и весьма скудны.
Нам изначально дают неправильную методологию постижения жизни. Теперь всё, всё нужно перечитывать и переосмысливать. И в первую очередь свою жизнь.
Вся жизнь в напряжении! И что интересно: одни напряжены, другие расслаблены. И эти расслабившиеся по жизни требуют ещё большего напряжения от и без того напрягшихся. Ах, ей шубка не понравилась: «Не тот оттенок!». Ах: «Денег мало приносишь!». Но ведь ещё вчера их было куда меньше. Боже, доченька плохо учится в институте и ночами пропадает на дискотеке! А эти вечные болезни из справочников и непрекращающийся процесс лечения, всё новыми и новыми препаратами и методами. По всем этим поводам и многим другим мы напрягаемся, рвём нервы и душу. А они при всём этом расслаблены! И эта масса «расслабленных» ну очень любит порассуждать между собой, как эти «напряжённые» мало напрягаются ради их блага. И напряженные, чтобы о них плохо не подумали расслабленные психопаты, напрягаются ещё больше и валятся косяками от инфарктов и гипертонических кризов, зарабатывают нервные тики и дрожь в руках. Мы живём их жизнью, их психозами, а свою жизнь как бы донашиваем, пока она не износится, как старый свитер, – и выкинуть жалко, и ни кому не предложишь. И это называется нормальным балансом «добра и зла» в обществе. Вот, животные, какую гармоничную философию придумали для себя!
Я - тоже слуга безумия! И ладно если бы своего. Я всю жизнь напрягался ради этих расслабленных пожирателей чужих жизней. И что к сорока годам? Благодарность? Уважение? Друзья? Друзья есть, но тоже из племени напряжённых. Хотя некоторые от безысходности пытаются имитировать расслабленных. И я тоже пытаюсь. Об этом надо писать, об этом должны знать те, кто вступает в жизнь, и те, кто уже в ней запутался. Об этом должны читать лекции в школах и институтах. Боже, скольких трагедий избежим, мир спасем…
Как-то моя пятилетняя дочь, посмотрев американский мультик, расплакалась. Я спросил у неё, что случилась. О если бы взрослые умели слушать детей, тогда бы им не понадобились толстые тома заумных книг. «Устами младенца глаголит истина» - ведь это родилось не как красивая метафора, это мудрость, и дети часто изрекают мудрые вещи, но мы считаем, что они просто путаются в значении слов и только поэтому удивляют нас глубинными откровениями старцев. И мы смеёмся над их детской мудростью. Так вот, дочь сказала, что ей не понравился конец мультика, т.к. в нём непонятна дальнейшая судьба героя, кажется, это была собака. Она плакала и повторяла удивительно глубокую по смыслу фразу: «Получается как в жизни – непонятно, а я хочу, чтобы было, как в сказке, – хорошо». Вот так-то! Жизнь непонятна, а сказка не получается».
Как всё-таки мерзко устроена человечеством жизнь на планете, как тупо и жестоко, как несправедливо и безнравственно. Поэтому и нет в ближайшем космическом приближении ни одной планеты с жизнью - мы уже раньше тысячи тысячь лет тому назад всё изгадили и уничтожили. Земля последняя планета с Жизнью! Это наш последний шанс на искупление, последняя спичка перед вечным мраком. Это..., перед Творцом-то как стыдно! Господи!
Пикин встал, посмотрел в зеркало, в нем сидело его отражение и курило.
«Ну и кури, а я не буду», – сказал он своему зазеркальному слушателю и побрёл к кровати. Излившись, Пикин почувствовал пустоту и сильную усталость. Он подошел к кровати, бросил взгляд на тоску неизмятой постели, взял подушку и, обхватив её, свернулся калачиком. Его опьяненный и измотанный мозг начинал галлюцинировать, рождать отвлечённые образы и проваливаться в сон.
Господь Бог был похож на дедушку Пикина с большой сияющей лысиной и белой бородой до пупа. Он висел в ночном небе, освещенный огромной горящей спичкой, которую протягивал Пикину:
- Прикуривай, - грозно изрек Бог,- это последняя спичка во всей вселенной!
- Может прибережем на всякий случай! - взволнованно крикнул наверх Пикин.
- Уже поздно, она горит!
- Боженька, а может зажжем чего-нибудь от этой спички, она вон какая большая, костер например и будем постоянно дров подкладывать, так сказать вечный огонь хранить. А?
- Нечего поджигать, дров нет!
- А газ, нефть? Из них такой факел получается, сам видел, горит, не перегорит.
- Нет ничего ни газа, ни нефти. Всё кончилось! Лавочка закрывается! И хватит юродивым прикидываться. Вон как смело философствовал, уважение вызвал. Прикуривай! Или я сейчас тебя запалю и дам прикурить другому!
Пикин только сейчас увидел, что в руках Боженьки не спичка, а горящий человек, его голова горела как головка спички.
- Ты что, людями даешь прикуривать?!
- Это никчемные люди, от них хоть так будет польза.
- Так это ж твои твари, ты же их сам создал!
- Я их не создавал, вы их сами наплодили, к тому же этот сам в своё время умышленно спалил человека.
- Так это значит сейчас начался Божий суд! Каждому по заслугам! Око за око! Неужели я до этого дожил!
- Дожил, дожил. Давай прикуривай, а потом на укольчик не забудь зайти.
- Какой ещё укольчик, Боженька?
- Лечиться будем грешный. Лечиться!!!
- Так я ж здоровый, Боженька.
- Ну, разве здоровый будет с Богом спорить?! А, Пикин?