Диван

Сергей Елисеев
Диван
(всем моим женщинам)

Зазвонил-завибрировал мобильный телефон на поясе. Я снял его, глянул на дисплей и глазам своим не поверил. Это была она.
- Алло! Я слушаю.
- Ой, мне плохо!
- Что случилось?
- Мне плохо.
- Объясни в чём дело!
В это время вагон метро ушёл в туннель, и связь прервалась.

Что за наваждение! Всего лишь час назад я приземлился в аэропорту. Возвращаюсь домой из загранкомандировки. Предвкушаю скорую встречу с семьёй. И тут – такой вот звонок! Ведь мы расстались ещё в доисторическую эпоху. Она никогда мне раньше не звонила. Ни на домашний телефон, ни на мобильный. Номер моего мобильника она знает случайно. Несколько лет назад мы нечаянно встретились на улице. Давно её не видев, я с удивлением отметил, что она совсем не изменилась. Я смотрел на неё и чувствовал, как что-то внутри меня то ли сжимается, то ли расширяется.
- Можно тебя проводить? – спросил я.
- Конечно, - ответила она.
Я проводил её до дома.
- Зайти можно?
- Там родители.
- Эхма… - посетовал я. – Вот невезуха… Ладно, запиши на всякий случай номер моего мобильника. (Тогда мобильные телефоны были большой редкостью).

Сколько же времени прошло с той встречи! Но, оказывается, она сохранила мой номер. И вот сейчас позвонила.

Я вышел из метро, вытащил телефон, нажал нужную кнопку.

Её голос был возбуждённый, почти истерический.
- Мне очень плохо. Ты можешь сейчас ко мне придти?
- Нет, не могу. Я сейчас в Москве. Мне ещё до дома добраться надо. Скажи толком – что с тобой?
- Мне очень плохо, - она всхлипнула, и трубка смолкла.

Еду в автобусе домой… В груди – словно улей потревоженный. Я вспоминаю. Когда и как мы познакомились?

… Это было ещё в студенческие годы. Я пришёл на лекцию доцента Кузнецовой, которая, только что вернувшись из Англии, рассказывала нам, студентам-инъязникам об особенностях лондонского акцента и загнивании английского капитализма… Я практически не слушал Кузнецову. Я смотрел на сидевшую передо мной девушку с тёмными распущенными волосами. То были густые, пышные, почти смоляные волосы.

Я плохо видел её лицо, но мне казалось, что оно должно быть столь же волнующим, как и эти прекрасные волосы…
«Обернись!» - молил я. «Обернись!!»

Но она не оборачивалась. И тогда, гонимый необъяснимой силой, я сделал изумительно дерзкий шаг. Я вынул свою записную книжку, написал на одной странице по-английски « У вас есть телефон?», и передал ей.
Через минуту записная книжка вернулась ко мне. На той же странице был ответ по-русски. «Есть. Ну и что?»

Я подхватил эту импровизированную переписку.
«Можно Вам позвонить?»
«Зачем?»
И я ответил словами из песни Beatles.
“Girl, I like your face!”

Ох, слукавил я тогда немножко. Потому что её лицо я почти не видел.
Она обернулась. На меня глянули тёмные и, как мне, показалось, широко поставленные глаза. Они смотрели внимательно и как будто сквозь меня.

Она передала мне мою записную книжку. Крупным круглым почерком там был записан номер её домашнего телефона…

Так мы познакомились. Я ей сразу же позвонил и уже на следующий вечер назначил свидание. Кажется, это было первое свидание в моей жизни. Честно говоря, я опасался, что не узнАю её. Ведь я видел её всего лишь раз, да и то мельком.

Мы встретились на улице. Я всё-таки её узнал. Была уже поздняя осень, в воздухе летала снежная крупка. На ней было тёмно-малиновое ладно сшитое пальто, подчёркивающее её изящную фигурку, и серая меховая шапочка, из-под которой выбивались те самые непокорные волосы. Из обрамления пушистых ресниц на меня смешливо смотрели тёмные глаза. Ах, эти тёмные глаза…

- Пойдём ко мне домой, - предложила она.
- Неудобно как-то, - застеснялся я.
- Неудобно по улице на холоде болтаться. Пошли!
 
Я последовал за ней. Поднялся на третий этаж, вошёл в квартиру.

Это была самая обычная двухкомнатная хрущовка, точно такая же, в какой жил и я с родителями и сестрой. Обстановка удивила меня своей скромностью, если не аскетизмом. Здесь не было ничего из мебели, кроме тахты возле стены и журнального столика с пишущей машинкой в центре комнаты. Но было несколько книжных шкафов и множество полок, на которых я, вполне прилежный студент, сразу различил тёмно-синее собрание сочинений Ленина и такого же цвета многотомную Большую Советскую Энциклопедию. На тахте возле торшера сидел мужчина с книгой, в которой он что-то помечал карандашом. Над пишущей машинкой склонилась женщина. На минутку оторвавшись от работы, она пристально и как бы оценивающе оглядела меня. Строгая причёска тёмных волос, правильные и выразительные черты лица. Без сомнения, она была в юности красавицей. Да и сейчас очень видная женщина. Наши глаза встретились. Её сосредоточенный гипнотический взгляд, казалось, пронзил меня. Я почувствовал себя неловко. Пробормотав приветствия, я прошёл за своей спутницей.

Её смежная комнатка была поменьше и обставлена в таком же спартанском духе. Кроме дивана, обитого красным плюшем, письменного стола и книжного шкафа там ничего не было. Мы сели на диван…

- Ну, что скажешь? – спросила она.

Я смотрел на неё и не знал – что говорить. Зачем я к ней пришёл? К ней, совершенно незнакомому человеку, которого я вижу, кажется, второй раз в жизни.
- Тебе понравилась лекция Кузнецовой? – спросил я.
- Абсолютно нет. Я вообще не люблю английский.
- А что же ты любишь?
- Я люблю кошек. Модную одежду. Красивых мальчиков. Весёлую компанию. Хорошее вино.
- Ты шутишь?
- Ни капли. Или ты не любишь вино?
- Я не пью.
- Почему? Больной что ли?
- Отчего больной? Просто я спортсмен.
- И чем же ты занимаешься?
- Борьбой. Гляди.

Я поднялся с дивана. Встал на руки, пошёл по комнате. Но в какой-то момент я потерял равновесие, меня повело в сторону, и, зацепив ногой за что-то на шкафу, я свалился на пол. Тут же мне на голову упала увесистая книга, слава Богу, плашмя. Я посмотрел обложку. «Капитал» Карла Маркса. Том первый.
- Ого, какие книжки ты читаешь! – сказал я, потирая затылок.
- Это не я. Это папа.
- А кто он у тебя?
- Политэкономию преподаёт в политехническом.
- А мама?
- Мама - доцент психологии там же.
- Похоже, она очень строгая…
- Она очень добрая. Сам увидишь… Послушай, ты не мог бы мне помочь?
- А что надо?
- У меня тут куча упражнений по грамматике. Очень трудные. Ты не посмотришь?
- No problem.

Мы стали делать её домашнее задание по английскому языку. Я сразу понял, что английский она знает совсем слабо. Да и знать не хочет.
- Послушай, а ты мне доклад не смог бы написать?
- Какой доклад?
- Об особенностях стиля Сомерсета Моэма. Только на английском.
- К какому сроку?
- К следующей пятнице.
- Нет вопросов. Но мы до пятницы ещё встретимся?
- Конечно!
. . . . . . . . . .

Мы стали встречаться. В институте мы практически не видели друг друга, так как она училась на два курса моложе. Да она никогда и не стремилась подойти ко мне в институте. Ни она, ни я не хотели, чтобы нас видели вместе. Мы встречались только у неё дома. Я приходил к ней часто. Сидя на лекциях, я был мыслями уже с ней. После занятий в институте, побросав все дела, я мчался к ней через весь город двумя трамваями с пересадкой…

Я делал ей упражнения по грамматике и лексике, писал изложения и сочинения, готовил доклады по изменениям системы глагольных окончаний в древнеанглийском под воздействием старо-французского… Наклонившись над столом, я писал и писал… Она скучающе сидела рядом.
- Ты не устал? – спросила она меня однажды.
- Нет, - ответил я.
- А я устала. – Она посмотрела на меня как-то особенно, положила свою руку на мою. Её рука мягкая, тёплая. Мне показалось, что у меня остановилось сердце.
- Хватит писать! Пойдём на диван! – сказала она.
О, диван! Алый диван. Аэродром нашей взлетевшей юношеской страсти…

 Мы сели совсем близко друг к другу.
- Зачем ты всё это для меня делаешь? – спросила она.
- Не знаю. Мне хочется делать для тебя приятное.
- Зачем?
- Не знаю. Наверное, оттого… оттого, что ты мне нравишься.
- Да?
- Да!
- Ты очень добр ко мне.
Она положила голову мне на плечо. У меня закружилась голова. Никогда, никогда ещё ни одна женщина, кроме матери, не была физически так близка ко мне. Мои губы уткнулись ей в шею. Несмело и неумело я обнял её. Я не знал что делать …
- Чего же ты боишься? – спросила она.
- Я не боюсь, - ответил я дрожащим голосом и положил руку ей на грудь.

Ей хотелось большего… Похоже, у неё уже был опыт. Мягко, но настойчиво она вела меня к тому, чего ей хотелось, но было мне ещё не известно, и к чему я тоже всем существом стремился. Наверное, я внутренне к этому потянулся уже в тот миг, когда увидел эти волнистые волосы, которые сейчас щекочут мне ноздри…
Наше дыхание смешивается.
- А если войдёт мама? - шепчу я.
- Не войдёт.
- Нет, я так не могу… - Неимоверным усилием я отрываюсь от неё.
Она поправляет волосы.
- Слушай, приходи послезавтра. Мама принимает экзамены у заочников. Не будет дома весь день.
- А папа?
- Он в Москве, защищает диссертацию. Приходи!

Я пришёл. Что делают два юных человека противоположного пола с неумолимой тягой друг к другу, оставшись наедине? Мы набросились друг на друга как два молодых зверя. Она знала всё, что надо делать. Была ненасытной, неутомимой. Диван стонал под нами.

Вдруг раздался щелчок входной двери. Это мама пришла! Но ведь она сейчас должна быть с заочниками! Мы отпрянули друг от друга, очень потные и красные. Стали судорожно приводить себя в порядок. Отдышавшись и приняв почти небрежный вид, она вышла к матери, а я сел за стол и положил перед собой стопку словарей…

Так продолжалось довольно долго. Я помогал ей в учёбе. И мы использовали каждый момент, когда дома не было родителей, для неакадемических занятий. И ничего кроме дивана нам не было нужно… Мы не ходили в кино или театр. Мы не гуляли вместе по улицам. В те редкие разы, когда это случалось, на нас оборачивались прохожие, особенно молодые парни. Покачивали головой. Ах, какая девушка! Она знала, что она красива, что нравится с первого взгляда. Это очень ей льстило. А я недоумевал – как и за что я имею такую красавицу? Я – невысок ростом. У меня совсем не римский нос и по фактуре я далеко не Аполлон. А она – во какая…
Я смотрел на неё и не мог насмотреться. Каждый раз, прощаясь в коридоре, мы крепко прижимались друг к другу. Однажды она мне сказала:
- Я думаю нам надо расстаться.
- Почему? – удивился я.
- Потому что ты меня любишь. А я к тебе этих чувств не испытываю.
- Ну и что? Моей любви нам хватит с избытком на двоих.
- Нет, так не бывает. К тому же мы очень разные.
- А разве бывают одинаковые люди?
- Ты не понял. Мы принципиально разные. Ты – устремлённый, серьёзный человек. Ты не боишься трудностей и любишь работать. А я … Я не люблю работать. Я - глупая и легкомысленная девчонка.
- Не говори так! Нам хорошо вместе. А это – самое главное. Давай я познакомлю тебя с моими родителями.
- Ой, только не это!

Вскоре так сложились обстоятельства, что меня, студента, послали работать в Африку. Честь по тем временам редкая. Потому что хоть она и Африка, а всё равно – заграница. Так мы разлучились более чем на год.

Как тосковал я по ней! Какие сумасшедшие письма писал! Писал много, самыми нежными словами, какие только знал и мог придумать. Но пользоваться обычной почтой нам, советским специалистам, было запрещено. Поэтому письма мы посылали только с оказией. И получали их тоже редко. И ждали жадно. Прости, мама, но даже твои письма мне были не столь желанны. Она же писала редко. Очень редко. Всего несколько писем по страничке более чем за год… Я ждал от этих писем тепла, искал в них хоть намёк на наши чувства. Увы, в них ничего не было…

Я помнил тебя, моя первая любовь, каждый час, каждую минуту. Ты была со мной, когда я карабкался на горные вершины и когда нырял в тёплую горькую воду Красного Моря. Ты была со мной, когда завывал хабуб (песчаная буря), а я при свете лампочки, питаемой дизельным генератором, сидя в палатке, писал тебе страстные письма. Вновь и вновь передо мной возникал твой образ. Я видел твои глаза. В них хотелось окунуться. К тебе прижаться. С тобой слиться… Я ждал тот миг и верил, что он наступит.

В первый же день по возвращению из Африки, я позвонил ей и взахлёб объявил о своём прибытии. К моему огромному удивлению она сказала, что нам лучше бы встретиться через день-два. Нет! Этого я вытерпеть уже не мог. Я помчался к ней. У неё дома была шумная компания в изрядном подпитии. Она тоже была не совсем трезвой. Поняв, что я попал с корабля на бал, я что-то пробормотал и уехал обратно к себе.

На следующий день мы сидели на нашем диване.
- Понимаешь, у меня был маленький сабантуйчик. Я же не монашка, правда? Ну не сердись, что не пригласила тебя. Эти мальчики у меня для баловства. А ты – для жизни.

Как-то её мама обратилась к нам.
- Молодёжь, вы весь диван протёрли! Почему бы Вам не выйти на природу? Гляньте, погода какая чудесная.

Мы поехали в лес. Это совсем недалеко. От конечной остановки трамвая идти пешком всего лишь минут двадцать. Я рассказывал ей о бескрайных песках Сахары, о раскалённых солнцем скалах. И о том, как радостно снова видеть родной русский лес. И её милое лицо…

Где-то на поляне под кустом мы расстелили одеяло. Какое счастье - просто лежать и смотреть в небесную синеву с плывущими облаками. И как приятно чувствовать, что она – рядом. Вот она. Она всё ближе и ближе... У неё маленькая упругая грудь. Нежные розовые сосочки с большой ареолой. Какая сила, какой инстинкт заставляет меня припасть к ним губами? У неё упругий втянутый живот, низ которого украшен треугольником чёрных вьющихся волос. Эти волосы действуют на меня как детонатор. Я забываю всё на свете. Для меня сейчас существует только она. Она! И она нисколько меня не стесняется. Она жаждет того же… Но! Комары! Это ужас какой-то! Или мы в тайге сибирской? Как истый джентльмен, я шлёпаю их на её ягодицах, отдав свои на пропитание этой ненасытной своре…

Обратный путь мы едем молча, думая каждый о своём.
Что делать, размышляю я. Жениться? Ладно, женюсь. А что дальше? Вместе спать, получив на то официальное разрешение в виде штампа в паспорте? Эти дела оканчиваются рождением детей. Какой из меня отец? Мне ещё учиться целый год. Ей – два (да и не помышляет она о замужестве). На какие деньги будем жить? И где? В халупке с её родителями или с моими? Так я и со своим папашей ужиться не могу. Мы то и дело цапаемся, да так, что по полу катаемся…

Проходит ещё год. Я заканчиваю институт и уезжаю по распределению работать в сельскую школу. В родной город приезжаю при каждом удобном случае. А приехав, не могу не позвонить ей чтобы встретиться. Это какое-то наваждение! Я не могу от неё оторваться. Надо же что-то делать! Надо кончать!!! И я принимаю судьбоносное решение. Ухожу в армию…

Служба. Бессонные ночи. Трескучие морозы в белорусском лесу. Автомат Калашникова на одном плече, противогаз – на другом. «Рота, газы!» Задыхаясь, падаешь в сугроб. Ночью засыпаешь как убитый. Койка и простыня – далеко не всегда. Порой доска под боком. Или просто трава. Да, вспоминаешь дом. И её тоже вспоминаешь. И с радостью понимаешь, что из белорусского леса к ней не убежишь…

Как ни тянулась служба, но и ей пришёл конец. Бравым сержантом, подтянутым и молодцеватым, с кучей значков на груди я схожу с поезда в родном городе. Вижу – идёт мне навстречу одна старая знакомая. Пару раз вместе в трамвае ехали…

- Привет, - окликаю я её.
- Привет! – Отвечает она. – Ты откуда такой красивый?
- С армии, дорогуша! Разрешите поинтересоваться, что вы сегодня вечером делаете?
- Ничего особенного. Дурака валять буду.
- А, может, вместе поваляем?
- Что ж, давай попробуем.

Вечером я был у неё. Действовал я быстро и решительно, как учил меня командир роты капитан Дубовик.

Потом я пригласил её к себе домой. Родители куда-то уехали. Мы устроились на диване рассматривать семейные альбомы, что нам надоело довольно быстро. И мы решили заняться более интересным делом. И вот когда нам стало совсем интересно, тут прозвучал звонок. Проигнорировать его никак было нельзя. Ведь это могли быть вернувшиеся родители. Я открыл дверь и … остолбенел. Батюшки светы! На пороге стояла Она!

Тысячи раз я просил её придти ко мне, познакомиться с родителями, как-то отладить наши отношения. Но она и слушать про это не хотела. А тут вот – сама пришла!
- Можно войти? – спросила она.
- Извини Христа ради, но нельзя, - промямлил я.
- А…. протянула она. – Всё понятно. – Глаза её сверкнули, и она почти побежала вниз.
- Я к тебе приду сегодня! – только и успел я крикнуть ей вслед.

Это знак свыше, подумал я и вернулся в комнату.

- Кто там? – спросила подружка на диване.
- Соседка. Слушай, давай поженимся, - предложил я.
- Давай, - согласилась она.

Вечером я приехал к ней.
- У тебя там была женщина? – спросила она.
- Да. И я решил жениться.
- Что ж… Желаю счастья…
 
И была свадьба. Шумная и с дракой. Тоже, говорят, знак хороший…
Потом был развод. Тихий, но злобный. Расстались врагами.
Потом был ещё брак. Ещё развод…

Сейчас я человек семейный. У меня двое взрослых детей. И внуки на подходе. С женой в прошлом году отметили серебряную свадьбу. Моя жена – женщина добрейшая, душевная. Я с ней могу говорить на любую тему. Она знает обо мне абсолютно всё. И всё понимает. Она меня любит. Любит наших детей. Нашу собаку. У неё большое любящее сердце. Люблю ли её я? Нет, того, что было с первой – не было. Но я без колебаний отдам свою жизнь за неё.

Вот я вхожу в дом.
- Привет командировочным! – Восклицает жена. – Как поживает заграница?
- Цветёт и пахнет… - Я ставлю на стол коробку конфет, прихваченных в duty free shop (жена любит сладкое) и бутылку виски (я давно уже не трезвенник и не спортсмен).
- Ты, понимаешь, мне вдруг моя старая пассия на мобильник позвонила.
- Та самая?
- Ну да. Ей очень плохо. Просила придти.
- Так в чём же дело? Сходи!
- Ты это серьёзно?
- Абсолютно.

Я звоню. Её голос очень сдавленный, безучастный.
- Я сейчас приняла успокоительное. Мне больше ничего не надо. Приезжай ко мне в субботу. Я буду очень ждать.

Подходит суббота. Я готовлюсь к официальному дружескому визиту. Меня напутствует жена.
- Дорогой, желаю тебе мужества и стойкости в столь ответственном деле. Не подкачай!
- Спасибо за столь уместное пожелание. У нас презервативчик не найдётся?
- Дорогой, нам это давно не нужно. Шутник ты, однако.
- Ну и ты, мать, не без юмора. Без нужды не звони мне. Можешь в самый неподходящий момент попасть…

И вот я подхожу к тому самому дому. Сколько ж раз я сюда приходил! Сердце моё учащённо бьётся. Смотрю на её балкон. А там мужик стоит, покуривает. Это кто такой?

Поднимаюсь на третий этаж. Вот она, та самая дверь. Звоню. Она встречает меня в крошечном тесном коридорчике. Я вижу, что она чрезвычайно рада.
- Кто этот мужик на балконе, - спрашиваю я.
- Это мой хороший знакомый.
- Тогда мне тут делать нечего, - говорю я и берусь за дверную ручку.
- Пожалуйста, не уходи! – Она заслоняет мне проход. – Он сейчас уйдёт. Проходи в кухню. Я очень тебя прошу.

Я прохожу в кухню, откуда вскоре слышу, как хлопнула входная дверь. Всё, мужик ушёл.
Она заходит в кухню. Садится за стол напротив меня. Я достаю из принесённой сумки вино, апельсины, конфеты, нарезанный сыр.
- Выпьем за встречу? – предлагаю я.
- С удовольствием, - отвечает она.

Мы пьём мускат крымский. Чудесное душистое вино. Я смотрю на неё. Да, время есть время. У неё большие груди, отвислый живот. Но лицо почти не изменилось, только слегка пополнело. А глаза… Глаза всё те же… Глаза семитских предков. Смотрят смешливо и озорно. Я смотрю в них и не могу насмотреться…

- Что с тобой случилось? – спрашиваю я.

Она рассказывает. Жизнь пошла как-то криво… Муж прибивал гардину над окном. Упал, набил на голове шишку. Шишка всё росла и росла. Её решили удалить. Из Москвы пригласили звёздного хирурга. Муж умер во время операции... А потом вдруг умер отец. Всё время чувствовал себя нормально, и даже больничной карточки не имел. Но внезапно занедужил и за месяц угас. Диагноз толком не известен. Мать упала, сломала шейку бедра и перестала передвигаться. А самое печальное – у неё началось что-то с головой. Она стала говорить и делать глупости, порой столь опасные, что её нельзя было оставлять одну в квартире. Могла в любой момент устроить пожар. Умерла.

В последнее время она сошлась с одним мужчиной. Старше её на девятнадцать лет.
- Он был очень хороший человек. И ко мне хорошо относился. Но вдруг пропал. Это родственнички его куда-то упекли, потому что он хотел завещать мне свою квартиру.
- А что за мужик, которого ты только что выпроводила?
- Это Гришка. Он заботится обо мне. Как же он мне надоел!
- Зачем же ты с ним живёшь?
- А что мне делать? Одной куковать? Я женщина слабая, беззащитная.
- Скажи, а почему у тебя нет детей?
Она ответила не сразу.
- Я сделала аборт. Он был неудачным.

Я не стал спрашивать – от кого. Вокруг неё всегда были мужчины. Был московский банкир. Был молоденький программист. Был авторитетный бандит. И даже был полковник КГБ. Она говорит, что все относились и относятся к ней хорошо… Оно и понятно. Она – очень красивая.

- Когда же мы расстались? – спрашиваю я.
- Тридцать три года назад. Мы были почти детьми. Скажи, как ты жил это время?
- По-разному. Ездил по миру. Бывал и безработным. Имел два официальных брака.
- Ты меня помнил?
- Вспоминал. Знаешь, мы не были бы счастливы, если бы я на тебе женился.
- Да, я знаю. Давай перейдём в комнату.

В комнате полумрак. Мы садимся на диван. Я глажу его обшивку.
- Тот самый? – интересуюсь я.
- Конечно. Я его только перетянула. А где твоя золотая фикса?
- Заменил на мост.
-У меня тоже мосты.

Её лицо так близко к моему. Мы смотрим глаза в глаза. В квартире никого кроме нас нет. Сюда не войдёт мама. Нам некого бояться и стесняться. Мы тянемся друг к другу. «Что ты делаешь? Очнись!» - говорю я себе. Но голова ничего не соображает. Мы идём на сближение… Дзинь! Это звонок в дверь. Потом щёлкает открываемый замок.
- Чёрт бы его побрал! – восклицает она. Мимо нас на кухню проходит тот самый мужик.


- Мне пора, - говорю я, и выхожу в коридор. Она следует за мной, захлопывает дверь. Я придерживаю дверь ступнёй. Теперь мужик не сможет нам помешать. Я притягиваю её лицо. Целую глаза, щёки, губы. Прошли годы, но ничего не прошло! Я по-прежнему хочу её. Чёрт бы побрал этого мужика! Как не вовремя! Мы прижимаемся друг к другу. Плотно, очень плотно. Как когда-то в юности. Она чувствует меня через одежду.
- О, да ты такой же, как и был!
- Для тебя я всегда такой. Когда мы снова увидимся?
- Когда захочешь.
- Я захочу очень скоро.
- Что ж, звони. Я буду ждать.
Её глаза светятся…

Я вернулся домой.
- Как успехи на любовном фронте? – поинтересовалась жена.
- Ничего не было.
- Не получилось что ли? На тебя не похоже.
- Да нет, просто хахаль припёрся некстати. А я, может, этого момента ждал тридцать лет и три года.
- Сочувствую, - сказала жена.

На днях вошёл я в дом, а жена мне говорит.
- Тебе ОНА звонила.
- Да?
- Да. И мы с ней долго разговаривали.
- О чём же?
- О своём, о женском. У неё, между прочим, очень приятный голос.
- Да, она женщина приятная во всех отношениях.
- Ты к ней больше не собираешься?
- Не знаю. Далеко всё-таки. Двумя трамваями с пересадкой. Это ж сорок рублей. Целый баллон пива!
- Эх, ты! – жена укоризненно покачала головой. – Любовь на пиво променял?!

- Ничего я не променял. Может, ещё и съезжу. Первая любовь не забывается. Она как первый блин, даже если он вышел комом...