Максимка

        Максим не ожидал, что так круто задружит с девчонкой!
Если бы ему сказали два года назад, что он таким будет, он бы не поверил. И вот, они уже собираются пожениться, они уже придумывают имена своим будущим детям…. Но как-то, так вдруг всё пошло неправильно у них, и он потерялся. Наташу он любил, но любил и Бога. А мама постоянно напоминала ему, что плотское неугодно Господу. И в проповедях постоянно приходилось ему слушать, что самое низменное, самое греховное – это наша человеческая плоть.
        А Наташа? Она словно не слышала всего этого и, оставаясь чистой, как ангел, всё сильнее втягивала его в грех. Конечно, она делала это непроизвольно. Как-то само собой у неё это получалось.
        Они дружили уже два года, но если бы только – просто дружили!
В том-то и дело, что просто дружить Максим не мог уже. Просто дружить, ему было мало. Его всё круче одолевали греховные помыслы!
        Все спрашивали Максима, правда ли, что его Наташа верующая? Или нет? Ему было неудобно всем объяснять, что она верующая, но очень независимая. Наташка, такая маленькая, но такая боевая, тянулась к нему так, словно была неверующей. Она завладела его сердцем, его головой, почти не оставив места для Бога.
        Когда Максим увидел её в первый раз, ей было четырнадцать лет. Он вдруг обомлел от её кудряшек. Ему перехватило дыхание, а сердце отчаянно колотилось. Однако Максим справился, и не подал виду. Он давно уже участвовал в молодёжных общениях; и был старше Наташи на целых три года. Конечно, он чувствовал себя почти ветераном молодёжных общений, а Наташа – вот, только пришла. Она была поначалу тихонькая, скромненькая и такая красивая, что в неё влюбились сразу трое парней.
        Трудно описать, в чём заключалась её красота. Если бы я был художником, то нарисовал бы её сочный, приоткрытый рот с пухлыми, всегда приветливыми губами. Нарисовал бы её тёмные, с томной поволокою глаза и милые, смешные реснички, которыми она иногда хлопает как в ладоши. Я знаю такую девушку. Она живёт здесь, рядом с вами, и с ней всегда брат и табунок парней, из которых каждый, на кого она укажет пальчиком, тут же будет у её ног.
        Максим пробовал сопротивляться этому чуду. Ему трудно было представить, чтобы он, такой взрослый, взял бы, да и задружил с этой юной неземной красотой. Это было слишком несбыточно для него. Девушек вокруг много, но таких он ещё не встречал. Он важничал, и, когда ребята выстраивались на декламации, всегда ставил рядом с Наташей, Мишу, который тоже был в неё влюблён, но больше подходил к ней по возрасту, и по внешним данным. Миша – душка – всем на молодёжке нравился. Все любили его. И, если Наташенька здесь, то конечно ради него, – соображал Максим.
        Но как-то так интересно получалось, что к концу декламации Наташенька всегда оказывалась рядом с ним, с Максимом. А Максим при этом учащённо дышал и боялся случайно повернуть голову, и встретиться с нею глазами. Так продолжалось несколько общений. Но однажды Максим, почти с ужасом почувствовал, что Наташенька – всеобщая любимица – Наташенька берёт его руку в свою, и продолжает, воодушевлёно декламировать свою часть стиха. А потом она ещё и пела с молодёжным хором, продолжая всё так же держать его руку.
        Он был потрясён! Максим никогда не прикасался к девчонкам. Даже играя с ними в догонялки, или в прятки, в детстве, он стеснялся шлёпнуть девочку рукой, и потому всегда проигрывал. Ему было неудобно, стыдно! Ведь все видели, что она делает с ним, но, почему-то, ни кто не сделал ей замечание. К тому же, всё у него взбунтовалось. В церкви не принято держаться за руки. Разве что, с детьми. Но и отнять у неё руку он не посмел. Всё же он ни как не мог согласиться с тем, что они пришли прославлять Бога, а были заняты собой!
        "Может быть, она просто шутит?" – думалось ему, – "Пожалуй!"
        Чтобы сохранить в душе святость, Максим решил уговорить Наташеньку, не заниматься в Божьем доме такими греховными делами, и не давать места дьяволу в своих юных сердцах. Но вопрос показался ему слишком деликатным, чтобы обсуждать его перед всеми – Наташенька может обидеться. И ему ничего не оставалось другого, как решительно подойти к ней и назначить для разговора, по сути, свидание. Наташенька так потешно и так отчаянно закивала ему, выражая согласие; так обрадовалась его предложению, что у него болезненно сдавило сердце.
        Он вдруг понял, что никакого объяснения о греховности она не примет. Она просто не поймёт, о чём это он? Мучаясь дома, он даже не хотел придти на назначенное им самим свидание. Но, во-первых, это нечестно по отношению и к Наташе и к Богу, а во-вторых, если не объясниться с ней, всё будет продолжаться также. Но так ведь нельзя! Ведь ей только четырнадцать, а ему уже все семнадцать. Они, хоть и молодёжь, но совсем из разных возрастных групп. Ну, как так можно?…
        Казалось, Максим всё продумал. Встреча была им назначена на автобусной остановке. Ему требовалось только решительно и серьёзно, как старшему, объяснить ей правила поведения на молодёжных общениях, а потом запрыгнуть в проходящий автобус. Однако Наташенька была совсем ещё дитя! Она увидела его издали, и засветилась от счастья, помахав ему рукой. Весь её вид, как бы говорил ему: "Я здесь, Максимка! Я уже пришла!" Она бегом подбежала к нему, взяла его за руки и радостно заглянула в глаза:
        – Ты давно здесь, Максимка? Я старалась прийти точно, как ты сказал.
        Максим обомлел. Он не мог читать нравоучений Ангелу! Он, оказывается, уже боготворил её! И сам был теперь счастлив, увидев её. Но он был растерян. Что же теперь делать с этим свиданием? Как быть дальше? Он не продумал это заранее, и не был готов к такому повороту. Это ведь было его первое свидание с девочкой. Но общаться с Наташей оказалось легко:
        – Ты любишь кататься на качелях? – спросила она, – Пошли?
        – Пошли, – согласился Максим без особого энтузиазма.
        Она звала его в парк. А ведь там полно народу, и верующие конечно есть. Но её желания были почему-то обязательны для Максима. Он вдруг почувствовал, что ни в чём не сможет отказать ей. И вот, они вместе пошли в парк, качались на качелях, потом вместе пошли к нему домой, и читали библию. И много, чего они переделали вместе в тот день…. А когда в субботу вечером они собрались на общение в доме руководителя молодёжи дяди Вити, и сели в кучку попеть любимые песни, ни кто не садился рядом с Максимом, оставляя место для Наташеньки. А Наташа, не торопясь, прикалывалась с подружками, а потом, просто прошла и села рядом с ним. И опять взяла его за руку, и уже не выпускала её весь вечер. Её тёплые, нежные руки будоражили его. Он решительно ни о чём другом не мог думать, как только об этих руках, которыми она даже умела разговаривать с ним. Она, например, слышала что-то интересное, или смешное, и была поглощена этим, или смеялась…. А её руки в это время сжимали его руку, как бы спрашивая: "Ты слышишь? Тебе интересно? Тебе смешно, Максимка?" – и она, быстро поворачивала к нему головку, вспыхивала невозможной улыбкой и коротко взглядывая на него. Потом опять поглаживала его руку, держа её в своих маленьких ладонях - у себя на коленях. Максим был в панике. Он боялся, что из-за него и её отлучат вместе с ним. Однако почему-то их не замечали.
        Время шло. Максим скоро привык к её рукам, и они больше не отвлекали его. Но теперь он уже не мог без них обходиться. Её руки стали его потребностью. Все, конечно, это заметили, а девчонки, смеясь между собой, вдруг стали называть Максимку ручным, а иногда – прирученным. Однажды он это услышал и уговорил Наташеньку не делать так, хотя бы в церкви. Но сам часто и... забывал.
        В таком состоянии, в каком оказывался Максим в её присутствии, он не мог внимать Богу. Дальше – больше! Оказалось, что Наташенька любит нежиться и целоваться. Какое уж тут общение? Тут голая любовь? Не возвышенная Божья любовь, а низменная, греховная любовь двоих, приводящая к близости. И это среди верующих?
        Когда он был ещё свободен от греховного, плотского увлечения, то всё, что он видел…, что происходило в молодёжной среде, проходило как-то стороной. Он обычно вспоминал слова Иисуса, сказанные Петру, "Что тебе до него? Ты иди!" И Максим шёл. Он знал библию, как никто!… Он готовился стать проповедником. И не простым проповедником, а знаменитым глашатаем веры! Но лукавый обольститель послал ему эту юную красавицу с прелестными кудряшками, и ослепительной улыбкой.
        О-о! Максим знал все происки лукавого против Бога. Ведь лукавый даже самого Иисуса Христа пытался обольстить. Что же тогда он, Максим? Проглотил блестящую наживку в виде милой, безвинной Наташеньки; и теперь следует за лукавым, куда поведёт?
        "Как тут быть? – размышлял Максим, оказавшись наедине с собою. Угодно ли Богу то, что мы делаем с Наташей? Как распознать Божию волю?"
        Он вспоминал милую Наташеньку, и не представлял, как сможет без неё обходиться?
        Но вот, однажды родители увезли её к бабушке на месяц, куда-то под Вязьму, и он заболел ею. Вечерами ему чудилось, будто она зовёт его: "Максимка…, Максимка!" – и в памяти возникал её родной образ…. "Не сотвори себе кумира!", – грозно звучало у него одновременно с этим. И всё опять рушилось…, вся система ценностей распадалась вдруг на бесформенные части.
        "Куда же я иду? – думал он, – За Богом или за Наташей? И что я такого греховного делаю с ней? Целуемся?… Так это ничего. Но, апостол Павел предупреждал: "Чтобы не разжигаться!" – а мы и, правда, разжигаемся с ней…".
        Он обратил внимание, что ему всё чаще становится мало. Мало простых поцелуев, мало тех ласк, которые постепенно пришли на смену одним, только поцелуям. Теперь они целуются совсем не так, как вначале: в щёчку, в губки…. Ей только что исполнилось шестнадцать, а он – Максимка, уже целует у неё всё, даже пальчики на ногах. Это ли не грех?
        "Но…, Наташенька!… Милая моя прелесть, Наташка! Как же без тебя?"
        – Господи! – вновь становился Максим на колени, – прости меня за этот грех плоти, за эту плотскую, греховную любовь, и не введи в искушение, но избавь от лукавого.
        Ему становилось легче, но не надолго. Мысли, которые иногда возникали на спокойной поверхности сознания, вдруг неизбежно втягивались в роковую воронку греховных помыслов, и вся система ценностей опять рассыпалась.
        "Скорее бы ты приехала!" – было его упование на Наташеньку. – "Господь, успокой душу мою, помоги мне разобраться!", – было его упование на Господа.
        Наконец, через десять дней Наташа приехала, расстроив планы родителей. У бабушки она была несчастна, ничего не ела и звала во сне Максимку. Прибежала и повисла на нём. Нежилась и даже, прослезилась, ласкаясь с ним. Когда уселась к нему на колени, внимательно выслушала его, привычно играя его рукой. Вздохнула, задумалась. И вдруг, легко, без угрызений и мук, с детской прямотой похозяйничала в его голове, и всё расставила по своим местам:
        – Греховные помыслы?… – рассуждала она, – Ну, и что? Господь сам сказал: "Плодитесь и размножайтесь", – Целуешь пальчики…? – вспыхнула она, – Ну, тогда не целуй, если не хочешь…, или целуй что-нибудь ещё!
        Наташка залилась озорным смехом отчаянной девчонки.
        – Дети, подарок от Господа, Максимка! – убеждала она его, немного успокоившись, – Ну что ты так переживаешь? Подумай сам: Подарок от Господа, а искушает на этот подарок дьявол. Может такое быть? Конечно, нет! Ведь все проповедники имеют семьи. Значит, есть что-то у Господа…, какой-то порядок, когда грех, а когда не грех. Если возникает молодая семья, то она должна как-то возникнуть, ведь так, Максимка? Ведь так? Если я чиста перед Богом, и ты чист перед Ним, и мы любим друг друга, то какой же здесь грех? И потом, нас ведь уже объявили. Причём тут какой-то лукавый? Его нет здесь! Люди слишком просты, чтобы доподлинно знать Божью волю. Вот и валят всё в одну кучу: "Плоть-плоть-плоть! Грех-грех-грех!" В том, что я тебя полюбила, Максимка – нет никакого греха. Я чувствую сердцем, что моя любовь Свята! А ты, Максимка, чувствуешь? Ведь тоже чувствуешь, правда?
        Но Максим смотрел на неё широко открытыми глазами и не узнавал её: "Господи! Не Ангела ли ты посадил мне на ручки? Господи, прости меня за всё!"
        Но Наташенька вдруг опять стала сама собой – озорной и смешливой красавицей Наташкой:
        – Или ты…, ты кем хочешь быть? – спросила она его, смеясь, – Этим?
         «Одинокий проповедник без вредных привычек…», – начала она заупокойным голосом, но вдруг опять заискрилась звонким смехом, – "…ищет такую же… одинокую…", – Наташка изнемогала от смеха, – "…без всяких привычек!"
        – Ты этого хочешь? – обратилась она к нему, продолжая смеяться, – Нет, конечно, ты такую не хочешь? – сказала она, немного успокоившись от смеха, – Так что, готовь-ка ты спокойно свои проповеди, и не думай о нас с тобой плохо. Пока плод не созреет, он не упадёт. Так и мы. Мама верит, что мы дождёмся свадьбы. Живи спокойно, целуй меня, Максимка, но не торопи любовь. Мне и так нравятся твои ласки, твоя нежность. Что ещё нужно?
        – Мне… нужно!… – вздыхая, простонал Максим.
        – Ну, что мне с тобой делать? – спросила Наташа, сидя на его коленях и теребя его чуб. Она заглянула в его глаза с тёплой улыбкой. – Рано нам ещё. Я пока к этому не готова.
        Максимке стало совестно, что зачем-то сказал ей это. Если честно, то, хоть и трудно, но можно ещё потерпеть. Он обнял её, прижался губами к её милой шейке и, счастливый забылся в нежности.