Много ли на свете осталось коммуналок? Еще бы. Их значительно больше, чем кажется. Интересно, что коммунальная квартира, о которой ниже пойдет речь, существует сравнительно недавно, но имеет кое-какие устоявшиеся традиции. Она населена довольно-таки любопытными персонажами.
Наверное, наиболее заметный из них — это Вечнострадающий Мечтатель. Под словом «вечнострадающий» понимается не действие, а неотъемлемое качество. Другими словами, без своих, как ему кажется, возвышенных страданий, это будет уже не Мечтатель. Чувства — разные, но все сплошь «возвышенные» — бурлят в нем, как в котле. Потому он, собственно, и больше всех заметен. Точнее, слышен лучше всех: редкий день не сопровождается охами, вздохами и восклицаниями, доносящимися из комнаты Мечтателя. Это он разговаривает с самим собой, не имея никакого понятия о том, что доводит до белого каления почти всех остальных жителей квартиры. Возникает резонный вопрос: способен ли Мечтатель хоть к какому-нибудь мышлению? А как же: он размышляет, но чрезвычайно однобоко. Ведь всё, что ему нужно от мысли, — это новые и новые переживания.
Кто умеет размышлять, так это Прагматик — не менее значимая фигура в коммуналке. О нем мало что известно точно. Ведь, чтобы о ком-нибудь что-то узнать, тяжело обойтись без анализа. А анализировать среди всего населения квартиры умел только сам Прагматик, который не очень-то любил распространяться о себе.
Его портрет можно только наметить. Богатый жизненный опыт (говорят, большей частью чужой) давал ему право иронизировать и советовать. Многочисленные конфликтные ситуации он обычно решал мирным способом, насколько это было возможно. Поэтому ходили слухи, будто бы Прагматик по совместительству был психологом. Но, скорее всего, они не соответствовали действительности. Просто некоторое внешнее подобие.
Еще один колоритный персонаж коммуналки — Эгоист. И этим всё сказано. Просто удивительно, как он вообще оказался способным жить здесь, где многое вроде бы должно быть общим. Но это противоречие разрешается достаточно просто, стоит лишь заглянуть в его комнату. Правда, немногим удалось побывать за бронированной дверью со множеством замков, цепей, засовов и с единственным перископическим глазком.
По словам очевидцев, в крошечной комнатушке Эгоист ухитрился разместить собственную квартиру. И не беда, что в некоторые микрокомнаты можно было пролезть с большим трудом. «Зато мое! — отвечал Эгоист. — Собственное!» Впрочем, отвечал он на вопросы и вообще разговаривал довольно редко — по мере собственной надобности.
Попросить его сходить в магазин было равноценно выбрасыванию денег в форточку. Покупать-то он покупал, но все продукты безвозвратно отправлялись в собственный холодильник Эгоиста. А холодильник был у него не менее бронированный, чем дверь. Потом, если вынуждали, Эгоист настолько бессвязно объяснял свои действия, что легче было плюнуть на пропавшие продукты, чем выслушивать путаные оправдания. Утилитарность была в нем развита невероятно, но никогда не доходила до прямого воровства. Еще бы, себе ведь хуже будет…
Одна почти пустая комната была занята Лентяем, у которого вообще, казалось, отсутствовала всякая жизнедеятельность. Никто никогда не видел его вставшим с дивана — лень подниматься. Оставалось загадкой, чем он питался и питался ли вообще — может быть, ленился есть. Не менее загадочным оставалось и то, как он вообще не умер с голоду. Единственным разумным объяснением было следующее: Лентяй ленился осуществлять обмен веществ. Отсюда логически вытекает, что ему было лень дышать и производить сердечные сокращения. Отсюда, в свою очередь, следует, что он давным-давно мертв. Казалось бы, мы пришли в тупик. Но необходимо учитывать один важный фактор: мертвые не могут лениться. И еще один: любой, кому приходилось по какой-либо надобности заглядывать в комнату Лентяя, жаловался на приступы непреодолимого отвращения ко всякой деятельности.
Лентяй каким-то непостижимым образом распространял вокруг себя то, что можно было условно назвать «полем лени». Тут же — вопрос: а почему он не ленился делать именно это? И ответ: он этого и не делал. Никто ведь не скажет, что физическое тело, которое притягивает другие тела, имеет гравитационное поле по собственному желанию, а по собственному нежеланию может это поле отключить. Так вот: всё, что попадало в «поле лени», естественно, начинало отчаянно лениться. Каркас дивана, на котором находился Лентяй (нельзя сказать, что он там лежал — ведь он ленился лежать), ленился гнить и разваливаться. Моль ленилась есть обивку, а микробы ленились есть моль, не подававшую признаков жизнедеятельности. Даже луч света, попадая в окно, ленился двигаться дальше, и потому в комнате царил полумрак. О самом Лентяе добавить почти нечего. Разве что одно: неизвестно, существовал ли он вообще. Может, он просто ленился существовать…
Жил в коммуналке и ребенок. Чей? Да ничей… И даже не общий. Его в большинстве случаев просто не замечали. И стоит ли после этого удивляться его забитости? Большую часть времени он тихонько плакал где-нибудь в дальнем уголке.
Не обошлось и без домашних питомцев. Неизвестно, кто принес это животное и зачем. И что это вообще за зверь. Да только то ли в силу своего характера, то ли от недостатка внимания животное стало чем-то вроде козла отпущения. Конечно, в фигуральном смысле: это определенно был не козел, это явный хищник, со всеми своими животными потребностями. Со всеми! Неудивительно, что однажды животное взбесилось. И лишь усилиями Прагматика удалось загнать Зверя в клетку и, кажется, немного успокоить. Зверь и до сих пор там. От былой ярости не осталось и следа, но жители коммуналки все-таки побаиваются выпускать его — кто знает, что на этот раз могут выкинуть инстинкты?
В квартиру довольно часто наведывались гости, притом достаточно интересные. Среди них были Мистик, Нарцисс, Пророк, Естествоиспытатель, Безбашенный Тип и Диктатор — это далеко не полный список. Остановимся на последних двух подробнее.
Появление Безбашенного вызывало поначалу ажиотаж, если не панику. Прагматик, понимая, что уснуть в течение ближайших суток не удастся, затыкал уши и садился за какой-нибудь сложный трактат. Эгоист, одновременно злясь и завидуя (да-да, завидуя), поплотнее задраивал дверь и заряжал дробовик — так, на всякий случай. Зверь клал голову на лапы и начинал скулить.
Ребенок, напротив, переставал плакать и быстро-быстро вытирал мокрое лицо. Каждый раз, когда кто-то приходил в гости, он искренне надеялся, что его пожалеют. А потом ему становилось ясно, что жалеть-то больше будут плачущего, и он снова принимался лить слезы, позабыв обо всем. Поэтому, как обычно случалось, его не замечали. Вообще.
Мечтатель готовился страдать, старательно переживая соответствующие чувства, а «поле лени» в комнате Лентяя усиливалось так, что охватывало часть коридора. Ах да, мы совсем забыли про Труса — был и такой житель, но отсутствие внимания к этой особе трудно кому-нибудь вменить в вину. В отличие от Ребенка, Трус боялся внимания к себе. Как и всего остального. Поэтому в преддверии визита Безбашенного на Труса было страшно смотреть — впрочем, далеко не так страшно, как было ему самому под чьим-либо взглядом.
Так кто же этот Безбашенный Тип, приводивший всех в трепет? Это не разбойник и не маньяк. Напротив, он весел и дружелюбен. Но именно эти качества, доведенные до абсурда, вкупе с непредсказуемостью ураганного характера, внушали какой-то почти сверхъестественный ужас. Странно, что сами визиты Безбашенного не помнил никто, но после его ухода почти все испытывали какое-то непонятное чувство стыда.
Самому же Безбашенному казалась чрезвычайно нелепой атмосфера, царившая в коммуналке, и он всеми силами пытался «расшевелить» ее обитателей. Долгое время это вообще не приносило результатов, но потом то ли интуиция, то ли правильная мысль подсказала Безбашенному способ: самому стать чуть-чуть спокойнее. И отношения с жителями квартиры слегка улучшились: теперь, по крайней мере, его не пытались вышвырнуть за дверь. Но такое состояние казалось Безбашенному искусственным, и он рассуждал так: «Вот привыкнут, тогда и развернемся. Весело будет!» А пока эти визиты были довольно редки.
Однажды в квартире объявился Диктатор. Он был одним из тех редких диктаторов, которым нужна не только власть, но еще и благо тех, кто ему подчинен. Хотя методы были вполне традиционными и прямолинейными. Тут же на всех посыпались директивы. Прагматику досталось больше остальных. Ему предписывалось изучать конкретные книги определенное количество часов в день, просвещать соседей, попутно руководя воспитательной работой, и отчитываться обо всем сделанном самому Диктатору. Мечтателю пришла директива мечтать в заданном направлении и планово создавать произведения искусства. А поскольку до этого он только мечтал, на Прагматика была возложена задача обучения Мечтателя этому самому искусству.
Когда Диктатор узнал о Безбашенном Типе, он тут же издал новый приказ. Суть его заключалась в том, что Безбашенный и так давно уже пытался сделать. Вот только «расшевеливать» жителей коммуналки предполагалось в определенную сторону — в направлении активного выполнения указаний. Всё было хорошо, пока в квартире не появился сам «уполномоченный на расшевеливание».
Это была эпохальная встреча: после того как гость дико рассмеялся в лицо Диктатору, коммуналка чуть не разлетелась на кирпичи, а Трус испугался так, что забыл даже умереть от страха. Битва могла бы продолжаться долго, если бы воинственное настроение Безбашенного, как это обычно бывает, круто не переменилось на веселое: с диким хохотом убежал он из коммуналки, во весь голос осмеивая диктатора.
Для последнего это было началом конца. Само же единоличное правление завершилось в тот момент, когда Диктатор, желая перевоспитать Лентяя, заглянул в комнату. При этом он уткнулся в такую непроницаемую стену лени, что еще долго потом не мог оклематься.
Диктатора не видели около недели и впоследствии нашли в одной из пустых комнат. Причина ухода была проста: острый приступ лени. Он длился всю неделю, и, вроде бы, прошел. А вот авторитет Диктатора — даже тот небольшой, который был вначале, — исчез без следа. Он отчетливо осознавал это, и для него не было ничего страшнее. Именно потеря авторитета после приступа лени привела к внешнему бездействию. А что было внутри? Кто знает… Может, новые грандиозные планы… Прагматик почему-то назвал комнату бывшего Диктатора «остров Эльба».
Но всё это были лишь эпизоды. А сама основа жизни коммуналки оставалась скучной. Все без исключения жители были великими домоседами и покидали свое жилище лишь в случае крайней необходимости, да и то ненадолго.
Единственное, что обеспечивало более-менее постоянную связь с внешним миром, — старый телефон в прихожей. Именно это нехитрое устройство было всеобщим яблоком раздора. Когда оно звонило, обязательно обнаруживался тот, кто стремглав бежал отвечать. А остальные, находившиеся поблизости, тут же обступали говорившего и если не пытались отобрать трубку, то так или иначе старались вставить свое слово. Или цивилизованно («передай то-то и то-то»), или совсем беспардонным образом: если крикнуть погромче, авось в трубке и услышат! Поэтому во время телефонного разговора в коммуналке стоял почти такой же шум, как и в часы визитов Безбашенного. Кстати, в тех редких случаях, когда его присутствие и телефонный звонок совпадали, Безбашенный неизменно оказывался на связи. И тогда уже никто не был в силах его перекричать.
В обычное же время наиболее частым пользователем телефона оказывался Прагматик. И это неудивительно, ведь сплошные деловые разговоры отнимали много времени. А однажды — давным-давно, когда животное еще ходило по квартире, а Диктатором и не пахло — однажды в трубке раздался совсем другой голос. И Мечтатель, уединенный в своей комнате на другом конце квартиры, вскочил как ошпаренный. Ведь он почуял. Почуял романтику! Уж что-что, а это он умел. Еще бы — такая возможность попереживать…
В то время, когда рука Прагматика медленно опускала трубку на рычаг, а сам он мысленно иронизировал: «Надо же, какая смешная», наш Вечнострадающий Мечтатель не замечал, что ставит целых два рекорда: по прошибанию дверей лбом и спринтерскому бегу. Прагматик всё еще посмеивается, а Мечтатель уже вырывает у него трубку и что есть мочи кричит:
— Але!!!
Ироничная улыбка слетела с уст Прагматика, и ее сменило выражение искреннего интереса. Зверь, творивший какую-то пакость в одной из комнат, поднял морду и завыл. Ребенок всхлипнул и замолчал. Эгоист приоткрыл бронированную дверь, высунувшись наружу и забыв о наличии глазка. И никто в тот момент не увидел, как под дверью комнаты Лентяя появилась полоска света. А в следующий миг всё стало по-прежнему — и одновременно как-то не так.
С тех пор Мечтатель буквально повис на телефоне. Этим он удивлял даже Прагматика, которому впервые приходилось так долго стоять в очереди. Он был вполне воспитанным, но всё же вставлял иногда свои реплики — ведь собеседница Мечтателя, как-никак, имела с Прагматиком деловые отношения.
Ребенок стал меньше плакать, а иногда даже выходил в коридор и подолгу смотрел куда-то внимательно-грустными глазами. Тогда все услышали его голос — звонкий, хоть и чуть-чуть сдавленный от долгого плача, он был четко различим на другом конце провода. И сам Мечтатель тогда передавал Ребенку трубку, и тот что-то говорил — два-три слова, по-детски непосредственно и ясно. А пронзительно-высокий голос Эгоиста, ранее всегда мешавший разговору, теперь — кто знает, почему? — стал не таким раздражающим. Вот только Зверь, пробегая мимо телефона, изредка, но всё чаще рычал.
С Мечтателем происходило что-то совсем особенное. До него потихоньку стала доходить простая мысль: мечтать можно и не страдая. И он с удивлением обнаруживал какое-то хрупкое равновесие в своих эмоциях. Это состояние нелегко было поддерживать, и он часто падал в мутную воду прежних переживаний, откуда нелегко было выбраться.
Как известно, в коммуналке все знают, что происходит с каждым. Откуда они узнают это — не важно, дело в самом факте. Вот и Эгоист, закрывшись в глухой комнате-квартире, тем не менее, знал многое и строил черные свои планы. «Моя? — скрежетал он, ухмыляясь. — Моя!» — отвечал сам себе. И потирал руки. А Прагматик, между тем, едва заметно улыбаясь, перелистывал страницы и цитировал что-то о самоутверждении, максимализме, влюбленности, жизненном опыте и статистике.
Однажды утром коммуналку разбудил грохот распахнутой металлической двери и дикие крики: «Какие еще тараканы? Зачем тараканы? Моя! Моя же! Да чтоб мое брать?!» О нет, теперь Эгоист не потирал руки, теперь они у него чесались неимоверно. И он нашел-таки козла отпущения. Не Зверя — тот уже сидел в клетке, — а Мечтателя, который незадолго до этого с большим трудом снова обрел равновесие. В тот момент он, загадочно улыбаясь, шел к телефону. Но дойти ему было не суждено.
Прагматик подоспел слишком поздно. Он нашел лишь Мечтателя, лежавшего у захлопнутой наглухо двери. Несчастный был едва живой от побоев.
Для него это было падением в пропасть. Едва намечавшиеся попытки улучшения оказались забыты, и на Мечтателя накатила такая тоска, что соседи всерьез опасались за его жизнь. Однако Мечтатель выжил — но потерял при этом какую-то неуловимую часть своих мечтаний, ту крохотную искорку, которая — кто знает? — могла бы сделать его Вечнорадующимся.
Все вокруг были подавлены. Лишь раз заглянул Безбашенный, и даже до него дошло, что сейчас здесь он лишний. Безбашенный плюнул и ушел. Бывший Диктатор выбрался из своей комнаты и открыл было рот для оглашения приказа по улучшению всеобщего эмоционального состояния, да понял и он свою чудовищную неуместность и махнул рукой.
Временами трудно было сказать, живет ли вообще кто-нибудь в коммуналке. Все спрятались по своим углам и по своим причинам. Зверь, видимо, впал в спячку. Ребенок уже не плакал — он задыхался от слез. Эгоист каждый вечер смазывал петли своей двери, а потом на цыпочках уходил куда-то, стараясь быть незаметным. Всеобщее бездействие создало какой-то вакуум, и все стали отмечать на себе действие «поля лени», даже не находясь вблизи комнаты Лентяя. Держался лишь Прагматик. Он подолгу сидел у постели Мечтателя, наблюдал, как тот смотрит в потолок немигающими глазами, и пытался выйти на разговор. Наконец Мечтатель отвечал что-то бессвязное глухим голосом:
— Души-близнецы, слышал? Но не знаю, а если нет? А если да? Что, слабо разгадать? А если теряю? Как в бетон замурованный, слышишь? Пока не застыл, есть шанс, а потом поздно уж. Где я? Кто я? Нет, не мое это, но про меня. Ну что, смешно тебе?..
И Прагматик отвечал по мере возможностей, выражая суть свою.
— Послушай, это древний сюжет, и участвует в спектакле почти каждый хотя бы раз в жизни. Души-близнецы? Ну это ты, брат, загнул. Здесь шанс один на многие тысячи, а других ты ведь и не видел, правда? Воспринимай это как опыт, ибо опыт это и есть. Будь объективным, прошу тебя. Ведь ее не стоит пускать даже в эту квартиру, эта грязная коммуналка недостойна самого ее присутствия. А тут еще придется знакомить с Эгоистом, с Диктатором-неудачником. И Трус покажется ей на глаза, и скажет, кто он такой, потому что боится быть принятым за смелого. И этот странный Ребенок — кстати, давно я что-то его не видел — как думаешь, положительные ли чувства вызовет в ней? А ведь есть еще Зверь. Всем кажется, что он притих, но видел бы ты его взгляд тогда… Тогда, когда мы тащили в клетку его, связанного. Есть шанс, что она поладит лишь с этим, Безбашенным, но и в этом я сильно сомневаюсь. Ты слышишь меня?
Мечтатель не слышал. Он был далеко, он был глубоко в черной бездне, полной призраков, и ему были полностью безразличны слова, последствия, движения…
А поле вязкой всепоглощающей лени, между тем, заливало ветхую коммуналку доверху, и лишь поэтому она держалась и не разваливалась. Лень охватила изодранные лохмотья обоев, потрескавшуюся штукатурку, выщербленные кирпичи неопределенного цвета, ржавые трубы, гнилые оконные рамы, потолок в грязных разводах, рассохшийся паркет… И только едва слышное шуршание где-то под полом да скрип кресла-качалки постаревшего Прагматика нарушали утомленную тишину.
А в дальней комнате медленно угасал Мечтатель.