Стереостихи

Александр Дудкин
СТЕРЕОСТИХИ

Игорь ЭПАНАЕВ. Лирика. 111 лучших стихотворений
во всём жанровом аспекте. Издание 3-е, дополнительное.
- Череповец, «Окраина», 2004 г., 44 с.

«Читая Эпанаева, нельзя отделаться от мысли, что…» он пишет не для того, чтобы его читали, а для того, чтобы слушали, для того, чтобы его лично (его, а не его стихи) знали. И выпущенный им в 2005 году аудиодиск «Игорь Эпанаев. Стихи и песни. 1994-2004» подтверждают эти мои слова. Да и я никак не мог заставить себя сесть и от корки до корки, стихотворение за стихотворением прочитать эпанаевскую «Лирику».
Полистывал, почитывал, посмеивался – понравилось.

Часть 1. Моральное марание
«Странно, смешно и поучительно», но всё, что создаётся в нашем мире, имеет, конечно, не конкретного, но определённого адресата. Бутик и ресторан для богатого, базар и забегаловка для бедного. Что-то для продвинутого, а другое, противоположное ему, для обыкновенного. Одно для интеллектуала, другое для простака. Одно для масс, другое для элиты. Рыночный, капиталистический, если угодно, подход. Десять, допустим, забегаловок в денежном эквиваленте, уравновешивают один ресторан.
Только вот искусство, только вот литература, только вот поэзия должны служить не бедному большинству или богатому меньшинству. Не ради денег, славы и не для людей, а для Бога, вечности, бессмертия, то есть только для самого себя, должен творить художник.

Но есть поэты всем известные и многими почитаемые, поэты популярные, народные. Пушкин, Есенин, Рубцов… А есть – широким народным массам не совсем понятные или даже совсем непонятные. Тютчев, например, Баратынский, Пастернак, Поплавский… Но ни те, ни другие не писали в угоду кому(чему)-либо. Писали, как Бог на душу положит. Поэтому и Поэты. Творцы ведь не должны ни потакать вкусам толпы, ни угождать властям. Не должны, но угождают и потакают. Начинают писать романы со сметой в руках, сочинять стихи, зная потребителя рифмованных тексов чуть ли не в лицо. Стараются быть доступными и продаваемыми. А получается в результате таких стараний нечто до тошноты приторное, слащавое, безыскусное, элементарное, правильное – ожидаемое. Наголимая попса получается.
«Поэзия Игоря Эпанаева, - продолжаю цитировать Н.В. Кузнецова, - строится на преодолении своей эпохи путём смеха над нею». Разве? Разве наша эпоха не есть сплошной, неудержимый в основном телевизионный, конечно, эстрадный гогот над её мелкими, бытовыми, интимными, но почему-то не над глобальными, социальными проблемами? По-моему, чтобы преодолеть эту эпоху, нужен не смех, нужен серьёзный и толковый разговор. Потому, хотя бы, что смех (я имею здесь исключительно смех публичный) сейчас не лечит (да и не калечит), а только развлекает. Потому, что на него уже мало кто обращает внимание. Потому, что шутить теперь безопасно. Потому, что главный шутник в нашей стране и в нашу эпоху их (и страны, и эпохи) главнокомандующий.
Вот и Игорь Эпанаев, на первый взгляд, выдаёт на-гора то, что от него хотят. Хотят ехидного, протестного лозунга, пожалуйста, вот он:
Скажи буржую,
Что я бомжую.
Хотят оправдания собственной никчемности, ну и слышат:
Пьяный я счастливый.
С бодуна мне грустно.
Потому что пиво –
Это очень вкусно!
Хотят смешных каламбуров, скабрёзных намёков, частушечного абсурда, ну и получают:
Чуть пониже спины
У девчонок штаны
Цветом голубые
(Вернее раньше были).
«И ни слова о пошлости!» - уверяет читателя Н.В. Кузнецов после того как процитировал в своём послесловии процитированное только что мной. Но ведь рассказ прямой, грубый, зримый – рассказ всегда не пошлый. Пошлость легче замаскировать в намёках на что-то неприличное, публично не произносимое. Вот в этом маленьком стишке тонны хитроватой и неприметной пошлости, которую при случае легко выдать за иронию, даже за самоиронию.

Часть 2. Марание морали
На самом деле стихи Игоря Эпанаева и сам Игорь Эпанаев глубоко, непреодолимо противоречивы. Поэт Игорь Эпанаев противоположен шоумену и культуртрегеру Эпанаеву. Игорь свои стихи с эстрад и в компаниях, в эфире и на диске читает одно за другим. Слушатель вынужден только представлять, как и советуют и Кузнецов и сам поэт, а надо бы если уж не вдумываться, то хотя бы задумываться.
И вот, если подумать, хорошо подумать, со смаком, то приходишь к выводу: стихи Игоря Эпанаева полифоничны, полигамны – стереометричны, стереофоничны – стереостихи.
Чтобы доказать это воспользуюсь советом поэта. Буду представлять.
Я сыпучему песку
Отдаю свою тоску.
Ну и что я должен вообразить себе? Нежного, но одновременно каменно-мускулистого сибарита, который где-нибудь у самого синего и самого тёплого моря расположил себя на горячем пляже под горячим солнцем? Или песочные часы? Сыплется не песок, а само неутолимое, неумолимое, бескомпромиссное время. И вот ему тоска и достаётся. То есть, по сути, самому себе, ведь время – это одна из наших (человека то бишь) координат наряду с координатами пространственными и сущностными. А если вдруг послышится (покажется), что лирический герой отдаёт тоску песку не сыпучему, а зыбучему. Тогда что? Пустыня, жажда, мираж? Одиночество в мире и одиночество этого мира?
Иногда поэт своей недосказанностью, своей неопределённостью заставляет читателя недоумевать, ставит его если не в тупик, то перед развилкой, перед валуном, на котором выбито: если направо пойдёшь, то правильно поймёшь, если налево – недопоймёшь, а прямо – совсем ничего не поймёшь. Лишь дурак, чудик, несмышлёныш, скорее всего, пойдёт по пути второму иль третьему. А умный только и сможет после чтения такого стиха:
В каждой женщине видеть самку,
В каждом мужчине самца.
Это портрет, запечатанный в рамку,
Чёрного Череповца.
представить фигуристую, соблазнительную и соблазняющую бабу да неопрятного, похотливого мужика, пожирающего её прищуренным взглядом. И рамку, конечно, представит – резную, широкую, позолоченную, китчевую – мещанскую. И тошно умнику от этого станет. Я же, как всегда, не поверил высеченному (то бишь печатному) слову, и, прежде чем встать на истинный путь, исходил другие дороги. И, бродя по ним и бормоча чего-то себе под нос, то совсем ничего не понимал, то недоумённо спрашивал (самого себя спрашивал, не поэта же): почему видеть, а не, допустим, видишь? зачем неопределённость эта? неужели нельзя без намёков обойтись? почему не сказать прямо и просто, правильно и точно?
Мне жаль, что Н.В. Кузнецов не захотел расшифровать (даже не попытался) самое любимое моё стихотворение Игоря Владимировича «Ёжик»:
Люди качают насосом
Шины велосипедов –
Ёжик качает носом
Право ежиковедов.
Ёжик по лестнице лезет
В домик – своё жилище.
Ёжик зачем-то грезит.
Ёжик чего-то ищет.
Да о поэтах оно, Н.В., о нас с вами. Ходим мы тут, понимаешь, со своими никому не нужными стишками, доказываем необходимость и насущность поэзии. Но никто нас понимать не хочет, не желает. Ни власти, ни толпа. Стихи (который раз убеждаемся мы) нужны не слушателям, не многим и сразу, а единицам, читателям то есть, их следует читать, а не слушать.
Иным (мне вот) ёжик напоминает романтического поэта, другие увидят в нём кого-то ещё. Правдолюбца, например, правозащитника, изобретателя. Но вот в этом и достоинство всей «Лирики» и многих отдельных стихотворений из этого сборника: Игорь Эпанаев позволяет нам видеть то, что мы хотим видеть, позволяет читателю его стихами самооправдываться. И, думаю и надеюсь, утверждать обратное он не станет.