Чайки, вороны, потом

Часть 1. Чайки


В наших краях погода не балует, даже после самого знойного дня природа все равно берет своё и в наступающие сумерки возвращаются прохлада и ветер.

«Свежо» так говорят местные, и в этом необыкновенном «свежо» живет огромное, почти пресное, море, в котором вода редко прогревается больше двадцати градусов и акул не водится, а из всего ценного фаунообразного, проплывающего по над нашими берегами только корюшка да сельдь, и то в сезон, радуют местных любителей садков и удилищ.

Утомленные солнцем, измученные знойным днем, после работы отмахав тридцать километров, выползаем на пустынный дикий пляж.

Стая чаек на бреющем полете почти по воде набирая скорость, снимая мощными крыльями пену морскую, с криками резко поднимается ввысь. Безумные чайки неимоверными кульбитами, названий которым еще не придумано, рассекают небеса и входят в штопор, падая камнем, на такой скорости, что сердце замирает, не иначе птицы решили все враз кончиться самоубийством. Но когда наступает самое время закрыть глаза и помянуть про себя братьев меньших у самой поверхности морской, вопреки всем законам физики чайки резко меняют курс и все повторяется снова и снова.

Потрясенные присаживаемся на берегу посмотреть завораживающие фантастические пляски птиц в лучах заходящего солнца, прислушиваясь к звукам, отходящей ко сну природы.

Окунулся, градусов двадцать, душа требует продолжения: на заплыв вон к той светящейся дорожке, навстречу заходящему солнцу.

Море почти спокойное плыть можно бесконечно долго, пока не утонешь. На приличном расстоянии от берега останавливаюсь, разворачиваюсь, всматриваюсь в берег, где виднеется крохотная белая фигурка, а теперь к заходящему солнцу попрощаться, на сегодня его смена закончилась, да и мне пора…

Ныряю под воду и только метрах в пяти от берега всплываю на поверхность, группа скользких, покрытых тиной камней закрывает меня от берега и я, не боясь быть обнаруженным, наблюдаю за Ольгой, стоящей на берегу. Руки ее сложены лодочкой у лица и даже из моего укрытия видно, что она напряженно вглядывается в морскую даль.

Стыдно становится за нелепую выходку, перехожу в крейсерское положение и уже открыто выбираюсь на берег.

- Нельзя так! – возмущенно кричит Ольга, - Совсем с ума сошел, чуть не умерла от страха.

Мокрым снопом валюсь на смесь из гальки и песка, покрывающей пляж, переворачиваюсь на спину, блаженно прикрываю глаза.

       Упоительно уютно на душе, кажется, время замерло, и наступил момент безвременья и больше никогда ничего не случится, закончилась вся история, всё закончилось и после и всегда будет только эта убегающая вдаль дорожка заходящего солнца.

Ольга нашла «чертов палец» положила мне на грудь.

- Дед считает он лечебный, - тихо говорит она, - Возьми с собой, любые раны лечит и кровь останавливает.

- Брехня, - открываю глаза, смотрю на конусообразный камень, обточенный водой и временем.

- Солнце заходит, - шепчет Ольга, - гляди какая красивая у него дорожка, а вот ты не сможешь пройти по этой дорожке ни за что на свете.

- Естественно, - отвечаю сонно, - Я ж не Будда.

- Глупый, - хихикает Ольга, - Будда по воде не ходил.

Свежий ветерок прилетел в гости и как умелый банщик хлещет слегонца по телу, пробегая мелкой рябицей, и чуть теплая галька отзывается в ответ, легким покалываем остывающей, тающей природы.

- Да и хрен с ним, с этим Буддой, - переворачиваюсь на живот, и уже сон наплывает бушующими волнами.

- Замерзнешь, - шепчет Ольга, кутаясь в плед.

Чайки надрывно кричат, провожая уходящее светило, которое уже только кромкой своей подглядывает за людьми, ухмыляясь и позевывая, и скоро совсем уйдет в дальние дали.

- Темнеет! - громко говорит Ольга, - А нам еще через лес топать!

- Вот же блин, Оль, поспать не дашь, - резко поднимаюсь и сажусь рядом.

Смотрю на обиженную курносую моську, ну, как на нее можно сердиться. Провожу пальцем по ее щеке, тянусь к губам, придвигая к себе, чтобы не убежала как волна морская.

- Я еще раз окунусь, - шепчу на ухо.

- И я с тобой, - Ольга поднимается и сбрасывает плед.

- С ума сошла! – вырывается непроизвольно, но я останавливаюсь и вглядываюсь в ее очертания, - Застудишься, вода холодная.

- Ну и что! – легкомысленно пожимает плечиками.

Под шум прибоя и затихающие крики чаек, Ольга медленно раздевается, плавно выгибаясь, как кошка, снимает юбку и блузку, небрежно бросает на песок тщетное мирское, руки крылья собирают водопады золотистых локонов вверх, закрепляют замысловатой заколкой и она готова к большому плаванию.

- Ну, пойдем русалка, - протягиваю руку, увлекая за собой, - Здесь камни, очень острые и скользкие, держись за меня.

И все-таки она поскальзывается на камнях, тихо охая.

- Больно, - сочувственно спрашиваю, подхватывая за тонкий стан, подтягиваю к себе, целую в губы и тоже шепчу в аккуратное ушко, - Не боишься?

Она закидывает руки мне на плечи, приподнимаясь на носочки, и мы сливаемся в долгом поцелуе. Желание согревает обоих, но не пойми, откуда взявшиеся парочки таких же, как мы непуганых отдыхающих мешают насладиться одиночеством на двоих.

Эх, не остаться наедине под этим заходящим солнцем, не уединиться от этой жизни и мы не сговариваясь, ослабляя объятия, заходим в воду, её рука крепко сжимает мою.

- Не боюсь, - шепчет она, и зарево еще не угасшего солнца пылает в ее глазах, - С тобой не боюсь.

И с последними лучами уходящего солнца мы погружаемся в прохладное вечное море, уплывая туда, где природа принимает нас, такими как мы есть. Птицы покончили с суетой, смолкли мгновенно, отправились на покой до следующего дня, и замерло все вокруг. Звезды на небе высыпали алмазной россыпью, украсив чистое безоблачное небо и в глазах ее эти звезды и вместо жара дневного свежая прохлада ночи.

Потом мы идем через лес, прислушиваясь к звукам спящего соснового бора, едем на машине, вглядываясь в дорожные метки, а еще надо в магазин, позвонить родителям, приготовить ужин, поесть, помыться, уснуть под легкий шелест листвы за окном, и вообще много чего надо сделать потом, но только не сейчас ни в этот миг, когда упоительно уютно и природа шепчет внакат волнами, унося в большое плавание.

Часть 2. ВорОны

ВорОны каркают, безобразно кружа над нами, и сладковатый дурман разносится по окрестностям, дышать невыносимо тяжело и пот водопадом стекает со лба, щиплет глаза. Проведешь по морде грязной пятерней, размажешь двухдневную грязь, ощущая как к уставшему мокрому телу прикипает тяжелый «бронник» и упорно топаешь дальше, осматриваясь, прислушиваясь, одновременно следя за действиями впередиидущих дозорных.

Медленно пересекаем поле, поросшее высокой негустой травой, напряжены до предела от того, что изо всех сил стараемся, как можно меньше шуметь.

- Ты, знаешь броненосцы это не мутированные бобры и еноты как принято считать в нашей непуганой россейской глубинке и даже не танки, как думают те черти, с которыми мы вчера обменивались любезностями из АКМов, - шепчет Сашка, сбиваясь с дыхания и облизывая пересохшие губы, - Броненосцы это мы, ага, зверье такое неведомое природе три дня не мытое, вонючее, в крови, в говне каком-то, причем не пойми чьём, и не жрамши с утра, бляха.

Молча протягиваю Сашке небольшой, оставшийся с ночного привала, брикет из смеси сухофруктов и орехов, по форме похожий на шоколадку.

- Только заткнись, - шепчу грозно.

Какой там, Сашка и «заткнись» несовместимые по жизни вещи.

Впереди Пашка поднимает руку вверх, Сашка дублирует жест для тех, кто идет сзади. Останавливаемся, замираем, пытаясь уменьшиться до размеров лилипутов, напряженно глядя на Пашку давшего отмашку «стоять».

Сашка дышит через раз пытаясь даже в таком неудобном положении захавать «сухофрукт», сопит за спиной, как тот неведомый броненосец.

Каска прилипла к башке, хорошая панамка, спасает исключительно от попадания прямых солнечных лучей, от всего остального спасает через раз. Борясь с неимоверным желанием, содрать с себя все это казенное впитавшееся в тебя за несколько суток непрерывного движения вперед, сидишь в траве, тупо глядя в спины дозорных.

Где-то впереди слышны голоса, судя по всему, идут женщины, неспешно и громко разговаривая на непонятном и малоприятном уху языке. Я закрываю глаза, впитывая звуки вокруг, перед глазами море, влажная морская галька и капельки воды, много капелек на обнаженном Ольгином теле.

Видение разбивается о неимоверную тоску в сердце, и глОтка пересохла, словно шипами ее кто утыкал и глотать нечем и флягу не достать, чтобы без шума, чтобы не слышно…

Голоса проходят мимо, ни одна не пошла в поле, пошли по протоптанным местам. Местные бабы и идут спокойно без напряжения, значит, тихо подбираемся, не чуют нас, ну и хрен с ними. Пашка вновь поднял руку, резко махнул впереди себя «чисто и вперед», потихоньку продвигаемся дальше.

Вышли на прогалинку осмотрелись, никого, углубились в поле, прошли метров пятьдесят клином врезались в просеку, команда «рассредоточиться», разбежались по кустам присели, пять минут передышка и перед глазами снова море, Ольга, чайки, закат…

Пашке не сидится на месте: нервничает, матерится сквозь зубы, машет рукой. Всё вперед, вперед, медленно-медленно, тихо-тихо, осматривая каждый закоулок леса, заглядывая под каждый пенек, прислушиваясь к звукам, принюхиваясь, присматриваясь.

Хруст веток, кто-то движется в нашем направлении. Пашка вытягивает руку вперед, показывая, кто-то из местных шляется. Затихаем, присаживаемся на одно колено авось пронесет, пройдет мимо этот местный.

Перед глазами прибой морской, Ольга и неимоверное желание прикоснуться, дотронуться губами до ее ароматного тела…

Из-за кустарника быстро, уверенно появляется высокая, стройная девушка. Руки ее как крылья чайки гибкие и сильные, из-под косынки льется водопад черных как смоль длинных до пояса волос, тонкий как у танцовщицы подвижный стан и очень красивые сильные икры, выдают в ней представительницу именно этого народа.

Она нарвалась на нас как праздношатающийся грибник-любитель нарывается на поляну усыпанную грибами, устроившими праздник - разгуляй, а может как охотник идущий по следу добычи, попадается в ловушку и останавливается в неизвестности перед сворой разъяренных голодных хищников.

От неожиданности девушка даже подпрыгнула на месте.

Первый непроизвольный жест тех, кто открылся перед ней - указательный палец к губам и на грязных мордах горящие глаза, умоляющие: девонька, красавица, за Ради Бога, только молчи.

Все-таки подвели морды, слишком грязные были или глаза недостаточно блестели, блин, не проходят у нас актерское мастерство, а надо бы. Всем двойки, с задачей не справились, какие двойки, к черту, всем смерть…

- Руски, - шепчет девушка и пятится назад.

- Ш-ш-ш, - шипит Пашка с прикипевшим к губам пальцем.

- Руски, - шепчет девушка и резко поворачивается.

Перед глазами море, Ольга, ее волосы, глаза, губы и голос как дуновение легкого ветерка: «Возьми с собой…».

Четко вижу спину этой девушки прямую как у танцовщицы, красивую спину и точно знаю, она сейчас закричит, она уже рот открыла, чтобы воздуха набрать в легкие для мощного крика, который всколыхнет округу…

Три ножа, один из которых протыкает трахею насквозь и крик, только собравшийся в груди ее, разлетается осколками о стальное лезвие, кровавым ручьем окропляя землю.

Она как чайка вскидывает руки крылья, готовая к полету, сильным, глубоким взмахом к небу и обрушивается вниз волной морской, разбиваясь о камни.

Пашка жестами указывает откатить тело в сторону и замаскировать, но мы с Сашкой подхватываем ее за руки и ноги и спускаемся в небольшой овражек, поросший папоротником и небольшим подлеском. На дно этого овражка аккуратно кладем девушку, вытаскивая ножи из все еще теплого тела.

- Глаза надо закрыть, - шепчет Сашка, вытирая свой нож.

Твердой рукой закрываю глаза девушке, она еще теплая, но под пальцами чувствуется, как жизнь ускользает из этого красивого юного тела, как уходит тепло и Ольгины глаза в самую душу глядящие: «С тобой не боюсь».

Осматриваемся, никого, поднимаемся, присоединяемся к группе. Пашка крутит у виска, показывает жестами, что давал команду только откатить девушку в сторону, грозит кулаком и проводит ладонью по шее, мол, амба вам за неисполнение, когда вернемся.

- Ну и хуль с ним, - шепчет Сашка, - Чего мы звери, что ли как собаку девчонку ногами отпинать, да шел бы он лесом.

Я молча киваю, конечно, мы не звери...

А потом мы продвигаемся дальше по лесу, углубляемся в бесконечное пылающее от дневного зноя поле, обходим убогую деревеньку и через несколько часов выходим туда, где нас не ждут, но только не сейчас ни в этот миг, когда, броня прикипела к телу, тяжесть в ногах, пот водопадом, и пить хочется, и упасть хочется, на холодную сырую землю и закрыть глаза забыв как это, когда сердце сжимается от тоски…

Часть 3. Потом…

Но ПОТОМ все равно будет, также как будет бриз морской, зарево заходящего солнца и Ольга, прижимающаяся ко мне, трущаяся нежной щечкой о мой небритый подбородок:

 - Ты не сможешь пройти по этой дорожке ни за что на свете, - шепнет она.

- Не смогу, милая, с гирями по воде не ходят…