Середина семидесятых… Брюки-клёш, туфли-платформы, "приталенная" рубаха с подкатанными выше локтей рукавами, широкий ремень с большой тиснённой бляхой, "грива" до плеч, наручные часы на ремешке, ширина которого не намного меньше ширины поясного, — вот, пожалуй, общий портрет модного парня того времени, с которым тогдашней девушке не было бы стыдно прогуляться вечерком, сходить в кино, на танцы, ну и посидеть на лавочке в укромном месте…
Но был ещё один непременный атрибут для "настоящего парня", который гарантировал ему практически полный успех у девушек, — транзисторный радиоприёмник! Или просто— транзистор. Чем больше был размер этого самого транзистора, который "настоящие" парни носили с собой либо как чемоданчик (за ручку), либо как младенца, разместив на руке и прижав к груди, тем "круче" был его хозяин. Транзисторы поскромнее, двухдиапазонные СВ-ДВ ( средние и длинные волны), оснащённые узкими заплечными ремешками, носили и слушали люди постарше, или поменьше. Одним словом, дедушки и пацаны. В среде "настоящих" парней такие радиоаппараты не пользовались успехом. Удальцы предпочитали всеволновые радиоустройства не ниже второго класса, к примеру, "ВЭФ-Спидола", "Океан","Рига" и "Меридиан". Верхом "крутости" считался радиоприёмник высшего класса "Ленинград –001". Он действительно имел размер половины приличного чемодана и весил около полупуда!
Но, как известно, радиоприёмник сам по себе не играет. Ему нужна радиостанция и чем больше радиостанций, тем лучше. В то время радиовещание для населения велось в основном в диапазонах средних и длинных волн. На коротких волнах можно было поймать "вражеские голоса"— "Немецкую волну", "Голос Америки", "Би-Би-Си", но их вовсю "давили" наши специальные передатчики-заглушки. Короче говоря, эстрадной музыки в радиоэфире было не так много, как того хотелось бы молодым слушателям. Чтобы спасти "музыкальную" ситуацию, в нашем небольшом городке стали работать частные подпольные радиостанции, облюбовавшие край средневолнового диапазона с длиной волны около 200 метров.
Подпольные радиостанции имели в основном вид ламповых приставок к радиоприемнику, магнитофону или усилителю, к которым на вход присоединялся микрофон. К самой приставке подключалась наружная антенна и заземление. Каждый радиолюбитель-пират, владелец подпольной радиостанции, имел один или несколько позывных для установления радиосвязи, дальность которой составляла от нескольких до десятков километров, чего было вполне достаточно для сносного "радиобслуживания" всего района. Позывные выбирались простые и звучные: "Ураган", "Диспетчер", "Дельфин", "Капитан", "Кардинал" и т.п.
Установив связь с коллегами и убедившись в хорошем прохождении сигнала, оператор подпольной радиостанции переходил в режим "дискжокея" и начинал крутить модные пластинки или магнитофонные записи, периодически посылая в эфир приветствия, посвящения и поздравления собственным приятелям, девчонкам и "всем, кто меня сейчас слушает". Некоторые талантливые смельчаки, такие как мой приятель с русской школы Серега, владелец радиостанции "Ураган", даже выступали в эфире с сольными концертами для собственного голоса и гитары!
И хотя за "радиопиратство и радиохулиганство" в советское время полагалась уголовная статья, это мало кого из храбрецов волновало, потому что они были твёрдо уверены в том, что их технокультурная деятельность приносит недостающее эстетическое наслаждение всем слушателям, если, конечно, не сопровождается при этом нецензурными выражениями и сальными комментариями "ведущих".
Многие ребята мечтали стать радиолюбителями, особенно радиопиратами, но не всем это удавалось, потому что нужно было достаточно хорошо знать физику, в частности электротехнику, электронику, теорию радиосвязи, уметь паять, быть усидчивым ну и много чего другого ещё. Не удивительно, что основная масса мальчишек предпочитала взамен всей этой "нудности" лишний раз сыграть в футбол, съездить на рыбалку, повозиться с мопедом или велосипедом.
Меня же к радиоделу, а в общем— к электронике, впоследствии ставшей лейтмотивом всей моей жизни, привело одно ключевое событие, едва не ставшее последним в моей пятилетней биографии.
Всё началось с новенькой радиолы "Рекорд", которую в один прекрасный день принёс в дом отец, любитель игры на баяне и большой поклонник русской песни. Поскольку мебели в нашем новом доме было недостаточно, отец поначалу разместил радиолу в углу на самодельном табурете, строго-настрого запретив мне к ней подходить. Дом наполнился музыкой и весельем, хотелось жить и вот так же красиво петь и играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, как это виртуозно делали артисты на грампластинке.
Конечно, я всегда слушался отца… пока он находился в комнате. Но стоило ему выйти из дому, как я тут же оказывался возле "чудо-ящика", заводил пластинку, особенно мне нравилась песня "Ах, Самара-городок", и заворожено слушал, тщетно пытаясь разобраться, как же это на таком тонком черном диске помещается звонкоголосая певица со всем своим хором и оркестром? Я притормаживал рукой диск проигрывателя, перекидывал звукосниматель на другие дорожки, включал разные скорости воспроизведения, заливаясь смехом от потехи с того, как менялся голос на пластинке. От моего вмешательства женский голос переходил то на протяжный мужской бас, то на быстрый лепет сказочных гномов, превращаясь в потешный овечий хор…
Отец быстро понял по глубоким бороздам-царапинам на пластинках, что я нарушаю его запрет, отчитал меня как следует и запроторил на некоторое время в угол вместо радиолы. Её же он переставил на верх высокой книжной этажерки. Какое-то время я не притрагивался к радиоле, потому что она была слишком высоко, наверное метра два от пола.
И вот однажды мне удалось упросить постоянно занятую домашними хлопотами маму поставить для меня любимую песню с пророческими словами: "Ах, Самара-городок, беспокойная я, беспокойная я, успокой ты меня!". Но о том, чтобы менять скорости вращения, притормаживать и перекидывать иголку на другие дорожки, то есть, выполнять функции "дискжокея" вместо меня, мама и слушать не хотела! Она с улыбкой пропела мне музыкальную фразу "… беспокойная я, успокой ты меня!" и удалилась из комнаты.
Очень скоро любимая песня окончилась и на душе моей стало вдруг грустно и одиноко. Почему-то захотелось, чтобы и меня кто-то пожалел и "успокоил", но мама ушла на огород, а отца, от которого я и не рассчитывал ничего хорошего получить, дома не было. "Как же снова завести пластинку?"— размышляя над этим вопросом, я подался на кухню и притащил оттуда большой стул со спинкой и свой маленький стульчик. Поставив их друг на друга и прикинув, что высота сооружения всё же недостаточна, я увенчал его стопкой толстых книг, вытянутых с хлипкой этажерки. Взобравшись кое-как на эту "лестницу", я снова поставил иглу на пластинку.
Заслышав в который раз проникновенные слова "Платок тонет и не тонет, потихонечку плывёт…", я тотчас представил себя в лодке, с которой выпал девичий платок, и мне стало жаль солистку, которую вредный "милый любит и не любит, только времечко ведёт". Мне вдруг захотелось выкинуть вслед за платком этого ненадежного "милого" с лодки и занять его место рядом со звонкоголосой красавицей. Но упрямый "милый", нагло вселившийся на мгновение в дрожащую этажерку, оказался сильнее меня…
Очнулся я уже на окровавленном полу от истошного маминого крика. Моё, щедро усыпанное пластинками и "успокоенное" тельце, лежало на спине с повернутой вбок головой. Распухшее ухо, с которого ещё струилась густеющая кровь, едва касалось прохладной крышки радиолы. Оно будто продолжало слушать прощальную песню проигрывателя…
Через девять лет вместо "почившей в бозе" старой радиолы у нас в доме появилась новая с лаконичным и строгим названием "Урал". И тут я понял, что именно с её помощью мне суждено вскоре отправиться в увлекательное и опасное плаванье по бескрайним просторам радиоэфира. Но для начала нужна была схема приставки, которой, по моим сведениям, точно располагал один хвастливый, но весьма осторожный парень Коля из русской школы.
Боязливый Коля слыл скромным любителем радиодела, к тому же его отец был закоренелым сторонником "физической педагогики", поэтому стать отважным "радиопиратом" было выше Колиных сил. Мало того, он несколько раз предупредил меня, чтобы я, "в случае чего", помалкивал о том, где взял схему приставки. Нашёл, мол, и всё тут. Забавным был и момент передачи "секретной" схемы. Чтобы отвести от себя в будущем все возможные подозрения, совестливый Коля шепотом сообщил, что в семь часов воскресного вечера под парковой лавочкой у "чертового колеса" я найду "то, что мне нужно", перерисую "это" и уйду, оставив "это" на прежнем месте. Затем Коля нормальным языком сообщил, что не будет отказываться, если я "просто так подарю" ему силовой трансформатор от своей старой радиолы… в придачу с громкоговорителем.
Через несколько дней, разжившись наконец на "секретную" схему приставки, я приступил к её "материализации". Контурную катушку изготовил самостоятельно, переменный конденсатор и некоторые мелкие радиодетали отдала мне в благородном донорском порыве старая радиола, "чувствовавшая" за собой , без сомнения, тяжкий "этажерочный" грех. Лампу с панелькой я "случайно нашёл" под всё той же парковой лавочкой, принеся в "дар" накануне этого события шпионистому Коле свой раскладной туристический нож. Нож мне было очень жалко отдавать, потому что в своём "нержавеющем теле" он имел ложку, вилку, шило, штопор, консервный вскрыватель и очень острое лезвие. Но обладание собственной радиостанцией того стоило.
Через неделю, уговорив соседа дядю Ваню прицепить "антенну для приёмника" к верхушке его старой черешни, высотой с трёхэтажный дом, я произвёл первый в жизни собственный сеанс радиосвязи! Это было незабываемое событие! Мне удивлённо ответил "Ураган" и сообщил, что слышит меня, "Адмирала", хорошо. В ответ я дал ему 595 (максимальная оценка качества работы радиостанции), пожелал дальних связей и закончил сообщение цифрами 73 (конец связи). Затем, обратившись к своим первым слушателям с приветственным словом, я поставил для них модный на то время диск Давида Тухманова "По волне моей памяти", а сам вскочил на "велик" с транзистором наперевес и помчался за пару километров на городской пруд—"водокачку".
"Во французской стороне,
На чужой планете,
Предстоит учиться мне,
В университете… ", — громко неслась моя песня из транзисторов знакомых и не знакомых мне людей, отдыхавших на пруду, и я отчетливо понял, превратившись, наконец, в настоящего "радиопирата", что для этого стоит жить!
Я стоял на возвышенности и смотрел вниз на пруд и людей, слушавших мою радиостанцию. Они были разными: взрослыми и детьми, молодыми и постарше, женщинами и мужчинами, но тогда они стали для меня в одночасье единым, огромным и родным организмом. Народом! Землянами!
И пусть где-то впереди меня ждала неминуемая расправа со стороны всевозможных органов, неприятности в школе и нескончаемые родительские укоры дома, конфискация "Урала" и нескольких мешков драгоценных радиодеталей, "нажитых непосильным трудом", но в тот прекрасный миг своей зарождающейся юности я был, бесспорно, самым счастливым человеком в эфире и на поверхности прекрасной планеты с названием Земля…