– Петрович, слыш-ка, Матрена намедни с городу вернулась, новостей привезла. Чо в мире-то твориться, ужас!
– А чо в ем твориться может, коняка его задери? Мир он большой, небось не сдохнет.
– Кому большой, а кому с маково зернышко.
– Это ж кому?
– Да космонавту, кому ж еще. А нам снизу-то мир балшо-о-о-й, слыш-ка.
– Большой и большой, что с того? У тебя курить нету? Вчерась весь табак скурил, а бабка денег не дает, на гроб ей вишь ли не хватат, коняка ее задери.
– Гробы нонче дороги. Опять же международное положение напряженное. Ты, к примеру, к Гондурасу как относишься?
– Гондурасу? Никак не отношусь, меня не трогает и я не трону, коняка меня задери.
– Причем тут не трогает? Где ты, а где Гондурас. Да он про тебя и знать не знает.
– Не знает и хрен с ним. Так курить у тебя нету?
– Нету, сам без курева второй день. Старуха моя, как Матрену послухала, так все денежки в банку и в огороде закопала. Война, слыш-ка, как бы последнего не лишиться. Я уж весь огород палкой протыкал, нету банки.
– Жалко, курить хотца, аж в груди свербит. Война? Хто с кем воевать надумал, коняка их задери? Гондурас твой что-ли? Ну и названьице, коняка его задери, как только такая срамота людям в голову приходит?
– При чем тут Гондурас? Вовсе и не Гондурас, но тоже на гэ начинается. Погодь чуток, в памяти заело, гэ-гэ-гэ…
– Опять небось пакость какая, ты ж слова доброго сказать без пакости не можешь, коняка тебя задери.
– Чо это не могу? А про гавно я и упоминать не собирался, если ты на это намекаешь, пень старый. Георгия помнишь?
– Грузина что ли?
– Во, точно, грузина. Так это они на нас войной поперли. Танки, слыш-ка, пушки, самолетов тыща и прут и прут, как саранча.
– А чего это на Георгия нашло, с бодуна что ли? Отродясь, сколько помню его, мирный был, слова худого не скажет, рупь займет, компанию поддержит. Ты на Георгия бочку не кати, врет твоя Матрена насчет Георгия, коняка ее задери. Вот хучь сейчас пойдем и спросим у Георгия, чего ему в башку сбрендило на нас обижаться?
– Георгий тута вовсе ни при чем, да и помер он, рази ж ты не помнишь?
– Вот те раз – помер. Давно?
– Давненько уж. Не помнишь, значит. А как на поминках его барыню танцевал, тоже выходит не помнишь?
– Барыню? Чо это я барыню-то на поминках, кто ж на поминках барыню пляшет?
– Вот и зятю его твое веселье шибко не понравилось. Между вам драчка и вышла. Знатно вы друг друга отматузили.
– То-то я думаю, отчего на башке шишка, ни с кем не дрался и шишка. А оно вона как, понятно.
– Не, шишку ты после заработал, когда девять дней поминали. Все чин-чинарем сидят, самогон пьют, разговоры разговаривают, а тут ты как гаркнешь «Пожа…», все решили, что пожар начался и со скамейки-то подскочили. Скамейка под тобой хрясь и перевернулась, ты орешь «…луйста, гости дорогие!» и башкой прямо об печку.
– От ить, что водка с людями делает, коняка их задери. Я ж на самогон грешу, голова ить болит, как ушибленная. А оно эвон как вышло. Так кто там на нас с войной бочку катит, коняка их задери?
– Да это, ну где грузины живут, ну да ты знаешь…
– Грузиния?
– Ага, типа того.
– И чо, пора в партизаны подаваться, коняка нас задери?
– Шут их знает. Матрена ж никогда толком ничего не распознает, ей бы тока языком про свои бабские дела почесать. Нет чтоб про Грузинию все доподлинно выспросить.
– Вот был бы Георгий жив, может чо бы и рассказал. Хороший мужик был.
– Хороший. А по нынешним временам враг получается.
– Кто? Георгий? Тю на тебя, сдурел совсем, как это Георгий врагом быть может? Я ж его вот с таких лет знаю и отца его помню. Сам ты враг и шпиен Гондураский, коняка тебя задери. Ишь чо удумал – Георгий враг! Да и помер он, забыл что ли?
– А шпиены завсегда так делають, вроде помер он, а сам шасть и документы из сейфа тащит.
– Председательского что-ли? На кой ляд ему документы, он и читать-то не умел?
– Да я вообще говорю, в международном смысле. Та же Грузиния, как Матрена говорит, прикинулась больной и квелой, а сама ка-а-а-к жахнула в самое сердце и душа вон.
– Погодь, куда жахнула, чья душа вон?
– Да кто ж ее знаеть, растудыть ее в качель эту Матрену. Кого-то жахнула, народу полегло, как колосьев пшеничных под комбайном, реки кровушкой замутились, мертвечина повсюду и негры бегають.
– Негры-то откуда? Попутала твоя Матрена, небось грязные все были, война не баня, морду не красит, коняка ее задери. Помню мы в сорок втором…
– Да погодь ты со своим сорок вторым, тыщу раз уже про твой сорок второй слухал. Говорят тебе негры, значит негры – здоровые такие, по-нашему ни бельмеса, в одной руке автомат, в другой пулемет, в зубах сабля, а в…
– …в заднице штык. Хорошь врать-то, коняка тебя задери. На кой ему сабля, если у него пулемет есть? Ври, да не завирайся.
– А патроны кончаться, а? Чо ему тогда взад вертаться? Тут он саблей-то и помашет.
– Много он ей помашет, пока ему башку не снесут вместе с той саблей. Слыш-ка, информбюро, по военным временам кажному бойцу полагается пачка махорки в день. Может сгоняем к председателю, коняка его задери?
– Ага, даст он. Потом догонит и еще даст. Забыл кем тот председатель Георгию покойному приходится?
– Стучать-колотить, так он же зять его. Тады не даст. Ежели ты не соврал насчет барыни, тады не даст, коняка его задери.
– По всему выходит международное положение нам с куревом не поможет.
– Не поможет, едрить его в корень.
– А эта как ее Грузиния твоя далече?
– Чо это она моя? Откуль я знаю, отродясь меня этот вопрос не занимал. Да хоть в Гондурасе, тебе то что за забота?
– Вдруг до нас фронт дойдет…
– Типун тебе на язык!
– Замолчь! Мы в сорок втором, как в атаку пойдем, завсегда после боя каптерку ихнюю искали. Табачок там был отменный, не то что наш горлодер. Дык как думаешь, дойдут или укорот им раньше дадут?
– Дурак ты, Петрович, и не лечишься. Кто ж их в Сибирь пустит?
– И то правда. Да они и сами не пойдут. А жаль, я бы как в сорок втором, вспомнил молодость, и-эх, где мои шишнадцать лет?
– Матрена баяла, что на поверку-то их тыщи дутыми оказались, ну как наш урожай прошлогодний. Тока наши с силами собрались, как из них уж и дух вон. Такая вот история выходит.
– Прямо как с Георгием.
– А Георгий тут при чем?
– Рубль я ему должен был, а он помер не кстати, коняка его задери. Вот я теперь и думаю, раз уж война с этой Грузинией развязалась, должен я его зятю тот рубль возвертать или ну его к лешему, врага народа?
– Про врага это ты, Петрович, загнул. А рубль ты Георгию был должен, вот на том свете и сочтетесь. Угостишь его папироской и скажешь: «Помнишь, Георгий, я рупь тебе должен был? Так вот кури папироску, на нее твой рупь и потратил.»
– Кхм, хорошо бы ту папироску да сейчас, за помин души выкурить.
– Эх, хорошо бы, да нету папироски.
– Пойдем, может, до Матрены? Чайку попьем, может еще чего глупая баба про Грузинию вспомнит. Вот ведь как выходит – в мире война кипит, а у нас ни слуху ни духу, одно слово Сибирь!