55 Ассоль
Начало:http://proza.ru/2008/01/27/182
И вот он, унтер-офицер Эрнст Кумпель стоял перед командиром партизанского отряда с презрительной миной на лице, глядя на верхушки деревьев. На спокойный вопрос Лесового,
четко выговаривая немецкие слова, он сказал:
- Последний раз говорю, что не буду отвечать... Хайль Гитлер!
Стоявший там высокий партизан и забавлявшийся реквизированной у пленного зажигалкой поднес к его лицу свой кулачище и прошипел по-русски:
- А это ты видел? Я твое хайло размажу сейчас по этому дубу, а потом доберемся до фюрера. Вот и будет тогда "хайльгитла"...
- Не пугай его, Петя, он все равно не понимает, - сказал командир, - а возится с ним у нас нет возможности. Повесим - и точка.
Я вышел из своего укрытия и сказал по-русски:
- Развяжите его,...- и, протягивая Эрнсту сигареты, добавил:
- Давай, Кумпель, перекурим это дело...
Он, медленно бледнея, машинально взял сигарету. Щелкнув, забранной у партизана зажигалкой, дал прикурить и засунул её в его нагрудный карман.
- Ну, вот мы и встретились… Помнишь, я тебе не советовал. Не послушался… нехорошо, нехорошо... А сейчас тебе будет гораздо хуже, чем тогда на ринге.
- Что ты собираешься со мной делать? - сглотнув слюну, спросил он.
- Это, натурально, зависит от тебя.
Это было тогда, в сорок третьем…
А сейчас Алексей Петрович, подбив автомат, повалил деда Ивана на кровать и закричал:
- Пшеницу пора косить, товарищ Лесовой!
Старый партизан витиевато радостно ругнулся и заорал;
- Завтра выезжаем колхозом, товарищ Семен!
Поднявшись они обнялись и начали тискать друг друга, что-то крича только им понятное.
И в этот момент на пороге появилась бабушка Елена.
- Мать! Посмотри, кто у нас ...
- Ой!... Боже!... Боже! Товарищ Се... Алешенька! Алеша! Живой! - кинулась его целовать.
Потом они все трое обнялись и, склонив седые головы, тихо заплакали
Где-то через час все опять собрались у летней кухни. У каждого роились в голове грустные мысли: о прошедшем времени, о несостоявшейся, иногда трагической, любви, о неясных планах на будущее...
Подошел Черкашин, я глянул вопросительно на него. Он кивнул головой - мол, всё путем...
Я, обняв его за плечи, повел в хату и налил стакан водки. Лейтенант жадно выпил. И я, глядя ему в усталые глаза, спросил:
- Первый раз?
Он кивнул и, уткнувшись мне в грудь, застонал.
- В упор?
- Да...
- Пей... Пройдет быстрее... - сказал я.
И налил еще пол стакана ему и себе.
Открылась дверь, зашел майор Катышевский:
- Ребята, что у вас?
Мирослав, не поднимая головы, жадно ел. Какая-то острая жалость ко всем нам троим охватила меня...
Мы, любя свою страну, свой народ, став коммунистами, выбрали свой путь. Правильно ли выбрали?… А разве те, такие же, как мы, выбирали всякие там афганы? И я, неожиданно для себя, спросил:
- Юра, ты был в горячих...
Майор расстегнул рубашку. Широкий красный шрам шел от правого плеча к середине груди.
Я налил ему. Выпили. В это время зашел Алексей Петрович и Учитель.
-Товарищи офицеры! - скомандовал Марк.
Мы встали. Генерал подошел к Черкашину и спросил:
- Лейтенант Черкашин?
- Так точно.
- Поступаете в мое распоряжение. Вот приказ на Вас и майора Катышевского.
Он протянул бумагу лейтенанту. Тот пробежал глазами скупые строчки и передал майору. Прочитав, Катышевский сказал:
- Товарищ генерал, Ваше удосто...
Алексей Петрович, протягивая документ, сказал:
- Садитесь, товарищи офицеры.
Мы сели и Черкашин опять набросился на еду. Алексей Петрович вопросительно посмотрел на меня, мол, что с ним…
- Алексей Петрович, парень первый раз стрелял в человека… - ответил я.
-… двенадцатый калибр… в затылок,… с близкого расстояния,…почти в упор…- тихо, как бы про себя, сказал лейтенант и потянулся к бутылке…
Генерал, кивнув понимающе головой, подошел к нему и, положив руку на голову, сказал:
- Хватит, парень… Иди спать. Сережа уложи его, может, в другой той комнате…
Я отрицательно покачал головой:
- Там стены… кровь… и мозги…
- Аааа, … Елены работа… узнаю… Ладно, сынок, ложись здесь…
Уложив Мирослава на кровать, снял с него ботинки и расстегнул побольше рубашку.
- Товарищи офицеры! С этого момента вы поступаете в распоряжение старшего лейтенанта Лукъяненко. В управлении согласовано. Все, что здесь произошло, является государственной тайной. Связь с вышестояшими органами только через него. После окончания операции поступаете в распоряжение ваших непосредственных начальников.
Мы вышли и подошли ко всем остальным. Публика, дымя куревом, вела разговор о любви.
- Так вы о чем, други? - спросил Алексей Петрович.
- Ты знаешь, Алеша, мы ведь о любви… - сказала бабушка Лена.
- Даже тааак? - протянул, улыбнувшись грустно, генерал. - Ну и что вы выяснили?
- А что тут выяснять, Алеша… Ты сам знаешь, что любовь от Бога.
- Ну не скажи, Лена… Один из идеологов коммунизма, сказал, что любовь это - половой инстинкт, преломленный через кору головного мозга.
- Вот именно: "переломленный", - уточнила бабушка Елена.
- Не всё так просто… - сказал Марк, стоявший у столба навеса летней кухни.
- Алексей Петрович, - обратился я, - а помните Вы читали Кленовского… Почитайте нам…
Он глянул на меня и, тяжело вздохнув, сказал:
- Это любили моя дочь и сын…
- Любят, … - возразил я.
- Да. Ты прав… любят… Спасибо, Сережа…
И он начал читать:
Нас было двое. Женщина была
Веселой, молодой и рыжеватой,
Умела лгать и изменять могла,
Не быв при том ни разу виноватой.
Теперь она - но нет,
. .мне легче с ней на "ты".
На "ты" - теперь ты всё уже забыла,
Как целовала с каждым днем скучней,
Как мучила меня и как убила.
Его дикция, выразительность чтения и тембр голоса покорил всех слушающих…
Нет, не сама, конечно!
. .Кто теперь
Сам убивает? Я отлично помню,
Как ты на выстрел распахнула дверь
И кинулась ко мне,
. и как легко мне
Внезапно стало: я в твоих глазах
Прочел всё то, во что уже не верил -
Недоумение, и боль, и боль, и страх,
И чувство все-таки потери.
Все слушали, затаив дыхание, эти высокие поэтические строки о любви. Чтец продолжал:
… О если бы из темноты моей,
Из моего прекрасного свершенья
Вернуться в ужас этих дней,
Изведать всё твое презренье,
Всю ложь прикосновенья твоего
И как последнюю земную милость
Спустить курок - всё только для того,
Чтоб ты опять вот так ко мне
. .склонилась.
Аплодисменты долго не смолкали.
- Спасибо, друзья… Спасибо….
Кто-то попросил:
- Почитайте еще что--нибудь…
Посмотрев в мою сторону, он сказал:
- Попросите Сергея. Пусть прочтет, что нибудь повеселее о любви. А то, вишь, все загрустили. А это плохо. Человек должен жить надеждой на лучшее. И боль лечится временем.
- Амен, - сказал я и, поднимаясь навстречу, идущей к нам Кате, начал экспромт:
В мой круг друзей, в тот дым туманный,
что вился сизою стеной,
Я простер руку к дыму, струящемуся над курильщиками в безветрии дня и продолжил:
вошли внезапно и нежданно,
и взглядом встретились со мной…
И, взоры всех к себе направив,
и речи дар отняв у нас,
Вы ослепили, Боже правый,…
улыбкой уст, сияньем глаз.
Женщина шла к сидящей бабушке. Я, сделав шаг навстречу, взял её руку и, поцеловав:
И я, целую Ваши руки,
надежду слабую храня
на невозможность всё ж разлуки…
Вы ж не оставите меня?…
Публика закричала "Браво!…Браво!", захлопала в ладоши, а Катя, обняв меня, поцеловала в щеку и тихо прошептала: "Не оставлю, любимый…" Аплодисменты усилились. Екатерина подняла руку, вокруг затихло, и красивым грудным голосом начала читать:
Шла девушка берегом моря. Шептала:
"О, где же ты, милый? Мой верный, приди…
Измучилась ждать тебя… Истосковалась. …
И сердце, как чайка, трепещет в груди".
И девушка ждала, страдая, робея.
С трудом усмиряя душевную боль…
И ждала, и ждала она только Грея…
А звали ту девушку просто: Ассоль.
Буря аплодисментов… Моряки вскочили на ноги, вопя: "Браво!... Браво!… Еще!… Еще!…
Я поднял руку:
Закат торопился за море куда-то,
Под ноги стелился с любовью песок,
Цикады бросали ей громко стакатто
И локон, ласкаясь, свисал на висок.
И здесь я поправил ей локон,… она продолжила:
Вдруг молвило Небо: "Открою я тайну-
Не зри всё на море с печалью, тоской.
Ты с верой надейся и парус желанный
Увидишь ты вскоре на глади морской".
Тишина… Все напряженно ждут. И я прочел:
Всё чаще смотрю я сквозь годы усталые,
На жизнь, что прошёл всю поперек, вдоль.
Но сердце хранит паруса мои алые
И берег, где с трепетом ждала Ассоль…
Опять аплодисменты… Генерал поднялся, и усталым голосом сказал:
- Концерт окончен. У нас много работы, товарищи.
К нам подошел Марик и, хлопнув меня по плечу, поцеловал Кате руку. Она чмокнула его в щеку.
Алексей Петрович сказал, сидящему рядом, Катышевскому:
- Пойдемте, майор. Поговорим…
Они ушли, и присев под березой, закурили. Катышевский вернулся к нам минут через сорок и отослал к генералу Костю. Те, начав беседу, вскорости поднялись и ушли в лес. Ко мне подошел майор:
- Сергей, ты можешь пройтись со мной?… Хочу проверить эту гать на прочность. Смогут ли танки пройти.
- Планируются учения? - поняв и, подыгрывая ему, спросил я.
Он кивнул головой, и мы пошли по дороге.
Прошли молча до поворота, и я спросил:
- Ну?
- Баранки гну… - хмурясь ответил он. - Ты всё еще в розыске и я должен тебя арестовать. Приказ не отменен… Сам понимаешь…
- Так генерал сказал?
- Да. Дал понять твой-то тесть… Наверно не понравилось твое общение с этой Катькой… Извини…
Мы уже зашли за поворот, и я вдруг почувствовал, что в меня вселяется, какой-то озорной дух противления, охотничьего азарта, предвестника боя. Почувствовал, что, сунув руку в карман, Катышевский готовится к чему-то. И я деланно смиренно и грустно произнес:
- Да, Юра… Арестовуй…- и протянул к нему обе руки.
Он, может, был и неплохим офицером, но соображалка и интуиция были не на высоте.
Он как-то с облегчением произнес:
- Ну, вот… и ладненько…- и вынул из кармана наручники. - А то твой Петрович, грит, мол, не удастся арестовать сейчас… Бандит ты…
- Так и сказал?
- Так и сказал…
Я рассмеялся:
- Вот батя дает… Это он еще раньше так окрестил меня… Ну, дает…
Опустив руки, сказал майору:
- Юра! Извини… Бандит, он - всегда бандит…
И вырубил беспечного майора. В этом деле нельзя быть наивным…
Оттащив, Катышевского в кусты, заклеив рот клейкой лентой, что была у него, защелкнул руки наручниками вокруг довольно толстого дерева. Забрав его пистолет, и сунув ключ от наручников ему в карман, скрытно проскочил в комору.
Катя и её бабушка Лена сидели на двух ведрах в углу коморы. Катя, уткнувшись бабушке в плечо, тихо плакала, а та гладила её по голове и что-то ласково шептала. Потушив свечу, подошел к ним и сел рядом. Катя, повернув ко мне лицо, спросила:
- Ты… с ними уедешь?…
Она боялась, что я сейчас же исчезну. Она хотела быть всё время со мной, рядом,… быть и быть… На правах старшего товарища детских лет, позволяла как бы нечаянно прикоснуться плечом моего плеча, погладить руку, поправить прическу… И, толкнув слегка в плечо рукою, сказать при случае:
- Сергию! Не морочи мне голову, принеси лучше из "той хаты" чугунок, а то я боюсь и заходить туда… Эта партизанка там всё так уделала… - и она, любовно глянув на бабушку, кивала головой в её сторону.
Меня охватила необъятная нежность к этой женщине, величайшая благодарность за её бесценное чувство ко мне. И мне показалось, что в эту минуту я мог ответить ей тем же. Притянул её к себе и крепко, крепко прижав, неожиданно сказал:
- Нет! У меня отпуск…
- Правда?… Ой! … Правда?…
- А ты что забыла, что мы для твоей куклы еще не достроили домик на огороде?
- Сергийку! Когда это было… А ты помнишь, как ты не мог вылезти из сугроба?
- …а ты ревела и тащила меня,… а потом твоя мама отогревала нас голых на печи…
- … я все время укутывала тебя с головой, ты ж отбивался … Господи! Где это всё…
- Ты всё… помнишь? - спросил я.
- Да,… - тихо сказала она…
- Ну, тогда, ребята, - сказал, - давайте к делу… Вы, бабушка, тихонько позовите сюда Алексея Петровича и "товарища Лесного" - я не могу появляться там…. Ты же, Катёнок, сбегай и собери харчей побольше… и побыстрей… Пойдем и заблудимся,…
- Как тогда, здесь?…
- Да…
- Ой! Бегу…
Мы поднялись, бабушка вышла. Женщина прижалась ко мне и стала, жадно целуя, повторять:
- Спасибо,… спасибо,… спасибо…. - и вышла…
Продолжение:
http://proza.ru/2008/09/07/369