Брага
или республика Кирибати
Игорёшкин папа был столяром, ну и как почти любой столяр – плотником. В папиной мастерской так вкусно пахло скипидаром и свежей морковкой. Верстак всегда был пропитан горячей янтарной олифой. Пронзительно и страшно визжал фуговочный станок, но Игорь уже почти научился не бояться его. Ведь папа его не боялся. А вдоль стен стояли и лежали доски, они все были очень разные. Елка была желтой и смолистой, утыканной частыми тёмными сучками. Сосна иногда бывала почти белой, а иной раз серой и твердой как лиственница. Дуб и каштан выделялись красивым темным рисунком. Розовый бук был разрисован в мелкую черточку и славился отменной твердостью. Особенно отличался красотой ароматный можжевельник. «Дерево – это живая плоть. Когда работаешь, надо помнить об этом. Нельзя чтобы десятки, а то и сотни лет деревянной жизни пропали впустую» - так любил говорить столяр. Но в мастерской он трудился только по выходным, для души и нехарчистого приработка, а в остальные дни работал грузчиком в магазине. А мама заведовала библиотекой в местном домке культуры пивоваренного завода. Папа каждый день носил Игоря на своих плечах в детский сад, а вечером всегда забирал его домой. И мальчик чувствовал, что его волосы тоже пахнут скипидаром. Когда они шли, то папа рассказывал разные истории о далеких Сейшельских островах, о страшном Бермудском треугольнике, об экзотической республике Кирибати. Игорь почти ничего не понимал, но слушал с замиранием сердца, но особенно таинственным и сказочным местом ему представлялась республика Кирибати. Как – то раз, в выходной день папа посадил его себе на плечи и они пошли гулять. Они ходили по прохладным тенистым аллеям, потом отправились на железнодорожную станцию наблюдать, как маневровые тепловозы таскают разноцветные вагоны, формируя состав. По дороге они остановились посмотреть огромную стаю упитанных голубей, которая обитала на мельнице мукомольного завода. Мальчик был поражен количеством птиц, радости его не было предела. Впрочем, радость сорвалась в холодное оцепенение, когда взору ребенка предстал старый одноглазый кот, который тащил в зубах тушку задушенного голубя. В сознании мальчика еще не было места для этой картины. В тот раз он впервые столкнулся со смертью.
Однажды отец не зашел за ним. Сначала мальчик не волновался, но когда последняя девочка, уходя с родителями, сказала ему, что папа бросил его и никогда не заберет, он заплакал. Мама появилась, когда стало совсем темно, и нашла его в продленной группе. Лицо у мамы было заплаканным и некрасивым, и мальчик испугался, что это из-за него.
Папы дома тоже не было, а на вопросы «где папа?» мать отвечала рыданием, поэтому Игорь боялся об этом говорить. Потом было много людей, мама в черном платье и заунывная пронзительная музыка, от которой хотелось прижаться к маме и заплакать. Соседка, тетя Фёкла гладила его по голове и причитала:
- Ой, сиротка ты мой бедненький!
С той поры мальчик жил в тоскливом ожидании возвращения отца, чей образ постепенно превращался в теплое, пахнущее скипидаром сияние, и со страхом, что и мама может однажды не забрать его из детского сада. Мама стала приходить поздно и очень усталой, ведь теперь она перешла работать из библиотеки мойщицей бутылок. Вместе с другими женщинами она мыла колючим ёршиком сдаваемую людьми стеклотару в огромной ванне с раствором соляной кислоты. От этого мамины руки стали пухлыми и красными, а ночью она громко кашляла, потому что пары кислоты обжигали ее легкие.
Как-то раз к ним домой пришел дядя Петя, с которым папа часто вместе ходил на охоту, играл в домино или просто смотрел телевизор. Дядя Петя стал приходить часто, он приносил с собой то конфеты, то колбасу; чинил розетки и вкручивал лампочки. Игорь решил, что он то должен знать, где отец и когда спросил, то дядя Петя стал хмурым и, ничего не ответив, пошел курить на крыльцо.
Дядя Петя стал заходить все чаще и чаще и однажды, явившись чинить телевизор, остался на ночь. Он прожил с ними целых полтора года, но отношения с Игорем у них были натянутыми, вернее – никакими. Мальчик и отчим стеснялись друг друга, что ли. Разговоры были редкими и коротко-официальными, только те, которых не возможно было избежать. Из-за этой стеснительности отчим практически никак не участвовал в воспитании Игоря. Мальчик немного побаивался нового мужа матери, ревновал её, но особой неприязни не испытывал. Да и как не ревновать, если мама променяла высокого, сильного папу на маленького и уже совсем старого дядю Петю? Но мальчик не осуждал мать, а лишь сокрушался о её выборе. Одно только сильно не нравилось ему: отчим расположился в мастерской отца, где развесил во всех углах мотки капрона и джута, и плел разные маты, ловко управляясь свайкой в одной руке. Ах, да, совсем забыл! У Петра Ивановича не было кисти левой руки. Когда-то он был боцманом на траулере, и там ему перебило руку порвавшимся, или как он сам говорил: «убившимся», линем. Но и с одной рукой он был, что говориться «мастер на все руки».
Вот и макушка лета – июнь-сенозарник на дворе. Будущей осенью Игорек готовился пойти в первый класс. К этому делу он подошел серьезно и много времени посвящал изучению букваря. Ему уже исполнилось семь лет, но из-за того, что он родился в октябре, в прошлом году его в школу не взяли. На чердаке он устроил себе уютный уголок, уложив на балки несколько досок, а поверх них поролоновый матрац от старой кровати. Там мальчик окружил себя дорогими ему вещами: папиным рейсмусом, рубанком, банками с плитками сухого столярного клея. В этой обстановке он читал букварь и мечтал о том, как бы сложилась его жизнь, будь рядом папа. Туда же он принес несколько найденных в мастерской отца книг. Из одной книги случайно выпала старая желтая фотография, на которой мальчик с удивлением увидел своего отца, но какого-то непонятного, не знакомого. Рядом с папой стоял дядя Петя, тоже какой-то незнакомый. Они были в полосатых майках и весело улыбались, обняв друг друга за плечи. А позади красовалось диковинное дерево с большими длинными листьями. Игорь решил для себя, что это и есть та самая республика Кирибати, где, возможно, и ныне живет папа, где белые голуби курлычут на крышах, и коты не убивают их. Соседские мальчишки бегали купаться в камышовых заводях около давно заброшенного завода металлоизделий, где было мелко, и вода прогревалась на солнце, а Игорь стал все чаще упражняться в уроках одиночества. Особенно остро он переживал чувство обиды, когда другие пацаны играли с отцами в мяч, помогали им что-то делать, или ходили вместе на рыбалку. Мальчик начинал осознавать собственную ущербность и настоящий смысл слова «сирота».
Ночи становились все теплее и теплее. Яркие светлячки предрекали солнечные дни. Игорь полюбил иногда сидеть на крыльце и слушать глубокую тишину ночи, которая проступала за далеким брехом собак, шелестом цикад и знакомой сонной музыкой далекого магнитофона. Сначала мама ругалась. Но потом просто стала одевать на плечи сына свою старую кожаную куртку с синтетическим мехом чебурашки, как говорил её первый муж. Ему тоже нравилось слушать тишину, особенно ёжась от ночной прохлады в прокуренном тамбуре вагона, когда стук колес уже тождественен самой тишине. Однажды, присев на крыльцо, Игорь услышал тихий, но очень явственный в ночной воздухе голос соседки тети Фёклы:
- Машка то, не долго траур носила. Почти сразу под Петра легла. Неизвестно еще что они выделывали, когда ее мужик жив был.
- Ещё и башмаков не износив, в которых прах сопровождала мужа…, - ответил ей удрученно незнакомый мужской голос, - А все почему? Мораль пошатнулась через этот чертов ящик!
На следующее утро по дороге в магазин за хлебом Игорь встретил тетю Фёклу с внуком Колькой.
- Сиротинушка ты мой, что ж они тебя заставляют по магазинам ходить? Вот люди бессердечные. Нашли себе работника малолетнего. Был бы жив отец.
Колька стоял рядом с бабкой и глупо улыбался. Фекла продолжала что-то громко говорить, так чтобы все вокруг слышали. Игорек сжал кулак с деньгами на хлеб и, что было силы, ударил Кольку в нос. Мелочь посыпалась на пыльную дорогу, а Игорь развернувшись побежал в сторону заброшенного завода. Сзади его сопровождал крик тетки Фёклы и Колькин рёв.
До полудня Игорь лазил по полуразрушенным цехам, но когда проголодался, пришел домой. Еще на подходе к дому, он заметил Феклу, которая увещевала мать:
- Ты уж Петруше скажи, чтобы порку учинил хулигану твоему.
Услышав это, ребенок очень удивился самой возможности какой-либо власти над ним со стороны совершенно чужого человека – дяди Пети. Игорь пролез в дырку забора и хотел проскользнуть к себе на чердак. Но неожиданно чья-то рука оказалась на его плече в тот момент, когда он уже почти вылез на ту сторону. В этом прикосновении мальчик ощутил силу и решительность, он даже испугался, и перспектива порки стала не такой уж фантастической.
- Пойдем, поможешь однорукому, - дядя Петя был озабочен и вроде бы хотел сказать еще, что-то, но не мог подобрать слов. Они подошли к лазу в погреб, который представлял собой яму в земле глубиной метра три, перекрытую железнодорожными шпалами, черным рубероидом, слоем глины с кусками старого шифера сверху. Из лаза воняло чем-то кислым и противным.
- Я буду набирать там, а ты выливай наверху. Ладно? – дядя Петя показал Игорю маленькое пластиковое ведерко, и спустился в вонючую дырку, предварительно набрав в легкие воздуха, - Шибко пахнет, за то потом как слеза…
Измученный одиночеством мальчик воспринял это предложение с энтузиазмом. Он был полон решимости отличиться и оправдать доверие отчима. Что-то подсказывало ребенку о важности этого момента для его жизни и одиночества. Работа продолжалась минут сорок. Дядя Петя черпал из пластиковой бочки в погребе мутную зловонную брагу и подавал ведерко наверх, где Игорек выливал содержимое в… сточную канаву за калиткой, догадаться о какой-либо ценности столь отвратительной жидкости он не мог, а отчим забыл рассказать об огромной алюминиевой кастрюле тут же рядом, под навесом.
- Ну и жара, ну и вонь! Сильно устал? – спросил дядя Петя, поднявшись наверх и обтирая тело своей майкой. Только сейчас Игорь увидел, что дядя Петя такой же сильный и мускулистый как папа, даже рука без кисти была накачанной. Он подошел к алюминиевой кастрюле, посмотрел в неё и застыл на мгновение.
- Ты куда выливал-то, сынок?
- В канаву. А что, дядя Петя?
Мужчина нахмурился, достал папиросы из висевшей на ветке старой сливы куртки и, закурив, сел на лавочку. Игорь с досадой понял, что он сделал что-то не так и упустил свой шанс. Он видел спину отчима, тот молча курил и иногда странно вздрагивал. Игорь испугался еще больше, потому что решил, что дядя Петя плачет. Он осторожно обошел лавку и, преодолев страх, взглянул в лицо мужчине. Дядя Петя вздрагивал от смеха.
- Что за невага такая? – весело произнес он, потом поплевал на недокуренную папиросу, бросил ее под ноги и поманил мальчика к себе. Игорь присел рядом, а отчим потрепал его волосы здоровой рукой, и темная тоска вдруг стала маленькой и далекой. Далеким и непонятным стал и смысл слова «сирота».
- Дядя Петя, а ты был в республике Кирибати?