МиГ жизни. Три августа

Виктор Коростышевский
       Август 1950 года

       На окраине дальневосточного городка Ворошилов-Уссурийский на территории воинской части, в желтеющей уже траве лежит на спине лопоухенький мальчишка лет десяти и смотрит в белесое небо, на котором ни облачка. Что же его так заинтересовало, почему он, затаив дыхание, не отрывает глаз от неба? А там кувыркались два самолетика, совсем непохожие на те военные самолеты, которые всем знакомы по военным и послевоенным фильмам. Они не были ни черными, ни зелеными, а совсем-совсем белыми, даже блестящими. Именно потому эти машины были ему в диковинку. Они маленькие, но когда проносились над землей со страшной скоростью, грохот закладывал уши. Но и это еще не все: за аккуратным носиком у них были странные маленькие крылья, расположенные под углом! И самое главное, – у них не было винтов, совсем не было.

       Вечером мальчишка спросил у отца, как же такие самолеты могут летать? Отец, расправив гимнастерку под ремнем, внимательно посмотрел на сына и начал рассказывать о принципе реактивного движения. Мальчишка кивал, но в голове все сопротивлялось. Неужели, если сильно–сильно дуть в одну сторону, то сам можешь полететь в другую, да ещё с такой скоростью? И с таким грохотом?
       Но, вернемся к тем самолетам, с которых начался этот рассказ.

       Когда мальчишка с замиранием сердца наблюдал за самолетиками в небе, откуда ему было знать, что летчики, сидевшие за штурвалами этих необычных машин, через неделю сдадут начальнику штаба эскадрильи свои летные книжки, комсомольские или партийные билеты, получат темно-синюю форму, не похожую на прежнюю, и поднимутся в небо уже в другом месте. На крыльях и хвосте самолета будут другие обозначения. «Играть» им придется не друг с другом, а всерьёз, насмерть с «самолетиками» Америки, – «главной акулой империализма и поджигательницей войны во всем мире». При встречах в воздухе или в погоне друг за другом, хищные машины то и дело будут обмениваться злыми многоточиями «Та-та-та-та!». А потом, возможно, один из самолетов задымит, полыхнет огнем и круто повалится к земле, а уж там будет взрыв. Может появится в небе белый купол парашюта, а может, и нет, как получится…

       В Корее шла война, и в последних известиях в конце августа по радио скупо прозвучало сообщение, что «славные летчики КНДР за прошедший день сбили шесть американских самолетов, и только две машины северокорейских ВВС получили повреждения». Мальчишки, и не только они, взахлеб говорили: «Ну, корейцы – молодцы, всыпали америкашкам!»
       *
       Через два дня после этого сообщения по радио на ферму в штате Айова подъехал новенький «Виллис», оттуда выскочил одетый с иголочки в новую форму капитан. Погасив ради такого случая традиционную американскую улыбку «все о-кэй!», негромко сказал рослой фермерше, что муж ее Джон отдал свою жизнь во славу американского отечества. Затем передал соболезнующее письмо на звездно–полосатой бумаге за личной подписью замминистра обороны и чек на очень приличную сумму, совершенно немыслимую, просто нереальную по советским понятиям.

       А еще через месяц в глубинку Вологодской области в колхоз «Путь Ильича» Петровой Марье (отчества её отродясь никто не помнил) пришел казенный помятый конвертик с серой четвертушкой бумаги, из которой она узнала, что надлежит ей прибыть в военкомат. Мария встревожилась. Сын её, старший лейтенант служил на Дальнем Востоке в летной части, писал не часто, только по великим праздникам, а приезжал и того реже. До райцентра, где находилась военная контора, добрых полсотни километров, которые машина и в сухую-то погоду ползла не менее двух часов по разбитой тракторами грунтовке, а когда по осени через день мокрит, совсем худо добираться. Автобусы тогда ещё не ходили между деревеньками. Марья к председателю, а тот и слушать не хочет: мол, страда, урожай убирать надо, а людей не хватает. Добившись Марьиных слёз, смилостивился, дал указание подкинуть её полдороги на грузовике, что возит зерно на элеватор. Ну, а там своим ходом и на попутках добралась наша Марья до нужного места, где немолодой, из фронтовиков военком обыденно протянул ей извещение…

       Забилась, заголосила Марья от нежданного горя, единственного сына потеряла, кто теперь старость материнскую согреет, для чего ей жить дальше, да как же такое могло случиться, не война же. Муж с войны не пришел, одна была радость и надежда, которая душу грела, и ту перечеркнула, отняла серая проклятая бумажка. А военком утешал по-своему, как умел: рассказывал, какие надо справки собрать, чтобы получать пенсию за сына, рублей 500. Невеликие, конечно, деньги и по тем временам, но рядом с копеечными трудоднями это будет ой-ой-ой! Ещё соседки завидовать будут. Через полгода – год придет в военкомат орден за сына, приезжайте, вручать будем.
       Ничего Марья про орден не слышала, о сыне плакала. Дома соседка Нинка, окунулась с головой в её горе, а выпив, в сотый раз рассказала про своё: Гришка её вернулся с войны, да только без ноги и свои двести рублей пропивает за три дня, а потом…, лучше не вспоминать, что бывает потом. Потому и выскочат у неё порой безжалостные слова: «Лучше бы он совсем не возвращался!», и добавит что-то очень обидное про нынешнюю жизнь.
       *
       Тот лопоухий мальчишка никогда не мечтал стать летчиком, как большинство его сверстников. Он хотел быть инженером, делать самолеты. Прошли школьные годы, потом институтские, вот уже и диплом получен. И он работает инженером, только не на производстве, а в НИИ. Начинал когда-то младшим научным сотрудником, потом старшим, стал руководителем проекта, всю жизнь что-то совершенствовал, изменял, доделывал в боевых самолётах.

       Август 2005 года

       Кто бы мог подумать, что через 55 лет, постаревший, уже с пенсионной книжкой, но почти такой же лопоухий, главный инженер одного из никому не известных ЗАО, настоящий социалистический трудоголик, будет сидеть в конструкторском центре РСК «МиГ» (Российская Самолетостроительная корпорация – редакция газеты «МЛ»), а зам генерального директора РСК по вооружению будет уговаривать его взяться за изготовление для новых истребителей хитрого устройства для сверхточной стрельбы. (Подобные штучки делались раньше на одном из заводов, да только он давно продан, и на месте цехов высятся почти необитаемые офисы фирм без названий и вывесок). Конечно, ЗАО прониклось проблемами российского вооружения, специалисты разработали хитрый узел, и патент получили, и в производство запустили, правда, не в том объеме как бывало раньше, лет 20-30 назад. И опять на документах стоит подпись лопоухого изобретателя. Все бы хорошо, и гордиться, и радоваться можно, но всё чаще вредные мысли не дают ему покоя. Он давно понимает, что эти сильные, хищные птицы поднимутся в небо не для добрых дел. Пусть не Иван будет сидеть за штурвалом, пусть это будет не Россия, – все равно, огонь, что вылетит из этой машины, сожжет людей, уничтожит технику, строения. И там, в далеких странах, жены, матери, сестры будут проклинать тех, кто делает эти орудия убийства. Выходит, и он тоже будет виноват в их горе. Как быть, если долг и сознание расходятся. Есть Родина, которой он служит, и есть человечество. Как примирить совесть? Врачам хорошо, у них есть профессиональный закон «Не навреди». А как быть инженеру? И зачем он стал думать об этом? Когда высоко в небе он видит белый след самолета, тихая грусть охватывает его. Ради чего прошла вся жизнь? Что оставил он человечеству? А ведь как любил эти сильные крылатые машины лопоухий мальчишка.
5.01.2008, Андреевка

       Август 2008 года
       Горестное дополнение

       Этот рассказ был закончен в январе. И название у него было другое. Перечитываю сейчас заново «...эти сильные, хищные птицы поднимутся в небо не для добрых дел. Пусть не Иван будет сидеть за штурвалом, пусть это будет не Россия, – все равно, огонь, что вылетит из этой машины, сожжет людей, уничтожит технику, строения…» Так было написано. Но, именно Иван сидел за штурвалом одной машины, а за штурвалом другой находился Гоги, что на грузинском означает «бравый, храбрый», и оба они сеяли смерть и разрушения. И оба были сбиты в один день – 8 августа 2008 года над Южной Осетией. У них были не «МиГи», а Су-25. Разве это что-то меняет. Тот и другой летчик лет семь назад тренировались вместе где-то под Саратовом. И "играли" они друг с другом в учебном бою, и летали в спарке. Да что сейчас говорить? И самолеты у них были, с одного завода и серийные номера машин почти не отличаются. Только знаки на крыльях и хвостах сейчас разные. Как же так? Зачем?..
12.08.2008, Москва