— Аномалия! Аномалия! Как будто это вам хухры-мухры! Никто её близь не видел, а базарите про неё и ещё на меня капканы ставите! Послушали бы бывалого человека, да выводы сделали! — распинался Шурка Трапезников перед сельчанами возле магазина. — Я вот, в натуре, собственными глазами видел! Как жук навозный под её фонарём кружался! А вы мне! В голове, мол, она у меня. Показалось тебе спьяну. Не-не… Шурка набрал в лёгкие воздуха и просипел:
— Такое не привидится и не присниться! Она прямо за жабры берёт! — и он показал прокуренными пальцами хватку на своей худой шее.
Шурка — местный парень с нелёгкой судьбой и прочими проказами, доставшимися ему от жизни, частенько привирал, поэтому мало кто верил в его рассказанные чудеса. Врал он, конечно, больше для куража, нежели для дела, но от своих слов никогда не отказывался.
— Городить истину не кажный сумеет! — говорил он, хитро улыбаясь. И пока честной люд пытался разобраться в его словесном "огороде», Шурка засмаливал очередную сигарету и, попыхивая ей, смаковал эту несуразность выражения.
Не смог он только судьбу вокруг пальца обвести. Взяла она бедолагу под белые рученьки и потащила в «места не столь отдаленные». Что судьбе надо было от него? Ну, да Бог нам всем судья…
Жили мы с ним в деревне по соседству, на берегу большого озера. До озера рукой подать. Рыбы в нём водилось — уйма! Но просто так, водоём свои богатства не отдавал. Нет, нет, да и пропадали люди в его сетях. По разным причинам: — кто сдуру, кто спьяну, кто и вовсе без причины. Так и пошло: «Аномалия» в нём какая-то живёт», она-то и прибирает бедовых и заблудших людей к рукам. А что это за пропастина такая объяснить не могут.
Приезжала из области комиссия отклонения в озере искать. Приборов понаставили, проводов навесили, бинокли, чуть ли не каждому, в руки дали.
— Смотрите в оба, граждане! Дело сурьёзное..., не провороньте..., чуть что, докладывайте!
Куда там! Утки и те крякать перестали, только эта высокая миссия ничего для народа не прояснила. Уехали восвояси учёные головы, без каких либо открытий.
Всё же было в этом озере что-то таинственное. Старик Пахом частенько свои версии на сей счёт выдавал.
— Колдовское оно! Сразу его не поймёшь! Всё равно, что баба похотливая! Иной раз выйдешь на крыльцо в трусах, глянешь на него. А оно лежит перед тобой, вздыхает: «Иди, мол, ко мне, мужик, хватит ерундой заниматься, порыбачить бы надо». И ведь идёшь, ставишь сетёшку-то, не можешь отказаться от прихоти. Заговаривался дедок на эту тему частенько. Спросят его с подначкой наиболее шустрые да неверующие:
— Когда это было-то, отец, зимой аль летом?
А он в ответ на полном апломбе:
— Это было в январе месяце, когда ржаные цвели!
Что уж тут поделаешь, с «юмором» был дед, но многое в его байках на правду смахивало.
Некогда вокруг озера богатые деревни стояли. А после ядерного выхлопа на комбинате, стали людей отсюда переселять. Теперь от деревенских усадеб только тополя остались. Так и стоят они сиротами по берегу, почти у каждого бывшего подворья. Переселили подчистую только одну сторону озера. С нашей же стороны, кто сам в город навострился, кто по велению свыше на тот свет отправился. Шурка в своём доме так и остался, а мы в город переехали. Вот и думай… вода в озере одна, а вредность для каждого берега разная. Одним словом — аномалия!
Шурка меня своим братом считал. Очень радовался моему приезду. Не часто я его навещал в последние годы, поэтому ему прощались все выходки в мою сторону. Да и что я мог Шурке не простить? Он и так, без вины виноватым, мыкался по жизни.
Та драка у клуба, канула бы в небытие, если бы в темноте не «зацепили» какого-то районного господина, справляя «борозду». Рассказывают что тот, в сильном подпитии, решил прямо на крыльце клуба нужду справить. Ну, кто-то из местных парней обиделся за такую наглость и уговорил последнего, при помощи кулака, спустится с крыльца.
Нашли высокого гостя с синяком под глазом — внизу под крыльцом. А начальству же негоже в таком виде народом руководить, вот и обстряпало оно это дело, как нападение на должностное лицо и ещё там чего-то. Давай виноватых искать... А Шурка, возьми да повинись за всю деревенскую братву: «Мол, извиняйте, товарищ начальник, не со зла «отоварили» господина, а по недоразумению?!» А они вцепились в него и пошло дело…
Сколько мать его порогов поотбивала у районных чинов, доказывая невиновность сына, сколько слёз в высоких кабинетах пролила:
— Что вы делаете люди? Он же извинятся, пришёл, а вы его в преступники записали, да ещё, не приведи Господь, посадите. Один он у меня кормилец. У нас и так-то дома вошь на аркане да клоп на цепях жизнь коротают. Как же я без него жить-то буду?! — причитала она. Ничего не помогло. Подвели «хулиганку» под это дело. А тут ещё бабка Дарья, как сова цокает:
— Посадют Шурку, как пить дать, посадют! Сон давеча видела. А уж ежели, что мне присниться, обязательно сбудется. Ни к какой ворожёйке ходить не надо!
— Сказывай, давай! Что ты там во сне усмотрела, провидица ночная? — пытали её сельчане.
— А то и видела, что Санёк на трахтуре три хлыста берёзовых приволок к свому дому. Вот помяните меня… — не миновать ему тюрьмы.
Так оно и случилось. Загремел наш Шурка «под фанфары» на три года.
Встречал он меня сегодня, крича на всю ивановскую:
— Кого я вижу?! Братан с подсветкой приехал! — это он так мою лысину обзывал и тут же беспардонно продолжал. — Ну, Лысый, на ночную рыбалку сегодня тронем! — радовался дружбан, не закрывая рот. У него зубов-то не лишку во рту, а у меня волос на голове посчитай столько же. Видимо этот самый выхлоп не только деревни с местности сдул, он ещё и чубы с кое-кого поснимал.
На сей раз решили мы с ним ночку провести на противоположном берегу озера возле тополей. Там к протоке щука ночью подходит да и карась, бывает, прогуливается.
Мощный мотор внедорожника, преодолевая канавы и ухабы, вёз нас к месту рыбалки. Шурка на правах бывалого давал мне указания, поглядывая по сторонам.
— Глуши! — скрестив руки, скомандовал он и вышел из машины.
— Счас, братуха, мы с тобой раскумаримся! — доставая поклажу и снасти из багажника, подмигнул он мне.
— Это мы где? — спросил я его, озираясь по сторонам. — Берег что-то не узнаю…
— На Дунькином пупе! Вот где... Во дворе бывшего председателя! Не помнишь что ли?! Видишь, тут ворота раньше стояли. Ловко ты в них зарулил. А вот тополя небо подпирают, — принял позу аполлона Шурка.
— По твоему я тополь от избы отличить не смогу?! — огрызнулся я на его излишнюю осведомлённость. — Бурьяном все поля и луга поросли. Как они ещё, бедняги, выжили? — задрал я голову к верху. — А ты мне... да ну тебя…, — махнул я на него рукой.
— Ты за себя переживай, а за них гроза слово скажет! — Шурка, уставившись на небо, моментально отпарировал выпады в свою сторону. — Я что ли эти дома сносил да бурьян разводил!? — выкрикнул он. — Корче, кидаем сетки вдоль камыша, да вечеряем по-человечески! Не то договоримся с голодухи до топоров! — подытожил он, искоса переведя взгляд на воду. Озеро под гнётом жары наводило зеркальную гладь, молчаливо выслушивая наши распри.
— Смотрю я, брат, что-то пусто сегодня на берегу и морит чрезмерно. Как бы ни накрыло нас здесь?! — сказал Шурка и исподлобья посмотрел на меня. В ответ я ничего не ответил, только пожал плечами. Кроме того, что сумерки начинали скрывать очертания берегов, оставляя нетронутой середину озера, я ничего особенного не отметил.
— Ладно, не впервой… лодка что корабль, джип что танк, выдержат! Верно, братан? — улыбнулся он мне.
— Мне то что! Не воевать же приехали. Чаще бы свою улыбку показывал, а не зубы, — доставая котелок и припасённые дрова из мешка, сдобрил я его примирительной интонацией.
На что Шурка удовлетворительно хмыкнул и улыбнулся.
Его щербатая улыбка сглаживала все острые углы и была неким стабилизатором в отношениях. Стоило глянуть на него в момент некоего раздора, и злость куда-то исчезала. Вот и сейчас этим всё и закончилось.
— Слышь, Санёк! Жутко на чужом подворье костёр разводить. Может к воде спустимся? — осторожно предложил я ему, чтобы не подорвать сухой порох соседа. Неожиданно Шурка согласился:
— Надо бы... негоже на усадьбах вакханалию устраивать, пусть даже и бывших, не по-людски это. Ты, давай разводи огонь вон в той ложбинке, — Шурка подбородком показал на место у берега, нагружая себя рыболовными снастями. — А я лодку на воду сам спущу.
Грёбла не забудь взять, когда дым пустишь, — промычал он, волоча к берегу орудия лова.
После того, как сети были поставлены, нам оставалось сидеть на берегу и ждать. Приняв по кружечке за встречу, мы окунулись в дружескую идиллию и, горящими глазами вглядывались в знакомые с детства лица. Пошли разговоры за жизнь.
— Ты, братан, прости меня за резкие высказывания, — неожиданно перевёл разговор в плоскость извинений Шурка. — Понимаешь, накипело во мне столько за все эти непутёвые годы, что одним возом не вывезешь. Порой совладать с собой не могу, то и дело плещутся через край беспокойные мысли. А тут ты подвернулся. Кому же мне их высказать как ни тебе, мой кореш. Я даже вроде стихов про эту жизнь накарябал. Хочешь, прочту? — Шурка от волнения не знал, куда выбросить окурок и озирался по сторонам.
— Выбрось ты эту дурь! Никто на тебя не обижается. Ты давай рассказывай. Мне до ужасти интересно послушать тебя, — ответил я ему, подбрасывая в огонь наломанного бурьяна. Дымовая завеса на некоторое время, скрыла от меня лицо Шурки.
Только ты не смейся, я про это сочинил — про Дым. Вот! Слушай, давай! — донёсся из темноты голос друга и он начал читать. Было заметно по голосу, что откровение давалось ему с трудом, но читал он складно.
Нам от деда в наследство досталась телега.
С ней соха на плетне, что кормила его.
Вот и лето прошло. Дождались уже снега.
Только землю пахать не нашлось никого.
Виноват ли я в этом… и кто же в ответе,
Что ушла на дрова вместе с сошкой страна?
Но лишь дым от костра сизой горечью встретит:
«Мол, вот так вышло, друг, не поймёшь не рожна.
Всё что было — забылось…. Другие уставы
Принесла в нашу жизнь Конституция прав.
Ты возьми почитай эти самые главы
Про соху ничего, может я и не прав.
Вот копчу, потихоньку сжигая остатки
Этой самой страны, что Россией звалась.
А что ест вам глаза, так оно для порядка,
Чтобы боль по душе только дымом прошлась.
Прослезишься… и дальше по этой дороге,
Что ведёт в пустоту — недалёко она.
Ну, а чтобы забылись родные пороги,
Дым пускаю в глаза, белый свет хороня.
— Ну ты даёшь, Александр! — вырвалось у меня, когда прозвучали последние строки. — Так ты тут напахал, а не накарябал! Кому вот только показать это всё?! — задумался я, отмахиваясь от въедливого дыма.
Наконец пламя, после длительного томления под кучей бурелома, вырвалось из плена и озарило округу. Шурка молчал, делая глубокие затяжки, пристально вглядываясь в темноту озера. Воцарилась тишина. Только слышно было как потрескивают в костре дрова и, пытаясь прорваться сквозь огненную завесу, надсадно гудят комары.
Солнце садилось в тучу. Дым от костра, окурив прибрежные камыши, стелился вдоль берега туманным шлейфом. Не слышно и не видно почему-то было чаек. Время шло к полуночи. Озеро сумеречной дымкой, отдавало раскалённому воздуху свою прохладу.
— Смотри! — дёрнулся Шурка. — Мать твою! Вон где она, рыба-то! — и он показал рукой на средину озера. Вода в слабом отблеске закатной дорожки, кипела от косяка рыбы. — Давай подсачник и быстро в лодку! — скомандовал он и мы торопясь погребли в середину того самого котла.
— Счас! Черпанём ведра два! — уверенно прошептал мой сосед.
Но чем быстрее мы гребли, тем быстрее косяк уходил от нас. Ещё минута и мы оказались в кромешной темноте. Почему-то стало не хватать воздуха, к горлу подступала тошнота, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Происходило что-то необъяснимое. Я хотел было зачерпнуть воды, чтобы умыться, но руки не слушались. При полной памяти и сознании мы с Санькой плюхнулись на дно резиновой лодки.
— Ты чего там мне налил? Палёнки, какой что ли? — с трудом спросил я его.
— Дак ты же меня водкой-то угощал, да ещё хвастался что фирменная! — сквозь зубы процедил дружбан. Действительно, отравление водкой отпадало, так как литровая бутылка была уже початая и никаких нареканий раньше не вызвала. От недостатка кислорода я начал терять сознание. Голову сдавила неведомая сила, которая отключала меня от действительности.
— Командир! Греби к берегу! — сквозь дурноту услышал я, вздрогнув от брызг попавших мне на лицо. Это Шурка плюхнул по воде веслом, сознательно окатив меня.
— Зачем? — еле-еле повернулся у меня язык.
— Помрём, так хоть в машине! — ответил с дрожью в голосе он. Зачем надо было помирать в машине Шурка не сказал.
Мой «штурман» прошёл «огонь, воду и медные трубы», и мне казалось, что ему уже не знакомо чувство страха, но здесь он дрожал как карданная передача. Толи его дрожь передалось ко мне, толи я сам сильно трухнул, тело от головы до пят покрылось у меня гусиной кожей. Конечно, вода подействовала на меня отрезвляюще, и я потихоньку начинал осмысливать свои действия. Шурка, делая гребки одним веслом, пытался направить лодку в сторону берега. Благо, что тлеющий костёр давал нам некие ориентиры.
Но что так нас могло выбить из колеи и напугать? Не первый раз мы выходили на ночную рыбалку в эти места. Ничего похожего раньше с нами не случалось. Чувство ужаса и давления просто висело в воздухе.
Вдруг сверху ярким столбом ударил неописуемо белый свет, осветив акваторию озера. Свет исходил из какого-то облака похожего на диск. Луч прожектора был такой мощный, что высветил огромные изменения на дне озера, скрывающиеся под толщей воды. Разломы тянулись из центра в разные стороны, как щупальца осьминога. Увиденное туманило разум и наводило страх.
По окружности тёмного облака, зависшего над нами, простреливали лазерные вспышки. Мы, как затравленные зверки, прижали уши и крутили головами по сторонам. Поднять же голову вверх и рассмотреть объект не хватало ни сил, ни смелости. Я глянул на берег, где стояла машина. От неё и от тополей исходили короткие тени, как будто солнце стояло в зените.
Вода вокруг лодки снова забурлила разноцветной мозаикой, заставив прищурить глаза. Световой поток, создавая водоворот, стал быстро перемещаться вдоль разломов, высвечивая картины подводного хаоса. По мере отдаления светящегося столба, к нам стало возвращаться полное дыхание, но волосы, всё ещё по всему телу стояли дыбом. Неожиданно лодку встряхнуло так, что заложило уши. Свет из облака моргнул и погас. Мы снова оказались во мраке. Лишь шлепки волны по днищу лодки указывали на то, что мы держимся на плаву.
— Видал! — сдавленным голосом обратился я к обезумевшему другу.
— Вв-вот э-это д-да! — вытряс тот. — Ано-ма-лия! Как пить дать аномалия! Никто ведь не поверит! Ты-то хоть веришь, братан? — прошептал Шурка.
— Я-то? Не знаю! Дай отдышаться! Слава Богу, что целы остались! — ответил я ему изо всех сил гребя к берегу. И уже на берегу, с нервным сарказмом съязвил:
— Вот тебе щука, вот тебе и карась! Такую напасть можно только с тобой подцепить! Какой ты всё-таки, Шурка, аномально нормальный! Беда прямо с тобой! — и повалился на траву от усталости.
— Ты, в «хрен-набекрень», под энтим бы фонарём так смело себя вёл! — стал выпрягаться на мне Шурка. — Глядишь, на тот свет бы напросились. Посмотрели бы воочию, как там люди живут.
— Что я там забыл, на том свете-то, — я был опустошен и вытряхнут как картофельный мешок. Поэтому, сколько не шевелил извилины, чтобы ответить достойно, придумать так ничего и не смог. Очень хотелось спать.
То, что произошло полчаса назад, не поддавалось никаким объяснениям и Шурка, в поисках истины, не находил себе места, ругая на чём свет стоит просветившую нас «заразу»:
— Вот это да! Вот это пропастина! Всё ведь нутро наскрозь просветила, всё до иголочки прошерстила, каждую волосинку в дыбы поставила, а ни здрасьте, ни до свидания! Я дал знак рукой, что его я слышу, на что Шурка ещё энергичнее начал обосновывать свои беспокойства:
— Бля буду, братан, неспроста эта песня! Видал, какой бардак в центре скрывается?! Стоит только нырнуть поглубже…. Поверят ли в эту аномалию люди? Как ты думаешь? Слы… Э-э… да ты отрубаешься, дружище! — с сожалением протянул Шурка. — А с озера-то холодком потянуло, — добавил он поёживаясь. И, сняв с себя брезентовый рыбацкий плащ, стал укрывать моё обессиленное тело.
24.06.05г.