Что говорил тогда, два года тому назад, Штоколов? Как преодолеть пропасть, которая открылась перед нами? Мы слишком разбежались, успеем ли вовремя остановиться у её края? И вот, пожалуйста – на нас надели мешки. Бегите, мол, если хотите, дальше, но в мешках. И вот как хитро придумали! Даже при желании в пропасть головой нельзя, где она, эта пропасть теперь? Как мы теперь можем себя уничтожить? Ни одна ракета без радиосвязи и радиолокации не вылетит из своей шахты, ни один бомбардировщик не поднимется в небо. Ни один снайпер не поразит цель, разве что на слух с расстояния три метра. Мы как слепые щенки блуждаем в темноте, натыкаясь на препятствия, оставленные наедине со своими щенячьими мыслями. Мы…
В этот момент брожение мыслей в моей голове было прервано телефонным звонком.
- Алло,- сказал я в трубку.
- Здравствуйте! Лейтенант милиции Голохватов. Ждёте кого-нибудь?
- Доброе утро! Жду своего друга и коллегу.
- Как его имя?
- Штоколов, Леонид Штоколов.
- Так. Соответствует. Весёлый у вас друг.
После короткой паузы я услышал Ленькин голос.
- Серёга, меня тут патруль тормознул, документы проверить. А откуда они у меня с собой? Извини, что тебя побеспокоили. Кстати, мне кое-что удалось купить по дороге.
- Какой еще патруль в тумане?
- Да ты что!? Тут все улицы перекрыты, всех проверяют.
- А как же они видят?
- У них тепловизоры. Преобразователи на инфракрасном излучении. Я так понял, метров на семь – десять они берут. Ну, всё, мне уже лейтенант по спине стучит. Скоро буду.
Вот так, подумал я. Уже всех проверяют. Со своим ржавым топором я опоздал. Однако, где бы найти такой тепловизор?
- Кто звонил? – спросила Мина из комнаты. Она еще не встала.
- Это Лёня Штоколов. Я его пригласил с нами позавтракать, - ответил я обыденным голосом.
- А-а-а…Тогда пора вставать,- заметила она еще более обыденно. – Он пунктуальный? Во сколько начало чайной церемонии?
Ну что за прелесть моя девушка! Придет, значит мне это надо, и никаких вопросов. Настоящая боевая подруга. Я люблю тебя, Мина!
- Что ты бормочешь?
- Вставай, завтрак почти готов!
- Требую кофе в койку! А то не встану!
Я с удовольствием удовлетворил этот маленький каприз. Мина сидела на кровати с подносом и чашкой кофе, на который ушла треть наличного запаса воды из чайника. Она выглядела принцессой на горошине из одноименной сказки. Не знаю секретов мастерства, но уверен, что любой сторонний наблюдатель сразу определит: это принцесса, проведшая бессонную ночь на десяти перинах. Именно принцесса, а не артистка в этой роли, и в жилах ее течет голубая кровь, а маленькая корона на ночь просто убрана в тумбочку.
- Мина, я люблю тебя!
- Ещё бы! – важно заметила она. – И смотри, только попробуй меня разлюбить! Я убегу в туман и там погибну без крова и пищи!
В-общем, Штоколовский стук в дверь застал нас всё-таки в постели, а завтрак опять подгорел. Мы все вместе заморили наших червячков подгорелой манной кашей с принесенной Штоколовым колбасой, и запили всё это кофе, сваренным на штоколовской воде. Но это было еще не всё. Штоколов произнёс сакраментальную фразу: «Да здравствует пир во время чумы»! И достал из сумки бутылку коньяка.
- Да будет так! – подтвердила моя милая.
Я взглянул на неё с подозрением. Уж не спилась ли моя принцесса в своём Ленинграде? Впрочем, если догадка верна, то я тому виной. Сам заварил кашу, сам и расхлёбывай! Я мысленно произнёс слово «каша», глотнул коньячку и снова погрузился в размышления.
Не слишком ли много каш? Каша, заваренная мною в Ленинграде, неудавшаяся каша- замазка на работе, сегодняшняя подгорелая манная, наконец, густая, абсолютно непромешанная каша в моей голове, вызванная кашей из тумана на улице. Может, это слово и есть ключ к разгадке тайны? Или причина этих необычных ассоциаций в первой проглоченной неизвестно с какого времени рюмке коньяка?
Я очнулся и взглянул на своих друзей. Штоколов явно понравился Мине. Он был среднего роста, носил усы для солидности, никогда никому не отказывал на добром слове, и, как мне казалось, нравился женщинам. Впрочем, сам он об этом никогда не распространялся. В его доме часто толкался народ, он дружил со всеми, всех знал, его все знали. В-общем, горьковский Лука-утешитель. Но стоило какой-нибудь вертихвостке состроить ему глазки, Ленька тут же терялся, краснел, отводил глаза. Была у него какая-то тайна, связанная с женским полом. Мне он ничего не рассказывал. Но вот сейчас он совершенно изменился. Он непринуждённо что-то рассказывал, нисколько не смущаясь явного кокетства Мины.
- …какие еще документы товарищ…эээ…майор, спросил я , завышая его звание. В тумане-то звёздочек почти не видно. Комендантский час введён? Простите, с кем имею дело? Он мне представляется лейтенантом с какой-то смешной фамилией, и снова требует документы. Почему, спрашивает, я крадусь вдоль стены? Что в сумке? Я отвечаю, мародерством не занимаюсь, а вдоль стены иду, чтоб сослепу на проезжую часть не выскочить, под шальную машину не попасть. Он засмеялся, шутку оценил. Мы говорит, для пешеходов по улицам веревочные леера натянули, по одному для каждого направления движения пешеходов. Держишься и идешь себе как трамвай по рельсам. На каждом перекрёстке по сотруднику, каждый подсказывает, какие тут пересекаются улицы. Сегодня опыт набираем, а завтра, глядишь, жизнь потихоньку начнет налаживаться. Я ему отвечаю, как трамвай не могу по проложенным рельсам, всегда ищу новых путей в жизни. И как, объясните, жизнь наладится с вашими веревками, если, скажем, человек работает в Щукино, а живет в Теплом Стане? Он говорит, завтра с леерами закончим, метро пустим. А электричество?
Да, с электричеством была проблема. Газ подавали, а электричества не было. Штоколов продолжил.
- А топливо на электростанции, как будут доставлять? Тоже по веревочкам? Этим, отвечает, другие занимаются. Ага, говорю, без топлива и воды, будем ходить на двор как собачки, и сидеть на диете доктора Брэгга…
- Это еще кто такой? – вставила Мина.
- Был такой американский врач, пропагандист лечебно-профилактического голодания. Но для его диеты нужно много воды, а ее нет.
- Слушай, Лёнь, а не податься ли нам подобру-поздорову к твоей бабке в Тульскую область? Ты говорил, у неё колодец, свое хозяйство.
- Ага, с котомкой за плечами, как калики перехожие. Не дойдем, определённо. Заблудимся. Или съедят нас. Давай выпьем за конец света еще по одной.
Мы не возражали. Мина спросила Леньку, словно гуру, очевидно, его харизма ее сразила:
- Но что же делать, Леонид Иосифович?
- Мина, называйте меня просто Иосич, так короче. Если честно, я не знаю.
- А если нечестно, знаете?
- Только догадываюсь.
- Да ладно! - закричал я.- Откуда?
Штоколов постучал согнутым пальцем по своей голове.
- Там ещё шарики прокручиваются со скрипом. По кругу волнующих меня тем.
- Тема обеда?
- Тоже. Но сразу после завтрака не сильно волнует.
- Ну, не томи, поделись!
- Ладно. Вы знаете сказку про Очень Умного Цыплёнка?
- Нет, мы не знаем! - ответила Мина за нас обоих.
- Само собой. Откуда вам знать, если я только что начал её придумывать. Ну, слушайте!
Сказка про Очень Умного Цыплёнка, рассказанная Л.И. Штоколовым своему другу и коллеге С.Н. Семенцову и засвидетельствованная его женой де-факто М.А. Пономарёвой.
Жил да был Очень Умный Цыплёнок. И надо сказать, жил замечательно. Он жил в прекрасной однокомнатной квартире, в которой было все, что душе угодно, и еда и питьё. Не было в квартире только окон и дверей. Ну, и из квартиры он естественно не выходил. А зачем выходить, если всё есть дома? Очень Умный Цыплёнок любил выпить. Кстати, налей –ка ещё по одной! В-общем всё нужное у него дома было и появлялось само собой. Только о чём-то подумал, а оно уже тут как тут. Очень Умный Цыплёнок думал, что это нормально, так и должно быть, потому что иного не знал. Ваше здоровье, Миночка! Жалко водки не было, не люблю коньяк. Так вот, не хватало ему друзей. Он немного скучал без них, но подружиться ни с кем не мог, жил затворником.
А поскольку он не тратил время на друзей и покупки, его, то есть времени, у него было хоть отбавляй. И стал он за рюмкой водки задумываться о законах мироздания. Стал он анализировать, что окружает его квартиру. Однажды сквозь стены до него донеслись какие-то писки, и он придумал, что его квартира покоится на спинах трех больших глупых цыплят. Ему не хотелось с ними знакомиться. Да и чему эти глупцы могли бы его научить, такого эрудированного, такого развитого? Однажды Очень Умный Цыплёнок, принимая ванну, открыл закон вытеснения. Он стал называть себя Архиумным, так как основным его занятием стали медитация и размышления. Постепенно он силой своего ума познал сущность живого, то есть самого себя. Он не боялся экспериментов, смело вскрывал себе…нет, не вены, Миночка, бутылки с пивом, и предавался своим философским глубоким мыслям. Он твёрдо верил, что сила его разума так велика, так всепроникающа, что одной её вполне достаточно для…для…короче для всего достаточно. И он решил написать книгу – труд всей своей жизни. Да, я забыл сказать, что он самостоятельно изобрел письменность и писал почти, что как настоящая курица – лапой. Он садился за стол, выдергивал из хвоста перо и царапал им длиннющие и очень умные строчки – венец совершенства, как ему казалось.
Так, а это откуда? Что Миночка, он скрыл это от вас? Ну, наливай! Сказал бы сразу, что у тебя водка есть, я бы коньяк не пил.
Так, на чём мы остановились? Ах, да, на книге! Почти закончил он книгу бытия. Осталось только несколько страничек дописать. В толстой книге этой было ВСЁ! В ней объяснялось, почему уроненная пробка падает вниз, а пузырьки в пиве поднимаются вверх, почему утром трудно проснуться, если перебрать вечером, почему не следует ходить под себя…ну, играя в подкидного дурака с самим собой. Как чесать клювом под крылом, как чистить пёрышки, короче, в его монографии была законченная, прекрасная в своей стройности и простоте модель цыплячьего мироздания. Очень Умный Цыплёнок оставил книгу недописанной, думая закончить утром, и лёг спать. Он решил, что по её окончании он убьёт себя. Вскроет себе вены на лапах, Миночка. Или на крыльях. Какой смысл жить дальше, если всё абсолютно ясно? Если вся книга бытия написана от корки до корки? Если больше не о чем размышлять и некуда медитировать. И Очень Умный Цыплёнок заснул с печальной улыбкой мученика на устах...пардон, на клюве.
А наутро Очень Умного Цыплёнка вдруг охватило странное беспокойство. Он никак не мог заставить себя сесть и дописать книгу. Он мерил комнату шагами, заложив крылья за спину и пытался понять, в чём же дело. Почему книга вдруг перестала быть ему интересной, почему больше не хотелось постигать великое, мудрое, вечное… Ему стало душно. Он хотел утопить в алкоголе свою тоску, но в холодильнике вдруг закончились и водка и пиво, чего раньше никогда не случалось. И так ему вдруг сделалось нехорошо, что схватил он в лапу свою недописанную книгу и начал крушить ею свою замечательную однокомнатную квартиру из последних цыплячьих сил.
Штоколов замолчал.
- А что было дальше? - спросила Мина.
- Как что? Он вылупился. Вот и вся сказка. Вот только я не помню, - закончил Леня,- помогали куры раздолбать скорлупу и превратиться из Очень Умного Цыплёнка в Подающего Надежды Молодого Петушка, которому ещё надо многому научиться, или он справился сам. Впрочем, большого значения это не имеет.
- Да-а-а…- мечтательно протянула Мина. Мне показалось, что она влюбилась в Штоколова.
- Ну и что? – вмешался я.- Хорошая сказка, не спорю. Но что из неё следует? Что мне нужно достать из чулана топор, и начать крушить прекрасную финскую мебель?
- Ты сначала книгу бытия напиши!- посоветовала Мина.
- И напишу! Считай, что уже написал. Что же дальше? Что теперь делать?
- Теперь следует выпить. Вы не против, Мина?
Мина была не против. Хорошо спелась эта парочка! Сидят тут у меня, пьют и к тому же ещё и подтрунивают надо мной. Я был уверен, что Мина, как и я, ничего толком не поняла в этой птичьей истории, но делала умное лицо. Мне захотелось сказать что-нибудь обидное, особенно Мине, но…я досчитал по совету Чарльза Диккенса до 25, и… только выпил с ними. Ну, зачем лишний раз волноваться, все там будем, а тут еще остается полбутылки. Что мне, больше других надо? Решать глобальные проблемы лучше на трезвую голову. Вот шибко умный Штоколов пусть идёт и крушит свой польский мебельный гарнитур, сколько душе угодно. А я подожду, подумаю.
- Давайте – ка вот о чём поговорим, - предложил Штоколов.- Миночка, а не устроиться ли вам в какой-нибудь московский театр? Если всё утрясётся, конечно.
Нет, всё-таки я плохо знаю Штоколова. Хорошо, что я сдержался. А что до нашего спора…а собственно и спора никого не было. Время покажет, прав ли Штоколов. Да и знал ли он сам, что хотел сказать? Может, просто вешал лапшу на уши Мине? Привычка изъясняться притчами была мной замечена с того самого ужасного звонка Мины, не хочу вспоминать. Леонид как-то на собрании сравнил Фокина с добрым Иванушкой Дурачком, главный инженер тогда прослезился от смеха. Леня разрядил обстановку и фактически спас Фокина от назревавшего увольнения.
- Конечно, я бы хотела работать, - ответила Мина, водя пальцем по коньячной лужице на столе. – Вот только с Сергеем надо посоветоваться, понравится ли ему. А то будет вечно в доме пахнуть пригорелым без хозяйки.
Вот так Мина, вот так угодила! А я – то, было, заподозрил её в тяжких грехах. Нет, ничего я не понимаю в людях. А может, и не надо понимать? Достаточно просто доверять чувствам? Получается, она уже давно обдумала это вопрос с учётом моих интересов, причем так, что мне только остается упасть перед ней на колени с признательностью. Но не придется ли мне потом расплачиваться за такой подарок театром кабуки на дому? Разумеется, Мина, если повезет, мы будем заводить и мыть кастрюли и детей, но цена не должна быть такой дорогой. У всего есть своя стоимость. Если выбирать, то лучше проведу время у плиты или стиральной машины, чем в терзаниях об искренности твоих поступков, Мина. Лучше тащить большую часть бремени хозяйства, чем слышать, или что еще хуже, чувствовать упрёки конструкции «я тебе отдала лучшие годы жизни, из-за тебя я отказалась от профессии» и так далее.
- Нет, Мина, такой жертвы я не приму!
Мина вдруг заговорила горячо.
- Какая жертва? Ты только представь себе нашу будущую жизнь! Ты уходишь на работу, а я отсыпаюсь после спектакля. Ты приходишь с работы, я на спектакле. Я возвращаюсь, ты уже спишь, потому что утром рано вставать. Общение исключительно путем записок. Видимся по субботам – с восьми до десяти утра и с пятнадцати до восемнадцати. К такой жизни ты готов?
Перспектива супружеской жизни в описании Мины выглядела мрачновато.
- А как же театр? Ты сможешь без него?
Темп речи Мины вырос еще больше. Я бы так не смог.
- Да, я люблю театр, но и ты мне дорог, я не хочу тебя потерять снова. Я слишком хорошо помню, кого ты выбрал, когда встал выбор между мной и котом. Но не важничай, в конечном счете, я думаю о себе, о своём простом бабском счастье. Потому что я актриса после бабы, а не наоборот, как некоторые. Театр не заменит мне тебя, впрочем, ты в последнее время делаешь кое-что, чтобы я усомнилась в этом. Почему ты мне не даешь готовить?
Назревала первая в нашей истории семейная сцена. Что её усугубляло, так это присутствие Штоколова, бросившего нам эту сахарную косточку. Интересно, почему Мина не могла прояснить эти вопросы до его прихода, когда я сам заговорил о театре? Ужель я так был поглощён собой? Нет, тут в ином дело. Ключ в Штоколове, но почему? И тут я чуть не хлопнул себя по лбу! Разница в зрителях. И один в поле воин, и один зритель - это зал. Семейная сцена тоже требует зрителей, на то она и сцена! Я едва удержался от смеха. Напряжение как рукой сняло. Старая добрая, хорошо усвоенная система Станиславского, где актер должен жить на сцене, едва не сбила меня с толку. Если можно жить на сцене, то можно и играть в жизни. И все взгляды Мины на Лёню всего лишь благодарность актрисы за зрительское внимание. И мне это в ней нравится, черт побери! Я два года ждал именно такую Мину, надо себе в этом признаться. Ну ладно, подумал я, коли ты жаждешь аплодисментов, то пусть мои овации прозвучат громче прочих, а мой букет будет самым пышным из преподнесённых артистке.
- Я люблю тебя, - прервал я монолог Мины. – Пусть всё будет по-твоему.
Штоколов воззрился на меня, как Фокин на тринадцатую зарплату. А Мина мгновенно успокоилась, подняла левую бровь и полезла ко мне на колени. Театр.
- Мы делим шкуру неубитого медведя, – Лёня перевел взгляд с нас на рюмку. – Может, на медведей и охоты больше не будет, порох отсыреет в этой промозглости.
- Да, а кстати, где твой кот? – вдруг вспомнила Мина.
- Шляется где-нибудь, ворует, пользуясь безнаказанностью в тумане.
- Как это гуляет? Три дня?
- Нет, уже дней пять.
- Пять дней для Тихона не срок, - вставил Штоколов, осведомлённый о повадках моего рыжего.- Как заметил Киплинг, кошки гуляют сами по себе. Так вот, а коты гуляют по этим самым кошкам. И для этого им нужно время. Эти животные приручили человечество, а к тому еще и приспособили человеческое жилье под свои нужды. Давайте выпьем за здоровье Тихона!
Словно ждавший тоста, кот, услышал своё имя и заскребся в дверь. Я немедля впустил его, чтобы тостируемый присутствовал у стола. Но вместо нашего стола он направился к пустой миске, понюхал и поднял на меня удивленную усатую морду. Её выражение читалось однозначно: сдержанное недоумение. Умей Тихон говорить, оно прозвучало бы как « Котов, пардон, держите? Тогда, извините, кормите!» Пришлось срочно достать из морозильнику безголовую треску и положить в раковину размораживаться. И только потом мы выпили. Тихон процедуру знал, мне показалось, он кивнул, и свернулся на своем месте отсыпаться после гулянки.
- Берем пример с кота, сказал Лёня. - Мировые катастрофы для него пустой звук. А вот пустое брюхо – трагедия. Будем думать о хлебе насущном и мы.
- Он мне нравится,- Мина протянула руку к Тишке. – Будем дружить?
Рыжий тихонько мяукнул и потерся головой о её руку. Надо же!
- А кроме рыбы он что ест?
Мина потихоньку осваивала хозяйство. Верно, вопрос с театром считала решенным. Ленька отпилил кусок колбасы и кинул в миску. Тишка стремительно кинулся в угол, понюхал, но брезгливо затряс лапой. Леня смущенно развел руками.
- Извини, брат, больше нет ничего!
- Ой! – вскрикнула Мина.- Не принять ли нам заранее желудочных капель?
- Ерунда! Алкоголь прекрасный антисептик. Особенно в сочетании с манной кашей.
- Но, но, полегче! Что ты имеешь против пищи для младенцев, рано оторванных от груди? – призвал я Штоколова к ответу.
- Да будет нам судьёй всё то же священное животное, - произнёс Леонид, выкладывая остатки каши в миску коту.
Тишка понюхал, потряс ушами и съел немного. Видимо, из уважения к хозяину.
- Так-то вот! А в награду он получит еще и рыбу.
Если вы никогда не видели, как Тихон трескает треску (миль пардон), то считайте, что вы вообще ничего достойного в жизни не видели. Это надо видеть, прежде чем умереть. Это зрелище всегда вызывает у меня мысли о бренности всего сущего и о нашей утерянной способности искать радость в простом. Процесс поглощения рыбы котом разбит на три этапа. Разбивка несколько условна, поскольку каждый предыдущий этап очень быстро перетекает в следующий. Представьте себе, что вы держите кота. Не за хвост, а вообще держите, то есть, приютили дома или на даче, как больше повезет коту. И вот пришла пора долгожданного кормления животного древнего египетского происхождения после длительного загула. Кот держит хвост строго вертикально, пушистой трубой и вьется в томительном ожидании вокруг ваших ног, пытаясь под глубокие гортанные звуки вколоть когти передних лап в ваши домашние шлёпанцы. На счет «раз» под урчащие завывания вы, наконец, кладете в миску безголовую треску. Это непросто, как может показаться на первый взгляд. Вы ловко увертываетесь от когтей кота, бьющих по рыбе и, если вы недостаточно проворны, по вашим пальцам тоже; затем выпрямляетесь и ждёте упоительного зрелища неспешного наслаждения вашего любимца пищей на счет «два, три, четыре» и т.д., скажем, до «ста». Рыбка-то весит без малого фунт! Увы! Под мохнатой тушкой животного не видно происходящего. На счет «два» вы лишь слышите пару невнятных похрустываний, а уже на счет «три» вы видите пытливо поднятые на вас глаза кота, выражающие приблизительно следующее: «Э-э-э…а, собственно, где же обещанный обед?» И такой глубокий укор в этих желтых глазах, упрёк обманутого животного в этом вежливом недоумении, что вы уже начинаете сомневаться, а был ли мальчик? Или икряная девочка? А кидали ли вы с самом-то деле что-нибудь этому коту, или только подумали об этом? Вы вглядываетесь в пустую миску, исследуете сантиметр за сантиметром окружающий пол, чтобы найти хоть какие-то подтверждения факта кормления животного в виде оставшихся косточек или хотя бы чешуи, но наблюдаете лишь абсолютно чистую посуду и напольную плитку без каких-либо следов лабардана. Вы пробуете нюхать свои руки, да, запах присутствует, причем отчетливый. Но кот продолжает смотреть, и под его гипнотическим взглядом в вас потихоньку закрадывается ужасная мысль – видимо, вы сами сожрали эту рыбину! А несчастное животное осталось голодным!!! Тогда вы достаете вторую рыбку и …
Процесс может быть повторен N раз, где N – количество рыбин в вашем холодильнике. N не зависит от объёма желудка кота, хотя непосвященному может показаться обратное. Ну, во всяком случае, у меня СТОЛЬКО рыбы никогда в холодильнике не было. Сраженные увиденным, вы на деревянных ногах идете к аптечке с валерианкой, чтобы придти в себя после полученного стресса. Не тут то было! Кот кидается к вам с протяжным воем, идущим из самых глубин кошачьей души «дай хоть валерьянки, раз не кормишь!!!» Тут вы падаете в обморок, и открытый пузырек с лекарством катится по полу. Когда вы приходите в себя, остается лишь легкий запах кошачьего корня. И только дочиста вылизанный пузырёк между лапами спящего животного напоминает вам о реальности происходившего.
Фото C162AC