Казаряну
Он надевает маску. Натягивает на пальцы перчатки. Тонкие.
Подтягивает ткань перчатки на мизинце...
И в полумраке опускает лицо в маске к микроскопу, крутит крутилки микроскопа пальцами в перчатках.
Он создает произведение. В маске – потому что за окном трамвайная линия, все трясет и брызги света бьют в окно, и стол трясется, мешая работе.
В его маленькой квартирке в одной комнате – больная мать, в этой - он, маэстро, работает.
Он дотрагивается до своего произведения не дыша, чтобы не нарушить ведомую только ему "тонкую линию"...
В игольном ушке он, первый микроминиатюрист, создавший движущие фигурки, создал великана Гулливера, а в руках Гулливера – банка, а в банке – маленький карлик делает Сальто-мортале. И еще вокруг Гулливера под микроскопом висят на деревьях гномики и колют Гулливера маленькими пиками.
Это ж какие должны быть маленькие пики в игольном ушке, чтобы кололи Гулливера в игольном ушке и мешали Гулливеру держать банку с карликом, который делает в банке Сальто-мортале!
Вот если бы министр обороны, например, или я сам, умел бы делать Сальто-мортале!
Выхожу, например, с важного совещания и, как на школьной перемене среди друзей- делаю, вдруг, Сальто-мортале!
И сам, и все друзья в восторге!
Но, нет, оказывается, нельзя.
А вдруг в делах что-то будет не так - припомнят, скажут: лучше бы делом занимался!
И сидит с микроскопом гений, в маске, ему нормальную квартиру только через годы дали, когда он состарился, когда теперь за него можно не волноваться, что не выкинет он вдруг какое-то Сальто-мортале, не подправит вдруг в нашей жизни ведомую только ему "тонкую линию"...