Невидимка 17. 11. 2006

Алексей Стрижинский
- Доброе утро, класс! Кого сегодня нет?
- Меня!


 Меня просто нет… иногда это просто убивает… а иногда пугает… а иногда наоборот хочется не быть, а не получается… путаница какая-то.
Когда я в университете… кто я? Где? Я осознаю собственное наличие, убеждаюсь в нём, только глядя в зеркало. Причём многочисленными движениями доказывая себе - да, это я, это не голограмма, в зеркале я, а не кто-то ещё. Окружающих часто это бесит - если я говорю с ними и рядом находится зеркало, я буду непременно смотреть в это зеркало. И не смогу от него оторваться - когда я не вижу собственных движений, я перестаю ощущать их наличие в мире…
Даже в метро я преследую окна, которые в темноте так или иначе отражают моё лицо, и созерцая своё лицо, своё существование, каким бы оно ни было, я успокаиваюсь, и мне словно бы ничего не нужно больше, только ехать и смотреть смотреть смотреть на это отражение… словно это не отражение, а действительно кто-то другой, подчиненный моей воле... хотя кажется мне порой, что это я подчиняюсь ему…
А когда я не могу видеть его - ни в окнах, ни на блестящих поверхностях, ни в лужах, ни в собственной тени, нигде… когда всё запорошено снегом, и глаза нервно дёргаются… в душу закрадывается страх… никого нет рядом… а может я умер? Может меня нет, а я этого не заметил? И я стою, отчаянно озираясь на игнорирующих меня прохожих. Это нормально - то что они меня игнорируют. Это хорошо - что они не проходят сквозь меня… я случайно задеваю рукой одного из них и успокаиваюсь… я жив, я существую, я реален… хотя минуту назад был готов поверить что я либо до сих пор сплю в метро, либо и правда умер и стал незаметным призраком… нет. У призрака не может болеть спина от тяжести сумки с учебниками. Стопудово. И не могут раздражённо дергаться веки… Но призрака никто не видит… невидимка. Тёмный тихий невидимка - это суть твоя, Зератул. Пока ты не тронул их рукой, пока ты не заговорил с ними - ты не существуешь. Ты можешь поджимать на морозе больную ногу, предаваясь размышлениям под музыку - нигде не встретив обращённого на тебя взгляда. Есть так много заметных вещей - таких как снег, слякоть и серое небо. А невидимка это лишь лёгкое искривление пространства. Как чёрная дыра. А чёрную дыру невозможно увидеть. В неё можно только провалиться, не так ли?
Хотя есть ещё одна вещь, которая напоминает мне о моём существовании - вибрация мобильного телефона. Я чувствую его шевелящимся у меня на груди - вспоминаю, что у меня есть грудь, тело, руки, которыми я вынимаю телефон из-за воротничка, и что в конце концов я это не абстрактная машина, воспроизводящая и переигрывающая в голове секундные эпизоды, а, подумай только, живое существо, которое стоит в очереди, странным образом поджав левую ногу и нуждающееся в лечении и долгом сне. При прочтении SMS в голову возвращаются мелкие подробности дня, из них отсеиваются слова ответа, проходят призму больного рассудка и выбиваются замёрзшим пальцем под тихую матерную ругать на вымокшем торсе телефона. И вот я снова человек, некий К***, который замёрз и УРА получил финскую визу. Сообщение не отправляется. Деньги кончились. Мысли о бедном больном Настёныше, который где-то далеко грустит и, не дай бог, плачет от боли, любовь и сострадание к ней делают больно мне самому, потому что чудо техники неспособно передать ей слова утешения. Да. Это уже я. И снежинки обжигают моё лицо, пародируя капельки слёз…
А если вернуться ещё назад… Начало дня выглядит ещё более сюрреальным… Из серебристого джипа на асфальт соскакивает тень в тёмно-синем пальто, затыкает уши чёрными пробками и ударив Вало лицом о карт-ридер спускается в утробу метрополитена. О, метрополитен… О, утренний Проспект Просвещения… Со второго, а порой и с третьего захода тень бесцеремонно втискивается в вагон и садится… примечательно то, что те, кому не впервой бывать утром на этой станции, даже не пытаются изображать политкорректность. Идёт короткая война за сидячие места. Она длится секунды… Каким бы тонким ты ни был, тебе придётся нанести удар, телом или руками, тебе придётся оттолкнуть соперника. Каждый сам за себя, а особенно те, кто едут на эту станцию только ради того, чтобы спокойно сесть и доехать в другой конец города… Я честно не знаю, каково это - заходить и воевать вдвоём со всей толпой. Я привык на этом поле быть одиноким, поэтому я не могу сказать, как я повёл бы себя, будь кто рядом… Я даже представить не могу такую возможность - я привык к этому одиночеству за эту осень…
Чем отличалась прошлая осень? Хм, резонный вопрос. Во-первых маршрут по городу начинался с Ладожской, где никакой войны нет… Во-вторых я знал, что где-то на Гостином меня ждут. Правда чаще получалось, что я ждал - но в этом было что-то милое и невинно-забавное, когда я ругал опоздавшего Влада, и когда тот оправдывался и рассказывал разные пусть и не очень интересные, но отвлекающие от многого вещи, немного более разнообразные, чем плеер - да, это был главный козырь… но не будем о грустном. Я начинаю жизнь заново каждый год, что-то теряя, а что-то приобретая. В этот раз я потерял друга и собеседника, о чём уже рассказывал подробно тем, кто хотел слушать.
Подход к университетской жизни круто изменился. С одной стороны - теперь никто не посягает на мою честь, на мои идеалы. С другой - рядом больше нет ни одного нелюдя. А ещё раз с другой - пропал стимул делать многие вещи, хотя… Не, нельзя сказать, что это к лучшему. Потому что раньше можно было пойти на пару или на лекцию просто ради того, чтобы поговорить о какой-нибудь весёлой ерунде или повыстукивать пальцами о парту, потравить душонки тяжёлой музыкой, побить друг друга и повеситься.
Лишь бы дело не зашло о личных идеологиях, где сталкиваются гармонист и эквилибрист, алхимик и инквизитор, наглый чёрт и падший ангел, волчонок в овечьей шкуре и старый волк с безумным оскалом, революционер и консерватор, человек и инопланетянин, весна и зима. Им воистину никогда не согласиться друг с другом, так как их истина (да простит мне Сид, но я хочу выражаться ясно, не тыкая читателя носом в некорректность слова истина в данном контексте), несмотря на коренную схожесть, на практике у одного вызывает насмешки - направленные на разряжения накалившейся атмосферы беседы, а у другого невероятный гнев - из-за осознания серьёзности разговора, которую сводят на нет отпущенные шутки.
Тяжело жить без чувства юмора…………
Даже если прощаешь нанесённую обиду, рана в душе, нанесённая тупым ножом иронии или сарказма, ещё долго кровоточит. Если подумать, до сих пор, когда я задеваю некоторые воспоминания, они отдаются внутри меня ноющей болью…
Но вернёмся же в метро, в котором мы оставили неистово дерущуюся за сидячие места толпу… Вот оно уже едет, и тень сидит на отхваченном тёплом местечке, погрузившись в тихую дремоту. Вокруг очень много людей… слишком много, чтобы смотреть на них спокойно, слишком много, чтобы увидеть собственное отражение в стекле напротив… Закрываю глаза… вижу этот же вагон… только без людей… вернее нет, есть несколько человек… но они не раздражают взгляда… вижу вагон… просто пустой вагон, в котором нет меня. Я есть… но меня нет… как же так? Почему? Мне страшно… но как иначе? Мой взгляд просто висит в воздухе… отдельно от меня… и передаёт уставшему мозгу образы, волны покоя… как будто некое высшее сознание командует - вставай, Зератул, вот и Невский… И затыкает голос мозга, который готов умолять - ну ещё немного… ещё… ещё… Сон мой… остаётся где-то там на Невском проспекте. Когда всё остальное моё существо поднимается вверх по эскалатору, отчаянно зовя его с собой… а иногда он и не приходит. Так и бродит где-то в метро. И порой те или иные люди говорят мне - «Эй! Я тебя видел в ** часов на Невском Проспекте в метро!» И тогда я думаю… и понимаю, что в это время я не мог быть там… но меня видели… и уверенны, что это был я… странно… может это был мой сон, который прибежал к ним, пытаясь что-то объяснить… Пока я сидел где-то в университете…
Морозный воздух помогает проснуться лишь ненадолго. Стоит снова попасть в духоту помещений, так загулявший сон прибегает обратно, так ласково и радостно обнимая, что начинается новая война… словно атомная бомба падает на сон в виде энергетического напитка. Хотя теперь у сна моего уже и на него есть иммунитет…
Эх, СПБГУ… где же спать тому, кто приехал слишком рано? Где же приложить голову? Нигде… но мы с моим сном - хитрая компания… ведь нас не видно и не слышно. На нас никто не обращает внимания. И для верности мы уходим от глаз… куда? Туда где можно закрыться и спрятаться… туда где тепло и хоть немного удобно… А на той лестнице ещё и красиво, и можно спать, созерцая обшарпанный покрытый кровавой ржавчиной потолок… Заброшенность… запустение… тишина… никого… словно так и должно быть… правда кожей чувствуешь, что где-то там, тремя этажами ниже есть люди. Которые испугаются, если я закричу… которые будут недовольны, если я начну петь… которые даже не будут знать о том, что я буду спать… двадцать минут блаженства на каменных ступеньках, кажущихся в этот момент лучшей постелью на свете… тихая музыка в ушах и никаких мыслей о собственном несуществовании…
Иногда я сажусь на первой паре на первую парту - место видное… и долго не могу свыкнуться с тем, что я и правда есть, и что на меня обращена порядочная доля внимания всех, кто находится в аудитории. Что мне нужно говорить, слушать, запоминать, воспринимать… тогда мы со сном ссоримся и он начинает мучить меня… впивается в мой мозг железными клешнями и заставляет меня спать с открытыми глазами… писать во сне… иногда он ударяет меня по затылку с такой силой, что я на секунду теряю сознание, а обретая его, вижу, что вместо какого-то слова, я написал лишь половину его (до удара), а остальное составляет закрученная черта, произведённая движением вялой руки, вычеркивающая в сознании любые воспоминания о том, что это было за слово… На лекции в маленькой аудитории такое тоже случается… к концу пары сон раскладывает меня по парте, а я пытаюсь совладать с рукой, судорожно записывающей то, что я могу слышать. И… никто не замечает этого. Либо им всё равно, либо… меня нет… Хотя первое, вроде бы, вероятнее… но в том состоянии работает некая другая логика…
Просыпаюсь, ухожу…
А лекция в большой аудитории это нечто иное… Сон не любит большие многолюдные аудитории… Он бежит оттуда в панике. А я его не зову, ведь нужно работать, и…
Здесь часто так же пусто, как в том вагоне… рядом всё равно никого нет. Я просто машинально пишу, производя для себя какие-то мысли… иногда поглядывая на рисунки… на стены... на потолок… на людей… есть ли я в этой аудитории? Есть ли я? Что я? Зачем я?
Одиночество отделяет меня от реальности - опять. Я не воспринимаю тело иначе как система - уши+глаза+руки, изредка включая ноги, позвоночник и желудок, которые болят. И как ни странно, то, что говорит лектор, становится интересным, даже если не имеет для меня значения, а если уж имеет, то я буду впитывать каждое слово, переваривая его в соку своих идей, настраивая теорию эволюции времени, пространства, вселенной, планет и звёзд на религиозно-метафизический лад, сопоставляя с собственными теориями, практически не связанными с физикой. Внешние проявления моего интереса просты и логичны - я быстро и подробно записываю лекцию, периодически вскакивая с места, чтобы посмотреть на доску или выкрикнуть вопрос на интересующий меня предмет. Окружающих это… шокирует. Ведь они приходят сюда поспать, почитать книгу, сделать домашнее задание - но не слушать и писать… как правило. И если они рядом со мной - да, они обращают на меня внимание… но они сторонятся меня… я чуждое, странное… какое мне дело до того, с какой скоростью расширяется Вселенная, каких лошадей любил Гулливер и какие такие исторические аблауты влияют на спряжение неправильных глаголов в английском языке. На что я отвлекаюсь? На то, чтобы открыть или закрыть одно. На то, чтобы нарисовать ничего не значащий рисунок. На то, чтобы с тоской взглянуть на творения, которых мне не повторить, и которые у меня нет сил продолжать сейчас. Эти движения могут отвлечь студентов от простого созерцания моей прозрачной фигуры, но…
Пока я не коснусь их, не обращусь к ним, они не замечают моего существования. А я - тем более… Выходя, я ставлю галочку на своём наличии - да, я есть. «До свидания…» - и доброжелательный благодарный взгляд господину лектору. Студенты не заметят меня… Я не знаю, может это что-то у меня с глазами… но не смотря на то, что меня не замечают студенты, меня видят продавцы и вахтёры… здороваются, улыбаются… разговаривают со мной… доверяют мне, а порой даже и любят… и я отвечаю им теплом на тепло… да… если я чувствую это тепло, это их расположение к себе… да если я вообще чувствую - я есть! Даже скользя между людей я могу остановиться и порадоваться чьей-то жизни, подарив толику света тому, кого я совсем не знаю, но кому я почему-то хочу улыбнуться…
Может потому, что в них не погасла та искра, которую стараются затушить в себе молодые, как что-то мешающее, ненужное?.. Я не могу почувствовать человека, если он не чувствует ничего… или если он перекрывает все свои чувства… а их я чувствую… может это потому, что их, как и меня, нет? Бред…
А вдруг остальных тоже нет? Может они мне кажутся? И это как-то нелогично. Слишком сложная и многослойная галлюцинация, и главное - продолжительная, хотя… нет. Не будем об этом.
Давайте лучше выпьем чего-нибудь нежного… Нет… вы не поняли меня… простите. Конечно. Я хотел сказать - крепкого… что подарив быстрый страстный горячий поцелуй, переворачивает мир вверх дном…
Абсент…
Люди…
Да, вы самые! Вас нет! Я вижу лишь какафонию танцующих в разных порывах теней…
Танцуй, танцуй, танцуй… (с) Otto Dix
Как же так получается? Я вас не вижу. А вы меня - заметили… наверное так чувствует себя настоящий тёмный, когда его обнаруживает научное судно… теряется во тьме, которая скрывает его от самого себя… Попадает в инверсию собственного сознания - и выходит из него…
Я забываю о существовании людей… так же как они когда-то забывали о моём… пока кто-то из них вдруг не схватит меня за лицо и не посмотрит в мои глаза, надеясь увидеть в них внимание… человек… человек… это кто-то, кто видит меня… кто-то, кого я знаю… но не могу вспомнить… Хаот, ты… прости… в моём сознании сейчас такое… Эльфа, ты… прости… я под абсентом… ну почему вы не подошли ко мне раньше (? Когда я всех видел, когда ощущал всё, когда не знал, куда уже бежать от этого одиночества? Выпив яду зелёного змея я спасся… но… в этот момент вы решились составить мне компанию… и меня мучает совесть… ибо я могу быть видимым только когда пьян… ( По-настоящему видимым…
Откуда у меня всякие комплексы? Мечусь, не знаю, куда повернуть взгляд… Сижу в этой комнате совершенно один. И знаю, что так и буду один. И что это лучший из вариантов. Что я буду сидеть один. И спать лягу тоже один. А теперь, когда на телефоне нет денег а Ася не работает, я даже не смогу сказать солнцу спокойной ночи… ( и много чего ещё не смогу сказать тем, кто спасает меня от полной изоляции, кто дорог мне, но живёт далеко, слишком далеко, чтобы просто прийти и обнять меня…
Я сижу на диване и смотрю в потолок… Я не хочу выходить из этой комнаты туда, где нет сна, туда, где я всегда один, туда, где так холодно… туда, где снежинки заменяют слёзы на моём лице… я не хочу чтобы меня видели или слышали. Я не хочу никому мешать… но это лишь одна половина противоречия… а что вторая половина? Догадаться легко. Ведь я мечтаю быть чем-то несоизмеримо большим, чем призрак Невского Проспекта… Чем-то значимым, слышимым, видимым, запоминающимся, как любая сознательная тварь… я не буду делиться своими мечтами здесь и сейчас в этом тёмном свете, который искажается, проходя сквозь меня…
Есть я… или нет меня? Мне… страшно… и всё равно...