«Служение Отечеству», красивые слова? Несомненно. И сейчас, с высоты прожитых лет вспоминаются те дни с улыбкой и лёгкой грустью. Но в юности никто не задумывался над формулировками, а службу в армии считали обязательным для каждого уважающего себя мужчины.
«Долг перед Родиной», - когда я впервые услышал эту фразу из уст пузатого военкома, то никак не мог понять, в чём собственно заключается этот самый долг. Долгов у меня отродясь не водилось, и не брал я взаймы даже у соседа, но похмельного вида майор уверил строй новобранцев в обратном. С его слов все мы должны были (как земля колхозу), отдать этот мифический долг. Спорить никто не осмелился, «дурных нэма» - как говорят на Кубани.
И вот под крылом белоснежного лайнера бескрайние просторы Родины, на которую уткнувшись лбами в иллюминаторы любуются её должники.
Кто бы мог подумать что мне, простому сельскому парнишке, доведётся попасть в Европу. И не за деньги как какому нибудь туристу, а за казённый счёт, то есть практически даром. Ну что же, повезло или нет будет видно по прибытию, а пока... будущее бередит душу, и тревожит неизвестностью.
Как оказалось, всё выглядело очень даже неплохо. Подъём в шесть утра - красота! В колхозе-то в четыре тридцать вставать приходилось, а в пять я уже вёз доярок на ферму. В общем и целом, сельским парням служба оказалась не в тягость, городским ребятам было куда сложнее.
Группа Советских Войск в Германии или коротко: ГСВГ. Форштадт — железнодорожная станция в пригороде Пренцлау. 1979 год, ночь, мороз, призрачные силуэты бойцов, в режущем глаза свете прожекторов. Рёв моторов, лязг металла, сизый дым выхлопа мощных дизелей, выкрики команд и, возмущения рядового состава:
- Что это такое?! Вторая половина двадцатого века, центр Европы, а нас как скот загоняют в теплушки сороковых годов?!
- Засуньте недовольство себе в задницу и выполняйте приказ! - лаконичный ответ комбата на наше недовольное роптание.
Всё, вперёд и с песней, можно даже бегом. Приказы не обсуждаются а выполняются, как можно чётче и быстрее. Наше подразделение направляется на север Германии, для проведения плановых учебных стрельб. На грузовые платформы погружена и закреплена боевая техника. Личный состав размещен в «столыпинских» вагонах. Подобный анахронизм в железнодорожном транспорте мы могли наблюдать только в кинохрониках о Великой Отечественной войне. Впрочем, неприглядные на первый взгляд вагоны оказались вполне пристойны. Внутренне убранство поражало суровой роскошью спартанцев, но в данный момент антураж можно было даже назвать уютным. Решёток на окнах не наблюдалось, и это внушало оптимизм. Вдоль стен вагона грубо сколоченные нары-топчаны, под ними спрессованный в брикеты уголь, с рифлёной надписью "REKORD" на глянцевой поверхности. Центр занимает внушительных размеров печь «буржуйка», вот и весь комфорт. Ну а коли кому приспичит так сказать «до ветру» то, натурально до ветру и пожалуйте или, как витиевато выразился наш комбат: «Uёben zie bitte на улицу». Даже не знающие языка Гётте и Шиллера легко могли догадаться, куда собственно посылает их комбат. Но на ходу выполнять его рекомендации было делом непростым и даже рискованным, соответственно приходилось ждать остановки. Останавливались часто, на каждом полустанке. А после отбытия, лишь многочисленные жёлтые вензеля на свежевыпавшем снегу указывали о бытовой неустроенности воинских эшелонов.
Несмотря на то, что ГДР страна совсем небольшая ехали почему-то долго. В шесть утра (как и в казарме) звучит команда «подъем», и нет никаких скидок на походные условия. Состав стоит на очередном полустанке, все гвардейцы выпрыгивают из вагонов с голым торсом. Короткая физзарядка и водные процедуры (обтирание снегом) на свежем воздухе. Всем весело, дурачатся, смеются, играют в снежки. Хорошая погода и совсем не холодно, всего-то минус десять. От молодых мускулистых тел валит пар, а в окнах проходящих электричек мелькают удивлённые до крайности взгляды немцев, наблюдающих эту картину. Впрочем, для Европы минус десять весьма холодная зима, и поэтому наше поведение им казалось жутко варварским.
Но вот и прибытие на место. Тупиковая ветка, и опять: прожектора, лязг траков боевых машин, сизый смог соляры. Разгрузившись колонной пошли в заданный район. Встречные легковушки пугливо жались к обочинам и было интересно наблюдать, как особо впечатлительные личности побросав машины ожидали прохождения техники на тротуарах.
Полигон находится на острове, недалеко от городка Висмар в Балтийском море. Остров же как известно: участок суши окружённый со всех сторон водой. Но тут это общепринятое понятие было разрушено "царём природы" в стародавние времена искусственным образом. Он был соединён с материком прямой как стрела насыпной дамбой. Собственно по этой дамбе на остров мы и попали. Поначалу удивляло, как на небольшом крохотном кусочке суши умещается такое количество боевой техники, позже попривыкли и было даже досадно, словно не за границей ты, а где-то в Калужской области. Остров имел статус военного полигона и доступ местному населению на территорию гарнизона был закрыт с 1945 года. Но не смотря на всю автономность и отсутствие посторонних, Устав караульной службы соблюдался чётко: у техники были выставлены посты, а территория гарнизона патрулировалась круглые сутки.
В глубине этого анклава, в небольшом но довольно густом лесу находилось старининое полуразрушенное здание с толстенными стенами. Мне оно показалось средневековым замком. Невысокое строение с башенками по бокам, барочного вида оконными проёмами, зубчатыми стенами и прочей фортификацией. Было оно с виду обветшалым и заброшенным, но при ближайшем рассмотрении можно было понять, что стены его ещё довольно крепкие. Брусчатка у подножия строений покрылась мхом, а на стенах местами проросли деревца и кустарники. От угрюмых и мрачных этих стен веяло многовековой тайной, но... вся идиллия и мысли о вечном мгновенно улетучивались при виде наскальной живописи солдатских граффити. Коряво намалёванные надписи не отличались разнообразием: «ДМБ-76», «здесь был Вася», и так далее. На большее очевидно у «художников» фантазии не хватало.
Вход на территорию этой исторической достопримечательности был категорически запрещён. Офицеры объясняли запрет тем, что строения не осматривали сапёры, и ещё со времён войны здания могли быть заминированы. Не знаю насколько это было правдой но, как известно запретный плод сладок, и мы частенько нарушали приказы командиров. Все солдаты (не пуганные войной), в сущности совсем ещё мальчишки. И нам было жутко интересно бродить под арками по старинным залам, анфиладам и переходам, осматривая облупившиеся барельефы и покосившиеся статуи. В то же время приходилось поглядывать под ноги, но опасались мы не мин и фугасов, а следов жизнедеятельности современных посетителей замка.
Тот вечер не выделялся из повседневной рутины ничем особенным. Заступили мы с сержантом Зверевичем в наряд, и были от этого не в восторге. Топтать землю патрулируя территорию гарнизона хорошо лишь летом, когда тепло и птички поют. Ходи себе изображая значимость, и поглядывай по сторонам. А сейчас хорошо было бы нести службу в наряде по кухне, где сытно и тепло но, судьба злодейка в виде нашего горячо любимого комбата распорядилась иначе. И вот бредём мы уныло по стылой брусчатке подняв воротники, как отступающие от Москвы французы.
- "Ветер ветер ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного"... - бормотал я, вспомнив Александра Сергеевича в связи с мерзопакостью творящейся вокруг.
Эх, сюда бы сейчас товарища Пушкина, по другому изобразил бы он эти капризы природы. Как ни отворачивайся от леденящей влаги, но она (зараза!) всё равно забирается во все щели не мудрёной солдатской одежонки.
- В такую погоду хозяин собаку на улицу не выгонит, - отзывается моим мыслям Зверевич, и я с ним молча соглашаюсь.
Замёрзли мы уже как цуцики но, оказалось что сюрпризов у природы ещё в достатке. Усилившийся ветер решил добить нас мокрым снегом. Чтобы хоть как-то укрыться от этой напасти, забрались в арочную стеновую нишу старинного здания. Нахохлившись словно воробьи забились поглубже, присели на корточки спинами в угол, прижались к стеночке и, вдруг... Зверевич охнув, вместе с большим фрагментом стены исчез. Лишь вопли друга из образовавшегося проёма, указывали где он. Не раздумывая я ринулся за ним в темноту, и запнувшись обо что-то мягкое растянулся в пыли. Где-то рядом, матерясь и проклиная всё на свете копошился в темноте сержант. Судя по голосу перепугался он нешуточно, впрочем, как и я. Поднялись с пола зажгли фонари, осмотрелись, отряхнулись. Неяркие лучи плясали по стенам выхватывая разводы, подтёки и надписи готическим шрифтом... "И куда это мы попали?" - пугливо билось в голове.
Осмотрели пролом в стене, оказалось это место более поздней кладки и похоже, что она была сделана торопливо, наспех. От времени и непогоды известь выветрилась и камни стояли только благодаря своему весу, хрупкое равновесие которых и нарушил Сергей.
Сержант попытался было выбраться наружу, но хлёсткий снежный заряд быстро остудил этот порыв. Здесь было жутковато но всё же безветренно. Осмотрелись уже более подробно: сводчатое помещение, на полу кирки-лопаты, еще какой-то инструмент. Пнул немецкую каску, она с грохотом откатилась в сторону, гулкое эхо ударило по натянутым нервам заставив вздрогнуть.
- Да-а, похоже, что давненько здесь не ступала нога человека...
Узкий проём в стене, вниз уходящие ступени исчезают в непроглядной мгле. Я двинулся вперёд, испытывая лёгкий мандраж и волнение. Испуганный Зверевич суматошно дёргает меня за ремень и заикаясь бормочет:
- Юр, п-пойдём от греха, м-может и вправду тут всё заминировано.
Ну уж нет, дудки! Дух авантюризма и кладоискательства (как в далёком детстве), уже бурлил в крови и звал меня за собой неуловимыми флюидами. Отмахнувшись, я осторожно стал спускаться по ступеням освещая путь фонарём. Сергей, матерясь вполголоса наступает мне на пятки не желая оставаться один.
Поворот, ещё один, ступени вниз, узкий коридор, останавливаемся, осматриваем стены и движемся дальше. Тишина как в склепе, впрочем, в склепе я раньше не бывал и это просто сравнение но, шума ветра с улицы уже не слышен и становится совсем неуютно. Фонари выхватывают из темноты ступени, затхлый запах не внушает оптимизма. Поросшие плесенью стены, ржавые крепления для факелов с которых свисает паутина. Жутковатый антураж, вспоминаются страшилки и приведения. Серёга добавляет страху, откровенно клацая зубами.
Вот кажется и пришли. Тяжелая дверь с жутким скрипом ржавых петел поддалась, открыв перед нами похожее на подвал длинное и мрачное подземелье. Да что там "похожее", таким оно и оказалось на самом деле. Сводчатый потолок, темно как у негра... под мышкой. Стол, стулья, стеллажи вдоль стен, на ящиках трафаретные цифры с надписями на вражеском языке.
"Склад какой-то, что ли?" - размышляю я, оглядываясь по сторонам. Квадратный чемоданчик на столе покрытый толстым слоем пыли привлёк моё внимание. Рядом бронзовый канделябр, и... то-ли ваза то-ли кувшин. Кувшин?! В памяти сразу всплывает скорпион в подобной ёмкости, и друг Ромка в далёком детстве*.
Сзади опять заныл Зверевич:
- Юрка, не трогай ничего! Видишь надписи нерусские, каски на полу, фашисты здесь были и заминировано всё, наверняка!
Не слушая паникёра осторожно переворачиваю вазу, встряхнул. Лёгкая пыль в луче света и больше ничего. И то верно, откуда здесь скорпионам взяться? Пауки и те с голодухи передохли. Разглядываю сосуд, на донышке изображены скрещенные сабли синего цвета. Надпись «Meissen 1895», указывают на явную старину посудины.
"Тэк-с, любопытно, ну а что же в чемоданчике, золото–бриллианты"? - меркантильные мыслишки кружат голову, и смахнув пыль я осторожно поднимаю крышку. - "Фигушки, не угадал", - тут же разочарованно думаю я, разглядывая допотопный патефон и кипу пластинок в пожелтевших конвертах.
Продолжаем осмотр. Следующие на очереди стеллажи с ящиками. Осторожно открываем нижний... опа-на сюрприз! В неярком свете фонарей тускло мерцает металл, винтовки переложенные промасленной бумагой. Любопытно, но... хотелось бы иного ну, например сокровищ бежавших в панике буржуев.
Содержимому других ящиков уже не удивляемся, в зажимах покоятся прародители нынешних гранатомётов - фаустпатроны. Открываем следующую крышку, там тоже оружие, воронёной сталью поблёскивают автоматы «МП-40», которые в простонародье часто ошибочно называют «Шмайссер». Трепетно и волнительно бьётся сердце, всё же любовь к оружию у любого нормального мужчины на генетическом уровне, и от такого изобилия захватывало дух. Мои ощущения поддерживает друг:
- Ахренеть! Да тут оружия, как говна за баней! - восхищается сержант.
- У тебя за баней не был, но тут ты прав, целый арсенал, - поддерживаю я, но в то же время, что делать с таким добром пока не представляю.
Любопытно, а что же здесь спрятано ещё? Посмотрим... Снимаем со стеллажа длинный ящик уже не защитной окраски, внутри что-то подозрительно булькает. Ооо! Вот это уже интересно! Ровными рядами любовно уложенные в древесную стружку радуют глаз бутылки тёмного стекла. Читаю: «Marttel Cognac». Ага, ясно, коньячок французский. Неплохо. Сколько же годков они здесь пролежали? Коньяк наверно уже выдохся давно.
В следующем ящике вино, на горлышках бутылок сургуч, высохшие до хрупкости этикетки отклеились и лежат отдельно, надпись разобрать не получается, но понятно - это что-то импортное и жутко старое.
Откупорил, понюхал, приложился... Ух-х, от непривычного вкуса спёрло дыхание, коньяк довольно крепкий. Друг открыть бутылку вина не смог и, попросту отбив горлышко плеснул жидкость в какую-то красивую посудину из хрусталя. Принюхался, хмыкнул и сделав пару глотков скривился:
- Бр-р-р, гадость! Кислятина, наша бормотуха и то лучше. Ну-ка, дай коньячку испробую, - бесцеремонно отобрав у меня бутылку, он надолго прикладывается к горлышку. Оторвавшись выпучил глаза и крякнув, утёр губы тыльной стороной ладони.
Так, похоже наше патрулирование вступает в довольно приятную стадию, мне отчего-то становится легко и весело, захотелось прикоснуться к прекрасному.
- А где-то тут патефончик стоял? - подобрав с пола фонарик, отыскиваю лучом квадратный ящик на столе, - И как эта шарманка включается, где тут розетка?
- Нету. Наверно этот агрегат работает на батарейках, - уже заплетающимся языком умничает сержант.
- Ага, понял, в кино видел, вещица механическая от пружины. Крути, Серёга, ручку.
Я устанавливаю пластинку, опускаю иглу, раздаётся скрипучее шуршание и, подземелье оглашает бравурный марш:
- Дойчланд зольдатен, унтер официрен,
- Марш-марш форверст, нихт капитулирен!..
Дискотека сороковых, круто! Друг предлагает добавить и я непротив, коньяк отменный. Сменили пластинку, и оркестр выдаёт что-то грандиозное и торжественное.
- Жаль, закуски нет.
- И девчонок, - добавляет Серёга, и тут же хлопает себя по лбу, - у меня же шоколад остался!
- А девочки? - Смеюсь я.
- Не-а, вот чего нет того нет, - поддерживает смех друг, извлекая из кармана плитку шоколада.
На поломанные квадратики налипли табачные крошки, но и это нам за счастье под благородный напиток. Уполовинив пузатую ёмкость, Зверевич принимается отплясывать, не в такт громко стуча кирзачами по каменному полу, он совсем позабыл о давешних страхах.
- С-серё-га, хватит скакать, – язык у меня заплетается, – давай-к дальше искать.
- Дав-в-вай, - соглашается друг.
Стеллажи, ящики, коробки, - коньячка!
Фарфор, картины, статуэтки, - винца!
Хрусталь, бронза, антиквариат, - повторяем... и продолжаем вскрывать ящики.
И где же вы пиастры и дублоны? Куда заклятые враги заныкали алмазы с жемчугами?
- Дав-в-вай Сережа ещё по чуть-чуть...
- Нал-ливай... вот сюда. Смотри какой стакан к-красивый.
Разливали уже в богемский хрусталь.
- Юр, глянь какие у них прикольные автоматы, я такие только в кино в-в-видел.
- То-очно! Смотри, затвор слева вз-з-зводится, не как у АКээМ.
- Ага, а приклад снизу откидывается, и... нет переключателя стрельбы, з-значит только очередями лупит. Во! Вишь статуетку? Спорим, щас башку ей снесу?
- Не поп-падёшь, далеко.
- Я-а, и не попаду?! А ну-ка...
Трах! Бах! Тарарах! - Вспышки выстрелов, грохот.
Ствол задирает кверху. От стены и с потолка летят куски кирпичной крошки, но стоящая на стеллаже у дальней стены фарфоровая статуэтка не шелохнулась.
- Ха-а, снайпер х-хренов, не попал, мази-и-ила! - смеюсь я.
- А ну-ка, ставь бутылки.
- А вот ещё вазы и тарелки.
- Тоже ставь! - командует сержант.
И понеслось...
Позабыв о патруле и не думая о последствиях - развлекались, как могли. Под сводами подвала стоял грохот от патефонного Вагнера и автоматной стрельбы. Полёт Валькирии и русский мат...
Со стороны наверное выглядело всё красиво, и Фонари добавляя мистики подсвечивали фантастическую картину: два пьяных вдрызг солдата лупили из «Шмайссеров» по антикварному фарфору, картинам и коллекционному коньяку.
Автоматов было много и патронов немало, а сколько было выпито - одному Бахусу известно. Но батарейки сели и лампочки фонарей едва светились. Неописуемое амбре из пороховой гари и коньячно-винных паров сделали своё дело, притомились мы изрядно от такого необычного развлечения, сели перекурить и... сморило.
Бесцеремонный пинок под рёбра и громкая ругань выдернули меня из царства Морфея. Яркий луч фонаря садистски бьёт в глаза.
О-о, Бо-оже! Как раскалывается голова... Рядом очумевший спросонья Зверевич пытается подняться но неуклонно валится на бок, потирает рёбра и бормочет проклятия, и его разбудили не ласково.
- Вот они голубчики, бл..! Живы-здоровы и даже счастливы, Е..П..Р..С..Т! - такой знакомый и совсем не добрый голос командира не предвещает ничего хорошего.
- Ну и запашо-ок здесь! Сколько же вы, паразиты, вылакали?!
- А чего сразу паразиты?! И-ик... - сержант, пытается бодриться, но звучит его голос неубедительно.
Оба начинаем приходить в себя и осознавать действительность. Действительность выглядела мерзко и совсем не ласково: саднит бок от командирского сапога, раскалывается башка, и перед взором маячат не радужные перспективы в виде гауптвахты.
Зверевич тянется к лежащей на боку бутылке, в которой ещё поблескивает влага, но от властного пинка бутылка отлетает и разбивается о стену. Сержант грустно вздыхает, мне тоже тоскливо.
Постепенно всплывают подробности: не найдя нас на маршруте, старший лейтенант Шваб (отец родной), с бойцами организовал поиски пропавшего патруля. Остров по масштабам совсем не Мадагаскар, прочесали его быстро, мы не находились. Озадаченный старлей выяснил, что через КПП и дамбу мы остров не покидали. Перебраться на материк вплавь нереально, вода жутко холодная. Повторный, более тщательный осмотр, вывел на свежий пролом в нише стены строения. И вот, поисковой группе представилась весьма живописная картина, в центре которой мирно похрапывая возлежали мы с другом.
Не радужная перспектива подтвердилась лишь отчасти - трое суток гауптвахты каждому, но к этому мы были готовы, неожиданным сюрпризом оказались другое, долгие и нудные допросы у начальника особого отдела. Чекист, с упорством средневекового инквизитора, выпытывал у нас что и где мы успели припрятать прежде чем устроить дискотеку со стрельбой. Голос его врезался в мозг раскаленными иглами, ужасно хотелось пить и спать. Запотевшая бутылочка «жигулёвского» оказалась бы подарком небес, но и стакан простой воды принёс бы облегчение. Особенно садистки выглядело наше мучение на фоне того, что особист явно наслаждаясь, дегустировал прихваченный из подвала напиток. Стараясь не смотреть на это, мы добросовестно пытались вспомнить подробности гулянки, но... в памяти всё отложилось как-то фрагментарно, зыбко и призрачно. Клятвенно заверяя чекиста в своей благонадёжности, каялись и бубнили что чисты своими помыслами перед Родиной и майором аки небесные ангелы. Виной же происшедшему оказалась мерзкая погода, халтурная работа фашистских строителей и испорченный от долго хранения коньяк. Майор не верил, прихлёбывал из трофейного фужера, и продолжал экзекуцию.
В конечном итоге поняв, что мы действительно опростоволосились и не успели ничего умыкнуть, он выставил перед нами графин с водой, который тут же мы и осушили клацая зубами по стеклу. Живительная влага упавшая в измученные желудки возымела потрясающий эффект. Всё поплыло перед глазами и, майор уже не выглядел ужасным монстром, а гауптвахта не казалась страшной Бастилией. Осоловевших и едва держащихся на ногах, чекист отправил нас в камеру отсыпаться но напоследок припугнул Колымой и дисциплинарным батальоном, в случае утечки информации о подвале.
Немного позже, водитель из хозвзвода, по секрету и за пачку сигарет «Гуцульских» поведал нам интересные подробности продолжения этой истории, которые мы не могли наблюдать по причине отбытия наказания. Особист со Швабом, подогнали сто тридцать первый ЗИЛ вплотную к пролому в стене, с помощью солдат погрузили ящики с антиквариатом и вывезли. Пролом в стене был основательно и надежно замурован под чутким руководством особиста.
Господа офицеры были здраво и трезвомыслящими людьми, в отличие от нас молодых и бестолковых, и антиквариат с картинами (уцелевшие от погрома) надо полагать, отправились не в исторический музей.
Лишь только одно утешало нас в этой истории: не удумали мы спьяну пальнуть из фаустпатрона, слава Богу. Там бы и остались.
ГСВГ 1979 год.
* Друг Ромка в далёком детстве - Кладоискатели-I "Детство" http://www.proza.ru/2008/06/21/67