«Люди добрые!
Мы с мужем воспитали двух дочерей, дали им высшее образование. Но личная жизнь у них не сложилась: одна вообще не вы-шла замуж, другая развелась, пять лет сыну; обе вернулись до-мой. Жизнь у нас стала адом. Со старшей и работаем вместе, хо-тя я на пенсии, но нужно работать — семья большая.
Дочери постятся, исповедаются и причащаются, подолгу молятся. Но нас с мужем ругают постоянно, как, — перечислять не стану — стыдно. Не вынес издевательств муж, у него неожиданно обнаружили рак, сделали операцию, теперь он инвалид. Хожу на работу, пряча от сослуживцев синяки. А вина наша в том, что «ничего не накопили, ели да спали, квартиру не купили». Теперь уж не купим точно: ад продолжается.
Я прошу вас, люди добрые, помолитесь за покой в семье рабы Божией Любови. Мне страшно…»
Такое вот письмо…
«Бог заповедал: «почитай отца и мать»; и: «злословящий отца или мать смертью да умрет» (Мф.15,4).
Можно все еще вернуть,
Можно все еще уладить.
Только ласково взглянуть,
По головушке погладить.
Но в глазах, в словах литых
Нет ни боли, ни печали:
Мы для нежностей таких
Слишком грамотными стали.
Вдруг да броситься на грудь…
И чего, скажите, ради?
Вдруг да ласково взглянуть,
По головушке погладить…
Виктор Коротаев
…Лиговский проспект,56;
храм Спаса Нерукотворного на Конюшенной площади;
ул.Плеханова,8;
Духовная Академия, Обводный канал,17;
Выборгское шоссе, 106, при Спасо-Парголовской церкви;
ул.Калинина,8, подворье Александро-Свирского монастыря;
проспект Чернышевского,3, при храме иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость»…
Нас опять выгнали, в седьмой раз за одиннадцать с половиной лет существования газеты. Знал, чувствовал, готовился к этому, а все равно получилось, как гром среди ясного неба.
Я всегда стремился прилепиться к Церкви, чтобы редакция находилась при храме: этим хотел показать, что газета православная, что церковная иерархия для редакции — не пустой звук. Четыре раза нас выгоняли из церковных помещений, выгоняли безжалостно, порой на улицу, не входя в положение. И сейчас на сборы настоятель дал всего две недели. А что такое две недели, если нужно найти подходящее место, не прерывая выпуска очередного номера, оборудовать его под шесть компьютеров, провести теле-фон, суметь сообщить читателям о новом адресе и тому подобное? Да вы и сами знаете, что такое переезд.
Часть священства оказалась неспособна воспринимать отличное от них мнение, несмотря на то, что апостол Павел призывал к разномыслию. Газета нужна им или как служанка, или как безголосый инструмент по типу большинства епархиальных газет.
...ул.Бронницкая,17…
…Помещение мы нашли, и переезд состоится — в указанные настоятелем сроки. И газета будет жить столько, сколько уготовано ей Господом, а мы будем помнить Его слова: «Желающие жить во Христе Иисусе, будут гонимы. Злые же люди и обманщики будут преуспевать, вводя в заблуждение и заблуждаясь»(2Тим.3,12-13).
Не мсти врагу за оскорбленье,
Вражду любовью погаси
И в Божий храм до примиренья
Своих даров не приноси.
Любя лишь тех, кто вас лелеет,
Вы мните Богу угодить?
Но и язычники умеют
Взаимно любящих любить.
А ты, — ты братские объятья
Тебя клянущим простирай
И не проклятьем за проклятье —
Благословеньем воздавай!
Творец Ваш солнце зажигает
И множество светил ночных,
И с неба дождь ниспосылает
Равно для добрых и для злых;
Так ты и доброму, и злому
Учись, как Он, благотворить,
И будешь Сыном Всеблагому,
И жизнью вечной будешь жить!
Схиигумен Савва Псково-Печерский (Остапенко)†1980
Рассохшиеся за десятилетия окна в квартире менял симпатичный человек веселого нрава по имени Андрей. Он и рассказал мне о нескольких случаях, свидетелем или участником которых он был. «Мы ставили рамы у одного «нового» русского, и там же трудилась в огромной ванной комнате несколько рабочих, укладывающих пол плитками. Ни слова не говоря, хозяин вытащил сто-долларовую купюру, взял у бригадира уровень, приложил к полу, и там, где банкнота пролезала под планкой, ставил на плитке жирный крест — переделать! Я так и не понял, зачем ему понадо-билась такая точность…
Второй случай произошел, когда мы устанавливали у другого хозяина умопомрачительную по цене мебель из «ятобы» — разновидности красного дерева. Когда мы собрали ее, владелец приник к стене и произнес: «Не понял!» Оказывается, между верхним краем мебели и стеной был виден зазор в пять миллиметров. «Не-медленно переделать за свой счет!» — приказал хозяин, и брига-да строителей всю ночь выравнивала стену…»
Почему у этих людей такой презрительной отношение к другим? Может быть, легкие деньги сделали их такими? Да нет, про-сто богатство попало не в те руки…
Ничего он у Бога не просит,
«Новый русский», к тому же — крутой!
На груди, как положено, носит
Крест массивный, литой, золотой!
Но однажды, сквозь сон полупьяный,
Вдруг припомнит, всего лишь на миг,
Что у матери — крест деревянный
От дождя и от ветра поник…
Олег Чупров, СПб
Болезнь продолжается — и я стремительно теряю память. Больницы и таблетки без толку; остается смириться, положившись на Бога. Господь знает, что полезно для спасения, хотя по-человечески трудно приложить этот завет к себе. Страшно ос-таться без памяти — по отцу знаю, как умудренный человек превращается на глазах в безпомощного ребенка…
А сколько детей и взрослых умирает от рака, с полным сознанием настрадавшись от химиотерапии, когда тело уже убито, но током бьет нестерпимая боль?..
Мы носимся со своими болячками, не видя, не замечая, не обращая внимания на чужую боль, потому как «своя рубашка ближе», и только серьезная болезнь может привести нас в чувство, заставит видеть чужую боль и сопереживать чужому страданию. А пока
Больные дети не играют,
а, тихо сидя в стороне,
как бы невидимо сгорают
в неосязаемом огне.
Как строго предписал режим,
размеренно и осторожно
вся жизнь их хрупкая лежит
между «нельзя» и «невозможно».
Как рано пожелтевший лист,
до срока предсказавший осень,
они есть вечный знак вопроса —
ужель Господь несправедлив?
И в тот короткий, куцый век,
что скроен вкривь и не по росту.
на их недетские вопросы
их детский ум дает ответ.
Но тщетно к ним идти с вопросом.
Как первый снег, как легкий дым
они уходят. И уносят
ту тайну, что открылась им.
Елена Матусовская †1979
Перебирая книги на книжной полке, я вдруг наткнулся на двухтомник Даниила Гранина «Избранные произведения» со штампом воинской части. И сразу засвербило в душе: совесть не имеет срока давности, хранит до времени неисповеданные грехи. Три-дцать шесть лет прошло, жизнь под закат, а они все выплывают и выплывают…
В 1968 году я служил младшим сержантом в войсках ПВО Уральского округа, в/ч 03778, в забытом Богом поселке Халилово Оренбургской области. До сих пор не пойму, что мы охраняли в глухой безбрежной степи вдали от городов на границе с Казах-станом, для какой цели расположился именно здесь 596-й зенитно-ракетный полк, но пота в эту каменистую неласковую землю было пролито много. К слову, вскоре после моей демобилизации наш полк расформировали.
Так вот, в полку я служил инструктором по комсомольской работе, под моим началом было 500 солдат-комсомольцев. Я читал им лекции, писал для отчетов всякую ерунду и, конечно, часто бывал в полковой библиотеке. Оттуда-то и попал на мою полку двухтомник Гранина. Я хотел вытолкнуть из себя этот позор, забыть — столько лет прошло, — но душа не давала, и книги стояли перед глазами. Хотел было выкинуть их вон, однако задумался: а книги-то причем? Я успокаивал себя тем, что я просто взял их почитать и забыл, но совесть наставляла — украл!
Как стыдно, Господи! Вот прочитают люди и в который раз скажут: «И он смеет выпускать православную газету!» — и будут правы. Теперь надо набраться духу и признаться в позоре батюшке; что-то он скажет?.. Но я обязательно признаюсь: совесть, она не отстанет…
†«Грехи — тайные змеи, грызущие сердце человека и все его существо; они не дают ему покоя, непрестанно сосут его сердце; грехи — колючее терние, бодущее непрестанно душу; грехи — духовная тьма», Св. прав. Иоанн Кронштадтский †1908
Все чаще память изменяет,
Подводит.
Вот опять — пробел…
Но из нее не исчезает,
Что сам я позабыть хотел, —
Такое, что душе не мило,
Чего нельзя себе простить,
Что, к сожаленью, в жизни было,
Хоть не должно бы вовсе быть.
Дурным поступкам нет забвенья,
Да и прощенья нет,
Когда
Их судишь сам без снисхожденья, —
На свете горше нет суда.
Александр Яшин †1968
Осень, осень, «очей очарованье»! И правда, есть нечто завораживающее, грустно-щемящее при виде желтых опавших листьев, в безконечном, сеющем капли дождике, в ярко-красных гроздьях рябины на обнажающихся ветвях. Природа готовится к холодам, становится строгой и задумчивой.
Хочется писать стихи, хочется молиться, иногда всплакнуть в тишине и одиночестве. Еще тепло в конце сентября; зеленая ветка клена просится заглянуть в гости. Еще чирикают воробушки, но в гомоне уже появились нотки заботы, еще важно прогуливаются по двору смоляные красавицы-вороны. Но ты проснешься однажды утром, а на пожухлой траве появилось белоснежное одеяло, и сразу взбодрится душа и проснутся до времени дремавшие силы — мы радуемся переменам. А пока мы немного грустим, сожалея о прожитом. С приходом, осень…
Опять эта осень печали пророчит,
И, споря с безсонницей, злится усталость.
Невольно прислушаюсь к шорохам ночи.
В окошко стучит, или мне показалось?
И слышу с восторгом, и слышу в испуге
Слова, что мои прогоняют сомненья.
И крылышком бьет по стеклу от натуги
Чудесная фея Простого Решенья.
…Зевает рассвет, и ночник не погашен,
И я просыпаюсь, поверить не смея,
Что демон тревоги мне больше не страшен,
И утро опять оказалось мудрее.
Марина Марьян, СПб
Человек — существо быстротекущее. Сотрет компьютер эпизод — и ни за какие пироги не восстановить его в первоначале: пишешь близко, но уже не так. А если после этого время пройдет, то мысль может изменить направление, и пишешь совсем о другом. Иногда я открываю одну из своих вышедших книжек, с удивлением читаю собственные напечатанные мысли и думаю: «Неужели это на-писано мной?» Речь идет не о стиле — о том, как думалось в ту минуту. К чему я веду? Да вот к чему.
В светских кругах давно не затухает спор, можно ли читать чужие дневники после смерти автора. Но это всего лишь вопрос этики.
Православие требует от христианина духовной работы, по-этому Святые Отцы настоятельно советуют следить за собой, за своим внутренним миром — и запечатлевать даже малейшие колебания души. Это помогает духовному росту. Святой праведный Иоанн Кронштадтский в книге «Моя жизнь во Христе» писал: «Пусть каждый даст себе отчет в дневных и ночных своих поступках. И если согрешил, да перестанет грешить; если не согрешил, да не хвалится тем, да пребывает в добре и да не предастся нерадению, — и ближнего не осуждая, и себя не почитая праведным, дондеже приидет Господь, испытующий тайное».
А поскольку ошибки и преткновения на тернистом пути спасения одинаковы у большинства людей, момент узнавания собственного опыта в чужих «записках» открывает, во-первых, что «грешнейший паче всех человек» борим теми же грехами, что и автор.
Во-вторых, в «записках» читатель находит не только схожие мысли, но и описание того, как поступил другой в подобном случае. Ведь вовсе не обязательно, чтобы твой духовный дневник был опубликован. Ты вправе открывать его ближним или не открывать его никому — главное, чтобы дневник приносил пользу. Далеко не каждый может показать свою душу всем.
Поверьте, это нелегкое дело. Но прошу поверить и в то, что автор не принима-ет на свой счет и хвалебные слова, которые говорят получившие помощь люди. Господь через духовника благословил писать, и по-ка смогу, я писать буду. А благодарные письма читателей — великое подспорье: они заставляют быть требовательным к себе не только на словах, но и на деле. Вот такие мысли пришли мне в голову после прочтения письма Игоря:
«Мир вам! Прочел третью книгу «Заветные узелки» и «Время странствования», и такое умиление нашло на меня, такая приятная грусть, что захотелось, чтобы не заканчивалась эта книга. «Записки редактора» — это духовный ежедневник, это искренняя боль души каждого человека.
Читая «записки», находишь именно что-то свое, сказанное для тебя или сказанное как бы тобой. Создается впечатление, что ты давно знаешь автора — он твой друг! — и его доверительная беседа с тобой, это сокровенный разговор по душам. Автор делится своими победами над собой и ошибками, он ищет себя и духовного собеседника. Иногда чувствуешь, что автор буквально сдирает с себя плоть и обнажает ду-шу, чтобы помочь ближним, помочь нам открывать сердца, держать в узде свои поступки и страсти, прощать и просить прощения у Бога — только Милосердный Господь может простить нам самый мерзкий грех. «Записки» — это тихая и добрая беседа с автором, а главное — с самим собой…»
р.Б. Игорь, 43 года, инвалид-колясочник, Ростовская об-ласть.
С народом моим предстану,
А Ты воздвигнешь весы,
Измеришь каждую рану
И спросишь про все часы.
Ничто, ничто мы не скроем, —
Читай же в наших сердцах, —
Мы жили, не зная покоя,
Как ветром носимый прах.
Мы много и трудно грешили,
Мы были на самом дне,
Мечтали средь грязи и пыли
О самом тяжелом зерне.
И вот он, колос наш спелый.
Не горек ли хлеб из него?
Что примешь из нашего дела
Для Царствия Твоего?
Елизавета Кузьмина-Караваева †1945
30 сентября, память вмцц.Веры, Надежды, Любови и матери их Софии — именины мамы. Медленно иду по аллее к маминой могиле. Желтеющие деревья тихо стоят в безветрии, и только слышно, как опускаются вниз отмирающие листья, покрывая землю желто-зеленым ковром. Заросшее кладбище действует на душу умиротворяюще; как хорошо, что мама похоронена не на виду, что скрыта от посторонних глаз, и случайных людей здесь не увидишь.
Золотом осени покрыта земля у креста. Крест бетонный, и мне немного не по себе, что не смог поставить маме красивый гранитный памятник. Ну да не в надмогильных камнях наша помощь усопшим: усопшие нуждаются в наших молитвах, — успокаиваю себя.
Прошло 3 года, 8 месяцев и 6 дней со дня ухода мамы. Я прислонил к кресту букет ромашек, которые она так любила, и вдруг почувствовал, что неизбывное горе утраты прошло, а в душе поселилось успокоение: меня перестал мучить вопрос о мами-ной посмертной участи. Я думал, буду носить в себе боль до конца дней, но Господь смилостивился надо мной. Я перестал видеть маму во снах, наши короткие разговоры прекратились. Не знаю, что случилось; быть может, по молитвам многих людей, ко-торые откликнулись на мою просьбу, или действительно время лечит душевные раны…
Здравствуй, мама! И я рассказал маме обо всем, что произошло в моей жизни за последнее время…
Мы встретимся, мама, на той вон исхоженной улице,
Куда ты так часто ступала стопою небесной,
И мы не обнимемся даже и не поцелуемся,
И мы обойдемся с тобой без взаимных приветствий.
Но «мама» шепну я — и вспыхнет жар-птицею дерево,
И как бы в упор на меня изольется сиянье,
И мигом вернется ко мне все, что было потеряно, —
Потеряно все, но осталось вот это свиданье…
Ах, мама, меня ты коснулась ладошкой убогою,
Зачем же ты в смерть закатилась, как серый клубочек,
В какую-то даль, где лицо сторожит тебя Богово,
Но все же тебя отличает от мертвых и прочих.
Но все же тебя выпускает из склепа подземного,
Чтобы ты спросила, как живы-здоровы соседи,
И сына увидела — спасшегося и блаженного;
Он тем и спасен, что тебя воскрешает от смерти.
Вениамин Блаженных
Неполная хроника одного дня:
;В зоне грузино-осетинского конфликта получили ранение два грузинских военнослужащих;
;В столице Филиппин Маниле произошло землятрясение силой более шести с половиной баллов;
;Число жертв теракта в Египте достигло 35, более 120 ранено;
;Похищенный в Ираке британский инженер Кеннет Бигли убит;
;В пакистанском городе Мултан тысячи мусульман-суннитов вышли на улицы под лозунгом: «Отомстим за гибель единоверцев!»;
;Кабул ночью подвергся ракетному обстрелу;
;В Париже возле посольства было взорвана бомба; ранены 9 человек;
;В Пятигорске убит депутат краевого законодательного собрания Анатолий Плющенко;
;15 погибших при захвате школы в Беслане до сих пор не опознаны…
Читатель! Когда вы будете читать эти строки, весь ужас Бесланской трагедии останется далеко позади. Логика событий подсказывает, что впереди нас ждут новые зловещие испытания. Терроризм — лишь часть антихристова плана. Посмотрите, как уплотнилось, а, может быть, и ускорилось время: за несколько лет сменяются поколения технических устройств, мир опутывает паутина интернета и телевидения, множатся природные катаклизмы, религиозный экстремизм, и в головах у людей путаницы еще больше. Тяжелые времена ожидают нашу Родину.
Схиархимандрит Серафим Ракитянский (Тяпочкин †1982) говорил то, что открылось ему о будущем России, не называя дат, ибо свершение сказанного зависит от крепости веры русских людей: Сибирь будет захвачена китайцами; развал России, несмотря на кажущуюся силу и жесткость власти, произойдет очень быстро. Сначала разделятся славянские народы (произошло. — А.Р), затем отпадут союзные республики (на наших глазах завершается. — А.Р.) — прибалтийские, среднеазиатские, кавказские и Молдавия. Слабеющая власть не сможет удержать отделение автономных республик и областей. Дальше пойдет еще больший развал: власть центра перестанут признавать отдельные регионы, стараясь жить самостоятельно.
Китайцы завоюют Урал и захотят пойти дальше, но Россия должна выстоять в этой битве. Завоеватели жестоко расправятся со всеми, кто окажет сопротивление. Запад будет способствовать ползучему завоеванию нашей земли и всячески поддерживать военную и экономическую мощь Китая из ненависти к России. Старец говорил, что Господь допустит потерю огромных земель, потому что мы не смогли их достойно использовать, а лишь загадили, испортили дарованное нам.
Как саранча, неисчислимы
И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.
О, Русь! забудь былую славу:
Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен…
Владимир Соловьев †1900
Но за Россией останутся земли, бывшие колыбелью русского народа. Это территория Великого Московского Княжества ХVI с выходом к Черному, Балтийскому и Северным морям. Россия не будет богатой, но все же сможет сама кормить себя и заставит считаться с собой. «Россия перед вторым пришествием», М, Свято-Троицкая Сергиева Лавра,1993, Т.II, стр.473. Похожие пророчества есть и у других старцев…
Обратятся империи в пыль
И валы океанские — в сушу.
Но Господь сохранит Израиль,
Русь Святую — смиренную душу.
Прахом дума земная пойдет,
И надежда, и слава земная,
И от гнева устанет народ,
Знаков неба не распознавая.
И сгорит гордый мир, как ковыль, —
До последнего дома разрушен…
Но Господь сохранит Израиль,
Русь Святую — смиренную душу.
Андрей Попов, Воркута