Похмелье

Алексей Стрижинский

В моей голове проносились самые разные мысли. Странно, но они касались судеб населения Земли, с которой я уже почти месяц как исчез. Что-то подсказывало мне, что связь между мной и этой горестной планетой сохранилось, и однажды мне предстоит вернуться туда на великое представление, которые люди ошибочно называют Апокалипсисом.
… «Бог действительно имеет к нему отношение, но вовсе не такое, какое мыслят они. А то, что мыслю я… это лишь проявление жалости к их заблуждению. Оказавшись здесь, в этом безбрежном царстве, нарушающем законы излюбленной землянами физики и математики день за днём, я всё больше понимаю, какой страшный вред нанесла человечеству религия. Психологически она уровняла их и сделала удобопасимым скотом, и жутко этим гордится, но зная, что из себя представляет весомая часть населения Земли, я понимаю, что акт создания монотеистических религий и вытекающей из них инквизиции подобен акту отсечения разума от великой Силы, пронизывающей мир. Только через веру и верность земляне могут соприкасаться с теми способностями, которые заложены в них изначально, и тратят много много времени, если вдруг им не лень так копаться, чтобы дойти до того, до чего дошёл я здесь, столкнувшись с очевидностью. Общественный строй планеты Риппи построен на том, что на Земле встречает бурную критику, сомнения… разница ведь лишь в том, что на Земле подавляющее большинство лишено зрения, а здесь даже тот кто слеп может ощутить и познать наполняющую всё Силу. И эта великая Сила, с её законами и исключениями, и есть здесь залог всеобщего благоденствия. И горе тому, кто начисто лишён её… если на Земле он будет принят как все, то здесь он будет чем-то из ряда вон выходящим. Обделённый, инвалид, несчастный Человек – вот кем является здесь существо, лишённое Силы. Маргинал, выпадающий из общественного строя, вечная жертва, пёрышко, мотылёк, летающий над огромной огненной бездной. Пока есть в крыльях сила а в мозгу ясный ум, этот простой смертный способен выжить, но однажды крылья устанут, и он просто упадёт в объятия этого огня, сияющего в самых недрах Риппи, дающего жизнь всему живому на этой гигантской Луне древнего мира.
Вчера я сам узрел это пламя, здесь, в городе, выстроенном в глубокой подводной пещере, прекрасном городе… сквозь эти стеклянные стены я встретился взглядом с сияющим энергетическим ядром, от которого тело моё затрепетало – вот оно, Сердце планеты, на котором она держится, гигантский мир, который по законам физики Землян не мог бы выдержать собственной массы и должен бы давно сжаться в чёрную дыру. Силы ада даровали мне зрения и я упиваюсь этим даром здесь, где на каждом шагу символы, узоры шепчут мне правильный ответ… Я мог бы быть здесь великим, обрести территорию и править как одарённый Силой в высшей степени, но у меня здесь иная цель…»
Мысли остановились и я проснулся. И пробуждение моё было крайне необычно. В глаза мне ударил свет и я вздрогнул от понимания, что это вовсе не мои глаза. Тут же я понял, что вздрагиваю не я. И что то, где сейчас проносились эти мысли – не мой мозг. Меня объял ужас. Я действительно не понимал что происходит, и все мои мысли о мироустройстве и Апокалипсисе вдруг показались мне смешными и неуместными, ибо ни одна из них определённо не имела отношения к тому что случилось и никак не могла объяснить мне, что со мной. Я боялся подняться и взглянуть на своё тело. С ним явно было что-то не так. Я ясно ощущал как волосы мои встают от ужаса дыбом, и в то же время это точно были не мои волосы, и щекотали они не моё лицо, и не мои ноги. Чем больше я ощущал своё тело, и чем больше я понимал, что тело вовсе не моё, тем сильнее становился мой ужас. Я почувствовал, что этому чужому телу от страха холодно, и оно потеет. Я сжал руку в кулак – она была мокрая, холодная, рука как рука, но какая-то непривычная, и неожиданные ногти слегка укололи кожу. Тут уж я совсем застонал и в панике вскочил с кровати и прижался лицом к стене. Зря я сделал это, ибо тут же почувствовал соприкосновение чужой кожи с этой шероховатой холодной стеной. Я застонал ещё сильнее и мне тут стало стыдно.
- Страх рождает гнев… гнев рождает ненависть… гармония, спокойствие, единение с Силой, страха нет… страха нет… - тихо повторял я себе, пытаясь дотянуться не-своим мозгом до пульсирующей ткани Силы. Но мозг не отвечал мне. И отказывался с Силой соприкоснуться.
- Это временно… - успокаивал себя я, медленно соскальзывая со стены на пол. Я зажмурился, стараясь освободиться от ощущений чужого тела, но мне было холодно. Так, стараясь игнорировать холод, я просидел на полу минут пять, и наконец решился приоткрыть глаза. Сделав это я так резко вдохнул, что снова испугался и зажмурился, успев уловить только полоску света. Этот резкий вдох отдался страшной болью в не-моих лёгких, и я невольно приложил руку к груди. Не-мое сердце билось сильно, громко и тяжело, а в комнате, как на зло, было тихо, как ночью в склепе. За исключением правда тихого посапывания, доносившегося с соседней кровати. Я снова приоткрыл глаза, подавляя страх. Но видеть мне мешали откуда-то взявшиеся не-мои слёзы.
- Слишком много эмоций за одно утро… - прошептал я и тут вдруг удивился голосу, который показался мне знакомым, но опять-таки не моим. Я начал активно моргать и меня осенила страшная догадка. Продолжая моргать я поднялся и стараясь игнорировать непривычность собственного шага, который причинял мне массу неприятных ощущений, подошёл к кровати и отодвинул одеяло с головы Вилле. Тот преспокойно спал, пожёвывая большой палец, издавая какие-то недовольные звуки, и всё было в порядке за исключением того, что подтвердив мою догадку он делал всё это в моём теле.
Тут мне захотелось ругаться матом и впасть в истерику, но остатки самоконтроля этого не допустили. Я начал осторожно его трясти и переворачивать, и вскоре это привело к тому что он также открыл глаза. С его стороны, естественно, никакого самоконтроля ожидать не следовало, и потому, когда он открыл глаза и, видимо, почувствовал то же, что и я минут десять назад, первый вопрос его был:
- Mitta Vittua??
- Hyvaa Huommenta, Ville, что мы вчера курили?
- Perkele, не пудри мне мозги, скажи лучше, что за ***ня?
- Мммм… прости, дружок, но я думал что ты знаешь ответ. Вот и спрашиваю, что мы вчера такое...? – тут мой вопрос оборвался внезапным приступом тошноты. Это был в какой-то степени и ответ – раз мне так дурно, значит и пил я явно что-то неудобоваримое и немножко слишком волшебное. Быстро вынув астральный ноутбук я долбежом по клавиатуре вызвал Бади, пока Вилле пытался свыкнуться с моим телом и встать с постели, сопровождая каждое движение обильным полилингвальным матом.
Бади явился и был крайне удивлён, но я не мог говорить, так как подавлял приступы рвоты.
- Ну и зачем ты звонишь мне, неуместный земной алкоголик? – спросил он, наигранно сердито сдвинув брови на гладком красном лбу. Я судорожно сглотнул.
- Бади, это я… эм… я Люк… а тело моё вон там… матерится… а я вот в теле…
- Тпррууу, у вас случилась инкарнация? Ну это же переходит всякие границы! А какого это вы решили поменяться ролями? Конспирация?
Вместо ответа я взял какую-то стоявшую под кроватью посудину и дал блевотине вырваться из моего желудка. То, что из меня вырвалось, имело крайне странный вид – слегка пенящееся голубое желе, источающее приятное сияние.
- Ты что делаешь, а ну жри это всё обратно! – вдруг закричал Бадигер. Лицо его было крайне взволнованным, но голубая блевотина доверия не внушала. – Жри придурок! Это же твоя Личность! Жри, ато станешь неуместным земным алкоголиком во всех смыслах! – Меня снова вырвало, из глаз обильно потекли слёзы. Странно, но после двух этих приступов тело перестало казаться мне столь чужим и пугающим, но вместе с тем до меня дошёл страшный смысл слов Бади. Мне дорога была моя личность, которая, по его словам, заключалась сейчас в рвущейся из меня дряни, и я, подавляя следующий приступ, взял руками этот таз и зажмурившись выпил собственную рвоту. Мозг не дотягивался до силы, и я уж не знаю, откуда во мне нашлось столько воли, чтобы всё это проглотить.
- Вот, и теперь держи её, держи сколько можешь, а как не сможешь – тоже держи… несколько часов придётся потерпеть… если хочешь остаться собой…
Не знаю, что в данный момент представляло моё лицо, но все не-мои мышцы были напряжены. Я отвлекал себя от этого жутчайшего состояния, внушая себе, что это моя собственная личность побеждает отвратительные предрассудки. В пищеварительной системе что-то кошмарно бурлило, с не-моих щёк и шеи испарялись обильно текущие слёзы. Я до боли стиснул губы из всех возможностей доставшейся мне челюсти, и снова, как и несколько минут назад, отрешился от окружающего мира, из которого доносился только панический топот Вилле и его недовольные возгласы. Кажется, его тоже рвало, но ему Бадигер не счёл нужным что-либо повторять. Ничего, думал я, когда приду в себя, объясню ему, что это его личность и он должен выпить её обратно. Но тут я понял ещё одну страшную вещь – я не приду в себя. Если я и приду, так только в него, и видимо Бади позже объяснит и мне и ему, что же произошло, и возможно ли это исправить. «Невозможно» - пронеслось у меня в голове. «Гадость какая – возможно всё!» - воскликнул я, и снова сжал губы, через которые рвалась из чужого тела моя личность. Меня отвлекли мысли о его голосе – хриплом, испорченном сигаретами и болезнями голосе, которым теперь стал говорить я, и эти мысли унесли меня в привычную кому бессознательности, но все они слишком обыденны, чтобы быть здесь изложенными…
Когда я прекратил думать, я понял, что рвота почти прошла, и только раздражённая диафрагма распространяла по телу ощущение тошноты. В комнате было темно, только из-за приоткрытой двери из ванной пробивался свет. Вилле распластался на кровати и смотрел на меня моими глазами, в которых читалось отсутствие всякой мысли.
- Слушай… - я бросил взгляд на источающую слабое сияние ёмкость с его рвотой, - тебе ведь придётся это выпить…
- Сам пей… я только в себя пришёл…
- В себя? Ты уверен? – я усмехнулся, но он видимо не понял шутки.
- Ну не в тебя же… сам говорю пей…
- Эмм… понимаешь, Вилле, это ж ты…
- Нет, дружок, ты что-то путаешь, Вилле это ты…
От такого замечания мне снова стало жутко, и я спросил, ощущая дрожь в не-своём голосе:
- Но ты тогда кто? – ожидая, что он скажет что-то вроде «Йоулупукки в пальто»
- Я, ну как же, я… ой… а я забыл… а не похуй ли? Хотя не, погоди, чё-та припоминаю. Меня, кажется, Люком звать… - он говорил тоном безразличия и отрешённости, в которых явно проскальзывала неуверенность и чисто человеческое недоумение. Я сглотнул комок и схватился за голову, решив на миг, что у меня и правда поехала крыша, но, заглянув в себя, я увидел лишь то, что проглотил – себя, Люка Скайуокера, со всеми своими воспоминаниями, привычками и чувствами, заточённого неизвестным образом в больное человеческое тело старого финского алкоголика, который действительно совершенно не в тему оказался в нашей компании. Я повертел головой, отряхивая неуместные мысли, но они упорно лезли ко мне, и тут я, сам того не заметив, оказался прямо над тазиком с рвотой Вилле. Не-мои руки заботливо держали его края, а глаза, как я заметил странным, доселе незнакомым мозговым импульсом, смотрели печально. Я иногда представлял себе, как душа тоскующее подходит к своему покинутому телу, умершему или, что ещё интереснее в момент клинической смерти, но никогда в бытность мою на Земле не мог я представить, как ещё живое тело печально подходит к собственной душе, заточённой в каком-то странном голубом желе. Может быть это что-то животное, инстинктивное, связывающее душу и плоть, подумал я сперва, но потом, подумав чуть больше, я понял что это немного другое. Меня осенило, что душа и личность вовсе не обязательно повязаны, ведь лишившись своей Вилле-личности, он не перестал существовать в духовном плане – просто его душа очистилась о какой-то своей части – от привычек, от воспоминаний, от целой жизни, и начала новый путь приобретения привычек и воспоминаний, а в том, что они у него вдруг появятся, я почему-то не сомневался. И также я понял, почему его тело так упорно пыталось избавиться от моей Люка-личности – скорее всего потому, что оно нашло мой набор привычек и воспоминаний несовместимым с привычным ему существованием на физическом уровне. И тут я не мог остановить этот искренне телесный порыв – Вилле-тело без всякого намёка на отвращение жадно выпило Вилле-личность и плюхнулось навзничь.
Дальше начали происходить во мне, точнее сказать уже именно в моей душе, вполне предсказуемые вещи. Две блевотины в желудке встретились и начали активно перемешиваться. С одной стороны я в буквальном смысле терял себя, ощущая как Люк- и Вилле- личности проникают друг в друга. Мои личные воспоминания вдруг перестали быть моими, и становились двухсторонними – вспоминая один и тот же момент я видел сразу два варианта глазами Люка и Вилле, и оба они казались мне моими истинными воспоминаниями, и следовало бы крепко задумываться над каждым из них, исследуя его структуру, чтобы понять, какое из них чьё. Когда я попытался таким образом исследовать одно из них, голова сильно разболелась, и я решил на время просто отдаться вихрю проносящихся во мне образов, не пытаясь в них разобраться. С другой стороны Вилле-тело перестало казаться мне столь чужим, обретя свою родную личность хотя бы на половину. Боль в лёгких, ощущение волос, ногтей глаз и пробивающейся на подбородке щетины – всё вдруг стало каким-то своим и родным, и от отхлынувшего страха вдруг стало очень тепло и приятно. Я засмеялся, и голос мой уже казался действительно моим, пускай задней мыслью я понимал, что это только наполовину. Я испытывал что-то похожее на катарсис… наверное… дух мой менялся, и это был именно мой дух, не смотря на то, что теперь он состоит из двух личностей, и они обе тоже теперь совершенно мои, неразделимо смешанные, как два металла, образующие новый, с новыми свойствами…
- Ты чё ржёшь-то? Башню снесло? Нафига блевотину мою выпил?
- Слушай, Вил… эээ… Люк… эээ… - я не мог нормально выговорить ни одно из имён, так как оба они теперь стали мои, а тот, кто ко мне сейчас обращался, не имел ни имени, ни личности. – ты хоть чё-нить помнишь вообще?
- Помню только как блевал… остальное всё как-то фиолетово и смутно. А ты всё сидел какой-то зелёный… а счас повеселел…
Я поднял на него глаза. Он сидел на кровати и натягивал мои джедайские штаны. Теперь мне предстояло смириться с тем, что не смотря на то, что в личностном отношении я имею право и на своё и на его имущество, ему этого уже не объяснить, и потому он видит за мной единственное право – быть тем, чем ещё вчера являлся он. От этой мысли мне вновь стало как-то холодно внутри, ибо это была астральная несправедливость чистой воды, но тут ударивший мне в мозг импульс дал мне понять, что на самом деле я хочу сейчас одного – опохмелиться хорошим пивом в «Притоне Люцифера» а заодно выяснить, что это мы такое вчера выпили.
- Да вот, мысль у меня такая весёлая – предлагаю повторить вчерашний подвиг за кружечкой местного пива.
- Подвиг?
- Ну да. Напиться до беспамятства и синей блевотины, нэ? – мне действительно вдруг стало весело и легко, я поднялся и пошёл в ванную умыть лицо. Дойдя до мойки я наконец увидел своё отражение в зеркале. Это было моё новое лицо, лицо Вилле, покрытое ещё не совсем глубокими возрастными морщинками, искажённое обычной для него ехидной улыбкой с оттенком идиотизма. Глаза были красные и кругом опухшие от слёз, по щекам размазалась выпитая рвота, кожа была совершенно бела. Волосы свисали жирными мокрыми паклями, посему я счёл уместным даже заставить себя зайти в душ. Более подробно изучать своё отражение у меня желания не возникло, ибо уже то, что я увидел, заставило меня воскликнуть «ой-ой-ой-ой, мамочки»