Начало в рассказе "Сектант"
В августе, на побережье земли Сомали, стояла невыносимая жара. Раскаленный металл корабля прожигал тонкую кожу тропической обуви и не позволял задерживаться долго на палубе. Только ночь приносила спасение. Сергей Баранов долго ждал этого момента: «Или сейчас, или никогда» - стучала в мозгу одна единственная мысль. У него все было заготовлено, десять метров пенькового троса, новенький спасательный жилет и запаянные утюгом в целлофан документы. В эту ночь Сергей не сомкнул глаз, его колотил озноб. Он понимал всю меру ответственности, что ложилась на его плечи после того, что он собирался сделать. А он собирался изменить Родине. Но решение было принято уже давно, ничто теперь его не могло остановить. Ни воспоминания о такой неласковой Родине, которая всегда преследовала его глубоко религиозную семью, ни страх о том, как его примет чужая земля. Он знал, что в Саудовской Аравии национальная религия мусульманская, но и там к нему отнесутся с пониманием и не выдадут атеистам из Советского Союза, и позволят потом перебраться в другую страну.
«Саудовская Аравия» - это название большого грузового судна, которое стояло не так далеко от дремавшего у пирса СКРа. Этот сухогруз загружал на свой борт верблюдов, и с корабля весь день было слышно, как ревут верблюды, поднимаемые на борт портальным краном. И Сергей видел, что на берегу уже нет ожидавших верблюдов, вероятно, с рассветом сухогруз покинет порт Бербера.
Но как Сергею попасть на борт иностранного судна? Его СКР стоял пришвартованный кормой к пирсу, по бортам корабля была протянута иллюминация из множества ламп накаливания. Лампы светили в воду, и их свет проникал почти до самого дна. А по обеим сторонам стояли вахтенные матросы службы ПДСС. Это противодиверсионная служба, которая назначалась из матросов, не задействованных на других работах. У вахтенных в руках был автомат и в специальной сумочке пара гранат. Я наблюдал, как в открытом море, проходили учения вахты ПДСС. По команде с мостика: «Водолаз по правому борту – уничтожить!». Вахтенный, брал гранату, выдергивал чеку и с силой бросал её за борт, подальше от корабля. Граната с шипением улетала и плюхалась в воду. Через секунду корабль сотрясал резкий удар. Над водой поднимались мельчайшие брызги, ведь граната успевала погрузиться на несколько метров и конечно, никакой диверсант не смог бы выдержать такого удара.
Но Сергей знал, что матросы вахты ПДСС, иногда отлучаются в кубрик, что бы попить чаю или просто посетить гальюн. Вот и сейчас, он заметил, что вахтенный спустился в кубрик. Сергей бросился на полубак, под навесом надстройки было темно и даже если бы кто, и появился на палубе в такое позднее время, Сергея тут не было бы видно. Сергей упал на колени и стал истово шептать молитвы, в которых просил Бога укрепить его в его деянии. Слезы текли по его щекам и губы едва слышно произносили его тайные молитвы Богу. Руки его тряслись, но глаза горели, и он продолжил начатое дело. Вытащил из-за пазухи моток пенькового троса, пропустил один конец за стойку леерного ограждения, продернул до половины троса и, оба конца сбросил в воду. Поправил на груди запаянный пакет с бумагами и перелез через леера. Ухватившись руками за трос, Сергей осторожно спустился в воду. Надутый спасательный жилет прекрасно держал его на поверхности. Сергей потянул за один конец троса, свободный конец соскользнул в воду и змейкой исчез в глубине. Всё, прервана последняя связь с Родиной. Обратной дороги теперь не было. В груди бешено стучало сердце. Сергей поплыл через бухту на косу, которая отделяла её от Аденского залива.
Выбрался на косу, где уже не раз бывал с ребятами, где все беззаботно купались, и только он лежал на песке, смотрел на порт, на стоящие там суда и прикидывал, как можно легче произвести задуманное. И вот он выполняет свои планы. Сергей лежал на песке и смотрел на свой корабль. Ярко освещенный, он стоял у стенки такой красивый, такой родной и слезы опять потекли по щекам Сергея. Он опять собрал свою волю в кулак. Надо пройти по берегу метров двести и снова переплыть бухту. Там, он видел, есть причал для лодок и шлюпок и там можно забраться на пирс. Сергей пошел по самому урезу песка, у воды. Песок был влажный и плотный, не осыпался под ногами, и идти было легко. Он остановился на траверзе шлюпочного причала. Последний раз помолился и пошел в воду. Теплая вода опять приняла его мускулистое тело. Взобраться на пирс, оказалось не так-то просто. Только руками удалось ухватиться за край причала, но молодое и сильное тело справилось и с этой задачей. Подтянулся на руках и ногой уперся в бетонную глыбу, резко оттолкнулся от нее и перебросил тело на пирс. Минут пять лежал, унимая дрожь в теле, но дрожь уже не от страха, а от напряжения. На шлюпочном пирсе было темно и даже протянутой руки не было видно. Сбросил с себя ставший уже ненужный спасательный жилет, поправил мокрую «тропичку» и на ощупь, осторожно выбрался на главный пирс. А вот на фоне темного, звездного неба, вырисовывается мачта и надстройка скотовоза. И только подойдя к скотовозу вплотную, Сергей с удивлением увидел, что трап у судна поднят и на борт никак не попадешь. Что делать? Он вплотную подошел к скотовозу и увидел, что иллюминаторы открыты, а в одном, даже вспыхнул свет.
-I am a believer - негромко крикнул Сергей.
Он еще в Союзе приготовил свою кричалку. И хотя в школе от изучал немецкий язык, на английском он сообщал, что он верующий. И еще, что он просит политического убежища.
- I am asking for political asylum.
Никакого движения на судне Сергей не заметил.
-I am a believer – повторил он уже громче, - I am asking for political asylum.
Загорелись огни еще в трех каютах.
-I am a believer. I am asking for political asylum. – Повторил он еще громче.
Послышались голоса на верхней палубе, загорелся свет в надстройке.
Но он не видел, что в будочке, которая стояла около горы фиников, тоже обозначилась жизнь. Из нее вышел заспанный полицейский, которого разбудил крик Сергея. Одетый в бежевые шорты и такую же курточку, с пристегнутыми на поясе наручниками и кобурой с огромным и видимо очень тяжелым пистолетом, который постоянно стаскивал с длинного и тщедушного тельца его форменные шорты. Коп злился и поддергивал сползающее обмундирование. Когда коп подошел к Сергею, трап уже начали спускать, и Сергей уже протянул руки, что бы ухватится за приближающуюся свободу. Но на плечо его легла жилистая рука копа. Коп что-то залопотал на местном диалекте, из которого Сергей знал только два слова. Ванаксен – которое означало, видимо слово - хорошо. И еще – шармутка. А шармуток, Сергей повидал в увольнении. Её можно было купить за два куска мыла. А мыло у нас было такое, что легко мылилось в морской воде. И у аборигенов сильно ценилось. Но таких слов Сергей в голосе копа не уловил. А коп тянул его от спасительного трапа, в глубину портовых построек. Сергей попытался вырваться и даже освободил одну руку, но на второй с лязгом защелкнулись наручники. Так они и пришли в участок. Там, сидя на колченогом табурете, прикованный к какому-то кольцу вмурованному в стену, он еще раз попытался сообщить недружелюбным аборигенам, что он верующий и просит политического убежища. Сомалийцы рассмеялись в ответ и стали что-то быстро лопотать между собой, показывая пальцем в сторону пирса. На пирсе, между тем, уже расцвело. Один из Сомалийцев, стал куда-то звонить, и видимо дозвонившись, долго что-то объяснял своему собеседнику, иногда кивая на Сергея. Потом они еще минут двадцать о чем-то болтали между собой и только шум подъехавшей машины, вынудил их вскочить и выбежать из участка. Через несколько секунд открылась дверь и в помещение вошли несколько сомалийцев и белый мужчина. Белый мужчина был представителем нашего посольства. Дальше все завертелось по накатанной колее, Баранов был возвращен на корабль и заперт в мичманской каюте. Затем этапирован в Советский Союз. Где, по слухам, был признан невменяемым и помещен в психбольницу. В этом рассказе имя и фамилия героя изменены, автору не хотелось бы причинить человеку дополнительные страдания.