Прослушать в исполнении автора (8,1 Мб)
http://linear.ucoz.ru/VladimirVysotskiy.mp3
Я старше на десять лет Владимира Высоцкого. Точнее я старше того Высоцкого, который умер в прошлом веке. Его сердце остановилось и он замолчал, прервав на полувздохе очередную песню.
Я старше певца, но это не повод, чтобы свысока оценивать его жизнь. Кто-то скажет, что он не мог по достоинству оценить эту жизнь, так как прожил слишком мало. В его возрасте нельзя по-настоящему понять жизнь, нет жизненного опыта, недостаточно знаний и понимания. Это можно сказать о многих из нас, но не о нем.
Почему? Кто такой Владимир Семенович Высоцкий?
Поэт, композитор, певец, артист, человек с открытой душой. Так говорят, об этом мы сами много читали и слышали. Именно таким он остался в наших сердцах и памяти. Этот хриплый, надрывающийся от чувств голос, живущая собственной жизнью гитара и взгляд. Именно взгляд в безвременье, туда, где жили его песни. Безвременье – это очень длинный отрезок времени, прожитый поэтом в его стихах и песнях.
Высоцкий: «Все это ерунда, че-пу-ха, чушь собачья! Вы мне еще на лоб записку пришпильте – ангел во плоти. Не болтайте глупостей, скажите лучше, есть у вас гитара?»
Нет. У меня нет гитары, я не пою, не пишу стихов и не выступаю со сцены. Но все это я люблю слушать. Особенно люблю слушать ваши песни, именно в вашем исполнении, жаль, что не смог услышать их вживую.
Высоцкий: «Немного потеряли, уверяю вас. Все это прошлое, нельзя жить прошлым, это обедняет человека. Что вам за дело, как жили и от чего вымерли мамонты? Вы лучше спросите человека, который рядом с вами, как ему живется и что он хочет. Черт с ними с мамонтами. Вот если вы не узнаете, каково на душе у вашего друга, он может сам вымереть как мамонт, а вы не узнаете. Нет, правда, вот вы сами, о чем сейчас думаете?»
Я вспоминаю ваши песни. В большинстве своем они именно о прошлом. О войне, о тяжелой жизни. Есть много веселых песен и тех, за которые вас многие считают блатным поэтом. Но это песни о том, что было, то есть о прошлом. Разве не так?
Высоцкий: «Нет, не так. Того, о чем я пою, на самом деле не было. Точнее было не совсем так и не совсем с теми людьми. Это же выдумка, плод фантазии, я не историк и не летописец. Да, я много слушаю людей, они много мне рассказывают, но это все как… вас это покоробит, но это как дрова, как уголь для печки. Я бросаю их в топку и в душе начинают рождаться слова. Честное слово, я ничего не придумываю сам, слова приходят и я спешу их записать, корявые, кривые строчки, но такие чистые, такие честные. Душа рвется на части, когда их пытаешься пригладить, подстроить под музыку, под ритм. Понимаете, настоящее чувство сложно уместить в рамки, оно обязательно вылезет углом, найдет лазейку и вылезет. А ты его по морде и в стойло, тпру, стоять смирно, не дергаться, падла! Не нравится вам, я вижу, но так вот оно получается.»
Все таки, я не понимаю вашей иносказательности, вы противоречите самому себе. Пусть это не буквальное изложение услышанного, но в любом случае основой ваших стихов служат реальные события прошлого. Если бы не было этих событий, не родились бы и стихи. Говоря иными словами, вы сжимаете массу чужих воспоминаний и образов в компактное выражение стиха. В чем я не прав?
Высоцкий: «Во всем. Вы играете словами. Это неправильно, вы просто не понимаете, о чем идет речь. Представьте себе корову, которая сожрала целый стог травы, скошенный десятком крестьян и что она породит в результате? Молоко и дерьмо! Первое можно скушать, а вот второе и есть та самая правда жизни, которая вам лично не нравится. Я же вижу, что не нравится.»
На мой взгляд, это не совсем правильное сравнение. Вы берете несовместимые для сравнения вещи. При чем тут корова и поэзия? Первое – это чистая тупая физиология, немного химии. Второе – работа души! Как можно сравнивать низменное и высокое? Вы же сами поете…
Высоцкий: «Можно. Можно и нужно сравнивать, так честнее. Наплели про душу три короба, а что вы про нее знаете? Про корову всем все доподлинно известно, а что вам известно про душу? Можно ее пощупать руками, взглянуть на вашу душу можно? Нет? Так и не болтайте попусту. Душа! Пить надо меньше, чтобы о душе не задумываться!»
Хорошо, пусть души нет.
Высоцкий: «Я этого не говорил!»
Просто не будем об этом говорить. Пусть будет корова, если так понятнее и честнее. Тогда объясните мне, как рождаются стихи? Плохие или хорошие, любые стихи, исключая, конечно, уж совсем полное дерьмо. Судить по-вашему, так все стихи дерьмо, только аромат разный? А мы, читатели то бишь, поклонники поэтического таланта не более чем ассенизаторы, разгребающие это дерьмо руками, принюхивающиеся и пробующие его на вкус. Да еще и рекомендующие прочим, какое дерьмо повкуснее и поароматнее. Так что ли?
Высоцкий: «Хм, грубовато, но где-то так и есть. Не хочу вас обидеть, но это правда. Стоит ли обижаться на правду? Вы ведь что поймите, стихи живут в том, кто их породил, они только ему понятны, потому что написанное – это всего лишь макушка айсберга. А сколько еще там под водой? То-то и оно. Не может поэт этого высказать, нет таких слов, музыки такой нет, чтобы все до конца излить. Да и не захочет он этого сделать, хоть дай ты ему в руки волшебную гитару. А почему? Да потому что это его личное, понимаешь? Ничего, что я на ты?»
Ничего, так даже проще, правильнее, но я, все таки, буду к вам обращаться на вы. В знак уважения что ли. Если не возражаете. Мне так будет проще. Спасибо. Давайте вернемся к той части айсберга, что под водой. Что там скрыто, почему это нельзя рассказать в словах? Ведь тот же Пушкин…
Высоцкий: «Пушкин? Много ты из Пушкина читал? В школе проходил? Сам в библиотеку бегал? Похвально, только это не Пушкин, это то дерьмо, что было дозволено вылить на уши слушателей. А Пушкин писал больше, много больше, но и он не смог. Сам испугался написанного, потому что ни в какие ворота написанное не лезет, читать никто не будет. Вот такая вот пакость. Нельзя свое глубинное на всеобщее осмеяние выложить, больно это и противно.»
Зря вы так, народ мудрее, время покажет, что есть ценность, а что дерьмо, в истинном его выражении, конечно. Сейчас модно клеить ярлыки на многих популярных исполнителей, в частности «звезданутость», то есть «я совершенство, а кто меня не понимает и не ценит, тот дерьмо!» Не кажется ли вам, что в этом звучит нечто знакомое из того, что вы уже сказали ранее?
Высоцкий: «Это не звезданутость, для этого есть более точное выражение, но оно вас покоробит. Вот вы сейчас произнесли слово «исполнитель», то есть воспроизводитель чужих стихов и музыки. Понимаете? Это же как граммофон, сделали пластинку, положили ее на круг и опустили иглу. Все – музыка зазвучала, песня полилась. Еще раз поставили, еще раз то же самое, нота в ноту. Возьмем другой граммофон, результат тот же. Чего тут не понимать, точнее кого тут не понимать? Поэта, композитора или исполнителя? Кто виноват, что песня в результате не удалась? Виноват народ, так проще. Я же сам триедин во всех лицах, не получилось, значит, я виноват. Тут двух мнений быть не может.»
У вас нет плохих песен, они разные, по стилю, по настроению, по ритму, но все хороши. Я не могу вспомнить ни одной неудачной песни, а читал и слушал я очень много ваших стихов и песен.
Высоцкий: «Много, но не все. Еще больше осталось вот здесь, не знаю что это за место, пусть будет душа, черт с ней. Я не завидую собственной душе, потому что знаю, сколько дерьма в ней накопилось за эти годы. Поэт он тогда поэт, когда может собственной рукой задавить дерьмо в душе, не пустить его дальше течь самотеком в людские уши. От того и спиваются поэты, от того и стреляются. Когда дерьмо уже под горло подпирает и нет ему выхода, не может он пережечь его во что-то живое, вот тогда и слом наступает. Жечь себя нужно, выжигать безжалостно все, что в душе копится, чтобы крышу не снесло. Не сжигать, я подчеркиваю, переплавлять, как руду. Помнишь как у Маяковского: «Поэзия та же добыча радия, в год работы, в грамм труды…» Именно так, безжалостно в топку и переплавлять, не жалеть, не плакать над воспоминаниями, а в огонь. Пустое выгорит, шлак отвалится, останется грамм, полграмма, песчинка, но это самое-самое. Такая песчинка тысячи пустых слов стоит. А пустословие хуже предательства, потому что пустословию верят, как настоящей поэзии, а в нем нет ничего, слова и только. Это как идти по пустыне без воды, надеясь, что проводник знает путь к колодцу, а колодца нет. Что с таким проводником делать нужно? Вот, то-то и оно.»
Пустословие сейчас в моде. В мутной водичке черти водятся, точнее лохов разводят, как теперь принято говорить. Пустословие от того, что нечего людям сказать, сложил два слова в рифму, подобрал музычку попроще, чтобы за слух цеплялась, как репейник и вперед, на сцену. Большинству другого и не надо, пивка выпил и жизнь в кайф. Слово перестало быть магией, вы понимаете о чем я говорю? На смену слову идет пустое слово, на смену мыслям идет жвачка, поступки заменяются словами, фальшь возносится в ранг ценности. Понимаете, что происходит?
Высоцкий: «А ничего не происходит. Чего вы так испугались? Если бы человек был просто тупой скотиной, он бы давно вымер как те мамонты. Вот только человек выживает при любых обстоятельствах. Все познается в беде и в довольстве. В беде с человека слетит чешуя, не сможет он на фальши выжить, сдохнет он или его сожрут. Выживет сильнейший, тот, который с поступками, а не со словами. В довольстве человек познается еще лучше – зажирел, глазки прищурил, слышать хуже стал, вот и нету человека, осталась одна звезданутость.»
То есть, по-вашему, нет ничего плохого в том, что с эстрады льется пустоцвет, что любимые стихи – это пустозвоны, все замечательно и будет еще лучше? На мой взгляд, это бред, нужно спасать людей от пустых слов, заставлять их отвечать за свои слова, нужно приучать людей к настоящему слову.
Высоцкий: «Ты прям как дрессировщик. Кого приучать, людей? Так они не дрессированные тюлени, чтобы их приучать. Сами разберутся, народа у нас много, не все ж дураки. Живое слово свою лазейку найдет, в нужные уши попадет, правильную душу тронет. А там и дальше и больше разойдется, как круги на воде.»
От Муму?
Высоцкий: «Не понял.»
Герасим привязал собачке камень на шею и в воду ее родимую, а по воде круги пошли. Нету собачки, утопла Муму, а круги идут по воде и что в них толку-то в тех кругах. Кто знает, что за те круги собачка жизнью своей заплатила?
Высоцкий: «Эк ты загнул. Ну, утопла собачка, на роду ей было написано утопнуть. Тут не в собачке дело. Собачка это и есть то самое живое слово, которое ты людям отдаешь. А ведь и правильно, отдал и расстался, потому что оно уже не твое, отдал, как в омут кинул. Не цепляйся ты за слово, каким бы красивым и правильным оно не было. Как с той собачкой, найди в себе силы кинуть их в омут. А будешь цепляться, так вместе с ними ко дну и пойдешь. Сила слова не в том, что ты его знаешь, а в том, что другим отдаешь и возврата не требуешь.»
Владимир Семенович, последний вопрос, вот вы умерли, не дожив до старости. Правильно ли это, можно ли было по-другому, как-то иначе? Сколько еще хороших песен вы смогли бы написать за эти годы, сколько людей порадовать искренним чувством ваших стихов. Ведь совсем немного нужно было сделать, и вы знаете, что именно нужно было для этого сделать. Так почему же так, а не иначе?
Высоцкий: «Что тебе сказать? Наверное, можно было. А нужно ли? Помнишь как в детском стишке: «Идет бычок качается…»? Вот и моя доска закончилась. Перепрыгивать на чужую доску душа не позволила, а своя вся выгорела, обломалась. Да и что я еще мог бы спеть? Печь доменная тыщи тонн стали выплавляет, а и ей конец приходит. Капитальный ремонт, перестройка – называй, как хочешь. Так вот душа не домна, реконструкции не подлежит, отгорела свое и все, амба. Такие дела. Да ты не грусти, парень! Мне сверху видно все, ты так и знай! Жизнь – штука долгая и смертью она не заканчивается. Это я сейчас знаю доподлинно. Вот только настоящая жизнь она здесь, у вас, а тут… вечность медовая. Просьба у меня к тебе, черт, даже и не знаю, как сказать, язык не поворачивается…»
Говорите прямо, я пойму. И другие поймут, нас много, мы не вымерли как мамонты, говорите, Владимир Семенович!
Высоцкий: «Я тут что-то на манер гитары соорудил. Ничего, если для тебя песен своих спою, послушаешь? Страсть как по живому слушателю соскучился. И если там чего не понравится, ты не стесняйся, я пойму. Ну, как?»
А можно? Конечно, согласен, сколько захотите, столько и слушать буду, пойте, Владимир Семенович, пойте сколько захотите. Жаль, что записать этих песен не смогу, не придумали еще магнитофона для снов. Пойте, Владимир Семенович, а то скоро утро…