Его воспоминания пробивались сквозь густой и плотный туман времени.
Память услужливо возвращала обрывистые, разорванные картинки из детства- узкие улочки родного городка, где по лужам бегали квохча серо- белые худобокие куры в поисках зернышка, крытые соломой и черепицей крыши домов с прокопченными стенами, убогие лавки и покосившиеся хаты с ветхими заборами и наспех сколоченными деревянными двереями, откуда доносились до чувствительного носа запахи свежего теста, чеснока и зелени, пота, непроветренности и затхлости. Чадящий свет заженных свечей на столе, белая скатерть, тени на стенах и крики ночных птиц за окном. Ажурная вязь бесконечных рассказов матери, песнопения, чаепитие.
Каждую весну, обычно за неделю до русской Пасхи, начинался еврейский Песах. Самым сладостным было предвкушение этого праздника, который проходил в дни обновления природы, когда дух новой жизни исходил от земли вместе с испарениями и лучами теплого солнца. Каждый год дети вновь и вновь слушали историю, связанную с Песахом, лишний раз незримыми нитями приобщаясь к святыне- святых- своему началу. Мать рассказывала о Песахе- избавлении от несчастья, о четырех веках рабства на тяжелых работах в Египте. Они, устремив взгляд в потолок, словно в мираже видели в своем воображении жестокого египетского фараона, который одни своим словом утопил всех еврейских детей. Казалось, им даже были слышны крики матерей, видны слезы на их измученных лицах, а их руки, протянутые с мольбой едва не касались их самих. Потом появился Моисей, который был призван богом, чтобы помочь своему народу. Это он явился к жестокому монарху, потребовав свободы своему народу.
Они тогда сжимались от страха, представляя себе все те ужасы, которыми Бог подверг египтян. Их было десять. Один ужаснее другого. Воды Нила превратились в кровь, бесчисленные жабы, гады, твари, хищные звери, саранча и змеи заполонили Египет, погибал домашний скот, гибли некогда цветущие сады, а затем в течении трех дней была кромешная тьма, но главное испытание, которое ждало египтян было впереди. Когда фараон не внял предупреждениям Моисея, свершилось то, что должно было свершиться- погибли первенцы у египтян, а среди них и сын самого фараона.
-И вот здесь, - мать поднимала указательный палец вверх,- главное то, что детей евреев эта беда миновала. Вот почему на протяжении 3 300 лет каждую весну мы отмечаем «избавление от несчастья».
Мать рассказывала о первых иудеях, о Храме, о Иеремии, о Моисее. Какими глазами она видела дворец Ирода Великого на Сионе в окружении белых башен и стен старого города, чтобы так подробно и красочно описать его, как, впрочем и Масличную гору, покрытую плодородной землей и утопающую в кущах финиковых пальм, кедрах, виноградниках и могучих старых олив?
От нее дети услышали рассказ о племени Рафаимов, которые жили на святой земле до появления первых иудеев. К югу от Иерусалима, между ним и Вифлиемовым местом рождения сына бога, расположилась долина Рафаилов.
-Но где же это племя сейчас? - спрашивали дети, глядя в глаза матери.
А она в ответ только вздыхала: - Не всем подвластно шагать сквозь время, не каждому суждено достойно выбраться из прошлого.
-Льющие горькие слезы на реках Вавилонских…- часто с грустью повторяла она.
-Но почему мы остались?- звучали новые вопросы любознательных детей.
-Мы избраны богом.- тихо произносила мать.
Восемь дней с начала Песаха дети и взрослые ели маццу, которую пек для них в своей пекарне возле водяной мельницы Йосел- Шерл- хрустящую, почти такую же, как та, что евреи выпекали на раскаленных камнях пустыни, не имея иной пищи, чтобы выжить. С благоговеением все относились к нежным белым хлебцам, стараясь не уронить, не растоптать ненароком.
Потом начинался седер. Это уже был настоящий театр со своими законами и правилами- молитвы, песнопения. Мать вытаскивала из старого с большими замками деревянного сундука белую вышитую скатерть, которую стелили на стол, выправляли слежавшиеся углы и складки, и с помощью всех домочадцев на стол ставилось все, что было в доме- красное вино, варенный картофель, мацца, яйца, варенное мясо обязательно с косточкой, салат из тертых яблок с орехами и петрушкой, хрен, сельдерей. Последние годы отец разрешал и мальчикам пить вино. И они, отпив немного, выливали по десять капель, тем самым выражая сочуствие простым египтянам, тем, которые по вине своего фараона были обречены на все тяготы, посланные им Богом.
Нема почувствовал влагу в уголках глаз, вспомнив о матери.
Шева родилась в зажиточной семье. Ее отцу удалось выбраться из нищеты, трудом и упорством он сумел преодолеть все тяготы, тем самым доказывая, что всегда можно достигнуть желаемого. Шева была единственной дочерью у своих родителей. Редкие у евреев зеленые с золотыми искринками глаза выделяли ее из общей толпы, да и рост- почти одинаковый с мужем были притчей во языцеях для местных кумушек. У нее были густые волнистые волосы с небольшой проседью впереди, которые лежали тяжелыми косами на голове и только короткие кудряшки на висках и затылке, не попавшие в плетение волос, делали ее строгую красоту чуточку ребячливой. Даже когда она хмурила брови, лицо казалось добрым.
Отец все свое состояние оставил дочери, со слезами оплакивая остальных детей, ушедших раньше его, но главное, что ей досталось в наследство от отца- это любовь к книгам и способность к языкам. Она переходила свободно с одного языка на другой, словно перебегала по ступенькам хорошо знакомой лестницы, не испытывая трудностей.
Рано вышла замуж за Йосифа- коренастого и рыжеволосого и никогда не пожалела об этом, только вот из шестерых родившихся детей у них в живых остались дочь Лия и два сына.
В 1883 году Шева прочитала вышедшую первую книгу Шолома Аллейхема и влюбилась в писателя, потеряв голову. Это была повесть на русском языке «Два камня», потом ее сердце было отдано книгам на идише- «Выборы», «Иоселе- соловей», «Стемпеню», которые она запоем читала своим маленьким детям, а те удивленно смотрели на мать, не всегда понимая, как можно смеяться и плакать одновременно. Смех писателя был более похож на крик и плач от отчаяния. Его ирония и сатира, смешанные с народным колоритом, ругательствами и еврейскими шуточками, входили в каждый дом, вызывая натянутую улыбку, но чаще гримассу от понимания своего бесправия и беспредела, которые царили вокруг.
Йосиф и Шева были религиозными, но они не выставляли свою веру, подобно фарисеям, не выпячивали ее, хотя и не скрывали. Йосиф любил субботними вечерами рассказывать детям о своих предках, прикрыв глаза тяжелыми веками так, что казалось, они видят выбитые клинописи на каменных скрижалях, которые даны были Моисею перед долгим странствием евреев по Синайской пустыне, он нараспев читал и объяснял детям Тору, а они верили в то, что их род идет от колен Давида, не прерываясь и не смешиваясь, верили в то, что открыв Книгу Чисел- четвертую Книгу из пятикнижия Моисея, каждый из них сможет проследить за своей фамилией, уходящей в глубокую древность, веками и десятилетия обрастая новыми ветвями, веточками и листьями. Они были пока последними, едва раскрывшимися почками в длинной книге жизни.
Продолжение следует...